С ним бродили собаки. В поисках костей неведомых животных старый и умный пес, тоскуя от бессилия, учился охоте на мертвых. Иногда он нападал на след парного бивня или вынюхивал близость тысячелетней могилы и тогда выл, и метался, радуясь своей понятливости; иногда же только тоскливо следил за хозяином и глухо ворчал и выл, когда тот нырял на дно озера и показывался с пустыми руками.
Крутые склоны океанского берега были дики и бесплодны. Волны океана точили его, а набухшие водою ледяные скалы, промываемые волнами, оставляли свежие язвы в бурых берегах. Сползавшие с берега ручьи вымывали глубокие раны в глинистом теле земли, веками промерзшей до твердости железа.
Сын Гостя раскинул урасу на берегу и перечел бивни. Ваненок считал тридцать пар лебяжьих шкурок и смотрел с презрением на желтые крепкие кости, охраняемые псом.
Сын Гостя сказал, одеваясь в путь:
Русские знают цену вещам, а якут отдает три шкуры голубого песца за один медный чайник, потому что он ему нужен. Русский берет шкуры, которые ему не нужны, и получает за них два десятка чайников! Русские хитры, но у якута не отнял никто разум!
— Дорога та вещь, которая мне нужна сейчас, — ответил Ваненок. — Якут думает так и потребует избу за шкуру лисицы, когда ему нужна изба!
— И он не получит! — сурово оборвал его Сын Гостя и прибавил: Пусть мать разводит огонь! Льды ушли на дно океана, потому что зима близко! А я не прошел еще другой половины острова!
В первую стоянку на северном берегу Сын Гостя ушел перед рассветом. Белая ночь светло тлела над миром, и туман подымался отовсюду. Лаская старого пса, Сын Гостя шел тихо, опираясь на деревянный кол, заменявший ему лом и лопату в охоте на мертвые кости. Пес скулил жалобно, вынюхивая землю, за ним подвывая плелись собаки.
Сын Гостя спустился на дно ложбины, вымытой ручьем. Там в белых сумраках ночи что-то возилось, хрипя и ворча. Псы круглыми шарами скатились вниз. Сын Гостя спустился к ним и узнал одну из своих молодых собак, исчезнувшую с утра. Пес рвал из земли, едва оттаявшей на четверть, куски мяса и шерсти. Он хрипел и стонал, напрасно стараясь выволочить из земли находку.
Сын Гостя отогнал собак и стал копать землю.
Под разорванными клочьями шерсти виднелось темнокрасное мясо. Оно было твердо, как камень, но оттаивало под зубами пса и ползло на длинные волокна, как вяленое.
Сын Гостя поднялся с изумлением и крикнул на рвавшихся к добыче псов.
”Кого погребли здесь океанские льды? — подумал он, страшась земли и могилы. — Льды живут тысячи лет, и они помнят молодость земли, но ручьи вымывают иногда и то, что хранят ее недра! Посмотрим в сердце земли! ”
Он поднял кол и стал рубить землю. Оттаявшая сверху, она снималась легко, но далее мерзлый ее слой был крепок, как камень, и рубился, как лед, на мелкие куски, брызжа в глаза и рот. Сын Гостя рубил и снимал комья земли, отрывая вместе с ними длинную серую шерсть с красноватым подшерстком и черными волосами. Он рыл с жадностью и спешкой охотника. Он с каждым ударом в глубь открывал всё большую часть животного и с каждым ударом подходил к мысли, заставлявшей его рубить землю с торопливостью человека, напавшего на золотую жилу.
Солнце выползло узким краешком из-за ледяных скал, синевших в дали океана, и просветило их насквозь. Свет утра бежал по океану с быстротой облачной тени. Тогда Сын Гостя остановил работу. При свете утра он узнал под снятым слоем земли страшную по своей громадности ногу животного и поднял руки навстречу восходящему солнцу с торжествующим ревом:
— О, если я нашел зверя, чьи рога составляют цель моей охоты! Дорого же мне дадут русские за целую тушу, если так много стоят одни рога!
Он сделал несколько шагов по тому, что напоминало собой ногу животного, вверх и тогда пошел под углом, ища сквозь землю голову, которой должны были принадлежать бивни. Он прошел шесть шагов, снял слой оттаявшей земли и увидел под ним тот же черный волос и рыжий подшерсток. Он прибавил два шага и, отрыв, увидел волосы, похожие на гриву коня. Он стал рыть через каждый шаг и только на двенадцатом шагу нашел, что туловище животного кончилось.
Тогда с неумною жадностью охотника он, задыхаясь от усталости и напряжения, стал копать дальше. Он бил каменную землю своим колом без устали и наконец увидел знакомую желтую кость бивня. Он вздохнул с легкой радостью и сел на землю. Пробные ямки, которыми он прощупывал величину и форму животного, оттаивали на солнце, и собаки рылись в них, добираясь до мяса.
