— Что же твой Варлам дверей не запирает? — шепотом спросила Катя. — Воров не боится, что ли?
Мамонтов не ответил.
— Василий, это ты там? — раздался глухо, как из бочки, хриплый дружелюбный бас.
— Я, Варлам Автандилыч.
— А с тобой кто?
— Да тут одна… Вас хочет видеть, работы ваши посмотреть. А что, света, что ли, опять нет?
— С утра. Веди свою даму сюда, Василий. Гости у меня. Не споткнитесь только…
— Ноги поднимай повыше. Тут инструмент разный. — Мамонтов в темноте подтолкнул Катю вперед.
В это короткое мгновение она горько (ох как горько!) пожалела, что поехала. И весточки Марьяне не оставила, где ее искать в случае чего. Уединенное расположение дома, темень, разбойничий бас хозяина «берлоги» и особенно это многозначительное «гости у меня» резко ухудшили ее настроение. Вот сейчас перешагнешь порог, а там за столом бражничают пятеро, а может, и семеро, и все — в наколках: «Скока я порезал, скока перерезал…»
Мамонтов распахнул дубовые половинки дверей и…
Очень уютная светлая (от широкого панорамного окна) отделанная деревом комната-гостиная. Стеллажи с книгами по стенам, японский телевизор, диван, мягкие покойные кресла. Низкий широкий столик хлебосольно накрыт.
— Да вы представить себе не можете, что я пережила в тот миг. Мама от испуга едва не лишилась чувств — хорошо, ее подхватил адмирал. А я видела этот огромный, возвышающийся надо мной борт корабля, кусок неба и свои руки в воде. В зубах у меня дымилась сигарета, я от страха даже выплюнула ее! Как он, мой спаситель, прыгал с борта, я не видела. Почувствовала, что тону, что платье, туфли тянут меня на дно. А потом почувствовала, как меня подхватили чьи-то сильные руки, вытолкнули наверх. Он вытащил меня, нес на руках по палубе, на глазах у всего экипажа, на глазах моей бедной мамы, на глазах адмирала. Я видела сначала только его подбородок, белую форменную рубашку, промокшую насквозь и майку под ней. А потом я взглянула ему в лицо — мне было тогда всего двадцать семь — и спросила: «ВЫ женаты?» И он сквозь стиснутые зубы бросил: «Да, жаль». И я прошептала: «Жаль». А фамилию его узнала гораздо позже — Чернобуев, старший помощник капитана этого самого противолодочного крейсера. — Ума не приложу, как ты тогда сумела свалиться с трапа за борт, Зинка. Хотя все и было на моих глазах, но… Точно, когда он, этот старпом, вытащил тебя, у тебя зубы стучали от холода, а сигарета твоя дымилась.
Говорили женщины. Ту, что рассказывала про старпома Чернобуева, Катя узнала сразу — это была та самая подруга Светланы Петровны Авдюковой, Зинаида Александровна.
Голос у нее был немного скрипучий. Она сидела лицом к Кате на широком диване. Сигарета и сейчас дымилась в уголке ее губ. На полпути к ним же застыла в поднятой руке чашечка кофе: Зинаида Александровна увидела и, кажется, тоже мгновенно узнала Катю.
Та, что назвала ее по-простому, по-свойски Зинкой, была Кате незнакома. Первое, что бросилось Кате в глаза в облике этой женщины, было очень бледное лицо и очень яркое, чрезвычайно пестрое, молодежного покроя платье цвета фуксии из модного в этом сезоне шифона. Платье сидело неплохо — фигура у незнакомки была стройной, худой, отчасти даже костлявой. Ее возраст выдавало увядшее лицо и открытая шея. Пепельные волосы были аккуратно собраны на затылке и подколоты шпильками. Самой примечательной чертой были глаза — большие, светлые, серо-зеленые. Они словно жили своей отдельной жизнью на этом худом, подвижном женском лице. Впечатление усиливали белесые, почти незаметные брови и светлые ресницы, не тронутые тушью. Незнакомка сидела в кресле, положив ногу на ногу, обняв руками сухое острое колено. На ее правой руке Катя заметила витой золотой браслет.
