И мы полдня провели в лагере - пили чай и болтали у костра.
А перед обедом Алешка отправился на море - форт строить, как он объяснил. Чтобы пираты на МРБ к нам не сунулись.
Его долго не было, и я пошел посмотреть, чем он так увлекся. Оказывается, он уже наполовину сложил на берегу внушительную каменную стену. Алешка тут же стал мне указывать, какой камень куда положить, и, когда папа позвал нас обедать, вдоль линии моря возвышался «форт» с тремя бойницами.
– Здесь, - сказал Алешка, указывая на крайние амбразуры, - разместим по одному ружью…
– А в средней? - спросил я.
– В средней? - он задумчиво посмотрел на меня, прикидывая, стоит ли открывать мне свою тайну. - В средней будет секретное оружие.
– Какое? Твой револьвер, что ли?
– Бомбомет, - кратко отделался он и больше не сказал на эту тему ни слова…
– Так, - сказал папа за обедом. - Золото мы добыли, драгоценный камень у Алешки есть. Не сходить ли нам за жемчугом, чтобы маму порадовать?
– Лучше сковородку ей почини, - практично посоветовал Алешка. - Она очень рада будет.
– Успею, - отмахнулся папа. - Пошли на корабль. Здесь недалеко есть речка, может, там еще водятся раковины, посмотрим.
Мы взяли ружья, сумку для жемчуга, фляжку с водой и вышли в море.
Туман к этому времени рассеялся, стоял над морем хороший ровный ветер, и мы быстро дошли до места.
Это было еще то местечко! Я уже многое здесь повидал - на море, на земле и даже под землей, - но такая красота и во сне не приснится.
Во-первых, посреди моря торчала тоненькая острая скала - как кончик карандаша. Чертов палец называется.
– Во налетишь на такую! - испугался Алешка. - Одни дребезги останутся.
– Не налетишь, - сказал папа. - Он даже во время самого сильного прилива из воды торчит.
А во-вторых, в высоченной береговой скале была узкая щель, и папа, убрав парус, провел в нее лодку на веслах. И мы очутились будто в огромном молочном бидоне. Вокруг нас вздымались высоко вверх отвесные скалы. В одном месте в них словно какой-то неумелый великан пытался вырубить лестницу. Но очень неаккуратно - тяп-ляп, ступени получились кривые, разных размеров и форм.
– Раньше сюда впадала река, - сказал папа. - Здесь был красивейший водопад. И водилась прекрасная рыба, даже форель.
А сейчас по этим ступеням сочилась тоненькая одинокая струйка воды. И было сумрачно, как вечером, - только над головой сиял круглый кусок неба, ограниченный краями скал и деревьями, которые неизвестно зачем туда забрались.
Мы забросили якорь на одну из ступенек и сами перебрались на нее, начали карабкаться по «лестнице».
Высота была огромная, мы даже два раза отдыхали, пока добрались до верха. А когда глянули вниз, - дружно ахнули: так далеко-далеко легкой щепочкой лежала на синем пятне воды наша лодка.
Потом мы пошли вдоль берега бывшей речки, которая превратилась в чуть заметный ручеек, искали место поглубже. И нашли - там, где ему преградил путь завал из камней, вроде плотины, ручеек разлился довольно широко, и глубина была подходящая - папе почти до колен.
Он подтянул сапоги и долго бродил по воде, собирая раковины в сумку. Потом вывалил добычу на камень и стал осторожно вскрывать раковины ножом и выбрасывать их обратно в воду.
– Есть! - вдруг радостно воскликнул папа. - Жемчужина!
Мы склонились над его ладонью, в которой лежал небольшой круглый серенький камешек.
– Драгоценный? - с сомнением в голосе спросил Алешка.
– Не очень, - признался папа. - Но мама будет рада. - И честно добавил: - Наверное.
