Здесь могилы всех властителей, начиная с первого из Константинов. Триумфатор миновал это место без остановки и скрылся из вида, только мелькнула в луче света небольшая рука, плавно начертившая в воздухе приветственный круг. А гвардия в белых плащах, по четыре коня в ряд, все выползала и выползала железной змеей из ворот.
Толпа с гулом начала смешаться за головой колонны к центру города, а я смог, наконец, отправиться в свои зеленые холмы, домой.
Первое, что я увидел дома, была голова Юкука, резко закинутая назад, и нож у его горла — в руке старого боевого друга, а ныне хозяина Сампсона. Светлый глаз Юкука медленно и мучительно повернулся в мою сторону.
Я замер на месте — но вовремя увидел белые хлопья мыла и мокрые седые прядки на камне двора. Постарался не меняться в лице и отрешенно прилег на садовую скамью рядом.
— Мерварруд — из тех немногих людей, кого я в былые времена допускал к себе с бритвой, — невнятно проговорил Юкук.
Да, ему уже не нужна была крашенная в цвет снега борода. Его естественные волосы, оттенка металла, уже были подстрижены, остатки растительности на подбородке исчезали быстро, и Юкук на моих глазах превращался в самого себя — немолодого и очень опасного змея, тускло-серых цветов, с телом длинным, жестким и худым.
Мерварруд — а здесь, в Городе, наверняка какой-нибудь Марианос… а, нет же, Пелагиус — выглядел грязным и помятым, я даже подумал, что придется снабжать его чьей-то одеждой, но очень уж он толст. Впрочем, при этом он не смотрелся, как у Сампсона, усталым и отяжелевшим почти-патрикием. Он выглядел, несмотря на попорченные одеяния, помолодевшим и… да, попросту, безмерно счастливым.
Покосившись на меня и убедившись, что я намерен пока помолчать, они с Юкуком продолжили начатый до моего появления разговор:
— От Пульхерии до Аэция — прямая дорога. Туда их всех и погоним. С песней.
— Факелы.
— Заранее! Заранее, закутанные в промасленную ткань, с запасными кремнями. Я распоряжусь. Спускаемся, делаем несколько шагов, зажигаем факелы. Просто.
— А если пойдут в обратную сторону?
— Ну и что, ребята на лошадках доезжают до тысячи и одной колонны и ждут там. Поверху — быстро.
— То есть почему именно до..?
— А куда ж они денутся. Туннель один. Или вправо, или влево.
— Ты уже понял, что тебя там не надо? Останешься наверху.
— Опять мной командуешь? Бороды у тебя уже нет. Значит, ты не главный. Почему меня там не надо?
— А кто проспал связника в Ширазе?
— Ты еще вспомни дело в Медине. Я что, настолько толст?
— А ты сам пощупай.
Это надо было прекращать — иначе ветераны барида, двое счастливых седеющих мальчишек, окончательно поймут, что я тут лишний.
— Юкук, — сказал я еле слышно, не глядя на него.
Стало тихо. Потом спасенный нами владелец Сампсона начал выражать мне признательность за вчерашнее избавление.
Я вяло махнул рукой. И кратко рассказал про вчерашний вечер.
Все изменилось. Ведь Юкук не знал, что со мной произошло на Аугустейоне, вспомнил я.
Его длинный голый подбородок вытянулся вперед, он застыл без движения.
Нет, Юкук не унизил нас обоих признанием того, что ему не следовало меня отпускать, что он виноват. Но это слово — виноват, просчитался — висело в воздухе. Я знал, что теперь Юкук будет очень краток и зол. И будет стараться.
— Не понимаю, хозяин, — сказал он, наконец. А Мерварруд, услышав последнее слово, стал еще более вежлив. — Это как в том случае, что вы описывали. В Никомедии, да? Два ножа среди толпы. Кто бил — не видно. Значит, тот же человек. Да, это возможно.
Обнять постороннего, поскольку вокруг — радость, толпа. Нож в рукаве. Удар. Разжимаешь объятия — и человек падает. Но два ножа, как в прошлом случае? И жертвы — посторонние люди? Он что — слепой, не видит, куда бьет? А главное — зачем? Вас хотят испугать? Значит, им надо поговорить? Но тогда… Почему до сих пор ничего и никого… А, Мерварруд?
Но хозяин Сампсона молчал и качал головой. А потом заметил, что эти люди вообще ни с кем ни о чем не договариваются. Убивают сразу и с дикой жестокостью. Им так привычнее.
Я вздохнул и вежливо попросил рассказать мне все, наконец, с самого начала.
