– Флинт, ты в порядке? – Герцогиня внимательно разглядывала меня, пытаясь понять, что происходит.
– Да.
– По виду не скажешь.
– Голова немного кружится, – это была чистая правда.
Чтобы сменить тему, я спросил:
– Как Якудза умудрился выжить?
– Он был наверху, мы – в подсобке, – врач говорила намеренно громко, чтобы всем было слышно.
– Понятно.
– Когда рвануло, показалось, будто молотом по башке заехали.
– Тебе повезло.
– Нам всем повезло.
Я предпочел ограничиться нейтральным: «Наверное», решив не углубляться в детали, тем более что застонавший Валет начал приходить в себя.
– Ведите себя естественно, – предупредила Герцогиня. – Он не должен ничего заподозрить.
– Постараемся, – пообещали мы, зачарованно наблюдая, как покойник возвращается к жизни.
Это было на редкость странное чувство: смесь первобытного ужаса, некоей брезгливости и удивления. Меньше всего на свете мне хотелось бы пережить его вновь. И не только мне одному. Судя по виду Якудзы, он думал о том же…
– Почему у меня такое ощущение, будто я наглотался крови по самое «не хочу»? – первое, что спросил клон, очнувшись.
– Потому что это правда, – спокойно ответила Герцогиня.
– Что именно?
– Всё. Сначала своей, когда прокусил губу, потом чужой, упав в лужу с кровью.
Честное слово, лучше бы она промолчала. Иногда подробности только вредят.
Его вырвало желчью. Несколько секунд тело сотрясалось в конвульсиях. Мы с Якудзой наблюдали за клоном со смешанным чувством отвращения и жалости. Что-то во всем этом было неправильно. Как-то не по-людски, что ли. Умер человек, а потом вдруг ожил…
– У нас есть вода? – тяжело дыша, спросила копия человека, погибшего у нас на глазах. – Сушняк жуткий.
– Да.
– Чистая. Пригодная для питья, – на всякий случай уточнил Валет.
– В паровозном котле техническая, в пластиковой канистре нормальная.
– Понятно.
– Пожалуйста, всегда рады помочь, – Якудза был вежлив, как никогда.
– Рады что?
– Помочь, – наверное, так подчеркнуто вежливо-громко разговаривают миссионеры с только что обращенной паствой.
Мир.
Гармония.
Равенство.
Братство.
Любовь.
Всепрощение…
Применительно к вагону смерти, залитому кровью, это выглядело фальшиво до невозможности.
Неудивительно, что клон почувствовал ложь. Может быть, он не был человеком в прямом понимании слова, но с головой у него все было в порядке.
– Так, давайте возьмем тайм-аут! – предложил Валет. – С моими мозгами что-то творится. Провалы в памяти, и все дела. Объясните нормально, это такой розыгрыш? У меня сегодня день рождения, а вы, типа, неожиданный подарок приготовили, как в дурацком кино? Я возвращаюсь домой с работы, усталый, голодный и злой, а моя девушка вместе с дорогими гостями спряталась за диваном и туда же трупаков навалила. Свет зажигаю, вы вскакиваете и кричите: «Сюрприиииииз! Посмотри, дорогой, что у нас есть!»
Я по сторонам оглядываюсь: «Батюшки, как необычно! Потолок и стены в мозгах! Вот так сюрприз! Порадовали, гостюшки дорогие! Где же вы раньше-то были? Почему только сейчас догадались?! Как подумаю, что упустил-потерял…»
– Это скорее Хеллоуин…
– Да наплевать, что это. Хоть Новый год. Я же вижу, что вы на меня смотрите, как на оживший труп. Якудза, ты вообще разговариваешь со мной, будто я целка, ни разу не ё…
– Материться не надо, – запекшиеся разводы крови на лице Герцогини делали ее похожей на ведьму, вернувшуюся с шабаша. – Здесь ребенок.
Я с трудом подавил нездоровый смех.
Хрясть… – первый череп, готов.
Хрясть… – второй тоже.
