Смущенно смеясь, Мария закрыла глаза ладонью и из стороны в сторону покачала головой.
– Ой, Левка! Какой же ты у меня замечательный!.. – произнесла она с оттенком восхищения.
Глава 5
…И снова под колеса «Волги» полетели километры подмосковных дорог. Гуров ехал в Пятницкое, чтобы оттуда отправиться в Лешакино. Сержант Володька лихо гнал по широкой серой ленте асфальта, с беспечной улыбкой слушая голоса «Дюны», приглушенно льющиеся из динамиков акустической системы: «…Наш Борька – бабник! Наш Борька – бабник!.. Так говорят об этом все его друзья…»
Краем уха вслушиваясь в этот иронично-хулиганистый хит, Лев мысленно отметил, что имя «Борька» в нем вполне можно было заменить на «Стас» – это ничуть не погрешило бы против истины. Сегодня утром, когда они с Крячко встретились на крыльце Главка, в глаза сразу же бросилось, что тот выглядит измотанным, словно на нем всю ночь возили воду. На какой-то миг Гурову его даже стало жалко.
Неожиданно Володька поинтересовался:
– Лев Иванович, а я вот видел, вы взяли с собой табельное оружие. Ожидается что-то серьезное?
– Ну, в принципе оружие с собой я беру достаточно часто, – глядя на бегущую навстречу дорогу, пояснил Гуров. – Но сегодня – да, возможны всякие неожиданности. Нельзя исключать того, что в округе Лешакина есть какой-то опасный хищник, наподобие крупного пса бойцовой породы, обученного убивать людей. Пока не выясним, что там к чему, нужно быть начеку.
– А вот еще можно вас спросить? Станислав Васильевич для чего-то перезарядил ваш пистолет. Что-то не в порядке с патронами?
Рассмеявшись, Лев ответил, что, по мнению полковника Крячко, патроны его пистолета «не той системы», то бишь не способны отразить возможного нападения неведомого хищника.
– Ну вообще-то он, наверное, прав! – отчего-то посерьезнев, кивнул сержант. – Как-то уже давненько по телевизору показывали сюжет с Украины. Вы не видели? Там женщина рассказывала корреспонденту, как средь бела дня ее дочь загрызла чупакабра. Я, правда, не знаю, есть ли они, эти чупакабры на самом деле, но сюжет, по-моему, был не постановочный. Она так плакала! Девчонке было лет восемнадцать… Кто знает? А вдруг подобная тварь появилась и в наших краях?! Так что это правильно – оружие никак не помешает.
– Да, посмотрим, что там за «чупа-зверь»… – нейтрально обронил Гуров, вновь вспоминая утреннюю встречу со Стасом.
Как оказалось, тот и в самом деле свое намерение выполнил. Кулибин-Алексеич не только изготовил из серебра точную копию пули «стрижа», но и мастерски заправил ее в патрон, заменив обычную. Чтобы «не устраивать представления», как определил сам Крячко, он просто вынул из гуровского «стрижа» обойму и вставил в него свою. Первый в ней по счету боезаряд блестел полировкой обтекаемого конуса пули из белого металла.
«Конечно, вряд ли она понадобится. Зря Стас затеял эту суматоху – лучше бы поспал лишний час… – подумалось Льву, когда за стеной леса появились девятиэтажки Пятницкого. – Но, как ни верти, он и в самом деле настоящий друг – готов на все, лишь бы снизить все мои возможные риски».
В райотделе Пятницкого вначале даже не поняли, с какой это стати Главк угрозыска вдруг заинтересовала пусть и драматическая, но никак не связанная с криминалом (в чем, разумеется, были уверены все, без исключения!) гибель парня из Лешакина. Впрочем, Гуров излишне откровенничать не спешил, прекрасно зная склонность некоторых своих коллег, как в центре, так и в провинции, работать на два «фронта», снабжая криминалитет оперативной информацией.
Он лишь вскользь отметил, что поводом проверки стал случайный разговор с женщиной из Угомоновки, родственницей погибшего. А проверка связана с тем, что у Главка возникли опасения по поводу безопасности населения этого села и особенно детей, которые также могли бы стать жертвами неведомого хищника.
Взяв тощенький скоросшиватель, Лев не спеша ознакомился со всем его содержимым, попутно заснимая всевозможные акты и протоколы фотокамерой сотового. Согласно имеющейся в бумагах информации, «гр. Резенцов» в последний день своей жизни отправился по грибы в лес, именующийся у местного населения Могильным. О том, что с Виталием приключилось что-то очень скверное, его родные догадались, лишь когда уже стемнело. Но в Могильный лес искать парня никто не пошел. Лишь уже утром местные добровольцы начали прочесывать лесной массив, пользующийся в селе дурной славой.