Варлам Долидзе сидел напротив нее, спиной к двери. Он оглянулся, медленно поднялся, переводя изумленный взгляд с Мамонтова на Катю.
— Здравствуйте, — смущенно пробормотала Катя.
— Здравствуйте. Вы ко мне? — он пронзил Катю, как стрелой, своим жгучим кавказским взором.
— К вам. И к вам, — Катя повернулась к Зинаиде Александровне. Из неловкого положения, в котором она волей-неволей очутилась, надо было выходить с честью. Не робеть, не тушеваться. Ситуация складывалась совсем иначе, чем она себе представляла, так что ж? Надо было срочно брать инициативу в свои, не совсем официально, но все же уполномоченные расследованием руки. — Я по поводу убийства гражданина Авдюкова. У нас к вам вопросы.
Варлам Долидзе по-медвежьи неуклюже обернулся к Мамонтову, просверлил проницательным взглядом и его.
— Говорил я, Вася, погубят тебя женщины, — изрек он пророчески.
— Это и есть тот самый следователь, что ведет дело Лени и этого мальчика? — с любопытством спросила зеленоглазая незнакомка у Зинаиды Александровны.
Та мотнула головой — сначала да, потом нет — понимай как хочешь.
Катя представилась, показала удостоверение. О том, что она работает в пресс-центре ГУВД, особо распространяться не стала, сообщила лишь, что «прикомандирована из главка в связи с расследованием».
— Значит, вас двое следователей? — спросила зеленоглазая незнакомка.
— Знакомьтесь, это моя подруга и подруга Светы — Нателла Георгиевна Усольская, — сказала Зинаида Александровна. — Она в курсе всего происшедшего, можете не стесняться. Мы все вчера были на похоронах. Так какие же у вас к нам вопросы?
Катя медлила с ответом. Свидетелей было трое. Причем одна из них была жена компаньона Авдюкова. Допрашивать их всех втроем не стал бы ни один мало-мальски опытный следователь в мире. Это было настолько против правил, что даже и не обсуждалось бы. Катя лихорадочно размышляла: навредит ли она ходу следствия, заданному Марьяной, если вот сейчас полезет к ним, к троим, с расспросами? Собственно, она приехала сюда разговаривать только с Долидзе. Не проще ли попросить его уделить ей пару минут и выйти с ним прогуляться на улицу или попросить показать мастерскую — он же оружейник. Но она решила, что такое поведение будет грубым и неприличным. Подруги Светланы Петровны производили скорее приятное, чем неприятное впечатление. И потом, чего уединяться с Долидзе, когда он тут же расскажет им обо всем, едва она покинет этот дом?
— Мы сейчас заняты сбором сведений о личности потерпевшего, — бросилась она в разговор, как в омут. — Вы все, насколько я поняла, были друзьями Владлена Ермолаевича. Что он был за человек?
— Ни в коем случае — я его другом не был. Никогда, — Варлам поднял свои могучие руки, словно открещиваясь от ужасной несправедливости.
— Мы друзья Светы, — сказала Нателла Георгиевна. — С Леней, особенно в последние годы, мы не были близки.
— Но Светлана Петровна на допросе упоминала, что вы знаете друг друга еще со школьных, студенческих времен.
— Сколько воды утекло с тех пор. — На губах Нателлы Георгиевны появилась бледная улыбка. — Вы спрашиваете, что он был за человек? В последние годы он сильно изменился.
— Да он всегда был такой, — сказала Зинаида Александровна. — Порассказала бы я вам, только о покойниках ведь дурно не говорят.
— Он что, плохо относился к Светлане Петровне? — спросила Катя. — Изменял ей, да? Он ведь и в «Парусе» с девицей был.
