– Мне знакомо это имя. Он служил в отделе до прихода Рене. Он сам попросил о переводе в другое место.
– Примерно через семь месяцев после того, как она приняла командование, – подтвердила Ева. – Из ее отдела и из Центрального управления. Он прослужил в полиции еще три с лишним года в Бронксе. Отслужил тридцать пять лет. Имел несколько замечаний, но гораздо больше поощрений. Одно отстранение – под началом Рене – за неподчинение. Ее оценки, данные ему за семимесячный период, были, мягко говоря, не блестящими. Она утверждала, что он плывет по течению, просто отбывает время. Подрывает ее авторитет, не проявляет желания работать сверхурочно, когда это необходимо. Как ни странно, его оценки и характеристики, данные в Шестьдесят восьмом участке в Бронксе, не совпадают с мнением его лейтенанта.
– Она его выдавила.
– Вот и я так думаю. Но мне интересно, что думает он сам.
Детектив-сержант Эллоу жил в скромном доме, стоявшем в окружении столь же скромных соседей. На коротенькой подъездной дорожке красовался огромный катер.
Эллоу стоял на палубе – на носу, – подумала Ева, – и полировал тряпкой металлические части. Когда Ева и Пибоди подъехали, он пристально взглянул на машину и повесил тряпку на перила.
Крепкое сложение, широкие плечи, небольшой животик. На поседевших волосах, которые он никак не пытался замаскировать, сидела бейсбольная шапочка козырьком назад – синяя, с символикой «Янки».
На пенсии он был или нет, но глаза его оставались глазами копа. Он смерил взглядом Еву и Пибоди, пока слезал с катера, а они выходили из машины.
– Какие-то проблемы в нашем районе, детективы?
– Насколько мне известно, нет. Лейтенант Даллас, детектив Пибоди. Найдется минутка, детектив-сержант?
– Минуток у меня полно с тех пор, как на пенсию вышел. Много минуток вложил вот в эту детку. – Эллоу любовно похлопал по обшивке корпуса. – А-а, вот теперь я вас узнал! – добавил он. – Вы из Центрального, отдел убийств. Кто-то умер? Кто-то, кого я знаю?
– Опять-таки, насколько мне известно, нет. Вы прослужили в Центральном, в отделе наркотиков, несколько лет и несколько месяцев из этих лет – под командованием лейтенанта Рене Оберман.
– Это правда.
– Не хотите рассказать нам, почему вы перевелись из Центрального в Шестьдесят восьмой участок?
Эллоу смотрел прямо в глаза Еве.
– Не понимаю, каким боком это касается отделаубийств. У нашего сына родился второй ребенок, имы переехали сюда. Мы с женой решили, что надобыть ближе к детям, к внукам. Внуки – это такая радость! Вот – купили этот дом. Шестьдесят восьмой участок куда ближе к дому, чем Центральный.
– Хороший дом, – заметила Ева. – Большая лодка.
Он бросил взгляд на лодку и улыбнулся примерно так же, как Мэвис улыбалась своей дочери.
– Всю жизнь мечтал о лодке. Вот сейчас полирую. Намечается выезд всей семьи на выходные.
– Погоду вроде обещают хорошую. Можно ли сказать, детектив-сержант, что вы и лейтенант Оберман не сошлись характерами?
Опять его лицо приобрело бесстрастное выражение.
– Можно так сказать.
– Лейтенант Оберман замечает в вашем личном деле, что у вас были трудности с уважением к ее авторитету, с подчинением приказам старшего офицера-женщины.
Его лицо стало жестким.
– А по какому праву вы читали мое личное дело?
– Оно представляет для меня интерес.
Теперь он принял боевую стойку.
– Я прослужил тридцать пять лет и горжусь каждым днем, проведенным на службе. И мне не нравится, когда незнакомый мне лично лейтенант приходит ко мне домой и ставит под сомнение мой послужной список.
– Я не ставлю под сомнение ваш послужной список.
Лицо его так и осталось каменным, но глаза Эллоу прищурились.
– Хотите нарыть грязи на лейтенанта Оберман? Вы за этим пришли ко мне домой? Мне это тоже не нравится.
Ева была бы разочарована, начни он жаловаться и попрекать, но она стала больше ему доверять, потому что он этого не сделал.
– Я хочу узнать ваше мнение. Тридцать пять лет на службе, прекрасный послужной список… и одно-единственное отстранение. Под началом Оберман. У меня есть причины для визита к вам домой, я не ради любопытства спрашиваю вас о лейтенанте Оберман.
– И каковы же эти причины?
– Я не вправе делиться с вами информацией в данный момент. Могу лишь сказать, что мы с напарницей ведем активное расследование.
