Вот и подошло время, когда видно, кто ты на самом деле. Охрана у тебя была, всемогуществом гордился? А охранник тоже человек. Жизнь хочет сохранить прежде всего свою, близких своих. Чем ты ему заплатишь за самопожертвование? Золотом, евро, долларами, может, рублями? Даже жопа твоя сейчас никому не нужна. Спасай себя сам. Не можешь? Попробуй объединить вокруг себя идеей, либо тем, без чего организму не обойтись. Деньги не в ходу. В ходу еда, оружие, боеприпасы. А еще наркотики. Настоящая валюта. И белый билет в никуда.
Пролог
Годом раньше или годом позже это произойдет.
Граждане бывшей империи получили в наследство половину Евразии. Огромные расстояния, богатство недр, климатическая защита от внешних врагов сыграли злую шутку с русским народом. Характер превращался в труху. Становиться рабами на своей земле русским с удовольствием помогали избранники чужого народа. Сто лет назад русские вешали и стреляли русских под руководством носатых комиссаров. Весь мир насилья мы разрушим! Разрушили. Новый мир построили под красной звездой и чуть не поменяли эмблему на свастику. Два беса уничтожали Европу. Один уничтожал чужие народы, другой не жалел своих советских граждан. Титульная нация таяла, пассионарность отдельных личностей – на вес золота. Предатели распилили Советский Союз. Зарождавшуюся нацию нарекли россиянами. Оставили с раскрытыми ртами ждать воссияния свободы. 140 миллионов на 1/5 суши. С каждым годом на миллион меньше. В конце 20 века граждане бывших южных республик Советского Союза с удовольствием приняли участие в демографической политике Российского правительства. Политику привлечения чужой крови по–обезьяньи переняли у Европы. Экономика получила наркотик под названием «гастарбайтер».
Пока Европа готовится к эвтаназии, коммунистический Китай остался верным идее всеобщего равенства. Не стесняясь использовать лучшее из экономических моделей Старого и Нового света, копируя образцы брэндированной техники, китайский тигр мощным броском раздвинул ряд мировых держав, встал, хищно озираясь вокруг. Молодому хищнику тесно в отведенной территории. А совсем рядом за Амуром жирный кусок благодатной земли, а дальше леса, нефть, газ. И умирающий хозяин.
Время белой расы прошло. В этом нет ничего удивительного. Белый человек выполнил свою миссию, приходит человек новой, а если быть точным, старой формации. Человек–народ. Организм, способный выжить и создать новый мир. Цвет кожи, разрез глаз – оболочка. Содержание – желание победить и способность умереть за идею.
Россия снова перед выбором. На этот раз выбирать придется не идолы. Придется выбирать свободу или смерть.
Почему бы выбору не произойти в 2012 году, прославленному календарем древних индейцев?
Договор о перемирии устраивал обе воюющие стороны. К концу июля временной границей стала нейтральная территория по берегам самой большой реки в Европе. Дальний Восток, Сибирь несколько месяцев назад органично влились в Поднебесную империю, у населения изымаются российские паспорта. Взамен граждане получают документы с иероглифами на дублированных страницах.
В западной части России освободившиеся воинские части, полиция защищали элитные кварталы крупных городов и стратегические объекты. За несколько месяцев внутренний враг стал ужаснее врага внешнего. Приближающееся к Земле небесное тело освободило от морали большую часть населения не только в России. Кроме Китая, по всему миру бушуют мародерские войны. «Грабь награбленное!» — вновь актуальная тема. «Бессмысленный и беспощадный?» А вы как думали, господа хорошие? Чтобы со смыслом, с понятиями? Только не в этот раз.
У бандита всегда есть национальность. В России никогда не было интернациональной преступности. Русских в Предуралье большинство, но славянские банды малочисленны и раздроблены.
Октябрь 2012
— О, ништяк! Вот это житуха! — Чума глотнул водки, передал бутылку пассажиру.
— Эх, хорошо пошла! — ладони зэка постучали по рулю. — Куда едем, Пузо?
Худой человек с отвисшим животом получил погоняло еще до первой ходки. Болезнь какая‑то, объяснял он собутыльникам подобие пятого месяца беременности. Гормональным изменениям способствовала беззаветная любовь к пиву.
— Ехай за Бурым, не загоняйся, — Пузо ткнул пальцем в летящий впереди джип. — Тебе не по барабану, где лохов мочить?
— Да по херу! Только я дома 3 года не был, не узнаю ни черта. – Чума крутанул руль, мерс занесло на повороте.
— Эй, осторожней, корешок, не дрова везешь! — Чеснок стукнулся башкой о заднюю стойку. — Вот ты чума в натуре, успеешь погонять — сейчас все наше.
