– Рейнеке! – рявкнула Ева.
Услышав ее яростный тон, он удивленно вскинул голову и округлил глаза.
– Лейтенант?
– Если бы ты послал по матери старшего по званию в моем присутствии, что бы тебе за это было?
– Послал в уме или вслух?
– Вслух.
– Моя задница очень сильно пострадала бы от многократных и мощных прикладываний к ней вашего башмака, лейтенант.
– Точно! Пибоди, ко мне в кабинет. – Ева сохранила свирепое выражение на лице, пока Пибоди не вошла и, по знаку Евы, не закрыла дверь. – Смотри внимательно, потому что такое нечасто увидишь.
Ева крутанула бедрами, ритмично взмахивая руками в воздухе.
– Это ваш танец ликования, лейтенант? – спросила Пибоди.
– Знаю, ликование довольно сдержанное, но это серьезное дело, оно требует сдержанности. Я только что сделала из Рене рубленый бифштекс, унизила ее, разозлила, подорвала ее авторитет и – это мне бонус – спровоцировала Гарнета на срыв, который будет ему стоить отстранения на тридцать дней. Рапорт напишу лично и незамедлительно.
– И все это ты сделала без меня?
– Я же не знала, когда шла, что сорву банк. Мне надо срочно написать на него докладную, подать на отстранение. Срочно, пока я в праведном гневе и все такое. Распишу тебе все в красках, как только смогу. А пока я жду от наших друзей из отдела наркотиков материалов по некоему делу – Гарнет использовал его для прикрытия, чтобы оправдать вторжение в квартиру Кинера.
– Они это признали?
– А куда им было деться? Он пустил в ход следствие по делу Джеральди как предлог для проникновения в квартиру Кинера. Разбери это дело на атомы. Велики шансы, что они собираются наварить на этом деле большой куш, когда произведут арест. Давай посмотрим, что и кого мы сможем использовать.
– Ты ее напугала? Я рада, что ты ее унизила, разозлила, подорвала ее авторитет, но мне бы хотелось, чтобы ты на нее страху нагнала.
Улыбка Евы стала шире, хотя глаза по-прежнему горели яростью.
– Пибоди, я вселила в нее страх божий.
– Хорошо. Отлично. Парни будут спрашивать, что ты задумала.
– А ты им скажи – только по-тихому! – что один из детективов лейтенанта Оберман устроил мне скандал, выражался нецензурно и ударил меня.
Глаза Пибоди округлились и едва не выкатились из орбит.
– Он тебя ударил?
– Ну, если чисто формально, я постаралась ему подставиться, чтобы был контакт, когда он резко повернулся ко мне. Рене не вмешалась, не пресекла – обязательно об этом скажи! – а потом попыталась меня уговорить спустить инцидент на тормозах. Пусть это разойдется по всему Управлению. Будет им что пожевать.
– Ода!
Подражая Еве, Пибоди повращала бедрами, помахала руками и, весьма довольная собой, вышла. Через час Еву вызвали в кабинет Уитни. Он сидел, откинувшись на спинку кресла.
– У меня только что состоялся долгий разговор с лейтенантом Оберман.
– Меня это не удивляет, сэр.
– Она хотела, чтобы я отменил отстранение на тридцать дней детектива Гарнета. Я прочел вашу докладную о нем. Как вам удалось его спровоцировать на… матерную ругань и на физический контакт?
– Это оказалось на редкость просто. У него взрывной нрав, стоило нажать на нужные кнопки, как он пошел вразнос. Бикс лучше владеет собой, сэр, и мне показалось любопытным, как она к нему обращается. Почти по-матерински. В этом тандеме Гарнет говорит, Бикс слушает. Бикс мгновенно повинуется приказам, Гарнет их игнорирует, по крайней мере в запале.
– Лейтенант Оберман ссылается на открытое расследование, в котором задействованы и Бикс, и Гарнет, как на причину для отмены или, в крайнем случае, для отсрочки отстранения.
