— Света ничего не смыслит в таких делах. Фирмой будет управлять мой муж. Вы ведь это хотели выяснить? — Нателла Георгиевна прямо посмотрела в глаза Кати. — Он станет у руля, если, конечно, захочет продолжить бизнес один, без такого сметливого и удачливого компаньона, каким был Леня.
— А что, ваш муж может и не захотеть?
— Я не знаю. Он сильно устает от всего этого. Он и раньше высказывался: сколько же можно работать, надо и для себя пожить. В свое удовольствие. Ему ведь тоже вот-вот стукнет пятьдесят. И потом…
— Что? — спросила Катя.
— Об этом вам лучше с ним говорить. Что может знать о планах делового человека закоренелая домохозяйка?
Катя хотела возразить ей: «Но это же ваш муж, близкий вам человек», но отчего-то воздержалась.
— Спасибо за помощь, — поблагодарила она вежливо. — Теперь я хотела бы задать пару вопросов Варламу Автандиловичу и на этом пока закончить. И так отняла у вас время, явилась сюда незваная.
— Идемте, я провожу вас, а то в этом доме сплошные лестницы и коридоры — заблудитесь в потемках, — сказала Зинаида Александровна. — Они в мастерской.
— Вы давно знаете Долидзе? — спросила Катя.
— Сто лет. Он был любимым учеником моей мамы. Она готовила его к конкурсу Чайковского. У него был великолепный бас. И перспективы были, но… Певцом Варлам не стал. Не знаю уж — к счастью или к несчастью. Видимо, оперная сцена не была его истинным призванием. Он обрел себя в другом.
— Ваша мать была певица? А вы сами поете?
— Нет, увы. У меня совсем нет голоса — никакого. И музыкального слуха тоже. Если бы вы знали, как это огорчало меня когда-то. А потом я плюнула — раз бог не наградил тебя талантом, что поделаешь?
— Ничего не поделаешь, — согласилась Катя и…
Тут, словно по волшебству, вспыхнуло электричество. И Катя едва не вскрикнула от удивления: темное пространство, по которому они чуть ли не ощупью пробирались сначала с Мамонтовым, а затем и с Зинаидой Александровной, оказалось широким коридором. Вдоль стен до самого потолка стояли застекленные шкафы-витрины. А в них на специальных подставках на фоне лилового бархата было выставлено старинное оружие: ножи и кинжалы с узкими и широкими лезвиями, сабли, стилеты. Тускло мерцало в электрическом свете серебряной насечкой лезвие турецкого ятагана. Имелись тут и мечи — короткие римского образца, длинные — готские. С простыми и вычурными рукоятками, с чернью, драгоценными необработанными камнями, вправленными в эфес.
Катя поначалу приняла всю эту грандиозную коллекцию за подлинные вещи, но, подойдя вплотную к витринам, увидела, что вид у всех этих мечей, дротиков, сабель и шпаг слишком уж новый для археологических находок.
У дверей, ведущих в мастерскую, словно охраняя их от вторжения, стоял средневековый рыцарь — Катя постучала по его боку. Он был пуст внутри. Сияющие доспехи были только оболочкой.
— Что же вы, проходите смелее, — сказала Зинаида Александровна, открывая двери. — Это все Варлам сделал по старинным образцам, рисункам, гравюрам.
Мастерская оказалась очень просторным помещением, почти лишенным окон — маленькие отверстия под самым потолком были забраны решетками. Обстановка напоминала одновременно кузницу (такой, какой ее показывают в исторических фильмах), слесарный цех и захламленный офис. Деревянные столы, заваленные инструментами, коробками с какими-то химическими препаратами и скрученными листами ватмана, соседствовали с самым настоящим кузнечным горном с мехами, печью для обжига, со шкафами для папок, компьютером на подставке, факсом, принтером и сканером.
Посредине был водружен портновский примерочный манекен, с которого свисала… стальная средневековая кольчуга, собранная из мелких, смахивающих на чешую колец. Левый рукав и левая половина полы кольчуги были закончены лишь наполовину.
Варлама Долидзе Катя увидела в глубине мастерской возле деревянного стола, на котором грудой лежало что-то пестрое, что именно, она поначалу не разглядела.
Мамонтов тоже был здесь. Он сидел за компьютером, явно блуждая по Интернету.
— Варла-ам, — негромко окликнула Долидзе Зинаида Александровна, — прервись.
Он обернулся.