– Что тут у нас интересного? Свежий мозг? Замечательно. Сейчас начнем резать. По живому конечно! Подопытный должен все чувствовать. Это же научный эксперимент!
Так называемый «ребенок» даст фору любому садисту. Потому что – не человек…
– Хорошо, не буду ругаться, – согласился Валет. – Как скажешь, док. Ребенок – это замечательно. Цветок жизни, светлое будущее, надежда и полный фарш… Образно говоря.
– Давай ближе к делу? – Герцогиня явно не собиралась церемониться с восставшим из мертвых.
– Куда еще ближе? Очнулся. Ничего не помню. Голова раскалывается. Желудок к горлу подкатывает. Перед глазами картина: утро, солнце встает. Первые лучи пытаются разогнать мрак, пробиваясь сквозь крыши домов. Мы едем по разрушенной Москве, а кадавры и люди бегут за машиной. Представляете, объединились против нас. Потому что мы вроде как – зло.
– Почему вы зло?
– Мы, – уточнил он. – Все. Я, ты, Флинт, Якудза.
– А она? – я указал пальцем на Диану.
– Она – дитя, цветок жизни. И здесь вообще ни при чем.
«Большая ошибка!» – подумал я, с ненавистью глядя на так называемый «цветок», молча сидевший в углу. Судя по отстраненному виду, ее не интересовал разговор взрослых.
– Валет, не переживай, это лекарства. Со мной еще хуже. Я ведь не зря про девчонку спросил. У меня…
«НЕ НАДО… – ожил имплантат связи в моей голове, – …ИМ НИЧЕГО ГОВОРИТЬ ПРО МЕНЯ. ПОРТИТЬ СЛОЖИВШИЙСЯ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ ОБРАЗ. ТАК БУДЕТ ЛУЧШЕ ДЛЯ ВСЕХ…»
«Ладно, не буду», – пообещал я, решив не идти на открытый конфликт. До тех пор пока не разберемся с андроидами, придется играть по ее правилам. После чего каждый пойдет своим путем или умрет.
– Что у тебя? – переспросил Валет.
– Он тоже ударился головой и слегка тормозит, – ответила за меня Герцогиня.
– Да, торможу. Последнее время в мозгах не пойми что творится. Видения всякие. В них не только мы зло, а вообще…
Не зная, как закончить предложение, я неопределенно махнул рукой. Вроде: «Да что говорить, ты и сам знаешь!»
– Так, может, того… – предложил Валет. – Обратиться к доктору за лекарством? Ну, знаете, красная пилюлька плохая, синяя хорошая.
– Героин – враг, кокаин – друг? – усмехнулся Якудза.
– Нет, просто какой-нибудь энергетик, чтобы голова не болела. Ну и, по возможности, желудок не напрягал.
– Таблеток нет, только внутривенно, – Герцогиня выглядела как скучающий наркодилер, уверенный в том, что подсевшая на иглу клиентура никуда не денется, как миленькая возьмет, что дают, еще и «спасибо» скажет.
– А что конкретно? – оживился Валет.
– Мне ничего не надо, – после «Элифентазила-С» я перестал доверять доку.
– Флинт отказался, кто еще против?
– Я тоже, – поднял руку Якудза. – Торопиться все равно некуда.
«СКАЖИМ ИМ, ЧТО НАДО СПЕШИТЬ», – приказала Майя, использовав имплантат связи.
– Вообще-то мы торопимся…
«Интересно, куда?»
«В МОСКВУ».
– Нам нужно вернуться в Москву, – я выступал в роли попугая, повторяющего чужие слова.
– Флинт, ты, конечно, наш командир. Мы тебя уважаем, и все такое, – издалека начал Якудза. – Но последнее время у тебя с головой, мягко говоря, «немного не того». В какую Москву? К кадаврам в пасть? Привет, мы супергерои, спасающие мир. Наши тушки невкусные, не ешьте нас, пожалуйста!
– Замолчи.
– Уже.