И стал оправдываться:
– Когда мы здесь путешествовали с друзьями, река была глубокая, и в ней было полно раковин. Я нырял за ними - я хорошо ныряю - и набрал целую горсть жемчуга.
– И где же он? - спросил Алешка.
Папа развел руками:
– Раздарил.
– Девушкам, небось? - беспощадно уточнил Алешка.
– Но я же еще не встретил тогда вашу маму, - виновато пояснил папа.
Он бережно убрал жемчужину в карман рубашки, и мы, несколько разочарованные, пошли обратно. Не зная еще, что потеряли гораздо больше, чем нашли…
Лодки нашей на дне «бидона» не было.
– Опять угнали, - вздохнул папа.
– Не совсем, - сказал глазастый Алешка. - Мачта осталась. Немножко.
Он был прав. Приглядевшись, мы увидели, что от нашей лодки остался только кончик мачты, застенчиво торчащий над водой.
– Затонула, - вздохнул папа.
– Полнолуние не учел? - маминым тоном спросил Алешка.
– Не думаю, - папа неуверенно потеребил бороду. - При чем здесь луна?
– Ныряй теперь. Ты же хорошо ныряешь.
– Прямо отсюда? - спросил бедный папочка.
А мы на всякий случай ухватили его за куртку.
– Ну, погоди, - сквозь зубы прошипел Алешка. - Я тебе такой гудок устрою!
– Кому? - спросил папа.
– Вон кому, - и Алешка протянул руку в сторону моря, где за дальний остров прятался пиратский МРБ. - Еще и рюкзак мой не отдает!
– Что будем делать? - спросил я.
– Домой надо идти, - сказал папа. - А то мама вернется, а нас нет. С ума сойдет. А уж потом будем думать, как нам лодку выручать.
– Это ерунда, - сказал Алешка. - Я уже придумал. Нам полнолуние поможет. - И не стал ничего объяснять.
– Ладно, - вздохнул папа, - пошли устраивать ночлег - завтра рано утром пойдем домой.
Мы уже так освоились в этой бродяжьей жизни, что для нас ничего не стоило устроить ночлег из ничего. Как лесные ежики, мы могли свернуться клубочком и прекрасно устроиться до утра под сенью подходящего кустика.
Мы так и сделали. Быстро нашли подходящее поваленное дерево, опершееся комлем на пенек, обломали с него лишние сучья и навалили лапник - получился шалаш, где после ужина мы отлично разместились на подстилке из еловых лап.
По совету папы, мы подобрали ноги к животу, втянули руки в рукава и сунули их подмышки. Согрелись и почувствовали холод только под утро, когда уже все равно пора было вставать.
Вернувшись в лагерь, мы дождались маму, которую доставил на своем «Богатыре» Акимыч, и сели пировать.
Мама привезла хлеб, колбасу, масло, конфеты, один огромный пирог с рыбой и много маленьких пирогов с черникой. И свежую губную помаду.
За столом мы рассказали ей о новом приключении.
– Ни на минутку вас нельзя оставить, - сказала мама. - Обязательно что-нибудь натворите.
– А как же! - Акимыч проглотил мешавший ему высказаться кусок колбасы. - Все потому ваш корабель тонет, что названия ему нет. Нельзя в море выходить без имени. Сколько раз вам говорить?
– Поднимем, - сказал Алешка, - чего проще. Я все продумал.
– Ну-ка, - попросил папа, - поделись с нами.
– Пожалуйста. - Алешка пренебрежительно дернул плечом, будто он всю жизнь только и делал, что поднимал со дна моря затонувшие корабли. - Только за это ты отдашь мне лямки от своего рюкзака.
– Лямки для этого дела, пожалуй, коротковаты будут, - задумался папа.
– Лямки мне для другого дела нужны. Для секретного. Рассказывать? Про полнолуние?