Начало было, видимо, когда затаившийся агент барида увидел на своем пороге пару людей с очень неприятными глазами. Которые поставили его перед простым выбором. Или пойти самому сдаться в логофесию дромы (то есть, видимо, Феоктистосу), или работать на них. И это была простая, понятная ситуация — вплоть до момента, когда Мерварруд перестал понимать, на кого же он на самом деле работает. То, что в стране сменился халиф и целая династия вдобавок, его не удивляло. К этому все и шло. А раз так, то барид никуда бы не делся, просто перешел бы в другие руки, значит, гости рано или поздно бы пришли. Но эти люди…
А потом они убили девушку, которая прислуживала в гостинице, и швырнули тело в катакомбы (вот тут я начал понимать, о чем только что говорили эти два ветерана, и где им понадобились бы факелы). Девушка Мерварруду была не безразлична, заподозрили ее в каком-то пустяке, и, в общем, дело было просто в том, что барид… тот, настоящий… так не поступал.
Дальше незнакомцы с пугающей быстротой заставили его поменять ключевых служащих Сампсона на своих головорезов. Что все-таки можно было понять, вот только…
Потом мелькнул человек с сожженным лицом, из-под розовой кожи торчали обломки костей, один глаз… в общем, как выглядит Хашим, я знал. И Мерварруд тоже знал, кто это, и начал всерьез думать насчет того, не пойти ли все-таки к Феоктистосу. Но… Было одно обстоятельство.
— Мы теперь охраняем его семью, — назвал это обстоятельство Юкук. — А это плохо. Людей мало. Надо кончать эту историю. Вот что, друг мой, иди-ка ты к себе в этот… как оно тут называется?
— Ксенодохион, — с удовольствием выговорил новый ромэй.
— Вот-вот, туда и иди. И жди. И запаси все, что надо. Если ты не способен достать вязанку хороших мечей на два свистка — то, чему же я тебя когда-то учил?
— То есть как это — иди туда? — удивился я. — Но ведь там…
Тут Юкук нехорошо улыбнулся. Мерварруд тоже.
У достойного владельца гостиницы, да и у нас, возникли бы сложные проблемы, если бы вчера его заведение наводнили люди квестора и кентуриона, главы городской стражи, и обнаружили там тела убитых или покалеченных. Тогда они заинтересовались бы — а что это господин владелец, которого только что видели во дворе, исчез как раз одновременно с началом драки? Юкук, как выяснилось, уже приготовился подкупать девушек из Кифи, которые сказали бы, что Мерварруд (он же Пелагиус) был все это время у них, и даже рассказали бы подробности. Притом что любой нормальный человек понимал, что это очень старый и ненадежный способ смывать следы.
Но в том-то и дело, что у Сампсона произошло вчера что-то иное. Юкук, оказывается, дал инструкции невидимкам — остаться и, будучи, естественно, невидимыми, посмотреть, что произойдет дальше.
И невидимки, во-первых, увидели, как еще трое людей Хашима перенесли одного из своих в больницу — поскольку нести было недалеко. А в ней…
Юкук поколебался.
— Что-то странное, хозяин, — сказал он, покачав головой. — Это, понятно, мужское отделение, но туда проникла какая-то молоденькая лекарисса или вроде того и попыталась с этим человеком — тем, который держал колотушку, кажется — поговорить. На языке, похожем на иранский. Согдийский, возможно. И дико его этим испугала. Мои люди говорят, что она работает в женском отделении, но всегда пытается говорить с любым, кто похож на согдийца, потому что учит языки. Я не знаю…
Мне оставалось только издать длинный, длинный вздох.
— Об этом, Юкук, мы беспокоиться не будем, — сказал я. — Хотя мешать она умеет так здорово, что ты удивишься. Но это не враг.
Он кивнул и продолжил: ну, а после нее к нему подошел наш невидимка, и вот тут парню стало совсем плохо. И он кое-что все-таки рассказал. Пришлось ему. Рассказал, что дело-то уже было почти закончено, труппа циркачей собирается и готовится исчезнуть. А что за дело, он не знал. И уже не скажет. Но что-то большое, важное.
А трех остальных, поспешил продолжить Юкук, тех, которых лечить было поздно, эти головорезы Хашима затащили, как это ни странно, под землю. Там же, у Сампсона. И сами под землей остались.
Под землю? Теперь что-то становилось понятным. Но мне не давали вставить слова, они говорили, перебивая друг друга.
Мерварруд хорошо знал, кто в его собственной гостинице был из тех, пришельцев. И знал, сколько их. Восемь.
— Четыре, три… A где же еще один? — поинтересовался я.
— А еще один, — в один голос порадовались Юкук и Мерварруд, — пошел не под землю. А по земле. А невидимка — за ним.
Я чуть не вскочил со скамьи, но нашел силы медленно и лениво повернуть голову.
Мерварруд хорошо знал, кто в его собственной гостинице был из тех, пришельцев. И знал, сколько их. Восемь.
— Четыре, три… A где же еще один? — поинтересовался я.