– Ах да, дело Джеральди. Хотите знать мое мнение, сэр? – Ева дождалась его кивка. – Рене это нарочно приплела, и они попытались на этом отъехать. Но у них не было времени договориться и скоординироваться. Ложь обернулась против них. Они запутались.
– Она рассказала мне о случившемся – изложила свою версию произошедшего в ее кабинете. Она уверяет меня, что сама накажет своих детективов и заставит Гарнета извиниться перед вами.
– Я его извинений не приму.
– И я бы не принял на вашем месте. Но… – Уитни вскинул свои большие руки. – Вы не думаете, что было бы полезнее для нашего следствия, если бы Гарнет остался на службе?
– Он нестабилен, командир. Он – слабое звено. Он уже зол на Рене, уже ставит под вопрос ее авторитет, да просто не слушается. Из-за него ее планы летят к чертям. И вот сейчас он получил по кумполу, а она его не прикрыла. От этого его недовольство только возросло. Он нарывается на неприятности, особенно теперь, в его нынешней ситуации и настроении.
– Да, я понимаю, – кивнул Уитни. – Появилась трещина, и вы его используете, чтобы ее расширить.
– Я думаю, он обрушит ситуацию. Когда мы его возьмем, он ее заложит. Мне бы очень, очень не хотелось идти на сделку с ним, командир, но Гарнет заложит их всех ради приличной сделки. Бикс будет молчать. Он ей предан. А вот Гарнета я расколю.
– С компромиссами, даже если они дурно пахнут, командованию постоянно приходится иметь дело. Хорошо, лейтенант, отстранение остается в силе. Рене передала вам материалы по делу?
– Данные поступили как раз в тот момент, когда я получила приглашение от вас, сэр. Я посадила Пибоди их анализировать и сама посмотрю, как только вернусь.
– Я тоже посмотрю. Вы нажили себе врага в ее лице, Даллас.
– Она всегда была моим врагом, командир. Просто раньше она этого не знала.
Глава 11
Ева хранила непроницаемое выражение на лице, пока добиралась до своего отдела. Но она ловила на себе любопытные взгляды, время от времени до нее доносились обрывки тихих разговоров, и она поняла, что машина слухов Центрального полицейского управления запущена и функционирует исправно.
Ей хотелось поскорее закрыть за собой на время дверь своего кабинета, поиграть с вероятностями, дать волю интуиции, чтобы подсказала ей, каков должен быть ее следующий шаг.
Пибоди хотела было окликнуть ее, но Ева, не останавливаясь, покачала головой. Она услышала визг, когда была уже в двух шагах от двери. Открыв эту дверь, Ева увидела малютку Белль, похожую на желтый одуванчик. Ее солнечные кудряшки сияли, пухленькое тельце было облачено в ярко-желтый сарафанчик, расписанный карамельно-розовыми сердечками.
По цвету сердечки совпадали с волосами ее матери. Мэвис Фристоун качала дочку на коленях и радостно хихикала, слыша восторженные повизгивания дочери. Свои волосы она затянула в три хвоста, уложенные на затылке. Ее летнее платье, на которое пошел минимум ткани, взрывалось перетекающими друг в друга кругами пурпурного и розового цветов.
Зеленые глаза вспыхнули весельем, когда Белль захлопала в ладоши.
– Аплодисменты, аплодисменты! – ворковала Мэвис, и малышка опять захлопала. – А теперь поклон!
Тотчас же – и как такой крохотный мозг мог запомнить порядок движений? – Девочка уперлась ножками, обутыми в блестящие розовые сандалики, миниатюрную копию материнских, и поднялась на коленях у Мэвис. Она наклонила головку, достала подбородочком до груди.
– Воздушные поцелуи публике!
Мэвис отпустила ручки дочери, обхватила ее за талию, чтобы малышка могла шлепнуть ладошкой по губам, а потом помахать ею в воздухе.
Еве пришлось признать, что номер получился классный.