Сын Гостя созвал их к себе и тогда он увидел, что они ели мертвого, оттаивая во рту мясо с клочьями шерсти. Он убрал собак от трупа и подумал о том, что для одного человека работа была непосильна.
Он свистнул собак и ушел.
— Пусть достают его из земли те, кому он нужен, — сказал он, собирая псов, — мне было бы под силу выкопать одни рога!
Ваненок встретил брата и с сожалением посмотрел на его пустые руки. Сын Гостя засмеялся, угадав его взгляд:
— Я нашел добычу, стоящую десяти пар рогов мамонта, потому что я нашел того, кто носил эти рога!
Он положил руку на плечо Ваненка.
— Теперь ты возьми старого пса, пойди в глубину острова, так, чтобы солнце грело твою спину. У большого ручья пес укажет тебе следы Маи. Или по ним, и ты придешь в юрту, где живут те, кто ищет рога мамонта! Вели им прийти сюда, если они хотят обменять на товары целого мамонта, которого лед сохранил таким, каким он был в день своей гибели! Ступай! Я буду сторожить добычу и отрывать ее для купцов.
Ваненок поклонился и ушел.
Сын Гостя стоял до следующего солнца на страже у тысячелетней могилы. Он рубил землю своим колом и снял слой с ноги и ляжки животного. Он с усмешкой вырезал кусок и жевал долго с трудом оттаивавшее во рту мясо. Оно было похоже на вареное, но хранило свежесть вчерашнего дня. Волокна его расползались, и Сын Гостя выплюнул все изо рта со смехом.
— Лед крепок, как железо, — сказал он, — лед переживает тысячелетия, но и он умирает от летнего солнца, как от тепла дыхания человека! Но ветер закроет тучами солнце, и оно погаснет, как жизнь этого животного во льду!
Он посмотрел на серую шерсть, обнаружившуюся под слоем земли, с сожалением и протянул гордо руки вперед.
— И только мой путь не остановил лед и ветер, потому что хитрость и воля якута сильнее их!
Сын Гостя сложил на груди руки и. глядя в лицо восходящего солнца, ждал возвращения брата.
ГЛАВА ШЕСТАЯ ЧЕЛОВЕК СО СТЕКЛАМИ НА ГЛАЗАХ
В полдень Ваненок вернулся. С ним пришел человек в очках, худой и высокий. Он пожал руки всех якутов, вышедших встретить его у порога урасы, и произнес приветствие на якутском языке.
Сын Гостя ввел его в урасу и кормил мясом, яйцами птиц и вяленой рыбой. Только когда угощение было кончено, он сказал гордо:
Я посылал сказать, что нашел мамонта.
Человек в очках обрадованно кивнул головой.
— Я пришел видеть его. Ну, да я то уж знал, что здесь можно найти мамонта!
Сын Гостя поднялся с недоверчивой улыбкой.
Как мог ты знать это? Разве стекла на твоих глазах позволяют тебе видеть сквозь землю? Но видят они все-таки плохо, если ты позволил мне откопать животное, хотя сам знал, где его искать!
Человек посмотрел на него в очки и поверх их с удивлением и смехом.
Ты очень умен, Андрей! Действительно, что стекла позволяют видеть сквозь землю, но так плохо, что я только знал, а ты нашел!
Он высмеялся, потом прибавил серьезно:
— Видят в земле не стекла, но знания! А тот, кто много учится, теряет зрение и вынужден носить очки…
— Так, — медленно проговорил Сын Гостя, — так! Я видел людей, носивших стекла на глазах, но им стекла мешали видеть.
— И это бывает! — усмехнулся человек в очках и протер свои стекла с лукавой усмешкой. — Но не поведешь ли ты меня к месту находки теперь?!
Сын Гостя опустил голову, потом спросил тихо:
— Что же предлагают твои 'купцы за тушу животного с двумя рогами, имеющую двенадцать шагов длины?
— Ничего! — ответил грустно человек в очках. — Им не нужно мороженое мясо, а я не купец. Но если ты отдашь мне животное, поможешь мне откопать его и погрузить в каюк, который подведут к этому берегу, я сделаю, что могу. Я отвезу мамонта туда, где ему знают цену! Что бы ты хотел?
Сын Гостя имел лицо белее якутских, но в нем жила легкомысленная душа якута, и он сказал твердо:
— Русскую избу с русской печью и кусок земли на Алдане с машиной, которая растит хлеб из земли!
Человек в очках кивнул головою.
— Ты торгуешься так же, как якуты. Ты предлагаешь все, что у тебя есть, и требуешь все, что тебе нужно. Но на этот раз, кажется, мы сторгуемся: в Якутске есть комиссия, которая даже бесплатно делает все, чтобы поселить вас на земле для земледелия. Я сделаю все, что ты хочешь.