И он рассказал:
– Строим большой плот. С дыркой посередине. Чтобы он был вроде рамки. Так? Так. Устанавливаем плот над лодкой и опускаем с него веревки в воду. Во время отлива. Ты ныряешь, - это он папе дал задание, - и привязываешь веревки к лодке. Это понятно? Понятно. Потом веревки туго-туго натягиваем и привязываем к плоту…
– Дальше, - поторопил его папа, начиная, видимо, догадываться о сути разработанного Алехой метода.
– Вот и все, - Алешка опять пожал плечами. Что тут, мол, непонятного? И начал отстегивать лямки от рюкзака.
– Нет уж, ты расскажи все до конца, - попросила мама. - Тогда я тебе и свои лямки отдам.
– Твои не годятся. Мне прорезиненные нужны. А ты мне свою старую помаду отдашь… Ну ладно, раз уж вы такие недогадливые… Дальше начинается прилив. Вода поднимает плот все выше. А он отрывает лодку от дна и тоже ее поднимает. Теперь-то понятно? - безнадежно спросил он.
– Нет, - призналась мама.
Алешка аж зашипел от возмущения:
– Ладно уж, объясню. Как прилив поднялся, мы подгоняем плот к берегу, пока лодка снова не станет на дно. Поняли?
– Ну да, - сказал папа, - уже на меньшей глубине.
– Дошло наконец-то! Теперь мы снова натягиваем веревки во время отлива. И все сначала - пока лодка не окажется в дырке плота, между бревен…
– Браво, - сказала мама. - Я все поняла. Мы вычерпываем воду из лодки…
– Сначала заделываем пробоину, - перебил папа. - Не зря же она затонула.
А мама торжественно встала с кресла, в которое ее усадили за все вкусности, что она привезла, и красивым жестом уступила его Алешке.
Тот воспринял оказанные ему почет и уважение должным образом и ухватил еще кусок пирога.
– Только я с вами этой ерундой заниматься не буду, - сказал он с набитым ртом. - Сами справитесь, я вам все объяснил. А у меня дела поважнее. Нужно форт достроить и бомбомет в нем установить…
Глава XXI
Браконьер
Браконьер
Подробно рассказывать о том, как мы спасали лодку, я не буду. Лешка уже все объяснил. Остановлюсь только на некоторых характерных эпизодах. И еще одном приключении.
Сперва мы с папой дедовым «Богатырем» отбуксировали к Чертову пальцу и затащили в «бидон» подходящие бревна. Связали из них плот в виде рамы, используя веревку, которой вытаскивали из колодца меня и золото.
А потом каждый день отправлялись в «бидон», как на работу. Мама с Алешкой и Акимыч, которого мы на всякий случай вооружили берданкой, оставались в лагере.
И вот в одно прекрасное свежее утро, когда мы отходили от берега, за длинной песчаной косой, тянувшейся далеко в море, послышался какой-то глухой раскатистый звук - будто из пушки грохнуло.
– Браконьеры! - воскликнул папа и прибавил ходу.
Но мы опоздали. Обогнув косу, увидели только корму удирающей моторки, скрывшейся за островом.
А по красивому заливу плавали какие-то пятна. Или комки. Они покачивались на волнах, поднятых мощным браконьерским мотором.
– Это рыба, - сказал папа с горечью. - Они глушили ее динамитом.
Возле самого борта «Богатыря» я увидел громадную, как хорошее полено, треску. Она еще немного шевелила жабрами и плавниками. А когда ее толкнула волна, вяло перевернулась, показав свое лопнувшее брюхо.
А дальше… Дальше казалось, что все море покрыто убитой рыбой: разорванными бычками, оглушенной навагой и зубаткой, белобрюхой камбалой, похожей на рваные куски бумаги.
– Это только та рыба, что всплыла, - зло проговорил папа. - А на дне ее еще больше. Рванули, собрали поскорее самую крупную и удрали, негодяи!
Я никогда еще не видел папу таким злым. И никогда не видел, что могут натворить человеческая жадность и жестокость.