– Ты притащила ребенка в полицейский участок?
Мать и дочь дружно обернулись, на их лицах расплылись счастливые улыбки.
– Она хотела тебя повидать.
Белль протянула ручки и залепетала что-то невнятное.
Ева слегка попятилась.
– Чего она хочет?
– Тебя. И это очень кстати. – Мэвис вскочила. – Потому что я просто кошмарно хочу в туалет. Подержи ребенка, – добавила она и сунула малышку Еве. – Я сейчас.
– Эй! Эй! – Но розовые сандалии Мэвис уже сверкнули в дверях. – Господи Иисусе!
Белль захихикала, похлопала Еву по щекам влажными от слюны ладошками, после чего мощным захватом вцепилась ей в волосы. Дернула со всей силы, потом прижалась мокрыми губками к ее щеке.
Чмок!
– Да-да, я помню. – «Надо ее поцеловать», – подумала Ева и критически осмотрела ротик Белль, непрерывно увлажняющийся слюной. – В губы?
Чмок! – Белль оттопырила губки, как рыбка гуппи, и зачмокала.
– Ладно, ладно. – Ева чмокнула девочку в щечку и уставилась в ее большие голубые глаза. – Ну и теперь чего?
Девочка округлила глазки, приняла, по мнению Евы, задумчиво-серьезный вид и залопотала по-своему, поворачивая головку из стороны в сторону и вертя маленькой попкой на руке у Евы.
– Не понимаю, чего ты хочешь. И если кто-то тебе скажет, что понимает, знай: они тебе голову дурят, малышка.
Она решила сесть – это надежнее, да и пол ближе, если эта мелкая вдруг выскользнет из рук. Плюс к тому, может, удастся запустить вероятностный тест.
Однако стоило Еве сесть, как Белль поднялась на ножки.
Однако стоило Еве сесть, как Белль поднялась на ножки.
– О боже! Не надо этого делать. Сядь.
В ответ Белль затопала ножками и заплясала на коленях у Евы. Она улыбнулась и пропищала:
– Дас!
– Да-да, конечно. – Ева оглядела огромную, как гора, пурпурную сумку, съевшую почти все место у нее на столе. – Может, там что-то есть, чем тебя занять? Одна из этих сосок… хоть что-нибудь.
Обхватив девочку одной рукой, Ева начала вытягивать из сумки все подряд: трясущиеся вещи, гудящие вещи, поющие вещи…
Но малышка хотела лишь танцевать.
Ева вытащила коробочку с детской пухлощекой румяной физиономией на крышке. Белль заплясала еще активнее, запищала: «Ням!» – и рванулась к коробке.
– Погоди-погоди. – Это было нелегко, но Ева сумела удержать коробку на расстоянии вытянутой руки и заглянуть внутрь. Внутри лежали неаппетитные на вид кусочки вроде бы черствого хлеба в форме полумесяцев.
– Эти штуки выглядят неаппетитно.
Большие голубые глаза Белль опасно прищурились.
– Ням!
– Ты что – мне угрожаешь? А ты не видишь, насколько я больше тебя? Ты и вправду думаешь, что это сработает?
Теперь маленькие губки задрожали, а большие голубые глаза наполнились слезами.
– Ням, – всхлипнула она.
Одна крупная слеза выскользнула из глазика ипокатилась по розовой щечке.
– Ладно, это работает. – Ева вытащила один полумесяц, рассудив, что на крышке коробки не было бы ребенка, если бы ее содержимое не предназначаюсь для детей.
Белль схватила руку Евы вместе с печеньицем, подтянула ее ко рту и принялась грызть. Слезы чудом высохли и сменились солнечной улыбкой.
– Ням!
– Ты меня обыграла, признаю. Ты у нас ловкачка, верно? Но включать водокачки, чтобы получить желаемое? Это для слабаков. Это действует, но это не клево.
По-прежнему улыбаясь, Белль вытащила изо рта изжеванный полумесяц и попыталась впихнуть его в рот Евы.
