Ленина устраивало, что Троцкий фактически сразу же согласился на вторые роли, не претендуя на первенство, хотя какое-то время по популярности он совсем не уступал признанному лидеру большевиков. Позже, в 1935 году, уже будучи в изгнании, Троцкий, как всегда, не обремененный скромностью, запишет в своем дневнике: "Не будь меня в 1917 г. в Петербурге, Октябрьская революция произошла бы — при условии наличности и руководства Ленина. Если б в Петербурге не было ни Ленина, ни меня не было бы и Октябрьской революции: руководство большевистской партии помешало бы ей свершиться (в этом для меня нет ни малейшего сомнения!)… То же можно сказать в общем и целом о гражданской войне, хотя в первый период, особенно в момент утраты Симбирска и Казани, Ленин дрогнул, но это было, несомненно, преходящее настроение, в котором он едва ли даже кому признался, кроме меня".
Таким необычным образом Троцкий оценил роль Ленина (и свою собственную) в Октябрьской революции и гражданской войне. Так оно и было. Два ярко выраженных лидера октябрьского переворота в глазах общественного мнения олицетворяли большевистскую диктатуру. Как писал в "Новой жизни" Николай Суханов в ноябре 1917 года: "Кому же не ясно, что перед нами нет никакой "советской" власти, а есть диктатура почтенных граждан Ленина и Троцкого, и что диктатура эта опирается на штыки обманутых ими солдат и вооруженных рабочих, которым выданы зарвавшимися неоплатные векселя на сказочные, но не существующие в природе богатства?"
Троцкий был, как справедливо пишет историк и политолог Дора Штурман, "по личным психологическим качествам — деятель номер 2, верховный исполнитель, а не инициатор, не генератор ведущих идей, маневров и настроений".
Ленин неожиданно нашел в Троцком самого нужного, самого полезного ему человека для самого критического периода. Троцкий был весьма незаурядной личностью, обладавшей не только выдающимися ораторскими и литературными способностями, но и качествами психолога-наблюдателя. Возможно, именно поэтому заметки-воспоминания о Ленине, часть которых вошла в его книгу о вожде, представляют наибольший интерес среди Монблана книг, сочиненных о лидере большевиков после его смерти.
Троцкий вспоминает, что "во время заседаний, обмена речами Ленин прибегал к записочкам, чтобы навести справку, узнать чье-либо мнение и таким образом сэкономить время. Иногда такая записочка звучала как пистолетный выстрел около уха… Искусство таких записочек состояло в обнажении сути вопроса". Однако, размышлял Троцкий, "метод Ленина общаться лично со многими требовал чрезвычайного расхода личной энергии. Нередко Председатель Совнаркома сам писал письма, сам надписывал конверты и сам заклеивал их!". Троцкий расценивает как некое огромное позитивное качество "подписывать и заклеивать конверты" самому главе правительства, не задумываясь над тем, что этот факт прямо свидетельствует об отсутствии управленческого профессионализма. Да и откуда ему было взяться! Вся его деятельность как Председателя Совнаркома, согласно "Биографической хронике", укладывается в схему: "читает", "заседает", "председательствует", "принимает", "подписывает", "беседует", "знакомится"… Люди, пришедшие к управлению огромным государством, обладали весьма поверхностными знаниями в этой области.
Троцкий в своих подготовительных материалах к книге о Ленине подмечает много малозаметных деталей, которые ложатся дополнительными штрихами на портрет вождя. "Помню, — писал Троцкий, — ленинский глаз из-под руки, прощупывающий и взвешивающий каждого всякого, кто выступал и говорил; особенный — взгляд с пристрастием…"
Троцкий, не ограничиваясь нанесением отдельных мазков на ленинский портрет, иногда поднимается до крупных обобщений. В статье "Национальное в Ленине", опубликованной в "Правде" в апреле 1920 года (к пятидесятилетию вождя), пишет: "…Самый стиль Маркса, богатый и прекрасный, сочетание силы и гибкости, гнева и иронии, суровости и изысканности, несет в себе литературные и эстетические направления всей предшествующей социально-политической немецкой литературы, начиная с Реформации и ранее.
Литературный и ораторский стиль Ленина страшно прост, утилитарен, аскетичен, как и весь его уклад. Но в этом могучем аскетизме нет и тени моралистики. Это не принцип, не надуманная система и уж, конечно, не рисовка, — это просто внешнее выражение внутреннего сосредоточения сил для действия. Это хозяйская, мужицкая деловитость — только в грандиозном масштабе".
