Вот так и жили…
То, что четверо американских саботажников попали в руки Телятникова — тоже было случайностью — но ведь вся наша жизнь это бесконечная череда случайностей, верно? Саботажники попали в руки Кобальта, спецподразделения МВД, там просто не разобрались, кто к ним попал. Телятников — выдернул их через афганский ХАД, быстро сфабриковал нужные документы, запрос из Кабула. В Москву еще не отправили спецсообщение — а у Телятникова было что предложить за пришедших с той стороны боевиков. Никто и не подумал зачем резиденту КГБ пришедшие с той стороны боевики. Как зачем? Чтобы расколоть и звездочку на погоны получить. Или перевод отсюда…
А зачем они на самом деле нужны были Телятникову? Чтобы бежать, конечно. Ведь бежать из Кабула — совсем не то, что бежать из Афин или из… Парижа, к примеру. Там, если задумал бежать — улучил момент, проверил, нет ли слежки — и ходу до американского консульства или посольства. Если тебя не подозревают, за тобой не следят — то вероятность добраться практически стопроцентная.
А вот как прикажете бежать из Кабула? Ни посольств, ни консульств ведущих капстран нет, те, которые есть — просто связываться не будут, выставят за ворота. Бежать в Пакистан? Куда именно? Если раньше он знал все резидентуры, их адреса, к кому надо обращаться — Читраль, Пешавар, Исламабад, Карачи — то теперь все было разгромлено, американцы то ли восстановили резидентуры и разведпункты, то ли нет. Если и восстановили — то где именно? К кому обращаться? Как туда добраться — страна как осиное гнездо. С деньгами — его просто ограбят и убьют на дороге. В порту Карачи — советские корабли, советский разведпункт. В составе войск ООН — чехословацкие и восточногерманские парашютисты, при необходимости они организуют на него охоту по всей стране по просьбе «большого брата». Если даже ему удастся добраться до крупного города живым, осесть там, даже выйти на связь с американцами — поверят ли они ему. И как быстро отреагируют? Как смогут организовать операцию по вывозу? А ведь все будут решать хорошо если часы. Возможно, что и минуты. Остается только попытаться выехать в третью страну, оттуда попробовать бежать. Но количество стран, куда можно вылететь из Кабула строго ограничено, авиакомпании капстран на Кабул не летают. Да и при проходе через третью страну может быть куча проблем — от ареста органами безопасности этой страны с последующей выдачей СССР до перехвата на полпути сотрудниками внутренней контрразведки ПГУ. Переходов в последнее врем было много — и если резидент КГБ без санкции направляется в третью страну, сложить два и два проблемы не составляет.
А вот эти американские саботажники — если они пришли, значит, у них есть прямой выход на американцев, значит — где-то на границе ждет группа поддержки и с ней налажен контакт. Связь, пароли, точки инфильтрации. Это — все равно, что дорога Москва — Брест, не больше, не меньше.
Как Телятников догадался, что эти люди связаны именно с американской разведкой? А с какой же еще? Откуда еще ждать гостей, если буквально на днях в стране провалился и был захвачен высокопоставленный американский агент? Конечно, эти могли непосредственно быть связаны и с другой разведкой… с британской, например. Но в самом конце цепи на другой стороне — определенно американцы. И значит, этой линии можно доверять.
Из Кандагара — вылетели на самолете Як-40, который был закреплен за посольством и которым могла пользоваться кабульская резидентура. Самолет этот — был переделан уже здесь, салон был разделен кустарной перегородкой на две части. По странной гримасе судьбы — на родном самолете, одним рейсом везли и Цагоева, с которым еще предстояло разобраться и четверых подонков и предателей.
В Баграме, в спецтюрьме — Телятников долго колебался, чем заняться лично, а что — поручить другим людям. Что терпит отлагательство, а что не терпит. Решила все мелочь — Телятников вспомнил одного из задержанных. Как сотрудник госбезопасности — он вел оперативную работу по этому случаю: солдат Советской армии переметнулся на другую сторону, ушел в банду, там стал палачом, пытал пленных, выступал по радио, агитируя представителей кавказских и среднеазиатских республик переходить на сторону моджахедов. Дело было серьезным, резидентура КГБ просчитывала варианты ликвидации опасного перебежчика в Пакистане. Но он — своевременно вышел из игры, пропал из поля зрения. А сейчас оказалось — живой, гнида. Хоть и с пулей в ноге.