— Задала ты мне задачу, — сказал он, кивая на стол.
— Ну, сделай что-нибудь, жалко. Все же память о Сицилии. И потом я так к ним привыкла. Они такие славные ребята, — Зинаида Александровна улыбнулась.
И тут Катя, подойдя поближе, увидела на столе кукол. Они были совсем не похожи на обычные детские куклы, а скорее напоминали марионеток, что используются на представлениях в театре. Но и от марионеток они отличались — у них не было палочек-подпорок, управляющих руками. Куклы были довольно большого размера, и было их три: рыцарь в доспехах, дама, похожая на средневековую фею, и мавр — маленькая копия Отелло в плаще из золотистой парчи. Глазастая, красногубая голова мавра была как-то неестественно свернута набок, что придавала ему какой-то жалкий и вместе с тем зловещий вид. Кукла-рыцарь и кукла-дама выглядели гораздо симпатичнее. Особенно понравился Кате рыцарь. Он был такой аккуратненький, стройный, в серебряных доспехах. Забрало его шлема было поднято — кукольное личико было смуглым, большеглазым, добрым. С тонкими, почти женскими, благородными чертами.
— Ой какие! — вырвалось у Кати.
— Нравятся? — спросила Зинаида Александровна. — Это я на Сицилии отыскала. Только там такие делают для карнавалов и уличных шествий. Там очень популярны истории про рыцарей, неистового Роланда и трубадуров. Про сражения с маврами, приключения и про любовь к прекрасным дамам тех времен. Я не удержалась и купила. И представляете — бракованные подсунули! Руки плохо гнутся, у мавра вон башка отвинтилась.
— Ты бы их теребила поменьше, — буркнул Долидзе. — Это ж игрушки для каминной полки. Их просто ставят и пялятся на них, как на деталь интерьера.
— Варлаша, исправь, не ворчи. У тебя ж не руки — крюки золотые, — пропела Зинаида Александровна и подмигнула Кате. — Вот так и живем, так и существуем. Ну, что же вы? Спрашивайте его скорее, а то он сейчас делом займется. Будет только рявкать, как медведь. К нему во время работы лучше не подходи.
— Варлам Автандилович, я бы хотела… — начала Катя, но Долидзе поднял руку, прерывая ее:
— Вам понравилось в моем доме?
— Понравилось. Очень. Такое оружие! А для чего его так много?
— Для того, чтобы покупали, — ответил Долидзе. — Ну, раз вам понравилось, милости прошу ко мне в другой раз.
— Но я…
— Опоздали, многоуважаемая. Когда я имел намерение познакомиться с вами ближе, вы предпочли мне других. Ладно, я человек не гордый. — Долидзе смотрел на Катю из-под насупленных бровей. В глазах его мерцали лукавые огоньки. — Битый час там языками мололи — ля-ля, ля-ля. Все, мое терпение лопнуло. Видите, теперь я занят. А у вас, насколько я понял, нет никаких аргументов настаивать — даже ордера.
— Какого ордера?
— Ну, вон Васе вы ордером на арест угрожали, если он не проводит вас ко мне.
— Мамонтов, я угрожала вам арестом? — громко спросила Катя.
Мамонтов что-то фыркнул нечленораздельное.
— Он рыцарь, он не станет уличать вас. Мне, конечно, лестно, что вы до такой степени мной заинтересовались тогда, в стенах вашей милиции, что пошли на такой дерзкий шаг. Поэтому я не сержусь. — Долидзе усмехнулся. — На вас. Но встретимся мы вот так в неформальной обстановке, когда я сам этого захочу.
— Делать нечего, — Катя развела руками. — А когда вы этого захотите?
— А вы ждите. Только вот разговор у нас не об Авдюкове пойдет. Предупреждаю. Авдюков мне как личность не интересен. А про его дела и про убийство я вообще ничего не знаю.
— А тогда зачем нам встречаться? — спросила Катя.
— Я расскажу вам сказку про меч Реквитур. — Долидзе вдруг с ловкостью фокусника выхватил откуда-то снизу, из-под стола, длинный меч и со свистом рассек им воздух прямо перед Катиным лицом. — Стойте на месте, девочка, не шарахайтесь. Человек вашей профессии должен встречать любые удары, не дрогнув, не моргнув глазом. Только тогда будет смысл.
— В чем? — спросила Катя.
— В нашем разговоре.