Парня нашли в самом глухом урочище, лежащим навзничь. Как явствовало из картины случившегося, скорее всего, хищник напал на Виталия внезапно. Заметить зверя парень успел лишь в самый последний момент. Совершив прыжок, тот толчком лап опрокинул его на спину и тут же вцепился пастью в горло. По мнению судмедэксперта, бедолага умер достаточно быстро – следов агонии заметно не было.
Первым, кто нашел Резенцова, был местный охотник Николай Хоролин. В деле имелся протокол допроса Хоролина. В ходе собеседования с оперуполномоченным тот рассказал, что рядом с телом Виталия он обнаружил довольно странные следы – вроде бы и волчьи, но одновременно чем-то смахивающие и на следы крупной собаки. По мнению охотника, предположительно напасть мог волкособ – гибрид волка с собакой, имеющий силу и агрессивность волка, но при этом в отличие от настоящего волка не имеющий врожденной опасливости по отношению к людям.
Исследование в морге ран на передней стороне шеи потерпевшего показало, что они могли быть нанесены только клыками крупного хищника, скорее всего, семейства псовых. Каких-либо иных ран и повреждений на теле Резенцова обнаружено не было. Что еще было отмечено очевидцами – крови рядом с телом погибшего разлито было гораздо меньше, чем следовало бы ожидать. По мнению того же охотника Хоролина, кровь, бьющая из перекушенных артерий, могла быть выпита хищником. Но почему он удовольствовался только этим – осталось без ответа. Судя по всему, именно это и стало причиной появления слуха об волкулаке-оборотне.
Каких-либо улик, свидетельствующих о том, что в этот момент где-то неподалеку находились люди, найти не удалось.
«Или «не удалось»… – мысленно прокомментировал Гуров. – Тут весь вопрос – как искать».
Окончательное заключение гласило: считать случившееся несчастным случаем, который произошел по вине потерпевшего, пренебрегшего элементарными мерами предосторожности, в связи с чем уголовное дело возбуждать нет никакой необходимости.
Закончив с изучением бумаг, Лев встретился с сотрудником райотдела, который возглавлял опергруппу, выезжавшую в Лешакино. Молодцеватый капитан, который явно собирался общими фразами оттарабанить свое повествование о расследовании гибели Виталия Резенцова, наткнувшись на несколько конкретных, прямолинейных вопросов гостя о тех или иных моментах проводившейся ими работы, сразу же несколько потускнел.
Он признался, что – да, «черного археолога» Макса они даже не пытались искать. А зачем? Никто же по поводу его исчезновения заявлений не подавал? Нет. Ну и на кой он тогда «притовокался»? Ну а то, что Резенцов на пару с этим самым Максом занимался противозаконной «археологией», так мало ли кто с кем и чем занимается? На вопрос о тщательности осмотра места гибели Виталия капитану тоже почему-то ответить было нечего. Да, они поляну «как бы» осматривали. «Как бы» искали улики и следы. «Как бы» что-то находили… Да и в опросах свидетелей опытное око полковника сразу же уловило недоработки. Это окончательно стушевало бравого капитана. Ну а констатация Гурова:
– Работа проведена небрежно, расследование поверхностное, формальное… – и вовсе повергла в уныние.
Когда Лев, пренебрежительно бросив на стол скоросшиватель, молча направился к выходу, его собеседник неожиданно окликнул.
– Товарищ полковник! С вашей оценкой согласен полностью… – неловко подкашливая, вполголоса заговорил он. – Но… кое-что хотел бы пояснить в конфиденциальном порядке. Так сказать, к сведению… В общем, когда в августе нас отправили на обследование места происшествия, мне передали негласное распоряжение «удила не рвать», поскольку это «несчастный случай». И пришло оно откуда-то оттуда… – капитан указал взглядом на потолок.
Выслушав это сообщение, Гуров понимающе кивнул и негромко ответил:
– Ясно! Спасибо за откровенность. Будем иметь в виду.
И снова «Волга» помчалась по трассе через холмистую равнину, то минуя болотистые низины и озерца, с еще по-летнему чуть зеленоватой водой из-за размножившегося за жаркие месяцы пресноводного планктона, то ныряя в боры и перелески. Оставив позади себя и Угомоновку, и Трубное, и еще какие-то Демидовку и Камень-Пень, машина наконец-то подрулила к околице не самой большой деревни с несколькими двухэтажками в центре и вольной россыпью разномастных сельских особняков. Вдоль извилистых улиц можно было увидеть и довольно ветхие домишки, «дышащие на ладан», и современного фасона коттеджи состоятельных сельчан.