Почти до самого Чертова пальца папа молчал, сжав зубы. А потом сказал:
– Когда мы путешествовали здесь в первый раз, у нас был знакомый медведь. Странный какой-то - добрый и грустный. Мы часто видели его на высокой скале, над самым морем. Стоит и задумчиво смотрит вдаль, будто кого-то ждет, по кому-то тоскует. Он часто приходил к нам в лагерь и вылизывал посуду, если мы не успевали ее помыть. Вылижет, выпросит лакомый кусочек, вздохнет и опять идет на свою любимую скалу…
– И что?
– Браконьеры его застрелили. Воспользовались тем, что он был совсем домашний, доверчивый. Прямо из рук брал хлеб… С тех пор я их ненавижу.
– Но ведь мы тоже охотимся, - сказал я.
– Мы никогда не берем на охоте больше того, что нужно для пропитания. Соблюдаем правила, нормы отстрела. Законная охота даже полезна природе. - Он помолчал и добавил: - Никогда не стреляй просто так, для удовольствия. Нормальный человек не может радоваться бессмысленной гибели животного или птицы.
Папа говорил серьезно, строго и убежденно. И я запомнил его слова…
Мы вошли в «бидон», пришвартовали «Богатыря» у «ступенек» и принялись за работу.
Самое трудное было - закрепить веревки на лодке. Тут требовалась определенная подготовка.
Прежде всего мы натаскали и сложили на самой нижней «ступеньке» хорошие березовые дрова и развели мощный костер. Когда в нем зардели горячие угли, папа переоделся для тепла в свой спортивный костюм, в котором он обычно спал, и мы перешли на плот, в серединке которого торчал из воды кончик мачты.
С обеих концов плота мы спустили в воду веревки в виде петель с привязанными к ним камнями - одну там, где был нос лодки, другую - у кормы.
Папа, как следует надышавшись и набравшись мужества, ахнув, плюхнулся в воду и исчез в глубине. Вода была прозрачная и, когда она успокоилась, мне хорошо было видно, как он, путаясь в водорослях, заводит первую веревку под нос лодки и как затем стремительно вылетает на поверхность.
Отдышавшись, папа снова нырнул и проделал то же самое у кормы. Правда, не с одного раза.
Когда он вылез на плот, у него так стучали зубы, что я не смог разобрать, что он хочет сказать.
Мы поскорее перебрались на «ступеньку» к костру. Папа содрал с себя мокрый костюм, изо всех сил растерся полотенцем, оделся в сухое и навис всем телом над углями.
– Что ты хотел сказать? - спросил я, когда к нему вернулся дар речи.
– Жуть! - одним словом обрисовал папа свои ощущения.
Но главная работа была сделана.
Мы снова перебрались на плот, натянули и накрепко завязали веревки и в ожидании отлива пошли на охоту.
Побродили по лесу. Спугнули стаю куропаток. Но папа не успел выстрелить, и они скрылись за деревьями.
По-моему, он просто не хотел сейчас стрелять в живое: слишком сильное потрясение мы испытали в заливе, за косой.
– Пойдем к морю, - сказал папа. - Постреляешь в цель.
Обойдя «бидон» стороной, мы спустились на берег. Здесь он был весь покрыт булыжниками, которых становилось все больше - море отступало от берега.
Мы отыскали среди камней большой белый пенопластовый шар - поплавок, оторвавшийся от рыбацких сетей. Бросили его в воду, и он стал, плавно покачиваясь на волнах, все дальше отплывать от берега.
Папа зарядил ружье, строго повторил правила безопасности и протянул его мне.
Я прицелился в поплавок и нажал спуск. Ружье сильно ударило меня в плечо своим прикладом, далеко от шара хлестнула по воде дробь и запрыгала рикошетом по волнам, пока не ослабла и утонула.
– Ошибка, - сказал папа. - Стреляй в тот момент, когда поплавок замрет на гребне волны - вверх уже не поднимается, а вниз еще не пошел. И прижимай крепче приклад, а то плечо отобьешь. Понял?