— А еще один, — в один голос порадовались Юкук и Мерварруд, — пошел не под землю. А по земле. А невидимка — за ним.
Я чуть не вскочил со скамьи, но нашел силы медленно и лениво повернуть голову.
— Они все живут скромно, всего лишь у Христодота, — сказал Юкук без выражения. — Вся цирковая команда. Наш страшила без лица тоже там.
— Так просто! — удивился я.
— Просто, — подтвердил Юкук. — Если бы не поломали вчера десятка два костей, было бы сложно.
Я не спорил.
— Я и раньше замечал, что они как-то научились появляться и исчезать необычным образом, — сообщил мне Мерварруд, с омерзением рассматривая складки своего плаща, безнадежно испачканные в пыли. — И только сейчас все понял. В общем — катакомбы, э-э-э…
Юкук посмотрел на него с любопытством, и тот завершил:
— Хозяин.
Катакомбы.
Под этим городом, как в том Риме, которого уже все равно что нет, текут реки, вот только жидкости там не совсем те, с которыми хотелось бы познакомится поближе. Есть несколько громадных, похожих на озера цистерн. Есть другие, подземные, с колоннами, как дворцы. Некоторые стоят заброшенными, некоторые стали кладбищами во время чумы, или парками, а дворец некоего Романуса, построенный на бывшей цистерне, это и вовсе хорошая идея, ему завидуют.
И есть спуски под землю, к этим нечистым рекам, их немало, их, в общем, знают. Так вот, все это время воинство Хашима, похоже, прилежно изучало подземный мир. Что позволяло им появляться где угодно посреди города и так же исчезать.
— Им там самое место, — заметил Юкук.
Так, и что же это за приятный разговор я только что прервал? Факелы, кремни…
— Я не понимаю, Юкук — они изучали эти переходы месяцами, а мы хотим?..
Юкук, конечно, заметил это «мы», но отвечать начал совсем об ином.
Оказывается, есть человек, один замечательный человек, технит — все, чем он занимается в ведомстве эпарха, это подземный мир. Ведь стоки грязных вод надо инспектировать, расчищать… И этот человек прибежит к Сампсону по первому сигналу. Сегодня. Вот сейчас.
— Знаешь, сколько он мне должен? — с удовольствием заметил Мерварруд, толкая Юкука в бок.
— А ты, конечно, простишь ему долг, если дело завершится хорошо? — ответил тот.
— Ну, ты же не хотел этого сказать, — улыбнулся хозяин Сампсона в толстые щеки. — Ты хотел сказать — половину долга.
— Будь добрее, Мерварруд, — заметил Юкук с удовольствием.
Дальше был разговор об оружии — и еще кое о чем, важном.
Как подсчитал невидимка, прокравшийся за последним из хашимовских людей до самого Христодота, труппа циркачей из Никомедии состоит из восьми человек. Плюс этот, без лица. А от тех, что были в Сампсоне, осталось, значит, четверо.
— Что-то много, — вскользь сказал Юкук.
Я знал, что это означает. Я уже сказал это слово — мы. Мы пойдем. Потому что, как подсчитал Юкук, дом Мерварруда охраняют сейчас двое невидимок и двое моих вчерашних провожатых. Здесь остаются двое — оба из старой команды, и по способностям с невидимками не сравнимые. Мало, конечно. В итоге для операции в катакомбах оставалось, как ни печально, только восемь невидимок.
Конечно, я пойду с ними. Что же еще остается. Если я засяду дома, придется давать мне охрану, а это провалит все.
Так Мерварруд, в выданных ему чистой тунике и плаще, торжественно отправился в свой освобожденный ксенодохион, готовить нам снаряжение и вызывать своего должника.
А я посмотрел на безоблачное небо и как бы между делом спросил Юкука:
— Так что — прямо сейчас?
— Ну, ведь еще нет и полудня, — спокойно отозвался он. — Успеем. Так, всем надо переодеться в темное…
А перед тем, как Мерварруд исчез, на одолженном ему муле, я еще задал ему один вопрос.
— Вы ведь давно в городе, милый друг. Скажите, вы слышали что-то насчет каких-то… как их там? Ар-Разани?
— О, — удивился тот. — Неожиданный вопрос. Ну, вы же знаете, что здесь, в Городе, сирийцы — особый народ, их много, они местной… я должен был сказать — нашей веры… Очень влиятельны. Торгуют.
— Знаю очень хорошо.
— Да… хозяин. А ар-Разани — они, конечно, тоже из Сирии. Но при этом, извините, евреи. И не простые. Очень странные люди. Они путешествуют. Везде. Доходят до самого дальнего запада — земли Андалус. Носят товары. Но я, кажется, знаю, почему вы меня об этом спросили.
— Почему же?