— Да, пацаны, вовремя я из тайги домой слинял, пиздоглазые людей совсем не жалуют! Вроде какая им разница, ну поделился со мной сибиряк жратвой, бабой там. Так свои же, че ты лезешь? Нет, суки, сразу стреляют, никаких следствий тебе. Не по закону!
— К нам китайцы боятся сунуться, мы им сразу кишки выпустим! — Чеснок с заднего сиденья авторитетно дыхнул перегаром. — У нас оружия завались, вояки рядом.
— Че, мусора? Не мешают? — Расписные пальцы сильнее сжали руль.
— Им бы себя спасти, но увидят чего, мочат без разбора. Еще Гитлер не успокоится никак. — Пузо сделал глоток, закурил вместо закуски.
— Че еще за Гитлер, фашист что ли?
— Нет, опер бывший. Его еще до заварухи выперли за превышение. Он, типа, чурок не любил, говорят, мочил по беспределу. Наших пацанов тоже порешил немало.
— Ниче, — Чума взял бутылку, глотнул, — пусть только покажется! Я его успокою. Мент должен ходить с ножом в спине! — Нажал клавишу, в кумар салона ворвался холодный воздух, в дрожащее предзакатное солнце вылетела пустая бутылка.
Семнадцатидюймовые колеса наматывали километры уфимской трассы. Амортизаторы гасили удары о срезы выбоин. Две иномарки с вооруженными людьми приближались к коттеджному поселку. В летящем впереди Паджеро хрипел шансон, компакт–диск собрал весь цвет высокого искусства. Скрипит потертая кожа турецких курток, в сладковатом аромате анаши лица бандитов пытаются изобразить суровый романтизм. Тяжелая доля исполнителя отзывается в сердцах личными несправедливостями. Двое из пятерки реальный срок не мотали, но тупые попандосы за хранение героина, бакланку, мелкие кражи доказывали крутизну характера.
— Сворачивай! – Бурый грел на коленях единственный в банде калашник. Ствол на поворотах упирался в Укропа. Непростое дело быть водилой главаря.
Рядовые бандиты вооружены беднее – штуцер, обрезы охотничьих ружей, пара пм, ножи.
Злыми барракудами автомобили рассекали квадраты поселка.
— Секи, Бурый, там вроде живет кто! – Палец Укропа ткнул в мирный дым на дворе дома по правую сторону.
— Да, похоже, сейчас что‑нибудь обломится. Тарань ворота! — Главарь уложил автомат между дверью и сиденьем, жилистые руки воткнулись в панель.
Джип, не снижая скорости, насколько позволяла ширина дороги, взял влево. Укроп легко провернул два оборота в другую сторону, гидроусилитель резко изменил направление колес.
Бампер джипа впечатался в ворота. Одна створка с остатками петель громыхает к крыльцу дома, вторая, прогнувшись, как лох с ножом в брюхе, застопорилась в открытом положении. Укроп жал на тормоз, но остановил автомобиль бампер хозяйской Мазды.
Сказался опыт первого препятствия, уркаганы сзади оперлись на спинки сидений.
Чума проскочил ворота, сдал задом.
Бурый первым выскочил из джипа, передернул затвор.
— Пацаны — к окнам!
— Гвоздь! — Зыркнул в обход дома.
— Чтоб никто не ушел! — Командовал полководец. — Чума, смотри за улицей!
— Папаша, открывай! — Очередь по окнам усилила требование. — Делиться надо в трудное время.
В ответ бахнул ружейный выстрел, следом другой. Ставня вылетела, Бурый успел пригнуться. Подельники присели, растерянно переглянувшись.
— О, ништяк! Смелый попался. — Бандит подмигнул пацанам. — Тащи канистру…
— Подождите, — мужской голос из окна дрожал от волнения, — я дам вам продукты и золото.
— В очко себе золото забей! Открывай, герой, мы сами выберем, что надо!
Позади дома послышался тонкий крик, грубые ругательства, звук пощечины. Из‑за угла Гвоздь тащил девушку. Локтевой сгиб сдавил тонкую шею, дуло обреза в правой руке упирается в спину.
Пленница обеими руками пыталась ослабить хватку, тонкие ноги в обтягивающих джинсах заметно дрожали, перебирая по дороге. Задравшись, короткая куртка открывала стройные бедра, внизу плоского живота ремень с тинейджеровской пряжкой.
— Убежать захотела, шалава.
— Покажи личико, Гульчатай! — Бурый отодвинулся от окна, грязные пальцы раздвинули волосы. На бледном лице зияли темные от ужаса глаза девочки–подростка.