Завернув в местную администрацию, Гуров застал там лешакинского старосту – крупного мужчину пенсионного возраста, назвавшегося Кириллом Александровичем Крупным. Как особо пояснил староста, Крупный – он не потому, что имеет объемистые габариты, а потому, что его прадед в здешних краях имел самодельную крупорушку и производил разные крупы.
Собеседником Кирилл Александрович оказался очень занимательным – настоящим кладезем ценной информации. Он охотно рассказал Гурову все, что того интересовало о Виталии Резенцове. По словам старосты, Виталий парень был в целом правильный, хотя и не без ветра в голове. По Лешакину он слыл настоящей «присухой» местных девчонок. За него замуж с радостью вышла бы любая. Но сразу после армии он почему-то женился на городской девахе, которая приезжала на лето в гости к своим родственникам.
Лешакинцам очень не понравилось, что столичная «моднявка» в первый же вечер их знакомства сама полезла ночевать с Виталькой на сеновал. Да так и осталась жить у Резенцовых. Родители отделили молодым половину дома, где они и начали строить свое «семейное гнездо». Через год у них родился сын. Но когда ребенку было месяца три, а Виталька в это время «шабашил» в Москве, его «благоверная», снюхавшись с бригадиром среднеазиатских гастарбайтеров, которые строили дом местному коммерсанту, куда-то с ним уехала. Ребенка подбросила родителям Витальки.
Узнав об исчезновении жены, Виталий долго ходил мрачнее тучи. На женщин даже не глядел. Но с этой весны он вдруг начал встречаться с молодой односельчанкой, которая ждала из армии парня, да не дождалась – того тоже, как видно, «захомутала» какая-то пронырливая вертихвостка. Этой осенью они должны были пожениться, если бы не такой вот грустный финал.
По словам Крупного, тот августовский день, когда погиб Резенцов, он помнит хорошо. Погода выдалась ясная, солнечная, на работу идти было одно удовольствие. Шагая в свой «офис», староста случайно встретился с Виталием. Тот выглядел веселым и жизнерадостным. Резенцов шел в сторону околицы, одевшись в старый армейский камуфляж, в руке нес большую ивовую корзину. Ответив на его приветствие, староста поинтересовался, куда тот надумал направиться. Загадочно улыбаясь, Виталий ответил, что идет по грибы.
При этом интонация его голоса с интригующими нотками давала понять, что грибы – это только для «отмазки». А шел он совсем по другим делам. На вопрос Крупного, не желает ли он устроиться водителем школьного автобуса – Виталька имел нужную категорию и считался отличным шофером, – тот неожиданно уведомил: «Кирилл Александрович, зачем мне все это нужно? Хватит с меня – и варить, и шоферить… Скоро у меня будет столько денег, что я смогу все Лешакино купить оптом и в розницу».
– …Я еще тогда ему, помнится, сказал: смотри, Виталя, легкие деньги – штука рисковая, – староста тягостно вздохнул, – кабы с ними беды не нажить! Но он только посмеялся. Дескать, кто не рискует, тот не пьет шампанского! Вот и пришлось нам пить горькую на его поминках… До сих пор понять не могу – что там с ним приключилось такое? Его родители, хоть и сорок дней уже миновало, все никак не отойдут от того, что случилось. Хорошо, есть внук – он их держит, а то оба ушли бы следом за Виталькой.
– А как бы мне с ними увидеться? – спросил Лев, выслушав своего собеседника.
Тот в ответ лишь развел руками.
– Сегодня их дома нету – повезли внука в район к педиатру. Что-то мальчонка малость захандрил. Да еще и какой-то бабке хотят его показать. Все боятся, как бы не сглазили, как бы порчу не наслали…
На вопрос Льва – действительно ли Могильный лес таит в себе какие-то опасности и чего ради туда мог податься Резенцов, Крупный пояснил, что этот массив и в самом деле репутацию имеет более чем скверную. По местной легенде, в той самой низине, где нашли Витальку, когда-то очень давно похоронили местную ведьму.
Еще когда Лешакино было небольшой деревушкой в пару дюжин изб, на его окраине в землянке поселилась какая-то странная женщина. Она появилась неизвестно откуда. Промышляла тем, что лечила местных жителей травами да заговорами. А потом произошло нечто, весьма необычное – не прошло и года, к удивлению всех лешакинцев, ее взял в жены местный мельник Митрофан. Но их «счастье» было недолгим. Еще через год мельник погиб, говоря современным языком, в результате ДТП. Его лошади, до той поры смирные и послушные, отчего-то вдруг понесли, и Митрофан, вылетев из повозки, разбил голову о придорожный камень. В Лешакине тут же заговорили, что его «благоверная» – ведьма и что это она погубила мужа. Митрофанов дом тут же все начали обходить стороной.