Такого как этот — просто так было не сломать. Поэтому — Телятников перед тем, как начинать работать — сказал дежурившим в спецсекторе солдатам сверхсрочникам избить захваченного чеченца. Все равно — пока не привезли из Кабула личное и разыскное дело, работать с ним по уму было нельзя. О том, кто перед ними — Телятников солдатам не сказал, иначе — убили бы. Солдаты эти — набирались из дедов, озверевших, потерявших друзей — и в то же время достаточно бессовестных, чтобы променять боевую работу на профессию охранников и палачей. Здесь, в Баграме — эти солдаты могли не бояться попасть на мину, на мушку снайпера — и в то же время им это засчитывалось как участие в боевых действиях. Вот только контролировать их было сложно… они прекрасно понимали, что начальство, что бы здесь не происходило — не будет поднимать шум. Телятников и сам их побаивался, потому что не мог контролировать. Они были слишком наглыми, чтобы подчиняться приказам и слишком тупыми, чтобы с ними можно было играть. Сказать, кто это такой — запинают до смерти и будут смотреть на тебя наглыми кобелиными гляделками.
Когда Телятников вошел в камеру, в которой лежал избитый, подраненый чеченец — даже ему стало не по себе. Пахло привычно до тошноты — нечистым человеческим телом, кровью, мочой — но было кое-что еще. Телятников думал, что знает, что такое ненавидеть — но, посмотрев в глаза лежащему на бетоне чеченцу, он понял — ничего он не знает про ненависть. Ровным счетом — ничего.
В руках у него было личное дело, но сейчас он понял — бессмысленно. Такого — бумажками не испугаешь.
— Добегался, Ахмедов? — спросил Телятников, начиная разговор
Чеченец — ничего не сказал. Только сплюнул на пол — смесь слюны и крови.
— Думаешь, игра закончена? Осталось — огрызнуться и умереть?
Видимо, именно усмешка Телятникова — циничная и понимающая, снисходительная задела чеченца. Он умел ненавидеть — но он не умел расчетливо ненавидеть.
— Сними… наручники… тогда… огрызнусь.
Телятников подошел ближе. Присел на корточки. Устанавливать контакт с агентом… с любым человеческим существом — нужно было, когда ваши глаза примерно на одной высоте. Надо было бы поднять этого урода в кабинет… но кабинет могут и слушать…
— Ни хрена ты не понял, урод… — сказал полковник — условия такие. Ты мне даешь контакт на американцев… какой у вас есть. Если он не срабатывает — я просто расскажу этим кто ты такой. Если ты мне соврешь — я просто расскажу этим кто ты такой. Мне насрать на тебя, на то кто ты есть, за то что ты сделал, на то что ты хочешь. Ты для меня — не более чем выход на американцев. Поможешь мне — останешься жив. Нет — сдохнешь. Времени тебе на решение — пока я не разозлюсь. Счастливо оставаться.
Телятников использовал единственный путь работы с кавказцами. С ними нельзя торговаться, им нельзя идти ни на какие уступки. Они слишком гордые и самостоятельные, чтобы понимать слово «компромисс» и сотрудничать, они просто хотят, чтобы все было «по ним». А этого — допустить нельзя. Ты просто ставишь условия — и заставляешь их выполнять без разговоров. Вот и все.
И не успел полковник Телятников дойти до двери, как за спиной послышалось.
— Русский…
Афганистан Пограничная зона 29 июня 1988 года
— Нормально, сэр? Поднимите руки. Выше.
Морской пехотинец в форме без знаков различия осматривал несколько неловко чувствующего себя в бронежилете ЦРУшника. ЦРУшник был массивный, высокий, плотный — жилет подобрали с трудом.
Полковник Корви свой жилет уже надел и сейчас проверял свой пистолет — новенькую, только что поступившую на вооружение Беретту перед тем, как положить ее в кобуру. Пистолет ему дали морские пехотинцы, им можно было доверять — любой морской пехотинец позаботится о своем оружии прежде, чем сядет за стол. Однако, полковник Корви побывал в горячих точках, применял оружие и знал, что никому и ничему доверять нельзя, а в работоспособности пистолета надо убедиться лично. Что он сейчас и делал.
— Попрыгайте, сэр.
ЦРУшник пробурчал под нос что-то нелицеприятное, неловко прыгнул. Потом еще раз.
— Пойдет, сэр. Самое главное — не лезьте под пули. При первом же выстреле просто падайте и все. Падайте на землю, где стоите. Морская пехота США позаботится обо всем остальном…
И не успел полковник Телятников дойти до двери, как за спиной послышалось.
— Русский…
Афганистан Пограничная зона 29 июня 1988 года
— Нормально, сэр? Поднимите руки. Выше.