– Флинт, нет, правда, – подал голос Валет. – Что мы забыли в Москве?
«Вопрос не ко мне, – мысленно выругался я в сердцах, – а к вашему гребаному “цветочку”!»
«КАДАВРЫ ПОКИНУЛИ ГОРОД. НАМ НУЖНО ПОПАСТЬ В БУНКЕР “КОВЧЕГ”. ПОТОМ СВЯЗАТЬСЯ С МУРМАНСКОМ И НАНЕСТИ ЯДЕРНЫЙ УДАР ПО БАЗЕ АНДРОИДОВ».
«Откуда я мог это узнать? Они же мне не поверят. Решат – тронулся умом окончательно».
«НЕ РЕШАТ, ЕСЛИ СКАЖЕШЬ, ЧТО ЭТО ЗАПАСНОЙ ВАРИАНТ КАРПИНА».
«Почему бы тебе самой это не сказать?»
«ОНИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ УВЕРЕНЫ В ТОМ, ЧТО ПРИКАЗЫ ИСХОДЯТ ОТ ТЕБЯ».
– Флинт, мы вообще-то ждем объяснений.
– Поезд дальше не поедет, это очевидно. У нас есть машина.
– Откуда? – встрепенулся Валет.
– Мы на ней приехали, забыл? – видимо, Герцогиня знала, как разговаривать с пациентом, потерявшим память.
– А как же поезд?
– Долго объяснять. Продолжай, Флинт.
– Продолжаю. Кадавры захватили столицу, сожрали всех, кого нашли, и ушли. У нас есть машина, но до Мурманска мы не доедем. Так же как до Риги или Вены.
– Там-то мы что забыли?
– Ничего. Поэтому надо возвращаться в Москву. В анклаве остались несколько бункеров.
– Где нас считают предателями, – уточнил Якудза.
– С людьми можно договориться, свалив все на Карпина. С кадаврами – нет. Если у кого-то есть предложение лучше, внимательно слушаю.
Как и следовало ожидать, других предложений не было.
– Тогда собираемся, и поехали.
«ВАМ НАДО ПРИНЯТЬ ЛЕКАРСТВО».
«Для чего?»
«ЧТОБЫ БЫТЬ В ФОРМЕ. ВОЗМОЖНО, ПРИДЕТСЯ СРАЖАТЬСЯ».
«С кем?»
Вопрос повис в воздухе, потому что неожиданно ожила рация.
«Твои шутки?» – спросил я у Майи, прежде чем ответить на вызов.
«НЕТ».
– Кто бы это мог быть? – нахмурилась Герцогиня.
– Сейчас узнаем.
Нажав кнопку приема, я услышал хриплый голос, прерываемый шумом статических помех:
– Флинт! Вы куда запропастились? Что происходит?
– Сейчас узнаем.
Нажав кнопку приема, я услышал хриплый голос, прерываемый шумом статических помех:
– Флинт! Вы куда запропастились? Что происходит?
– Магадан… Ты? – спросил я, не веря ушам.
– Да, это я! И надеюсь, док не рядом с тобой.
– Почему?
– Потому что это ПОЛНЫЙ П…Ц!!!
– В каком смысле?
– Во всех.
– Может, объяснишь?
– При встрече… – ответил Магадан, пожирающий кусок кровоточащей плоти. – Попытаюсь…
Хуже всего было то, что это была нога человека, а сам процесс доставлял каннибалу ни с чем не сравнимое удовольствие.
Глава 20 Эффект бабочки
Москва, 06.59 по восточноевропейскому времени
Говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. И много еще чего другого болтают по пьяни. Только верить людям нельзя. Магадан это понял давно, еще до тюрьмы, когда по дурости и неопытности пытался жить «по-людски», да обломался. Не получается жить честь по чести с волками. Как ни крути, не выходит…
Правда, насчет намерений и ада не обманули. Все верно. Убедился на собственном опыте, благодаря «добряку» Флинту угодив в преисподнюю, по сравнению с которой восемнадцать лет на зоне – детский сад в подготовительной группе.
