Куда идти, в народ с голоду пухнуть или в банду какую? А что с ними будет? Грабить убивать просто так не охота, как‑то не научился еще. Так хоть пожрать всегда есть, да вроде как при оружии. Вот и некуда, получается, податься. – Было видно, что Максима одолевали похожие мысли.
— А к «Гитлеру» не думал? – показал в сторону Зубовки Путилин.
— Думал, — осторожно посмотрел на старшего Максим. – Круто там больно все у него.
— Сам же говоришь, какая разница, где умирать!
Патрульные ехали в сторону Волги. Над рекой тускнели два небесных светила.
19 октября утро
Майор Кабанов внешне перестал соответствовать фамилии. Давно прекратил бухать, не курил, трахал баб, только когда в них влюблялся. Его страстью было убивать. Убивать тех, кого считал не достойным жить на родной земле. В эту категорию входили инородцы, жиды всех национальностей, наркоманы и воры.
Прозвище «Гитлер» заслужил еще до начала всемирной анархии. В 2010 году, когда первыми признаками смены полюсов стали климатические аномалии, майор трудился старшим опером в рядовом территориальном отделе поволжского города. Руководящие должности были заказаны, о чем он никогда не сожалел. Дмитрий Петрович считал, что только непосредственный исполнитель всегда управляет ситуацией.
Отдел обслуживал развлекательное местечко под названием «детский парк им. Первого героя». Единственным формальным оправданием нахождения там черножопых являлось их толерантное название «дети гор». За последние несколько лет волосатые «дети» посчитали равнину парка вторым Кавказом. Грабежи, разбои и изнасилования совершались ежедневно. Усиление патрулей, задержание пойманных казалось бы с поличным не приносили никакого результата. Уголовное законодательство, как ни странно, было переписано в угоду преступникам. Их права считались неприкосновенными.
Кабанов снова и снова видел в кафе самодовольных чехов и дагов, двое суток назад задержанных за тяжкое преступление. Перебесившись, майор вспомнил сталинское решение проблем.
Следствием этого не хитрого умозаключения явился взрыв кафе «Три пеликана», где погибло и получило увечье целое стадо пеликанов. Ответственность за это возложили на мифических скинхедов. В ходе раскрытия Кабанов задержал двоих бородатых учеников медресе. Помариновавшись в отделе несколько часов, бородачи согласились выпить чай под философические напутствия опера. На следующий день они скончались от отравления неизвестным ядом. Далее было непонятное ДТП с гибелью видного деятеля за права южного народа. Далее – стрельба при попытке к бегству…
УСБ вплотную занялось служебной деятельность майора. Дело на него завели под условным наименованием «Фашист». Название «Гитлер» начальство не одобрило.
Голубые глаза Кабанова уже четверть часа всматривались в черно–белую мозаику цыганского поселка. Прибор ночного видения помогал слабо. Проклятая планета вместе со спутником Земли создавали причудливое переплетение теней.
Еще недавно Оглы здесь мерялись пузами, возводя трех–четырехэтажные замки из красного кирпича, непременно с полукруглыми окнами. Дома окружались металлическим забором из рифленого алюминия. Алюминий был покрыт серо–желтыми коврами, чем больше, тем круче. Создавалось впечатление, что цыгане целыми днями проветривают огромные подгузники.
Теперь ковры использовались более прагматично – закрывали окна от сквозняка и для светомаскировки. Только по гулу генераторных установок можно было определить жилые дома.
Наконец, возле отмеченных домов в тени майор разглядел шевеление…
Секреты находились именно там, где рассказывал пленный. Колоть жуликов стало намного проще – ни тебе прокуратуры, ни чиканутых родственников. Да и способов, хоть обфантазируйся. От пленного цыгана за один допрос получена информация о месте производства наркоты, охране, транспорте и других важных вещах.
— Господа, кто хочет поработать? – Привычно хохмил Гитлер. – Заявку сегодня прислал завод по производству дури им. Будулая. Пленных не брать, самим не сдаваться. Напоминаю цель – захват возможно большего количества героина. Также напоминаю об обязательном выстреле в башку – обезьяны сейчас сами травятся как кони, хоть в печень попади – им по барабану. Выстрел в тело – выстрел в башку, в тело – в башку, в башку – еще раз в башку! Всем понятно?
— Петрович, плавали – знаем. – Не удержался боец, обвешанный гранатами, как кокосовая пальма.
— Повторение – мать оплодотворения, матрос! – строго глянул Дмитрий Петрович Гитлер.
— Тогда уж отэц! – У всех поднялось настроение и, казавшийся невыполнимым, план стал вполне реальным.