— Мучил он ее, бедную, — сказала Нателла Георгиевна. — Со света сживал.
— То есть как это? — спросила Катя.
— Очень просто, — ответила вместо подруги Зинаида Александровна. — Нервы ей мотал, паразит. Светка его любила без памяти. А он ее — я ей и в глаза это скажу-не любил никогда. Пользовался ею умело. Ею, тестем, связями, положением семьи — всем.
— Светлана Петровна дочь какого-то известного военачальника, да? — нарочито неуверенно спросила Катя. — Не какого-то. А Мироненко, между прочим, на его родине в Бобруйске бюст стоит, — Зинаида Александровна переглянулась с подругой. — Забыты, забыты имена, покрытые славой.
— Ну, он же не в Отечественную войну прославился, — возразила Катя.
— Без тестя и Светы Лене Авдюкову гораздо труднее пришлось бы в жизни, в карьере, во всем, — тихо сказала Нателла Георгиевна. — А он не только этого не ценил, не был за это благодарен, но именно поэтому и мучил Свету так сильно, особенно когда перестал от нее зависеть. Когда они ролями поменялись, когда умер тесть, когда он сам ушел из Министерства обороны и занялся вместе с моим мужем бизнесом.
— Светлана Петровна говорила о том, что в бизнесе у Авдюкова и вашего мужа были конкуренты, недоброжелатели. Что его могли убить из-за какого-то выигранного тендера, — сказала Катя.
Нателла Георгиевна непонимающе взглянула на Зинаиду Александровну.
— Да? Действительно, Орест говорил мне что-то насчет выгодного заказа на разработку здесь, в области, карьеров. Но насчет того, что это могло стать причиной такой расправы… — Нателла Георгиевна явно встревожилась. — Неужели это возможно?
— А ваш муж не делился с вами опасениями — может быть, ему и Авдюкову кто-то угрожал?
— А ваш муж не делился с вами опасениями — может быть, ему и Авдюкову кто-то угрожал?
— Нет, он мне ничего не говорил.
— Да Орест, если что даже и было, тебе бы ни за что не сказал, — вмешалась Зинаида Александровна. — Он бережет твой покой, Нателлочка. Уж он такой — что бы ни случилось с ним, не скажет, все будет хранить в тайне.
— Такие вопросы вам, многоуважаемая, лучше мужу задавать, а не жене, — бросил Варлам Долидзе. — Я тут совсем лишний. Ты, Вася, — тоже. Если потребуемся — найдете, многоуважаемая, нас в мастерской.
Словцо «многоуважаемая» он произносил с особым смаком, как в старом стишке про «многоуважаемого вагоноуважатого».
— Значит, Авдюковы жили в последнее время неважно? — Катя решила вернуться к прежней теме.
— Плохо они жили. И виноват был Леонид, — сухо сказала Зинаида Александровна. — Кем он был до того, как женился на Свете? Кем? Нулем. Приехал из провинциального гарнизона, ну, правда, поступил в престижный военный институт — тогда не всех туда еще по блату брали. Прилип к ее вон брату Сашке, — она кивнула на Нателлу Георгиевну, — пресмыкался перед ним. Молчи, Нателка! Что я, не помню, что ли? Ему ведь все равно было кто — ты, я, Светка. Мы все были тогда молодые дуры. А он был высокий, наглый, красивый прохиндей. Он хотел зацепиться за Москву, за наш круг. Светка влюбилась в него по уши. Готова была ехать за ним в гарнизон хоть на Камчатку. Он ведь и тестя своего будущего сумел облапошить, обаять. Мироненко и не возражал против их брака, считал, что это свежая кровь, это хорошо. Он устроил так, что они не поехали в гарнизон, нашел Авдюкову должность — сначала в Генштабе, затем в министерстве. Так тот и жил потом за спиной тестя — в ус не дул. А какой он военный — он же лавочник, лавочник по натуре. Приобретатель! И вот когда после стольких лет прихлебательства он наконец нашел свое место, когда организовал фирму, когда деньги стал зарабатывать немалые, то… То Света стала ему больше не нужна. И он стал вгонять ее в могилу.