– Хотите сказать, она кого-то убила? – Увидев, что Ева молчит, Эллоу испустил тяжелый и долгий издох. Он отвернулся, упираясь руками в бока, и долго молчал. – Это черт знает что, – пробормотал он. – Просто черт знает что. Давайте посидим на крыльце. Моя жена поехала повидаться с подружками. Посмотрю, что у нас можно выпить холодненького.
Из холодненького нашелся чай со льдом – холодный и сладкий. Они сели со стаканами в тени на небольшом крытом крыльце.
– Я связи не теряю, – начал Эллоу. – Перезваниваюсь, иногда встречаюсь кое с кем из парней – с кем раньше работал. Слежу за происходящим. Мнеизвестна ваша репутация, лейтенант. И ваша, детектив. – Он помолчал, отхлебнул чай. – Давайте внесем ясность. У меня никогда не было проблем в работе с женщинами и в повиновении старшим офицерамвне зависимости от пола. Я прослужил последниетри года под началом отличного офицера, по чистойслучайности это была женщина. Все еще злюсь из-затого отстранения, – признался он. – Столько времени прошло, а это все еще меня точит. Неповиновение… черта с два!
Он повернулся лицом к Еве.
– Да, я с ней спорил. Но я никогда не проявлял неуважения. Она говорит, мы должны ходить в костюмах с галстуками, даже сидя за столом? Я надеваю костюм с галстуком. Она требует, чтобы очистили столы от личных вещей? Я их убираю. Я не обязан быть от этого в восторге – и я не один такой, – но это ее отдел. – Он задумался. – Ее отдел, все дело в этом. Когда у тебя новый босс, ждешь перемен, это естественно. В ходе работы, в стиле. У каждого босса свой стиль, так уж повелось.
– Ее стиль вам не понравился, – уточнила Ева.
– Бессердечная, придирчивая. Придиралась бы к ходу следствия, я бы понял. Но не к стрижке же, не к гребаной сапожной ваксе! У нее были любимчики. Если ты у нее в черном списке, тебе дают дерьмовые задания. Каждый раз. Засады на всю ночь посреди зимы, потому что кто-то получил анонимную наводку, будто должна произойти сделка. Но «кто-то» – один из ее любимчиков, он слишком занят другими делами, он не может сидеть в засаде всю ночь и отмораживать себе задницу.
Опять Эллоу испустил тяжелый шумный вздох.
– Может, вы думаете, что это я к ней придираюсь?
– Нет, я так не думаю.
– У каждого босса свой стиль, – упрямо повторил он и взглянул на Пибоди. – Мы принимаем стиль, учимся работать с ним, чтобы каждый делал свое дело.
– Именно так я это понимаю, – согласилась Пибоди. – Главное, чтобы каждый делал свое дело.
– Да, дело – это главное. – Он кивнул. – Но она ставила под вопрос ход расследования, снимала тебя с одного дела и бросала на другое. Сваливала на тебя чужие мелкие дела. Со мной такое было дважды. Я уже подошел к самому аресту, а она снимает меня с дела и назначает кого-то другого. Я начинаю возражать, а она сидит за этим своим шикарным письменным столом с резными ножками и говорит, что она недовольна качеством моей работы или моим отношением к работе.
– Это не стиль, – вставила Пибоди. – Это когда работа не главное.
– Чертовски верно подмечено.
– Вы жаловались по инстанциям? – спросила его Ева, хотя уже знала ответ, содержавшийся в личном деле.
– Нет, я так не работаю. Босс есть босс, и, черт возьми, отдел работал, закрывал дела. Плюс это же дочь святого Обермана, и она считалась золотой девочкой, когда стала боссом.
– И она повесила у себя в кабинете портрет отца в натуральную величину, на случай, если кто-нибудь из вас об этом забудет.
Эллоу улыбнулся Еве.
– Да уж, его трудно было не заметить. Любой, кто хотел, мог заметить, что она выкорчевывает старое и насаждает свое. Вручную выбирает тех, кто ей подходит. – Он пожал плечами. – Что ж, это право босса. Но дошло до того, что я возненавидел работу, ходил, как на каторгу. С ужасом думал, что придется сидеть в этом «загоне». Это сказывается на человеке. Становишься невыносимым для окружающих. С копом и без того жить нелегко, верно?
– Я не спорю.
– Меня это измучило. Она меня измучила. Я знал: она хочет меня выжить, и я знал – после отстранения, – что способ она найдет. Я решил, что не дам ей еще больше испортить мой послужной список. Босс есть босс, – повторил он, – но я решил: черта с два! Я мог бы добавить, что моя жена всталана дыбы, и я не могу ее винить. Поэтому я подал на перевод. Проработал еще три года в хорошей команде с хорошим боссом. И когда я подал бумаги на пенсию, лейтенант, я это сделал по своему желанию.
– Хочу у вас кое-что спросить, детектив-сержант.
– Эллоу, – поправил он. – Просто Эллоу.