Морской пехотинец в форме без знаков различия осматривал несколько неловко чувствующего себя в бронежилете ЦРУшника. ЦРУшник был массивный, высокий, плотный — жилет подобрали с трудом.
Полковник Корви свой жилет уже надел и сейчас проверял свой пистолет — новенькую, только что поступившую на вооружение Беретту перед тем, как положить ее в кобуру. Пистолет ему дали морские пехотинцы, им можно было доверять — любой морской пехотинец позаботится о своем оружии прежде, чем сядет за стол. Однако, полковник Корви побывал в горячих точках, применял оружие и знал, что никому и ничему доверять нельзя, а в работоспособности пистолета надо убедиться лично. Что он сейчас и делал.
— Попрыгайте, сэр.
ЦРУшник пробурчал под нос что-то нелицеприятное, неловко прыгнул. Потом еще раз.
— Пойдет, сэр. Самое главное — не лезьте под пули. При первом же выстреле просто падайте и все. Падайте на землю, где стоите. Морская пехота США позаботится обо всем остальном…
— Надеюсь…
— Сэр, мы сделаем, все как надо. Сержант!
Сержант — среднего роста крепыш с угрюмым и мрачным лицом заглянул в дом.
— Что с вертолетом?
— Все готово. Люди тоже готовы, сэр. Сэр, они ожидают, что вы скажете несколько слов…
— Сейчас, иду. Джентльмены, берите свое снаряжение и выходите…
Когда командир отряда морской пехоты вышел — Корви и ЦРУшник, которого звали Милтон Уорден — мрачно переглянулись.
— Черт, просто поверить не могу, что лезу во все это дерьмо… — сказал Корви
— Я здесь два года обретался до того, как все полетело к чертовой матери. Привыкайте. В таких местах ничего кроме дерьма нет, но мы должны тут воевать, если не хотим воевать в тихих балтиморских пригородах.
— Да уж…
— Джентльмены!
Усиленное отделение — шесть стрелковых групп по четыре человека в каждом — стояло у самого борта огромного Сикорского на котором они прилетели. Сильно пахло соляркой — запах остался после дозаправки, которую проводили в полевых условиях. Пилоты возились с машиной — но бортстрелок оставил свой пулемет и тоже прислушался
— Завтра нас ожидает великий день, джентльмены! Это день, когда мы, морские пехотинцы США можем показать, чего мы стоим. Завтра нам предстоит именно то, ради чего вас, сукиных детей, готовили. Ради чего налогоплательщики нашей великой страны выкладывали денежки, кормя и вооружая таких засранцев как вы! Завтра нам придется встретиться не с обнаглевшими латиноамериканцами! И не с косоглазыми ублюдками! Завтра нам предстоит встретиться с самым опасным врагом, который только может быть у морских пехотинцев США — с солдатами Советской армии!
Капитан морской пехоты, командовавший экспедиционным подразделение помолчал, чтобы все сумели оценить его слова
— Это так, джентльмены! Долгие годы мы готовились воевать с русскими! Возможно, день Д будет завтра. Мы должны будем обеспечить контакт наших высокопоставленных офицеров с русскими, а в случае если русские задумали что-то дурное — завалить их всех и спасти наших людей! Вот так, джентльмены!
Громкими словами — капитан скрывал свою неуверенность. Ему уже довелось побывать в перестрелке — но впервые он вел людей как командир. До этого — он просто ждал команды — а сейчас должен был командовать сам. Он прекрасно понимал, что за его ошибку — заплатит не он сам, как было раньше, а заплатят его люди. Возможно — все люди, он смотрел фильмы и знал, что такое коммунизм и что такое коммунисты. А завтра — ему предстоит столкнуться именно с ними.
Он оглядел своих людей — они стояли молча, почти не дыша и слушая его. Они верили в него — хотя ему исполнилось всего тридцать два года. Хорошо бы ему самому — верить в себя так, как верили в него его люди…
— … Я хочу, чтобы вы прекрасно понимали, что нас ждет. Завтра — нам предстоит встретиться лицом к лицу с фанатичными коммунистами! Их ни в коем случае нельзя считать глупыми или неумехами! Они умны, жестоки, коварны и настойчивы в достижении своих целей. Им нельзя отказать в храбрости и стойкости — в сорок пятом году их отцы и деды захватили с пол Европы, и лично я считаю, что с тех пор коммунисты стали только опаснее. Возможно, нам предстоит иметь дело с наиболее подготовленными их частями — с парашютистами или с отрядом коммандос. Они воюют здесь уже восемь лет и кое-чему научились, поэтому полагайте их равными себе по боевой выучке. Завтра перед нами будет достойный противник, джентльмены, победа над которым сделает вас одними из лучших морпехов за всю историю морской пехоты США.