— Ты не права, Зина, — возразила Нателла Георгиевна. — Просто это мы стали старые. Старая жена — хуже врага. Это такая обуза для них, когда есть еще силы начать все с чистого листа.
— Помолчи, — оборвала ее Зинаида Александровна.Катя слушала и думала о том, что Зинаида Александровна назвала Авдюкова «высоким, наглым, красивым прохиндеем». На фотографии же из уголовного дела был изображен пятидесятилетний лысоватый, угрюмый гражданин. Зинаида Александровна, видимо, смотрела на Авдюкова глазами своей молодости. И очень резко осуждала его.
— Вы не знали его секретаршу — Юлию Олейникову? — спросила Катя после паузы.
— Не кто иной, как я сама и порекомендовала ее мужу, — Нателла Георгиевна покачала головой. — Ужасно казню себя за это. Не следовало этого делать. Эта особа причинила Свете столько страданий. Леня стал ее домогаться — она ведь довольно симпатичная, свободная. Без предрассудков. Ну а она пошла навстречу его домогательствам. Причем вполне открыто.
— А вы что, давно ее знаете? — спросила Катя. — Она что, работник хороший, раз вы ее порекомендовали?
— Я познакомилась с ней в Италии, в Риме. Мы там с мужем и вот с Зиной отдыхали. Она работала в какой-то туристической фирме, но у нее как раз контракт закончился. Она возвращалась в Россию, искала место.
— И она произвела на вас впечатление, да?
— Она просто помогла мне, — Нателла Георгиевна посмотрела на подругу, потупилась. — У меня там неожиданно случился приступ. Она помогла мне. Проявила, так сказать, деятельное участие. Ну и я считала себя обязанной отблагодарить ее.
— Вот и отблагодарила, — вздохнула Зинаида Александровна. — Впрочем, ты ни в чем не виновата. И Света так считает. Не подвернулась бы эта Юлия, была бы на ее месте там, в «Парусе», другая телка.
— Скажите, а как, по-вашему, Олейникова могла убить Авдюкова? — спросила Катя.
В комнате повисло молчание.
— Нет, не думаю, — сказала наконец Нателла Георгиевна.
— Вряд ли, — Зинаида Александровна вздохнула. — Зачем ей? Она же им пользовалась напропалую, сосала его, как паучиха: шубка, колечки, поездки на природу, ужины в ресторанах.
— Может быть, Авдюков обещал ей жениться, а потом отказался?
— Ну, не знаю. — Зинаида Александровна пожала плечами. Прикурила новую сигарету. — Это опять же у нее надо спрашивать, а не у нас с Нателлой.
— А я никак не думала, что застану вас здесь, — простодушно заметила Катя. — Планировала-то одного Варлама Автандиловича поспрашивать. Тогда-то, и прошлый раз, мы побеседовать не успели.
— Что, приглянулся он вам? — усмехнулась Зинаида Александровна. — Будьте начеку, милочка. Варлам — бармалей. Девушек как орехи грызет и скорлупки выплевывает. Правда, сейчас он одичал, как все старые холостяки, а какой он был лет этак десять назад — о, вы бы ни дели.
— Простите, а вы не замужем? — спросила ее Катя.
— А что, так заметно? — усмехнулась Зинаида Александровна.
— Нет, что вы, но…
— Я вдова. Муж мой умер, погиб в автокатастрофе и девяносто шестом.
— Извините, — сказала Катя. — Я не знала.
— Ничего. Вы еще что-то хотите уточнить?
— Когда вы в последний раз видели Авдюкова?