– Хочу у вас кое-что спросить, детектив-сержант.
– Эллоу, – поправил он. – Просто Эллоу.
– Она брала взятки?
Он отодвинулся, покачал головой из стороны всторону.
– Я так и знал. Я этого ждал, черт побери. – Он потер лицо руками и снова покачал головой. – Видели название катера?
– Да, видела. «Синяя линия».
– Я на пенсии, но правила от этого не меняются. За синюю линию заходить нельзя.
– С моей точки зрения, за синей линией находятся гнилые копы, или она ничего не значит. Если коп пускает в ход свой жетон, свой авторитет, чтобы набить себе карманы или еще кое-что похуже, он за синей линией.
Эллоу пристально посмотрел на Еву.
– И если я скажу, да, черт возьми, она брала взятки, вы мне поверите после всего, что я вам наговорил?
– Да, поверю. Я к вам обратилась, потому что верю: вы хороший коп. К черту пенсию, Эллоу, вы все еще коп. Вы навсегда останетесь копом. Я обратилась к вам, потому что верю: вы уважаете жетон. Я верю, что ваше слово, даже ваше мнение надежно, как банковский вексель.
Эллоу отпил большой глоток и вздохнул.
– Я скажу: да, черт возьми, она брала взятки, ноя не смог бы этого доказать. У меня нет ни единогонадежного доказательства. Тогда не было и сейчаснет. Она любила проводить встречи за закрытымидверями с немногими избранными. И я точно знаю,что пару раз, когда мне удалось произвести арест, кто-то прикарманивалчасть товара. Ни за что на свете я не смог бы так сильно промахнуться при оценке дури, как выяснялось после взвешивания. Но я совершил ошибку. Я пошел с жалобой к ней. Доложил боссу о своих подозрениях. Сказал, что, как мне кажется, кто-то занижает вес и прикарманивает разницу. Вот тогда-то мне и стало худо по-настоящему. Даже еще хуже, если можно так сказать. Совпадение? – Эллоу пожал плечами. – Может быть, если вы верите в совпадения. Лично я никогда в них не верил.
– Я тоже не верю. Готова держать пари, вы сохранили свои записи о расследованиях и арестах, в которых принимали участие под руководством лейтенанта Оберман.
– Вы бы выиграли это пари.
– Я вам доверяю, Эллоу, надеюсь, все, что здесь сказано, останется между нами. В данный момент вы не должны рассказывать об этом никому, даже друзьям из полиции, с которыми общаетесь. Не буду обижать вас посулами, не стану говорить, что если вы доверите мне свои записи, я позабочусь, чтобы взыскание с вас сняли. Но вот что я вам скажу: как бы вы ни решили, я проверю это дело с взысканием.
– Об одолжении я вас не прошу, но и не откажусь. – Еще с минуту он сидел молча. – В убийстве она тоже замешана?
– У нее руки в крови.
– Мне жаль это слышать. Жаль ее старика. Вы ее возьмете.
Вопроса в его словах не было, но Ева все равно ответила:
– В землю закопаю.
Эллоу кивнул и поднялся.
– Я принесу записи. – В дверях он остановился,повернулся. – Был один офицер… женщина… Ее убили при исполнении, это было уже при Оберман.
– Детектив Гейл Девин.
Эллоу кивнул.
– Она была хорошим копом. Дочь моего старого друга. Самого старого из моих друзей. Мы вместе в школу ходили там, где я вырос. У нее были сомнения насчет Оберман, и она пришла с ними ко мне.
– Что за сомнения?
– Да все те же регулярные встречи за закрытыми дверями с некоторыми избранными членами команды. В накладных на конфискованную наркоту и наличные обычно указывались цифры ниже оценочных. В точности как это было со мной. Когда она погибла, я пытался все выяснить, насколько это было в моих силах. Все выглядело чисто, но сомнения у меня остались. Что-то меня точило изнутри и точит до сих пор. Если вы это проверите, лейтенант, и выясните, что случилось с Гейл, о моем отстранении можете забыть.
– Я проверю и то и другое.
На обратном пути в Манхэттен Ева напряженноразмышляла.
– Я хочу, чтобы ты взяла на себя следствие по Девин.
– Следствие по Девин?
– Будешь ведущим следователем. Считай это нераскрытым делом, висяком. Копни в файлах. Пусть Макнаб или Уэбстер тебе помогут, если придется копать там, где это может спугнуть Рене. Она не думает оДевин, для нее дело закрыто и забыто. Давным-давно.
– Думаешь, Рене заказала убийство детектива Девин?
– Девин не принадлежала к числу любимчиков Рене, это факт. Ее только-только произвели в детективы и, если верить нашему источнику, – а детектив-сержант Эллоу производит на меня впечатление очень надежного источника, – она была честной. Я пролистала ее послужной список. Ее характеристики это подтверждают. Она честный коп. Только когда ее перевели в отдел Рене, они резко пошли вниз.