Вы можете считать меня параноиком, джентльмены, но я считаю, что завтра у нас не будет легкой работы. Я ожидаю, что русские прибудут на вертолете, и его, скорее всего, будут прикрывать Хайнды. Вы видели этот вертолет на картинках, джентльмены, но вы не представляете, что этот вертолет может сделать с нами, если мы дрогнем и не сможем действовать четко и слаженно, единой командой. Поэтому завтра — мы берем четыре установки Стингер и по три контейнера к каждой пусковой установке. Я как следует хочу угостить русских ублюдков, если они вздумают шутить шутки с морскими пехотинцами США.
Для того, чтобы сделать свою работу, у нас будут две снайперские команды, джентльмены и четыре пулеметных расчета — это помимо ракетчиков. Все, что я хочу сказать, джентльмены — группируйтесь вокруг них. Защищайте их. Слушайте и поддерживайте ваших лидеров команд! Мы не знаем, что приготовили нам русские, но я могу сказать вам, что если будет бой — то он будет тяжелым и жестоким. И я хочу, чтобы каждый из вас перед взлетом еще раз проверил свое оружие, свое снаряжение и выслушал лидера своей команды. Мы сможем разбить комми, только действуя сообща.
И еще, джентльмены. Я хочу, чтобы каждый уяснил для себя — никакой стрельбы без команды. Мы дисциплинированная воинская часть, черт побери, и я хочу чтобы мы, даже если нам не придется столкнуться с русскими в открытом бою — продемонстрировали им это. Я не хочу, чтобы о морских пехотинцах пошла слава как о хулиганской банде. Поэтому — вы откроете огонь, только е6сли начну стрелять я или выпущу ракету или русские нападут на нас. Подчеркиваю — нападут на нас, одиночный выстрел не считается. Это всем понятно?
— Да, сэр — сказал сержант, стоящий со своими людьми
— Я ожидаю от всех от нас достойного исполнения своего долга. Происходить то, для чего нас готовили, то, ради чего мы существуем. И я хочу, чтобы мы показали себя, мать их, этих проклятых комми. Кто мы?
— Тигры!
— Кто мы, мать вашу!?
— Тигры, сэр!!!
— Черт, когда я это слышу, я не знаю, что мне больше бояться, русских или того, что один из наших морпехов от избытка чувств выстрелит мне в спину — попытался пошутить ЦРУшник
Полковник хмыкнул
— Ерунда. У рейнджеров вы бы оглохли. Или умерли со страху…
Время медленно останавливалось…замирало… как муха, еще дрыгающая крылышками из последних сил в липкой патоке — но в то же время понятно, что все уже кончено. Они летели в ночи к месту, где завтра развернется драма — и кое-кто уже приговорил себя к смерти, исполнил приговор, выкопал могилу и положил себя в нее. А кто-то — с лихой веселостью продумывал, как им завтра выжить…
Они шли след в след, волчьей цепочкой, по ночным горам — точно так же, как несколько дней назад шли, чтобы проникнуть в Афганистан русские. Первым шел парень со щупом, он искал мины и смотрел, чтобы впереди не оказалось каменной осыпи. Его прикрывал пулеметчик с М60Е3 — облегченным вариантом печально известной Свиньи, с которой морские пехотинцы намучались еще во Вьетнаме. Он продвигался примерно в пятнадцати шагах от сапера — чтобы иметь возможность эффективно прикрыть его и не попасть вместе с ним под одну очередь. Дальше следовал еще один парень, назначенный в пару к пулеметчику — он был вооружен карабином CAR с подствольником и нес дополнительно три снаряженные пулеметные ленты: пока пулеметчик вел огонь он должен был прикрывать его, а в случае ранения или смерти — заменить его. Дальше — прикрывая друг друга, след в след, с дистанцией около пяти ярдов — шли другие морские пехотинцы и сотрудники ЦРУ. Уорден явно не привык ходить ночью по горам, он ступал неточно и производил много шума — но с этим ничего нельзя было поделать…
В пограничную зону — они вышли с рассветом.
Чахлая растительность — дождя здесь явно не достает для нормального ее роста, но есть где спрятаться. Преддверие пустыни — с афганской стороны только хуже, там одна из самых страшных пустынь на земле. Даже сюда — доставало ее сухое дыхание: в пустыне было тепло, она была аккумулятором дневного тепла — и по мере того, как они продвигались вперед, они чувствовали, что становится хоть на пару градусов — но теплее.