— Примерно месяц назад на его юбилее. Много было народа — полный банкетный зал. Кстати, Авдюков справлял свой юбилей в том самом загородном клубе в «Парусе». Мне кажется, он вообще любил это место — Вы тоже там бывали? — спросила Катя Нателлу Георгиевну. — Не раз. У меня была в прошлом году клубная карта на пользование бассейном. Мы ведь живем неподалеку.
— В «Радуге»?
— Да, мы почти соседи со Светой, — Нателла Георгиевна назвала только имя своей подруги, а не сказала «с Авдюковыми». — Почти, потому что живем на разных улицах. За последние годы вокруг столько перемен. «Радугу», которую мы все знали с юности, просто не узнать. Раньше, когда был жив отец Светы, мы часто приезжали с родителями в гости к ним на дачу. Потом Авдюков построил на месте старого дома новый. Предложил моему мужу купить участок — там как раз продавался вдовой одного генерала. Мы и купили. Оказалось — очень выгодно вложили деньги. Сейчас там сотка просто на вес золота. Теперь мы живем там постоянно.
— Понятно, — сказала Катя. — Не хочу повторяться, но должна спросить, а вы когда видели Авдюкова в последний раз?
— Знаете, наверное, дня за три до этого ужасного происшествия, — Нателла Георгиевна вздохнула. — Он утром заехал за мужем — они торопились в Департамент строительства улаживать какие-то дела.
— А вы знали, что он собирается на несколько дней в «Парус»?
— Нет, но в тот день, когда он уехал, одиннадцатого числа, я позвонила Свете. Она была в крайне угнетенном состоянии — сказала, что… В общем, он ведь намеренно не скрывал от нее эти свои поездки.
— Намеренно? — переспросила Катя.
— Да, чтобы причинить ей побольше боли, душевных страданий, — пояснила Нателла Георгиевна. — Некоторые мужчины в схожих ситуациях действуют тайно, стараясь скрыть от жены свои похождения. Леня же часто сам говорил Светлане, куда и с кем он едет и чем там будет заниматься. Он порой был крайне груб, особенно когда хотел этого. Хотя… — Нателла Георгиевна запнулась, — лично я не знаю, что лучше — когда твой муж так цинично выкладывает все карты на стол или когда юлит, постоянно обманывает тебя.
— А на чьей стороне, по-вашему, в этом конфликте была дочь Авдюковых?
— Алина? Она, по-моему, ни на чьей. Она вполне современная девушка, живет своей жизнью, отдельно — они согласились на то, чтобы снять ей квартиру.
— Она, кажется, замуж собирается, — заметила Зинаида Александровна.
— С чего ты взяла? — спросила Нателла Георгиевна.
— Ну, у нее такой сейчас сосредоточенный вид. Маленькая вещь в себе. На похоронах особо по отцу-то и не убивалась — так, уронила пару слезинок для приличия.
— Последний вопрос: что вы сами думаете по поводу убийства Авдюкова? Кто мог желать ему смерти? — Катя постаралась придать своему голосу как можно больше неуверенности. Когда свидетели, точнее свидетельницы, видят, что вы совершенно сбиты с толку, они начинают чувствовать себя гораздо умнее вас, начинают вас поучать, давать советы, высказывать свои догадки — короче, максимально открываются.
Подруги переглянулись.
— Света считает, что причиной могла стать конкуренция в бизнесе, да? — спросила Нателла Георгиевна.
— А вы про Юлию Олейникову спрашивали, — сказала Зинаида Александровна. — Честно говоря, не знаем, что и думать. Скорее всего, причиной стали деньги. За что сейчас убивают, как не за них?
— Кому будет принадлежать доля Авдюкова в компании? — спросила Катя. — Светлане Петровне?
— Света ничего не смыслит в таких делах. Фирмой будет управлять мой муж. Вы ведь это хотели выяснить? — Нателла Георгиевна прямо посмотрела в глаза Кати. — Он станет у руля, если, конечно, захочет продолжить бизнес один, без такого сметливого и удачливого компаньона, каким был Леня.