Сравнение Троцкого недостаточно корректно, ибо Маркс никогда не был главой правительства, а у Ленина не было ничего написано, равного "Капиталу". Но автор статьи прав, подчеркивая внешнюю простоту Ленина, за которой стоит мощный ум, хитрость и очень часто коварство. Троцкий прав в одном: Ленин — человек действия. Здесь Троцкий в некотором смысле сильно уступал первому вождю. Дело в том, что Троцкий, это подмечал и Сталин, был крупным руководителем в критические моменты переворота, германского нашествия, гражданской войны. В это время его энергия неиссякаема, речи его бесчисленны; фронтовой знаменитый поезд колесит Россию по всем азимутам. Но, как только стал затухать пожар российской Вандеи, Троцкий стал быстро превращаться — кем, в сущности, он и был всегда — в талантливого политического публициста, оригинального литератора.
Троцкий не любил будничной черновой работы. Уже к концу 20-го года он быстро как вождь "полинял"; его тянуло не к партийной трибуне, а к письменному столу, не на бесконечные заседания Политбюро, а на охоту, не в создаваемые коммуны, а в партийные санатории… Пока он упивался славой создателя Красной Армии, писал "Уроки Октября" и готовил многотомное собрание своих сочинений, Сталин прибирал аппарат, а значит, и власть к своим рукам. Беззаботность и тщеславие подставили Троцкому подножку в самый решающий момент: когда Ленин отошел от активных дел, а затем и скончался. Человека номер "один" не стало, отпала необходимость и во "втором" лидере. Троцкий был нужен русской революции, пока был жив Ленин.
Отношения Ленина и Троцкого в значительной мере высвечиваются в их переписке. Мне удалось установить более 120 писем, телеграмм, записок, которые Ленин адресовал Троцкому. Можно предположить, что их было гораздо больше. Вероятно, немало документов, в которых Ленин явно благожелательно выражал свое отношение к Троцкому, просто уничтожены. Не случайно в так называемом "Полном собрании сочинений" Ленина, "Ленинских сборниках" содержатся без изъятия все материалы, где есть хоть какой-либо элемент критики Троцкого, и, естественно, отсутствуют документы, где даются положительные оценки личности Председателя Реввоенсовета и его действий.
Когда Ленин умер, Сталин в борьбе с Троцким вытащил на свет всю старую полемику, благо ленинское "красноречие" давало много уничижительных эпитетов опальному вождю. Работая над книгой о Сталине, я смог установить, что этот "выдающийся вождь" просмотрел все ленинские тома в поисках критики Троцкого. Ленинские выражения в адрес Троцкого (впрочем, в отношении других он высказывался еще хлеще) вроде: "подлейший карьерист", "проходимец", "шельмец", "свинья" — брались Сталиным на вооружение.
Но наследники Ленина начисто "забыли" его оценки Троцкого, когда они были иными. Например, связанную с выборами в Учредительное собрание. "Само собой понятно, — писал Ленин, — что из числа межрайонцев, совсем мало испытанных на пролетарской работе в направлении нашей партии, никто не оспорил бы такой, например, кандидатуры, как Троцкого, ибо, во-первых, Троцкий сразу по Приезде занял позицию интернационалиста; во-вторых, боролся среди межрайонцев за слияние; в-третьих, в тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи…" Когда в ноябре 1917 года Зиновьев высказался на заседании ЦК партии о включении в состав советского правительства правых эсеров и меньшевиков, Троцкий запротестовал. Ленин оценил эту позицию очень высоко: "Троцкий давно сказал, что объединение невозможно. Троцкий это понял, и с тех пор не было лучшего большевика".
Можно привести еще пример, свидетельствующий о высокой степени доверия Ленина к вчерашнему непримиримому противнику. Когда однажды на заседании Политбюро зашел разговор о том, что Троцкий (дело было в 1919 году) не колеблясь принимает решения о расстреле командиров и комиссаров на фронте, если они выпустили нити управления частью или соединением, Ленин встал на сторону Троцкого. Разговор на Политбюро носил оттенок осуждающий. Троцкий, вспоминая случаи расстрелов в 1918 году, зло бросил:
— Если бы не мои драконовские меры тогда под Свияжском, мы не заседали бы здесь в Политбюро!
— Абсолютно верно! — отозвался Ленин и стал что-то быстро писать на бланке Председателя Совнаркома. Затем он этот бланк протянул Троцкому. Там было сказано:
— Если бы не мои драконовские меры тогда под Свияжском, мы не заседали бы здесь в Политбюро!