— Ну, в последние месяцы тут говорят об этих — женщинах из ар-Разани. Очень интересно.
— Так что же?
— Колдовство. Древнее. Очень много на этом зарабатывают.
— Отлично. И последнее. Вот эти люди, которые вас держали за горло в вашем же Сампсоне — они хоть какое-то отношение к этим женщинам имеют?
— Да что вы. Вообще с женщинами не общались, только когда ходили куда-то на Кифи. Никогда не упоминали. Нет, это совсем отдельная история, эти ар-Разани. Благодарю вас за плащ и все прочее, э-э-э… хозяин.
И еще один разговор, с Юкуком, перед самым выходом:
— Хозяин, вроде бы нам обоим все ясно, но надо уточнить. Там будет сложно, и лучше бить наверняка. Не сомневайтесь, все будет нормально. Но — на всякий случай: что мы делаем и зачем? Вам, может быть, эти люди нужны, хоть кто-то из них? Допустим, Хашим?
Я отвернулся: знал, что думает Юкук про мои странности и привычки.
Нет, я и дальше не смогу ударить железом солдата — неважно, какой армии, если только… если только иначе он… но не смогу и тогда. А вот эти — совсем другое дело.
— Они мне не нужны, Юкук, — сказал я, наконец. — Ни один. Я хочу, чтобы их не было. Вот и все.
Удовлетворенный, Юкук быстро кивнул.
А ОН НЕ ХОЧЕТ
Юкук, прыгнув по бедра в черную маслянистую жидкость, погрузил туда руки и с усилием выдернул на поверхность труп. Может быть, впрочем, этот человек был еще жив или почти жив; голова его, однако, была безвольно закинута, из полуоткрытого рта стекали темные струйки.
— У него есть лицо, — пробормотал Юкук. — Или — только что было. Это не он.
Юкук отпустил тело, и оно ушло обратно, под воду. Если это было водой. Он выполз обратно на шаткую дорогу, идущую вдоль стока, снова взял брошенный на землю меч, его длинное, чуть искривленное лезвие блеснуло оранжевым в свете факелов.
Мы гнали убийц Хашима с севера на юг, по прямой подземной аллее, от входа в катакомбы у цистерны Пульхерии до выхода у цистерны Агаты. То есть от гостиницы (она же больница и приют) Христодота до центра города, где убийцы могли бы выйти наружу и затеряться на главной улице (Меси) и на форумах. Кто из праздничной толпы стал бы присматриваться к группе гнусно пахнущих технитов, вылезающих из подземных колодцев? Люди, поддерживающие стоки города в порядке, существуют, они необходимы, но на них стараются не задерживать взгляда.
Человек незнающий может подумать, что катакомбы — запутанный лабиринт, где в непроглядной тьме можно затеряться за мгновения. Поэтому гнаться там за кем-то — бесполезное дело. Но еще более бесполезно было гоняться за людьми Хашима на поверхности, не говоря о том, что носить в городе оружие нельзя.
А здесь, под землей, объяснил нам должник Мерварруда по имени Георгиос, бегать по темным переходам может либо идиот, либо, наоборот, человек, знающий катакомбы до последнего переулка. Георгиос был таким человеком, но Хашим и его люди — нет. Они наверняка надеялись очень быстро пройти по изученному ими течению главной реки, оторвавшись от преследования. Еще можно было подняться на поверхность по одному из множества колодцев, но умный человек делать бы этого не стал — если за ним гонятся. Потому что лезть там можно только по одному, прочие, толпящиеся у вертикальной шахты с полуосыпавшимися ступенями, были бы тогда обречены. Выход недалеко от Сампсона — другое дело, он был удобен и широк, таких в городе было всего шесть, сказал Георгиос. И больше в этом туннеле деваться нашим противникам некуда, он прямой, без развилок. Им нужно было оторваться от нас хотя бы на три десятка шагов, и это все, что требовалось для спасения.
Ну, а мы просто гнали зверя как раз к тому самому широкому и удобному выходу, где выползавших поодиночке из-под земли ждала всего пара невидимок с простыми дубинками. Да им бы и голых рук и ног хватило, с их способностями.
Впрочем, боковые проходы… Это все-таки было проблемой. Невидимки, шедшие впереди, проскакивали их в прыжке, на лету всматриваясь — нет ли врага в черном полукруге сбоку. Один раз невидимки издали резкий крик, и тогда Юкук вслепую нанес длинный удар мечом в темноту, тут подоспели факелы и другие люди, и Хашим лишился еще двоих, чьи тела также ушли в черную гнусную жидкость. С этого момента все изменилось в нашу пользу, потому что мы не потеряли ни одного человека, а Хашим — уже пятеро. Итого — у них оставалось восемь, у нас — семь, плюс двое без оружия, но с факелами (Георгиос и я).