— Ты торгуешься так же, как якуты. Ты предлагаешь все, что у тебя есть, и требуешь все, что тебе нужно. Но на этот раз, кажется, мы сторгуемся: в Якутске есть комиссия, которая даже бесплатно делает все, чтобы поселить вас на земле для земледелия. Я сделаю все, что ты хочешь.
Сын Гостя встал.
— Тогда пойдем! Иди и бери того, чьим кладбищем называют этот острой и кого сохранила для моего счастья ледяная земля!
Человек в очках протянул руку, и Сын Гостя пожал ее. Красные угасающие языки пламени в очаге сверкнули на стеклах очков, и глаза за ними показались действительно видящими сквозь землю.
Сын Гостя проводил человека в очках с почтением. Они вышли вместе, и собаки завыли, срываясь с привязи, но хозяин не взял их. Когда вой их перестал мешать слушать, он сказал:
— Я держу их на привязи, чтобы они не съели животного!
— Они могут есть? — откликнулся человек в очках с необычайной живостью. — Они ели?
— Я пробовал сам вкус его мяса, и оно не понравилось мне, — ответил Сын Гостя, — но собаки ели.
Тогда человек, сверкая стеклами своих очков, стал спрашивать, задыхаясь от волнения, черна ли шерсть мамонта, и рыжеват ли подшерсток, велики ли бивни и не нашлось ли остатков пищи в его зубах. Сын Гостя остановил его вопросы изумленной улыбкой:
— Ты говоришь так. как-будто уже видел его? Откуда ты можешь знать шерсть зверя? Или ты жил вместе с ними?
— Когда ты вернешься на родину и будешь жить по-новому, ты узнаешь, что такое наука, и тогда будешь знать многое! Не мы первые находим в этих льдах мамонтов, но мы первые сумеем отсюда его увезти! Если он хорошо заморожен!
— Он тверд, как железо, и крепок, как лед! — ответил Сын Гостя и усмехнулся, но лед крепок, пока нет солнца, а солнце горячо, пока ветер не закроет его тучами!
Человек в очках, должно быть, знал хорошо якутскую речь, где тайная мысль вьется тонкой извивающейся нитью между нагромождением образов и шуток. Он посмотрел на своего спутника внимательно и ответил твердо:
— Тот, кто, как ты, сделал путь в две зимы от Алдана до Кладбища Мамонтов, должен хорошо бы знать, что человека, идущего по своему пути, не могут задержать ветер, солнце и лед!
Сын Гостя кивнул головою и замолчал. Тогда они подошли к взрытой земле, где виднелись шерсть и вздутые бугры живота огромного животного.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ СЫН ГОСТЯ ПРОДОЛЖАЕТ ПУТЬ
Еще десять солнц встало за ледяной скалою и столько же их упало невдалеке в розовую океанскую даль. Белые ночи налились сумеречными тенями, и розовые детеныши лебедей пробовали первые размахи своих крыльев.
Огромная туша мамонта вышла из-под земли. Муж Маи, молчаливый тунгуз с зоркими глазами, привел осторожно парусный каюк к океанскому берегу. Туда грузили мамонта, распиленного на части, как камни.
Человек в очках подбирал клочья шерсти и спрятал между двумя листами бумаги остатки травы, найденной во рту мамонта. Сын Гостя смотрел на человека в очках с изумлением. Возвратившись с каюка за новым куском животного, он сказал ему:
— Стекла делают твои глаза зоркими, как у орла, но в ушах твоих нет стекол, а я слышу приближение бури. Пусть каюк уходит сейчас же за остров, подальше от берега океана! Океан прибьет к острову ледяные скалы, и они изрежут в куски твой каюк легче, чем мы резали на части мертвое животное!
Человек в очках кивнул головою, но сказал просящим голосом:
— Хорошо, хорошо! Но надо догрузить, потому что он тает! Мы успеем увести каюк!
Он нагнулся к земле и тер ее в ладонях, потом пробовал на вкус. Сын Гостя посмотрел на него, как на ребенка, и ничего не сказал.
Последнею грузили голову мамонта. Ее нести четыре человека, и они гнулись под тяжестью. Крутой, как рог,
бивень лежал на плече Сына Гостя, длинная грива шеи мамонта путалась в его ногах. Человек в очках поддерживал ее и говорил, сияя восторгом сквозь блестящие стекла:
— Весь мир будет знать о нашей находке и о тебе. Сын Гостя! Много людей со всех концов мира заедут в город твоей страны, чтобы видеть мамонта и изучать каждый клочок его шерсти! Он приносит нам вести из эпохи межледниковья. он позволяет нам видеть назад за тысячи лет! Сын Гостя, ты получишь избу и хозяйство!