— Абсолютно верно! — отозвался Ленин и стал что-то быстро писать на бланке Председателя Совнаркома. Затем он этот бланк протянул Троцкому. Там было сказано:
"Товарищи!
Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело.
В.Ульянов-Ленин".
— Я вам выдам сколько угодно таких бланков, — добавил Ленин.
Заметьте, высшее доверие Троцкому Ленин оказывал в реализации функций диктатуры. Ленин видел в Троцком "железного комиссара" революции и одобрял его беспощадность. Жестко, грубо, норой беспощадно полемизируя на европейской скатерти социал-демократизма до 1917 года, после переворота два вождя почувствовали себя тесно прикованными к галере русской революции. Более того, приверженность к бескомпромиссности, крайнему радикализму фактически бросила Ленина и Троцкого в тесные политические объятия. Они были нужны друг другу, нужны большевистской революции.
Однако Троцкий, более впитавший традиции европейской социал-демократии, глубже, нежели Ленин, и раньше, чем он, почувствовал смертельную опасность быстро растущего бюрократизма. То был зловещий сигнал рождения тоталитарности. Ленин заметил эту страшную угрозу, когда у него не осталось ни сил, ни времени для борьбы с нею. Много позже, уже в изгнании, Троцкий напишет о специфическом явлении вырождения советского общества — "сталинской бюрократии". В писаниях сталинских теоретиков, констатировал критик, этот социальный слой вообще не существует. "Нам говорят лишь о ленинизме", о бесплотном руководстве, об идейной традиции, о духе большевизма, о невесомой "генеральной линии", но о том, что чиновник, живой, из мяса и костей, поворачивает эту генеральную линию, как пожарный — свою кишку, нет, об этом вы не услышите ни слова… Таких чиновников несколько миллионов! — больше, чем было промышленных рабочих в период Октябрьской революции… Возник могущественный бюрократический аппарат, поднимающийся над массой, командующий ею…"
Не все заметили, что именно в бюрократизации почитания вождей рассмотрел Троцкий зарождающийся культ Ленина и ленинизма. "Опасность начинается там, — писал Троцкий в 1927 году, — где есть бюрократизация почитания и автоматизация отношения к Ленину и его учению". Провидение Троцкого в этом вопросе оправдалось. Жаль только, что он не сказал, что ему самому в немалой степени принадлежит заслуга в создании атмосферы идолопоклонства Ленину еще при жизни лидера большевиков. Выступая на заседании ВЦИК 2 сентября 1918 года, Троцкий заявил: "…в лице тов. Ленина мы имеем фигуру, которая создана для нашей эпохи крови и железа… Это — фигура Ленина, величайшего человека нашей революционной эпохи". Придет скоро время, и эпитеты "величайший" заменят на "гениальный", "непревзойденный" и другие столь же превосходные слова и выражения. Но Троцкий не только искренне восхищался Лениным, здесь была и моральная корысть: быть "вторым" подле "величайшего" что-то значит в истории!
Ленин понимал, что роль Троцкого шире поста наркомвоенмора и Председателя Реввоенсовета. Вождь революции убедился, что вулканическая энергия Троцкого, незаурядные организаторские качества делают его некоей "палочкой-выручалочкой" новой власти. В критический момент, касается ли это фронтовых дел, положения на транспорте или с продовольствием, Ленин обращался к Троцкому в уверенности, что его участие или вмешательство в ситуацию обеспечат перелом. Правда, нередко Троцкий, перегруженный всевозможными обязательствами и поручениями, отказывался. Так, в июле 1921 года Политбюро решило назначить Троцкого наркомом продовольствия по совместительству. Троцкий отказался и убедил-таки Ленина в правильности своей позиции. Политбюро было вынуждено через несколько дней, 28 июля, отменить свое решение о назначении Троцкого.
Ленин хорошо знал о неприязненных и даже враждебных отношениях Троцкого и Сталина. Из документов видно, что лидер революции неоднократно пытался помочь нормализовать эти отношения. Ленин, хотя в ряде случаев и занимал сторону одного из соперников, чаще всего стремился быть выше этой междоусобицы. Но в случаях, когда Ленин считал вопрос принципиальным, он возражал и Сталину и Троцкому публично.
Выступая на X съезде РКП(б), Ленин, например, выразил несогласие с позицией Троцкого: "Товарищи, сегодня т. Троцкий особенно вежливо полемизировал со мной и упрекал или называл архиосторожным. Я должен его поблагодарить за этот комплимент и выразить сожаление, что лишен возможности вернуть его обратно. Напротив, мне придется говорить о моем неосторожном друге, чтобы выразить подход к той ошибке, из-за которой я так много лишнего времени потерял и из-за которой приходится теперь продолжать прения по вопросу о профсоюзах, не переходя к вопросам более актуальным".