Свет Нибиру из окна делил заброшенную комнату на две черно–белые части.
Кабанов осмотрел своих товарищей, в темноте сверкали глаза мужчин от тридцати до сорока лет. Лишь державший карабин с глушителем боец выглядел лет на 20. Все шестеро славян были одеты в различную одежду темно–зеленых тонов, но специфичность образа жизни делало ее похожей на униформу. И наоборот, вооружение было совершенно разным, отражая физические возможности и характер. Мужчины не называли друг друга по именам и фамилиям. В условиях военного братства каждый имел прозвище, чаще для нейтральности производное от фамилии, что, конечно, являлось бы нарушением правил секретности в прежнее время.
Тот, кого назвали матросом – Семен, помимо калашника имел самодельный жилет а–ля Анатоль с закрепленными Ф-1 в камикадзеобразном количестве. Узловатые пальцы Механика сжимали цевье АКСУ, сзади на поясе застегнутая кобура с ПМом. «Топор» владел старым АК семьдесяткакого‑то года выпуска, на правом бедре пристроился обрез 12 калибра, слева – нож фирмы «No Tolerast». Размеры «Топора» маскировали все это хозяйство, к тому же и без оружия он представлял серьезную боевую единицу. На коленях Доктора покоился РПК, «извини, МГ-42 на складе не было», слева на поясе открытая кобура с тем же ПМом. Но во внутреннем кармане бушлата грелся трофейный «Вальтер». Несмотря на прежнюю профессию, он имел прямо‑таки маньяческую страсть к оружию. Небритая щека Свирида уткнулась в цевье помпового ружья. В его арсенале также китайский «ТТ» и две гранаты. Студенту вручен СКС с самодельным глушителем и стандартный ПМ. Эксклюзивы ему придется добывать в бою.
Куртки и бушлаты скрывали удачный бартер Дмитрия Петровича – кевларовые жилеты «Гусар».
За несколько дней до официального обращения Кабанов наведался в «Ашан». Казалось, стекло и бетон широких коридоров еще отражают эхо беспечной толпы покупателей. Кроссовки топтали разноцветные бумажки, гордо именовавшиеся рублями, разбросанные у вспоротых банкоматов. Полицейские уже выгнали гастарбайтеров, саморучно грузили остатки продуктов в административный транспорт. На порядок раздутые слухами подвиги позволили Гитлеру пройтись по внутренностям мегамагазина. Еще работали операторы сотовой связи, но Дмитрий уже сознавал будущую ценность уоки–токи. В отделе электроники он собрал все маломощные рации в тележку, присовокупил аккумуляторы, поэтому сейчас в уши его товарищей заползал тонкий провод. Народные умельцы удобно распаяли кнопки управления, микрофон и динамик.
— Студент, тут все от тебя зависит! – В воспитательных целях преувеличил Кабанов. – Господа, пять минут для релаксации и начинаем.
Студент
После зимней, пожирающей мозг стужи пришла весна, временами напоминающая июль 2010 года.
Южный ветер трепал занавеску в окне третьего этажа серой девятиэтажки.
Учебник химии на подоконнике подпирает пластиковую створку, раздуваются занавески. Гоша Смирнов один из немногих готовится к весенней сессии. Интернет еще работает, но разнообразие новостей и прогнозов делает втыкателей невротиками.
Игорь в перерывах между изучением формул зачитывался биографией Нестора Махно. Развлекаться по–другому, как это делало большинство – пить ягу, наматывать на конец триппер, студент считал для себя делом недостойным. Тот же эндорфин вырабатывался от получения новых знаний, не всегда по профилю химического факультета. Учеба, как уважительная причина, позволила остаться Игорю дома, пока родители затаривались продуктами – лапшой, консервами, сахаром. С минуты на минуту они должны подъехать и позвонить. От поднятия тяжелых сумок не отмажешься.
Из окна послышался возмущенный голос отца, гортанный злой говор, захлопнулась дверь автомобиля, глухо лопается стекло.
Игорь отдернул занавеску, выглянул во двор. На площадке у подъезда стояла смирновская десятка, водительское стекло разбито, через открытую дверь волосатый кавказец вытаскивает отца. Другой машет ножом:
— Выходи быстро, русская свинья!
Через ветровое стекло веден ужас на лице матери. Капот промялся под ногами веселящегося джигита. С пассажирской стороны двое рвут ручки, стучат по стеклам.
— Выходи быстро, русская свинья!
Через ветровое стекло веден ужас на лице матери. Капот промялся под ногами веселящегося джигита. С пассажирской стороны двое рвут ручки, стучат по стеклам.