Я кивнул и снова выстрелил. На этот раз удачнее - поплавок отпрыгнул в сторону, видимо, несколько дробинок его зацепили.
– Молодец, - сказал папа. - Очень неплохо для начала. Дай-ка мне.
Он постоял некоторое время, опустив ружье, держа его почти у колен, потом вдруг резко вскинул и мгновенно выстрелил. Белый шар словно взорвался - исчез, разлетевшись мельчайшими крошками.
– Тоже неплохо, - скромно похвалил я папу.
Мы еще немного постреляли, а потом папа сказал: «Пора», и мы полезли в свой «бидон».
(Забегая вперед, скажу, что вскоре я подстрелил на воде свою первую утку, а потом сбил влет куропатку.
– Жалко? - спросил папа, когда я подобрал ее в кустах черники.
У белой, с мохнатыми лапками птицы были мертво поникшие крылья, а на клюве застыла капелька крови. А ведь она только что клевала ягоды.
– Жалко, - признался я.
– Это хорошо, - сказал папа. - Я рад за тебя. И спокоен.)…
Когда мы вернулись, то увидели, что веревки не только ослабли, а плавают кольцами рядом с плотом.
Мы быстренько выбрали их и снова закрепили. А во время прилива подтянули плот с висевшей под ним лодкой к берегу.
В следующий отлив мы увидели уже не кончик мачты, а почти всю.
Тут послышался стук мотора, и в «бидон» вошла лодка с нашим знакомым бородачом-биологом с Биостанции.
Мы помогли ему пришвартоваться и сели пить чай, чтобы обменяться новостями.
– Нам трех волков доставили, - радостно сообщил биолог. - Их на острове Дальнем поймали, будут теперь здесь обживаться.
– А зачем? - спросил я. - Здесь и своих хватает.
– Не хватает, - не согласился биолог. - Чтобы лоси и зайцы хорошо бегали, чтобы здоровенькими были, еще волки нужны. - И пояснил: - Волки ведь больных и слабых животных режут, а остальных гоняют, заставляют спортивную форму держать.
Он с таким восторгом об этом рассказывал, будто на Биостанцию не злобных хищников привезли, а свежие фрукты.
– А у вас какие дела? Хорошо отдыхаете? Нравится у нас?
Папа рассказал о наших приключениях и про браконьера на море.
Биолог круто выразился.
– Это наверняка Багров, Филина сообщник. Они всегда вместе разбойничали. Филина-то посадили, а Багров выкрутился. Никак его отловить не можем. Негодяй! - с такой же злостью, как и папа, сказал он. - Мы тут каждую козявку бережем, а он все подряд бьет. И на суше, и на море. Попался бы он мне!
После чая мы помогли биологу разместить в бухте всякие приборы. Он объяснил, что будет брать пробы воды на соленость и на содержание в ней разных нужных веществ, определять состояние морского дна по виду какого-то планктона, - и совсем нас запутал всякими научными терминами. Я только понял, что это очень важное дело для рыбы и морского зверя. И с удовольствием ему помогал.
А потом, когда поднялся высоко прилив, биолог нам помог подтянуть к берегу плот с висевшей под ним на веревках лодкой.
– Здорово придумали, - сказал он. - Природная лебедка. Не иначе, ваш младший сообразил.
Мы с папой улыбнулись, гордые за Алешку. Знали бы мы, что он за это время еще сообразил!
Потом биолог уселся на камне, достал блокнот и уткнулся в него своей бородой, стал записывать всякие научные данные.
А мы пошли в лес, прогуляться. Долго бродили среди камней и деревьев и вышли на край красивой опушки. Она вся заросла густой травой и была окружена маленькими, пушистыми, как зайчата, елками.
Вдруг папа повернулся ко мне, прижал палец к губам и тихонько лег на землю. И я тоже, хотя еще ничего не понял.