– С Рене такое постоянно случается.
– Добавь сюда психологический портрет Миры, – посоветовала Ева. – У Рене проблемы в общении с женщинами. И вот тебе еще один факт под конец: прослужив меньше года под началом Рене, Девин погибла во время рейда. Она было единственным погибшим офицером.
– Как она умерла?
– В официальном отчете говорится, что в суматохе она отделилась от основной группы и была найдена со сломанной шеей. Прочти ее дело, изучи улики. Копай. А потом скажешь мне, не Рене ли приказала убрать Девин.
– Это могла быть и я. Если бы они нашли меня в этой душевой кабине.
– Тебе придется все это отставить в сторону и изучать доказательства, искать подходы, вести следствие объективно. Если там была подстава, ты это выяснишь.
По дороге домой Ева включила телефон и позвонила Уэбстеру.
Глава 12
Уэбстер отключил телефон, поговорив в частном режиме, и взглянул через стол, за которым только что наслаждался поздним ланчем.
– Мне очень жаль.
– Ничего страшного. – Дарсия улыбнулась ему. – Тебе надо уходить?
– Скоро. – Он протянул руку, накрыл ее ладонь. – Я предпочел бы остаться.
– У нас есть вечер. Если ты свободен и заинтересован.
– И то и другое. Какие у тебя планы?
– По чистой случайности у меня есть два билета в театр… на мюзикл. Бродвейский мюзикл числится у меня в списке важных дел в Нью-Йорке. – Она подняла бокал с шампанским. – А ты – нет. Но я внесла дополнение в список.
– Самый счастливый день в моей жизни. – Уэбстер был в восторге. – Если я попаду на «Олимпус», что мне внести в список важных дел?
– Гм… Коктейли на крыше Башни Аполлона. Вид потрясающий. Верховая прогулка вдоль озера Афины, пикник в молодом приозерном лесу. Я. Ты прилетишь на «Олимпус»?
– А ты выпьешь со мной коктейль на крыше? Прокатишься на лошади вдоль озера, поедешь на пикник в лесу?
– Да.
– У меня скоро отпуск, но сначала я должен закончить кое-какие дела. Как только закончу, подам заявление на отпуск.
– Отлично, я покажу тебе мой мир. – Дарсия взглянула на их сомкнутые руки. – Может, это глупо, Дон, то, что мы тут делаем? Что у нас начинается?
– Может быть. – Он крепче сжал ее руку. – Меня это не волнует, Дарсия.
– Меня тоже. – Дарсия со смехом покачала головой. – Это так не похоже на меня. Я очень практичная женщина.
– И самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо видел.
Дарсия рассмеялась от души.
– У тебя взгляд такой… наверное, у меня тоже. Вот сижу я здесь, в этом чудесном ресторане, в этом потрясающем городе, а думаю только об одном: я сижу здесь с красивым мужчиной, и он не может отвести от меня глаз.
– Мне больше ни на что не хочется смотреть.
– Красивый, обаятельный мужчина, – добавила Дарсия. – Но красота, даже обаяние – это всего лишь внешние качества, оболочка.
– У тебя потрясающая оболочка, и мне пока нравится все, что я под ней нашел.
– Это всего лишь второе наше свидание, – напомнила ему Дарсия, и ее глаза заискрились, как шампанское в бокале. – Нам еще многое предстоит открыть друг в друге.
– Я очень хочу открыть тебя, Дарсия. Давай не будем торопиться. Да это вряд ли было бы возможно – торопиться, ведь через несколько дней мы окажемся на двух разных планетах, на Земле и на спутнике.
– Я обычно действую осмотрительно, не спеша. Ты же знаешь, на работе бывает трудно, она отнимает много времени, поэтому в личной жизни я предпочитаю простоту. – Дарсия опять подняла бокал с шампанским и улыбнулась Уэбстеру. – Я не пригласила тебя вчера к себе в отель, потому что это – ты и я – будет непросто.
– Я и сам последнее время избегаю сложного в личной жизни. Но я хочу видеть тебя снова, проводить с тобой время. Хочу посмотреть, что будет дальше.
– Я уже думала о том, что будет дальше. И я уже знаю, чего бы мне хотелось, поэтому сегодня вечером приглашу тебя к себе в номер.
Уэбстер улыбнулся ей в ответ.
– Я очень на это рассчитываю.
Пустив в ход данные, пересланные ей Уэбстером, Ева провела анализ бухгалтерских документов отдела Рене. Потом она сделала анализ анализа. Идущие потоком цифры, непонятные проценты вызвали у нее головную боль. А главное, она так и не увидела четкой схемы. Ничего такого, на что можно было бы указать пальцем. Она так и не вычленила какого-то главного злодея в бухгалтерии.