Мальчики с чубчиками, девочки с бантиками. Утренники с хороводами. Добрые воспитательницы. Обязательные прогулки перед сном. И на обед: первое, второе, третье, компот. В общем – рай, да и только.
Не имеющий ничего общего с адской кухней в его голове. Или сознании. Или, что хуже всего, – в реальности. Хотя, честное слово, лучше бы это было не так…
* * *Он сидел на старом прожжённом бычками диване, с годами поменявшем цвет с темно-красного на серо-буро-малиновый. Прихлебывал из кружки чифирь и который уже день подряд смотрел одно и то же «кино». Которое вроде как и фильмом-то не было. Сознание будто раздвоилось на две половины. С одной стороны, он был зрителем. С другой – чудовищем, вышедшим на охоту…
* * *Задние конечности сгибаются, словно стальные пружины. Выдох. Прыжок вверх. Переворот в воздухе и короткий удар со спины, разрывающий черно-белую фотографию выцветшей от времени газеты напополам. Следующий позади напарник игриво подбрасывает расчлененное тело вверх. Туда, где огненный глаз Марса благосклонно внимает кровавым жертвоприношениям. Веер разметавшихся человеческих внутренностей удобряет бесплодную землю, покрытую мертвой коркой асфальта. Сколько еще жертв должно окропить своей кровью это гиблое место, чтобы оно наконец смогло породить жизнь? Для ответа на этот вопрос нужна…
Остановка…
Сознание расслаивается, словно сдобное тесто в праздничном пироге. Капающий со свечей воск сводит с ума, выжигая остатки здравого смысла в дьявольской топке безумия.
– Вперед!
Замешкавшиеся на входе охотники наверстывают упущенное. Пронзительный вой сирены бьет по мозгам. Всполошившаяся добыча пытается остановить ураган, сметающий всё на своем пути.
Тщетно!
Гулкое эхо выстрелов тонет в захлебывающемся визге. Высшая ступень эволюции разгоняет свои рефлексы до сверхзвуковой скорости и, не успевая вписаться в поворот, врубается в стену…
Цель…
Пятьдесят метров по прямой. Двое людей с пистолетами. Вместо лиц – сосредоточенно-застывшие маски. Это уже не пари в тире, всё намного серьезнее. На кону жизнь. Вспышки от выстрелов подобны летнему звездопаду: одна, вторая, третья. Нужно загадывать желание, пока есть такая возможность. Как только бешеные осы-убийцы с остервенением вопьются в мягкую плоть, чтобы разорвать ее на куски, будет поздно.
Щелчок бойка по капсюлю, и злобная тварь вырывается на свободу. Она полагает, что встретится с целью, но глубоко заблуждается. Только статичные мишени в тире покорно идут на убой, разрываемые в клочья стальными жалами ос. Охотники не настолько тупы, чтобы позволить себя так просто убить.
Цель… Вперед…
Классическая двухуровневая змейка – прыжок на правую стену, мощный толчок, короткий полет к левой, и снова вперед. Первый кадавр отталкивается от стен, второй – от пола и потолка. Их скорость настолько велика, что охранники не могут прицелиться. Там, где мгновение назад находилось тело, сейчас лишь визгливый рикошет разочарованных пуль.
Мельтешение прыгающих теней происходит так быстро, что стрелки не успевают опустошить обоймы. Удар – и рассеченное пополам тело грудой кровоточащей плоти валится на пол. Стремительная атака напарника пробивает грудную клетку второй жертвы насквозь, выбрасывая наружу измельченные осколки ребер, позвоночника и рваные клочья схлопнувшихся легких.
Прямая…
Оставив позади два трупа, убийцы продолжают движение зигзагообразными прыжками. Они похожи на дурачащихся щенков, резвящихся на заднем дворе огромной усадьбы, наперегонки несясь вдоль ограды за игривой бабочкой. Переливающийся рисунок ее трепещущих крыльев с причудливым переплетением линий и черным вкраплением посередине напоминает воронку черной дыры Хаоса, бесстрастно взирающего на реальность текущего момента, искаженную кривыми зеркалами боли и страха. Он не только снаружи, за стенами призрачного туннеля, но и внутри. Каждая вещь, поступок и мысль пронизаны невидимыми спорами плесени, пожирающими время, оставшееся до начала конца.