— Э, да ты у нас красотка! – Гвоздю причудилась нотка жалости в последнем слове главаря.
— Не трогайте дочь! — Щелкнул замок, дверь успела открыться на оду четверть внутрь.
Бурый вскинул автомат, короткая очередь приготовила фарш из внутренностей пожилого мужчины, ружье выпало, загремело рядом с рухнувшим телом.
— Папа! – девушка кричала, дергаясь под захватом Гвоздя. Высокий бандит сильнее сжал руку, изогнулся. Ноги жертвы оторвались от пола, крик превратился в хрип.
На выстрелы, а вернее на женские крики, среагировал Чума.
— Опа, че тут? Е–мое, какой цветочек! – Рука полезла под куртку.
— Стой, Чума! — Стволом автомата Бурый отодвинул холерика. — Ты че пацанов бросил?
— Слышь, начальника не врубай, ни один чмырь не высунулся. — Чума понизил голос, сохраняя лицо, и тут же заорал:
— Папаша! Еще теплый! — Подскочил к умирающему и наступил на горло. В дуло бандитского пээма таращились глаза искореженного болью человека. Кровь изо рта выхлебнулась на ботинок.
— Ах, ты падла! — Чума дернул пистолетом вперед, нажал на спуск.
Пуля пробила лоб, затылочную область, расколола напольную плитку, от давления череп взорвался коричневой жижей.
Теперь ботинки точно подлежали смене.
— Ой, блять! – Чума отпрыгнул к двери и лихорадочно стал палить в темноту коридора. С ножом на него бросилась полная женщина – жена несчастного. Семь пуль нарисовали семь кровавых натюрмортов. Грузное тело по инерции упало вперед, супруги посмертно обнялись.
Девочка потеряла сознание, Гвоздь не стал ее держать, уложил возле ног.
— Суки, кто здесь еще? – Чума бросился в глубь дома. Через несколько минут появился, возбужденно развел руками: — Все, нет никого!
— Ствол перезаряди, мститель! – Бурый указал на задержку затвора.
— Слышь, пацаны, че, мы на нее смотреть будем? Завалим ее в доме, все условия! Ха–ха! Если кто не сможет, я за него сейф взлохмачу, поработаю! – Какая могла быть перезарядка в такой момент.
— Чума, ты или меня слушаешь, или пиздуй куда хочешь! – в худую грудь больно ткнулось дуло автомата.
— Мы ее на герыч у цыган поменяем. – Объяснил своей банде Бурый.
19 октября утро
Рельеф подошвы деформировался давлением на алюминиевый обод. Капитан Путилин уперся спиной в бруски ящика, мощным движением столкнул бочку с борта УАЗа. 200 литров разведенного спирта глухо отозвались в рассветных сумерках, привычно привлекая страждущих сладковатым запахом.
Водитель в милицейской форме без знаков различия мягко поддал газу, стараясь не уронить старшего.
— Максим, заедешь за перевернутый автобус, остановись!
Максим давно забыл присвоенное звание, зато помнил, как темнеют серые глаза капитана в случаях бессмысленной удали.
Макс проехал метров 300, спрятал машину за «Икарусом», выключил фары. Подтянувшись, капитан забрался на крышу «буханки», достал из нагрудного кармана половинку бинокля и стал наблюдать.
К бочке сбегались оборванцы. Истощенные женщины и мужчины выбирались из подвалов, как тараканы, отталкивая друг друга, пытались быстрее наполнить различные емкости.
Контраст октябрьской ночи смягчает утренний сумрак. Холодный ветер рвет гарь между серыми безжизненными домами.
Со стороны Зубовки, где становился рассвет, слышится лай автоматных очередей, глухие взрывы и четкие винтовочные выстрелы. Майор Кабанов давно наплевал на военное положение и соответствующие приказы. Со своими головорезами он прожигает жизнь, отстреливая черножопых, цыган и просочившихся через линию фронта китайцев.
Не занятый окуляром глаз заметил движение левее копошащейся биомассы. Явственнее стал слышен звук проржавевшего глушителя. Помятый внедорожник остановился в нескольких метрах от уже опохмелившейся толпы. У задней двери показался худой силуэт, похожий на опоясанную патронташем обезьяну. На таком расстоянии наполненность не определишь, но потому как скоро произошел выстрел в ноги пьяных людей, Путилин сделал вывод о достаточном количестве боеприпаса.
«Есть ли у обезьян нарезные стволы? Или шелупень разграбила квартиру охотника, не сдавшего оружие? Карабины вроде поголовно у всех отобрали, так с нашей организацией все может быть».