Сын Гостя покачал головою и посмотрел в сиреневую даль океана.
— Смотри, вот надвигаются сумерки и с ними буря! Торопи тунгузов увести каюк!
В сумерки тунгузы повели каюк. Ветер был слаб, паруса висели, и каюк едва двигался вблизи берега. Человек в очках дал Сыну Гостя бумагу, которая указывала к нему путь, как звезды вели Сына Гостя к его цели. Сын Гостя взял бумагу, сложил ее бережно и спрятал на груди. Он долго глядел вслед человеку, шедшему по берегу за каюком, и кивал головою, думая о своем.
Ночью же взвыл океанский ветер. Сын Гостя проснулся от ветра и холода. Он вышел на берег и смотрел в непроглядную тьму, хлеставшую в лицо хлопьями дождя и бури. Он думал о каюке и человеке в очках. Он видел, как ледяные скалы настигали каюк, прижавшийся к берегу. Он видел метавшегося по берегу человека с мокрыми стеклами, который просил и приказывал, а тунгузы спокойно глядели на него.
— Йоры не любят, когда люди мешают их играм! Проси их, чтобы они пронесли мимо льды!
Йоры продолжали играть океанскими волнами, и Сын Гостя в непроглядной тьме, как в пламени огня, видел, как деревянное судно еще держалось на воде, покачиваясь и опрокидываясь, как льды надвигались, и первая же льдина легко разрезала его на куски.
Льдина всползла на берег, а щепки каюка исчезли под водою.
Сын Гостя закрыл руками лицо и ушел с берега. Ветер и дождь путали ему ноги. Белая ночь была темна. Рассвет же долго ползал в тумане, отыскивая солнце.
Утрой Сын Гостя пошел берегом по следам человека в очках. Он только к вечеру вышел на морской берег острова и нигде не нашел зоркими глазами следов каюка. Он шел берегом, ища тропинки от стоянки каюков к юрте сестры, и еще издалека увидел на ней съежившуюся фигуру Маи. Она стонала, как чайка, покорно глядя в серую степь воды, отрезавшей остров от материка.
Сын Гостя остановился над нею.
— Почему ты не в юрте и отчего ты стонешь здесь, надрывая мне душу?
Она подняла голову и сказала тихо:
— Мой муж увел каюки, спасая их от бури и льда. И я боюсь, что с ними случится то же, что случилось с тем, который грузили вы мясом дохлого мамонта!
— Откуда ты знаешь. — крикнул Сын Гостя, что стало с ним?
Человек со стеклами на глазах вернулся ночью!
Тогда последняя надежда исчезла, как солнце за тучей. Сын Гостя застонал и поднял руки, обнимая ими голову. Через минуту он опустил их со стоном, и тогда Мая увидела в судорожно сжатых пальцах его черные нити его собственных волос. Она упала лицом на его руки, но он тихо отнял их и спросил резко:
— Что же делает человек со стеклами на глазах?
— Он потерял свои стекла на берегу. Его глаза были мне видны, и я видела, что на них были слезы. Он плачет.
Сын Гостя развернул свою грудь из одежды и ударил по ней.
— Он плачет! Я не плачу, хотя я потерял все, что хотел иметь, а он потерял только мясо падали, негодной в пищу и собакам!
Он отвернулся от сестры и подставил свою голую грудь солнцу и клочьям морской свежести.
— Пусть лед умирает от солнца! Ветер может погасить его свет тучами! Но и все вместе они не остановят меня на моем пути!
Он засмеялся, раскрывая широкий рот, глотая воздух и влажную свежесть моря.
— У меня есть шесть пар рогов мамонта, и еще столько солнц впереди, сколько нужно для того, чтобы пройти весь остров! Мая, я продолжаю свой путь!
Сын Гостя высоко поднял голову и пошел — прочь, не закрывая груди, жаждавшей борьбы и бури.
ВЕЧЕР ЧЕТВЕРТЫЙ или ПОВЕСТЬ ЛОЦМАНА О ЧЕРНЫХ ПЕСКАХ
ГЛАВА ПЕРВАЯ БЕГСТВО
Отец лежал на кошме, вниз лицом, с обнаженной спиною. Над ним, засучив рукава, поджав под себя ноги, сидел Кениссора. Полы его халата, желтого, как цветы асафетиды, стлались по полу, мешая движениям. Он тихонько вращал лучинку, в которой была защемлена головка ришты, и таким образом извлекал ее из-под воспаленной кожи. Круглое, скользкое тело паразита, похожее на огромного дождевого червя, накручивалось на лучинку. Оно выходило из спины отца бесконечною лентой в красную щелку, с гноящимися краями, откуда вчера показалось головкой.