Вниз…
Лестничные пролеты запасного выхода слишком узки для двоих, они не оставляют возможностей для маневра. Нужно как можно скорее покинуть опасную зону, вырвавшись на оперативный простор. Чтобы в очередной раз почувствовать затухающую пульсацию жизни в разорванном сердце добычи.
Нужная дверь…
Закрыто.
Удар.
Стальная обшивка выдерживает.
Ещё один. И ещё.
Два беснующихся кадавра в бессильной ярости пытаются выбить неподдающуюся преграду. Тщетно. Путь перекрыт. Нужно наверх и в обход.
Вверх…
Полуослепленные быки бегут по темному туннелю, в конце которого многотысячная арена приветствует блистательного тореадора с изящной шпагой.
Вперед…
Небрежный мазок художника, работающего над эпическим полотном, и алое пятно уродливой кляксой расплывается по холсту. Слишком много краски, перегоревших чувств и насилия на квадратный метр площади.
Быстрее…
Финальный забег стартовал. Черный провал открытой двери засасывает в стремительный водоворот событий. Последний рывок, на пределе возможностей. Сгусток лавы из жерла агонизирующего вулкана устремляется к небесам в тщетной попытке встретиться со своим близнецом – раскаленным протуберанцем, однажды предавшим солнце.
Цель…
Отблески выстрелов превращаются в переливающиеся всполохи победного салюта. Солнечный зайчик зажигает пронзительную звезду на острие шпаги изящного тореадора. И не одну, целых три – по количеству автоматчиков, устроивших засаду в узком проходе. На этот раз им повезло. Плотность огня такая, что промахнуться невозможно. Обезумевшие от радости пули с противным чавканьем входят в тела.
Шах и мат!
Получившие смертельные пробоины брандеры, захлебываясь в огне и крови, отчаянно теряя ход, пытаются добраться до врага. Едкий дым застилает глаза. В горле першит. Становится нечем дышать. Покинуть обреченный корабль нужно прямо сейчас, пока еще не поздно.
Магадан не слышит, не понимает или не может противостоять предсмертному всплеску эмоций, захлестнувшему сознание кадавра, которым он стал.
Бооооооом…
Такое впечатление, что оказался внутри огромного колокола.
Рот открывается в беззвучном крике. Из носа и ушей идет кровь. Перед глазами мелькает рой цветных светляков.
Бооооооом…
Его напарник запинается и, потеряв ориентацию, со всего размаха врезается в стену. Пробитое пулями тело залито кровью. Умирающий монстр сучит конечностями, оставляя глубокие борозды на бетонной стене.
У Магадана хватает сил на последний прыжок. Оставляя на полу липкий бордовый след, шар для боулинга катится к аккуратной троице кеглей. От того, попадет ли он или нет, зависит не просто победа или поражение в какой-то дурацкой игре. На кону стоит несоизмеримо больше. Он должен достичь цели, чтобы…
Умереть с чувством выполненного долга.
Бооооооом…
Картинка меняется. Завороженный бушующим пламенем Магадан стоит на капитанском мостике корабля, идущего на таран. Скопище морских дьяволов, кружась хороводом вокруг пылающего брандера, завывает:
Окровавленный шар врезается в ненавистные кегли, не просто сбивая их, а разрывая на части. От столкновения происходит детонация, и начиненный взрывчаткой корабль взлетает на воздух. Словно лихой наездник, оседлавший взрывную волну, он устремляется к небу, на собственном опыте убеждаясь в том, что прыжок в пропасть отличается от вертикального взлета лишь вектором восприятия. И в том, и в другом случае несколько секунд головокружительного умопомрачения оканчиваются ничем.