– Нет. Спасибо. О господи, какая гадость!
– Ням! – настаивала Белль. Потом она шлепнула свою пухленькую попку на стол и принялась довольно грызть дальше.
Ева торопливо оглянулась, когда вприпрыжку вбежала Мэвис.
– Если ей этого нельзя, ты сама виновата. Нечего было оставлять здесь эти штуки.
– Спокойно, это ее нямнямчики.
– Да вроде бы она сама так и сказала. Если я правильно поняла.
Мэвис вытащила из сумки усеянный сердечками слюнявчик и повязала его на шею дочери.
– Они сильно пачкают.
– Ты ведь нарочно это сделала, верно? Свалила ее мне на руки и была такова.
Мэвис захихикала и пожала плечами.
– Ты меня раскусила. Но мне и правда надо было пописать.
– Зачем?
– Потому что пописать хотелось.
– Мэвис.
– Потому что она тебя любит, потому что ты уже перестала от нее шарахаться, как будто она бомба, начиненная дерьмом.
– Ну, дерьмо-то имеет место.
– Это верно. – Мэвис торопливо понюхала. – Но не сейчас. Она научилась называть тебя по имени. – Чтобы это доказать, Мэвис поцеловала Еву в щеку. – Даллас.
– Дас! – вскрикнула Белль и погладила липкой ручкой место, которое только что поцеловала ее мать.
Со сдавленным смешком Ева хотела было вытереть щеку ребром ладони, но Мэвис извлекла из упаковки влажную салфетку.
– Это мое имя?
– Ну, это ее версия. Она пока еще не может выговорить «Даллас». Говорить «Пибоди» тоже не умеет, но у нее уже получается «Макнаб».
– Наб! – Белль радостно замахала роняющим крошки печеньицем.
– И имя Рорка она тоже выучила.
– Орк!
– Орк.
Ева развеселилась и даже рассмеялась вслух, а малышка, услышав, что она смеется, принялась повторять нараспев:
– Орк! Орк! Орк!
А потом… эта хитрая девчонка отвесила поклон!
– Господи, Мэвис, да она – вылитая ты!
– У нее нежное любящее сердце папочки. – Мэвис извлекла из бездонной, по-видимому, сумки раскрашенное во все цвета радуги одеяльце, расстелила его на полу и усадила на него Белль. – Ничего, если я закрою дверь? А то вдруг она сделает марш-бросок.
– Отличная мысль, – кивнула Ева.
Мэвис закрыла дверь и плюхнулась в кресло для посетителей. Малышка мирно играла у ее ног.
– Ну? Как я справилась? – Мэвис перебросила ногу на ногу.
– Отличная работа, Кэнди.
– Я не перестаралась? Решила добавить бруклинский акцент и сиськи уже сегодня утром, когда готовилась. Этакий легкий допштрих.
– И то, и другое впечатляло. Я сама еле-еле тебя узнала. Ты навыков не растеряла.
– А какой кайф словила, ты не представляешь! Вспомнила старые добрые времена, обула лоха. Но это только один раз, – торопливо добавила Мэвис, – ради правого дела.
– Точно, – подтвердила Ева.
– А в чем состоит правое дело, так и не скажешь?
– Пока не могу.
– Ну и не надо. Потому что мне так активно не понравился лох! Нахальная эс-у-ка-а. Эс-тэ-е-эр-вэ-а, и при этом дешевая.
– И не надоедает тебе произносить бранные слова по буквам? Малышка даже не слушает.
– Как знать. Эта Оберман – слово на букву эс, и слово на букву бэ, и еще целая куча других слов, я ни за что на свете не произнесу их перед Белламиной. И знаешь что, Даллас? Она бы голыми руками вырвала у тебя сердце из груди.
– Я дала ей повод. Это часть правого дела.