В целом после октябрьского переворота отношения Ленина и Троцкого были ровными, даже дружескими. Ленин, безусловно, видел интеллектуальное превосходство Троцкого над другими членами партийного руководства. Это нашло, в частности, свое выражение в характеристике Троцкого как человека с "выдающимися способностями" в ряде других публичных высказываний. Но после заболевания Ленина личные связи его с Троцким ослабли более, чем с другими "вождями". Троцкий реже навещал больного Ленина, нежели, допустим, Сталин или Бухарин. Думаю, что Троцкий раньше, чем другие, понял, встречаясь с врачами, лечившими Ленина, что вернуться к активной политической деятельности Председатель Совнаркома уже не сможет. Троцкий был убежден в душе, что революционный жезл Ленина поднять некому, кроме как ему. Он внутренне был готов сменить признанного лидера. Здесь Троцкий сильно ошибался. Не скрывая своего интеллектуального превосходства над другими членами Политбюро, Троцкий породил к себе устойчивую, глухую личную неприязнь своих сотоварищей по партийной коллегии. Давно замечено, что люди трудно и болезненно переносят подчеркивание интеллектуального преимущества кого-либо над собой.
Троцкий где-то в глубине души уже поставил, если так можно упрощенно сказать, "крест" на Ленине. Он не верил в его возвращение в активную политику. Не случайно Троцкий весьма скептически относился к попыткам тяжелобольного Ленина адресоваться к партии через печать.
Поддерживая ровные, добрые отношения с Лениным, Троцкий порой чувствовал, что его прошлое совсем не забыто и в любую минуту может быть использовано против него как разящий аргумент. Не случайно, что и Ленин в своем "Завещании" счел нужным упомянуть о былом "не— большевизме" Троцкого, хотя и в контексте необвинительном. Была политическая близость, но дружбы не было… Седова не встречалась с Крупской, не было привычки бывать друг у друга дома. А Каменев, Зиновьев, Бухарин, Сталин у Ленина в его квартире бывали. Троцкого не тянуло к постели немого и угасающего вождя. Он бывал там реже других. Да и то до последнего удара. Председатель Реввоенсовета проявлял подчеркнутую независимость. Он хуже других знал дорогу в Горки. Сохранилась записка Ленина Троцкому с советами, как к нему приехать в загородный особняк. "По Серпуховскому шоссе около 20–23 верст. Проехав железнодорожный мост, затем второе, — взять первый поворот налево (тоже по шоссе, но небольшому, узкому) и доехав до деревни Горки (бывшее имение Рейнбота). Всего от Москвы верст около 40". Троцкий синим карандашом заметил на записке: "Проверить". Похоже, Троцкому судьба Ленина была ясна раньше, чем другим.
Можно сказать, что где-то на втором плане (может быть, и подсознательно) у Ленина к Троцкому сохранялся элемент недоверия. Об этом свидетельствуют и некоторые факты, неизвестные доселе.
В ряде личных записок Ленина Каменеву, Зиновьеву, Сталину указывается на необходимость совместного "давления" на Троцкого в целях изменения его позиции, взглядов, подходов.
В записке от 14 марта 1921 года к Каменеву Ленин предлагает ему выступить в прениях на съезде и указать Троцкому на его ошибку: "Скажите Вы (я забыл), что подход Троцкого весь неверен, а вот практический опыт (вы за это-де, и это пройдет-де, по иному пункту) покажет Троцкому его ошибку. Ленин уклоняется лично сказать об "ошибке" Троцкому, а предлагает сделать это Каменеву публично… При обсуждении вопроса на Политбюро (не ясно какого) Ленин вновь пишет Каменеву: "Игнорируйте Калинина, оставьте его мне. Возьмите целиком Троцкого". При внешней загадочности записки видна та же линия "влияния" на Троцкого, и вновь "дело" поручается Каменеву…
Троцкий, загруженный до предела множеством поручений и должностей, узнает, что Политбюро хочет поручить ему проверить и Гохран. Троцкий отказывается, приводит аргументы, ссылается на исключительную загруженность, пишет объяснение в Политбюро. Ленин реагирует таким образом: "Письмо Троцкого неясно. Если он отказывается, нужно решение Политбюро. Я за непринятие отставки (от этого дела Троцкого)". И вновь Ленин не объясняется с Троцким лично, предпочитая привлекать для "образумливают" непослушного Троцкого других членов партийной коллегии.