— Радужный, 67–ому, прием, в районе пересечения Фадеева и Московской при кормлении народа обнаружена вооруженная группа, на автомобиле Паджеро, грузовом, точно установлено 4 человека. У одного охотничье ружье, не обрез, – по рации доложил обстановку капитан. – Как поняли?
— Понятно, 67, – захрипел динамик, — все сбросили? Сам трезвый еще? Максу не наливай, ха–ха, зенки зальет, машину за ящик настоящей водки променяет и тебя не спросит.
— Много говоришь! Что с вооруженными делать? Пришлешь кого?
— Кого я пришлю? Действуй, как подсказывает тебе классовое сознание! – Дежурный совсем развеселился, – у тебя в машине, считай, половина оружейного магазина. Ты когда еще сдать обещал? Только благодаря мне, считай, и выживаешь!
— Ладно, не буксуй, все сдам до последнего патрона, с этими сам разберусь, смсу пришлю. – Пошутил Путилин, слезая с крыши. Под ногой хрустнул чей‑то мобильник.
«Классовое сознание!» вспомни я его раньше, перестрелял бы всех Траховых и Дазаровых, свалил с Лией в какую‑нибудь деревню. Стрелять бы ее научил, оружие тогда на складах и не охранял толком никто, — накручивал себя Путилин, — теперь охраняй этих пидагогов от своего же народа.
Не снимая со спины АКСУ, капитан достал из‑за подголовников трехлинейку. В СССР выпуск продолжался под видом охотничьей винтовки, в клейме»1958 год»еще оставалась заводская смазка. Прекрасное в своей простоте и надежности орудие убийства приятно тяжелило руку. Хотя патрон уже был в патроннике, патрульный достал из‑под сиденья вспоротый цинк и взял горсть тусклых патронов.»На всякий случай, не надорвусь».
— Максим, остаешься за главного, без меня не уезжать! И прикрывать не забывай.
— Яволь, Вольдемар! — Дурканул напарник.
Путилин выглянул из‑за бампера автобуса, присел и стал искать упор для предплечья.
Тем временем ополовинившую бочку под руководством «охотника» бомжи погрузили в открытый багажник джипа. Несознательный мент отметил еще один ствол в окне передней двери. Путилин убрал волосы со лба, пригнулся к прицелу. Слава Богу, не нарезной. Ствол посмотрел в его сторону, в салоне засуетились силуэты. Автомобиль вывернул в сторону капитана.
В простенькую оптику было видно чумазое лицо бывшего гастарбайтера. Внедорожник быстро увеличивался в размерах.
Приклад через бушлат приятельски стукнул по плечу. Вмиг ожившая винтовка плюнула классическую 7,62 мм пулю точно в центр правой части ветрового стекла.
«И сильно не страдал, когда под мой прицел попадали революции друзья!»
Подъедут поближе, посмотрим, какой нации друзья. Может, получится живым кого взять. Пока Путилин соображал про необходимость смены позиции, автомобиль резко затормозил, водитель воткнул заднюю передачу и наступил на педаль газа. Также прямолинейно азиаты старались покинуть опасное место.
С пассажирского сиденья мешком выпал труп»охотника», но уже без патронташа. Капитан уже больше наудачу пальнул в мародеров, выщелкнул гильзу, дополнил магазин, затвор с заветным щелчком встал на место.
Не обращая внимания на происходящее, в сторону охраняемых коттеджей на огромной скорости прогрохотал бензовоз. Его сопровождал бронированный автомобиль с пошарпанными обозначениями «Росинкас». Ковш экскаватора, криво приваренный к бамперу бензовоза, таранил брошенный за ночь интернациональный автохлам.
— Поехали за ним быстро, после огнеметов бензина не достанется. – Путилин аккуратно вернул винтовку на место, перекинув автомат на грудь, сел на жесткое сиденье.
— Лучше пусть гарью воняет, чем трупаками, — выезжая на расчищенную полосу, рассудил Максим.
«Да, климат не поймешь, то жара неделями за 40, то ливни, как в тропиках, так и до эпидемии какой недалеко».
— Максим, тебе нравится быть полицаем? – негромко спросил Путилин.
За треском клапанов карбюраторного мотора подумал, что вопрос не достиг ушей водителя, но переспрашивать не стал. Тем удивительнее было услышать ответ:
— Причем здесь нравится, Владимир Владимирович.
Капитан поморщился от ставшего неприятным имени–отчества.
— Когда порядок был — нравилось, а теперь куда деваться? Жену устроили воспитателем, ребенок, слава Богу, при ней, только устроили не в нашем лагере, а подальше от фронта, вроде как там поспокойнее будет! А какая разница, где умирать, там на западе или здесь?…