Студенту кажется, что у него вырвали легкие, крик ярости неслышим. Из ящика стола схватил обмотанную изолентой фляжку, с кухни нож. Зашнуровать стоптанные кроссовки нет времени. Через три ступени слетел вниз. Толкнул плечом входную дверь, солнце резью в глаза, крик матери в уши. Отец сползал на землю, руки зажимали рану на животе, кавказец продолжал держать его за отворот куртки. Выпучив черные глаза, продолжал наносить удары ножом. Двое черных вытаскивали из машины мать.
— Заткнись, сука! — Схватив за волосы и руки, они похотливо ухмылялись.
Одежда задралась, оголяя стройное тело 45–летней женщины. Трое чурбанов отвлеклись от грабежа, бросили продукты на землю, руки потянулись к жертве.
Игорь неумело полоснул по спине кавказца. Тут же предплечье отбросило, нож выпал. Второй убийца, куражась, встал в стойку. Ухмыляясь, окружали остальные.
У Смирнова возникло состояние ненависти на весь мир, на черных, на власть, которая позволила оккупировать русскую землю. Умирать легко! Игорь смотрел на злые небритые хари, пальцы провернули пробку на фляге, стеклянная трубка внутри хрустнула. Тонкий металл нагрелся от химической реакции. С искаженным от ярости лицом Игорь швырнул самодельную бомбу в ноги нападавшим. Взрыв выключил сознание, тело отбросило назад. Последнее видение – одежда в огне, раскрытые в безумном крике пасти черномазых…
Синие стены отражали белый свет. Большими квадратами мерцало стекло проплывающих окон. Пахло кварцевой лампой и ароматическими бензолами. Обрывками слышался женский голос: можете приезжать… Состояние удовлетворительное… Переломов нет…
В длинном коридоре НХО ГБ 2 ряд коек с больными, не успевшими»занять»места в палатах напротив. Игорь открыл глаза, рядом стонал несчастный с забинтованной синей головой.
— Смирнов, слышишь меня? — полицейский тронул за плечо. Игорь повернул взгляд, на него смотрел татарин в старой милицейской форме:
— Да, — с трудом разлепились сухие губы.
— Помнишь, что произошло? — Мент внимательно смотрел в глаза.
— Что с родителями? — Смирнов попытался встать, но обнаружил, что руки привязаны к каркасу панцирной сетки.
— Лежи, лежи. Ничего уже не поправишь. Скоро все там будем. — Участковый покачал головой, как усталый болванчик. — Наделал ты делов! Терракт! Троих чеченов подорвал, еще трое в Пироговке с ожогами. Их родичи тебя на первом этаже ждут.
— Родители где? — Игоря мало волновала своя судьба, тем более чужаков. Тело набирало гравитацию, течение крови ускорялось, сознание прояснялось.
— В морге, хоронить некому. Скоро допрашивать тебя приедут из конторы. — Темные глаза внимательно следили за реакцией. — Что делать собираешься?
— Ничего. — Спокойно ответил больной, закрыл глаза, но бряцнули, натянувшись на предплечьях, ремни.
— Было бы желание, — неожиданно услышал Игорь.
Резкими движениями татарин расстегнул замок на правой руке.
— Меня сейчас к телефону позовут, — он покосился на стонавшего рядом, — у тебя под кроватью одежда, в конце коридора запасной выход на первый этаж, в приемную не ходи — через окно вылезай.
Мент набрал номер на сотовом, в татарской речи прозвучали русские»пиздец»,»хуйня», вытащил аккумулятор из телефона.
— Все нормально, сейчас позвонят медсестре, — ободрил с улыбкой, — запомни номер, спросишь кабанятину для Марата, помогут тебе…
19 октября утро
Студент удобно устроился на столе в темной части комнаты. Заброшенная хрущевка одиноким памятником СССР возвышалась в старой части Зубчаги. С наступлением тепла жители покинули уже совсем оборзевший поселок. Квартиры давно разграблены, стеклопакеты разбиты. На первом этаже с приходом группы Гитлера заснули вечным сном бомжи. На верхних этажах экскрементами пахло меньше.
Игорь положил на стол мятый влажный матрац, на скатанный валик легло цевье карабина. Изготовленный Механиком глушитель нарушал балансировку, хотя пристрелка показала положительные результаты. Студент беспокоился, что кусок трубы развалится, раздуется или совсем оторвется.
В разбитое окно 4 этажа вползал предрассветный сумрак. В двухстах метрах за перекрестком — трехэтажный дворец Оглы.
Местами помятый алюминий забора нависал над остатками дороги. Обнаруженная охрана — два цыгана по диагональным углам забора — была видна уже без помощи ПНВ. В пяти метрах от крыльца главного входа в дом угадывались крыши УАЗа и нерусского внедорожника. Справа в пристройке летней кухни вырабатывал электричество дизельный генератор. Через кухню имелся еще один вход. В воротах напротив кухни имелась калитка.