Случилось это в середине лета, а ранней осенью в село из Москвы приехал старший сын Митрофана, работавший там приказчиком у богатого замоскворецкого купца. Он объявил, что дом и мельницу намеревается продать. Его младший брат смолоду ушел в монастырь, сам он продолжать дело отца не собирался, а тем более дарить невесть кому отеческий дом и его ветряк. Узнавшая об этом решении вдова мельника устроила скандал и объявила, что устроить продажу не позволит.
Тем же вечером у сына мельника, остановившегося на постой у дальней родни, началась непонятная горячка. Благо хозяйка, разбиравшаяся в травах, напоила его горьким отваром, и он хотя бы пришел в себя. Ближе к полуночи сын мельника вдруг почуял, что настают его последние часы. Однако вместо того чтобы пойти к священнику исповедаться, он взял у хозяев бутылку керосина и спички и направился к отцовскому дому. Подперев входную дверь, он облил дом керосином и поджег.
Когда к горящему дому с ведрами и лопатами сбежались сельчане, он уже полыхал сверху донизу. Изнутри доносились отчаянные крики о помощи. А перед палисадником лежало бездыханное тело поджигателя. Лишь к утру пламя поутихло, а дом обратился в огромную груду раскаленных углей. Когда же назначенные старостой мужики разгребли пепелище, то у того места, где была входная дверь, они нашли обгорелые человеческие кости. Тут же на сельском вече решили, что на своем погосте их хоронить не будут. Собрав лопатами и граблями останки чужачки в крапивяный мешок, их волоком оттащили в глухую чащобу и там закопали неотпетыми в безвестной могиле.
– …Вот с тех пор тот лес и считался как бы проклятым, – завершил староста свое жутковатое повествование. – Но в это – кто верит, а кто не верит. Грибов там всегда в избытке, только не всякий туда пойдет. Виталька – тот ничего не боялся. Он туда всегда ходил. Ну, как видно, добралась она и до него.
– Вы верите в то, что это и в самом деле была ведьма? – спросил Гуров, едва сдержав усмешку.
– Лев Иванович, если честно, то я не знаю, что об этом думать… – его собеседник энергично пожал плечами. – Так-то, конечно, не верю – родились-то мы и выросли при социализме, воспитаны на атеизме. Но в глубине души отчего-то все равно есть какое-то беспокойство. Какой-то червячок сомнения все равно ее точит, потому что бывает немало таких происшествий, которые теми же законами Ньютона или этого… – как его? Кулона, что ль? – не объяснишь…
«Черного археолога» Макса Крупный помнил, хотя видел всего несколько раз. По его словам, это был «фитиль» баскетбольного роста, пронырливый и бесцеремонный. Собственно говоря, это не Виталий прибился к Максу, а Макс его подбил на «археологию», поскольку ему нужен был человек, хорошо знающий всю здешнюю округу. Трудно сказать, находили они что-нибудь или нет, но с некоторых пор у Резенцова и в самом деле появились хорошие деньги. Правда, он ими не сорил, не бахвалился, но в Лешакине знали, что Виталька купил для невесты обручальное золотое кольцо с бриллиантом. Ходили слухи, что Макс и Виталька нашли-таки графский клад, вот отсюда у них и «поперло».
– Кстати, о графских сокровищах… – слушая старосту, задумчиво заговорил Гуров. – А вот вы как считаете – они и в самом деле существуют или это деревенские байки? И еще, чисто из любопытства… Он вообще куда делся, этот Замолотский? Мне рассказывали, что он умер в восемнадцатом. И что случилось с домом, раз от него остались одни руины?
Рассмеявшись, Крупный провел по лицу ладонью и, махнув рукой, сокрушенно вздохнул.
– Сокровища, сокровища… – произнес он с оттенком сарказма. – Мне почему-то думается, что это выдумка. Кто их только не искал! Про местных я уже и не говорю – почитай, каждый второй лазил, рыскал и шастал. А еще всякие эти краеведы, копатели, «черные археологи», залетные авантюристы… Одни даже приперли какой-то особенный эхолот. Не нашли подземелий. Лозоходец бегал с ивовой рогулькой – впустую… И все, как один, охают: да как их найти, эти сокровища, если на них лежит колдовское проклятие?!
Про самого графа, как и всякий здешний житель, староста наслышан был с преизбытком. В том числе и про его последний день жизни. По словам Крупного, графа никто не хоронил. Когда чекисты в поисках сокровищ обошли все его поместье, то напоследок снова заглянули в спальню. Однако тела Замолотского на месте не было. Решив, что, вполне возможно, здесь тайком успел побывать кто-то из слуг графа, который и унес покойника в другое место, они отбыли к месту назначения. Но на самом деле, уверяли старожилы, после смерти Замолотский превратился в огромного ворона.