– Просто береги свой зэ-а-дэ. Понимаешь, я была в шкуре мошенницы, чакры открыты, и такие флюиды уловила, что не дай тебе бог. Холодные и черные. Мы с доченькой хотим, чтобы наша Дас была здорова и в полном порядке. И чтоб надрала что надо кому надо.
– Собираюсь выполнить оба пункта плана.
Когда Белль помахала ручкой на прощание, Ева взяла кофе, села и принялась изучать уже полученные данные по детективам, переведенным из отдела Рене, и сравнивать их с тем, что сумел раздобыть Бакстер.
Она уже раньше читала их личные дела, послужные списки во время и после службы под началом Рене, а в одном случае и материалы по выходу на пенсию.
Ева очень внимательно присмотрелась к делу детектива-сержанта Сэмюеля Эллоу. Тридцать пять лет оттрубил, прежде чем подал рапорт о выходе на пенсию, из них тридцать один год и пять месяцев в отделе наркотиков до прихода туда Рене Оберман, а последние годы стажа – тоже в отделе наркотиков, но только в Шестьдесят восьмом участке в Бронксе.
Ева объединила его с парой других, показавшихся ей многообещающими, и провела серию вероятностных тестов. Ей понравилось, что компьютер в конечном счете согласился с ее внутренним чувством.
Она вышла в «загон», но не успела дать знак Пибоди, как к ней подошла детектив Кармайкл с коробкой в руках.
– У меня кое-что для вас есть, лейтенант.
Заметив, что копы за столами насторожились,Ева открыла коробку.
– Спасибо. А теперь объясни, почему ты даришь мне пряник в форме… Что это? Собачка?
– Да, тут сказано «Вожак». У меня сестра работает в пекарне, вот она его и испекла.
– Мило. А все-таки чему я обязана?
– Просто небольшой сувенир за то, что сбила чуток спеси с Гарнета. Мне пришлось с ним пересечься по одному делу какое-то время назад, – объяснила Кармайкл. – Он задница.
– Эту оценку я могу подтвердить. А почему ты сочла его задницей?
– Он выпендривается. Я не люблю выпендрежников. Любит свою важность показать. Работаешь с ним над одним делом, а он ведет себя так, будто делает тебе большое одолжение, когда делится информацией. И не любит пачкать свой шикарный костюмчик. Распек зеленого салагу-рядового на глазах у всех за то, что тот задал вопрос. А когда я вступилась, посоветовал мне перестать вести себя как сопливая девчонка.
– И долго он после этого хромал?
Кармайкл улыбнулась.
– Велик был соблазн открутить ему яйца, но я решила, что важнее оцепить место преступления, сохранить улики. И вот теперь, в свете всего происходящего, сувенир вожаку стаи за то, что открутила-таки ему яйца.
– Рада быть полезной. Спасибо. Пибоди, со мной. – Ева откусила голову пряничного пса по пути к дверям и оглянулась на своих людей. – Вкусно.
Пока Ева жевала пса, Пибоди уставилась на нее взглядом обиженного щенка.
– О господи. На, держи. – Ева отломила и передала напарнице переднюю лапу.
– Спасибо. Вкусно. С командиром все уладила?
– Абсолютно. Я хочу еще раз прошерстить зону вокруг места преступления, попробую связаться со своим скунсом, проверю, что еще из него можно выжать.
Поскольку никакого скунса в этом деле не было, Пибоди лишь кивнула в ответ.
– Он был в тяжелом шоке из-за смерти Кинера.Мог на какое-то время залечь на дно.
– Придется его оттуда выудить.
Когда они оказались в машине, Пибоди спросила:
– Куда мы едем на самом деле?
– Заглянем на место преступления. Может, сумеем выжать еще немного соку из Сочника. А потом едем в Бронкс.
– Думаю, не для того, чтоб посмотреть игру «Янки».
– Мы повидаем Сэмюеля Эллоу, детектива-сержанта в отставке. Все данные говорят о том, что он честный коп. Вероятность подтверждает мой анализ на девяносто четыре и семь десятых процента.