Пленный рассказывал о пяти комнатах на первом этаже, где хозяйничала вооруженная молодежь. На втором этаже гнул пальцы Оглы с женой и детьми. В отдельной комнате хранился героин вместе с золотом и макулатурой с водяными знаками. Третий этаж занимал остальной табор. Всего около 35–40 человек. Рядом с кухней дверь в подвал.
Студент различил знакомые тени в намеченном месте — группа проникла во двор соседнего брошенного дома. Пора. Игорь примерялся заранее, скоба предохранителя опущена, прицел нашел голову дальнего караульного, легкие набрали воздух, замерли. Палец привычно выработал ход спускового крючка — глухой стук выстрела, лязг затвора, приближенная линзами голова ткнулась в осеннюю грязь. Одно движение, ствол выбрал мишень поближе. Вдох, чуть выдох, плавно на спуск — и второй цыган не потревожил общественность. Глушитель не подвел. Некоторое время надобность в нем еще оставалась.
Студент нажал на шумовую клавишу рации. Насколько возможно сохранялось радиомолчание. И ромалы использовали нехитрую технику, номер частоты мог совпасть. Группа зашевелилась, неслышным броском гитлеровцы собрались у калитки. Бойцы присели вдоль забора.
В динамиках дважды повторился белый шум рации. Интервал между повторениями показал, что студент наблюдает двоих, движущихся не вплотную.
Топор прижал нижний край калитки.
— Э, что, билять, не открывается! – Залопотал первый в смене караула.
— Чего там у тебя? – Второй подошел ближе. Вместе нажали на дверь.
Разводящих ромальский караул не имел.
Топор освободил дверь, мощная рука установила траекторию вывалившегося тела. Полет закончился на нетолерантном ноже. Семен принимал уже мертвеца.
Переносица второго цыгана встретилась с лобной костью Топора. Заботливые руки придержали усатую голову, пока падало тело. Хруст шейных позвонков слился с шумом генератора.
С этого момента группа разделилась. Механик с Доктором вдоль забора проскользнули к автомобилям. Задача первого подготовить транспорт для отхода, РПК второго обеспечивает прикрытие. Гитлер и Свирид встали сбоку от входной двери напротив. Топор с Семеном метнулись прямо, где урчал генератор, их цель: кухня–вторая дверь–зачистка дома.
— Арбайтен! — В микрофон приказал Дмитрий Петрович.
Семен требовательно постучал в дверь.
— А, слышу, не стучи – разбудишь всех! – Наверно, так можно было перевести окрик за дверью.
Дважды провернулся ключ.
В отвратительную рожу вместе с кусочками дерева вмазался кулак картечи. Безголовое тело отбросило в коридор. Обрез вернулся на место. В остаток двери Семен метнул два кокоса со своего дерева.
Топор жил ради таких моментов. Реальность превращалась в киношный трэш. Терминатором с одной руки шпиговал биомассу свинцом. Отдача калашника тонизировала мускулы. Две комнаты пропитались кровью и кусками мяса. Три десятка гильз, звеня от стен, падали на ковры.
Семен помнил заветы Гитлера, добивал в голову то, что оставалось. Сладкий дым пороховых газов перебивал запах цыганского страх.
Держа автомат за цевье, Топор перевернул спаренные магазины, резко дернул вверх–вниз. Изношенный затвор вогнал патрон.
— Где подвал, сучий потрох! — Обдолбанный цыган не чувствовал давления ствола в грудь, но зрительные нервы донесли в мозг страшную артикуляцию.
Пара Механик–Доктор заглянули в окна автомобилей, никого, двери не заперты. Каждый приступил к выполнению задачи. Док удобно устроился за капотом джипа, дуло пулемета нацелилось на окна второго этажа. Патрон давно в патроннике, предохранитель легко скользнул вниз. Грохот гранат стал сигналом к опустошению магазина. Звон стекла, шерстяные ошметки, ковры в окнах срывало с креплений. Визгливые крики мужчин и женщин.
Спросоня ромалы в ужасе натыкались друг на друга, падали, ища спасение, на пол.
Механик по–хозяйски осмотрел буханку УАЗа. Правое заднее приспущено, но не критично. Стекла целы, двери не заперты, аккумулятор на месте, педали не проваливаются. Все просто и знакомо. Не заморачиваясь, соединил провода зажигания, стрелки приборов дрогнули — бензина хватит. Подсос, искра проводов, стартер заурчал злым кошаком.