— Варлам, перестань, — сказала Зинаида Александровна и улыбнулась Кате: — Это он так пытается флиртовать с вами. Привлечь ваше внимание. Вы ему просто понравились.
Глава 11 ФИНТЫ
Мамонтов повел себя по-джентльменски — доставил Катю до отдела. Уточнил на всякий случай: «Так как мне завтра с повесткой-то?» Катя велела ему утром позвонить следователю Киселевой, чтобы зря не приходить.
— Значит, ты у Долидзе оружейному делу учишься? — поинтересовалась она. — И как, получается?
— Я упорный, — ответил Мамонтов. — Все у меня получится. Со временем.
— Конечно, это лучше, чем в автомастерской «бумерам» кузова битые чинить, — согласилась Катя. — У вас там столько разных вещиц средневековых под рукой — и копья, и латы, и мечи, а вы дуэль с Буркиным затеяли на каких-то вульгарных самоделах. Эх, темнота! А как бы оригинально в протоколе Марьяна записала — «проткнул потерпевшего рыцарским копьем».
— Эту напарницу твою, значит, Марьяной зовут? — спросил Мамонтов, прищурившись.
— Вообще-то Марианной, а что?
— Имя редкое, красивое. Да и сама она ничего. Но злая! Впрочем, на такой хреновой работенке, — Мамонтов покосился на милицейские машины, выстроившиеся на стоянке перед отделом, — не захочешь, озвереешь.
Марьяну Катя разыскала в тире в глубине двора за гаражами. Стрельбы, как непременное дополнение всех учений и строевых смотров, были в самом разгаре. Тир в щеголевском отделе был свой собственный с незапамятных времен — длинный глухой бетонный бокс, в котором пахло порохом и оружейной смазкой.
— Пострелять хочешь? — спросила Марьяна так, словно речь шла о чем-то до крайности приятном.
— Да ну, — Катя брезгливо поморщилась. — Как у вас мишени далеко стоят!
— По стандарту стоят, — вмешался в разговор бравый майор, руководивший стрельбами. — Киселева, в белый свет, как в копеечку, дуло ниже опустите!
— Не бубните под руку, пожалуйста, — отрезала Марьяна.
Катя смотрела, как она стреляет из табельного «Макарова». Стреляла Марьяна метко, оттого, наверное, и ездила от родного отдела почти на все соревнования по стрельбе.
Когда она целилась в мишень — темный силуэт человеческой фигуры, на ее лице был написан азарт и холодная, невозмутимая уверенность — попаду, убью наповал. Катя отчего-то подумала, что, стреляя в эту черную безликую тень, подруга представляет своего бывшего мужа. Только поэтому и садит так метко, так кучно в самый центр пулю к пуле.
Там, в тире, она и рассказала Марьяне о визите к Долидзе и своих впечатлениях.
Слушая, Марьяна повернулась вдруг спиной к мишеням.
— У тебя пудреница есть? — спросила она. — Подержи-ка зеркальце…
Катя достала из сумки пудреницу. Этот фокус она уже знала, видела в таком же милицейском тире. Такое проделывать с табельным «Макаровым» умела только Марьяна.
— Капитан Киселева, посерьезнее, посерьезнее относитесь. Без финтов этих, тут все же служебное мероприятие, а не цирк-шапито! — заворчал майор, руководивший стрельбами.
— Первый финт ушами, — объявила Марьяна. Стоя спиной, положила правую руку с пистолетом на левое плечо и, смотря на далекую мишень через подставленное Катей маленькое зеркальце, выстрелила. У Кати от грохота заложило уши.
— Значит, Мамонтов вхож к Долидзе и с приятельницами Авдюковой знаком? — спросила Марьяна.
— Мир тесен. В доме у Долидзе Мамонтов, похоже, вполне свой человек, — ответила Катя и попросила: — Ну-ка бабахни еще разок. Вон там, у входа, видимо, ваш местный Вильгельм Телль из ОМОНа, застыл в ступоре — покажи ему класс, Марьяночка! Вот так зеркало не криво?
— Не криво, — Марьяна, все так же стоя спиной к мишеням, выстрелила. — Между прочим, у меня для тебя тоже новости есть. Я вчера допрашивала домработницу Авдюковых — некую Школьникову. Она уже совсем бабулька, но крепкая и что самое главное — этакая бесхитростная сплетница по натуре. Пересказывать долго — ты сама на досуге протокол ее допроса прочтешь. Самое занятное то, что, оказывается, у Светланы-то Петровны, помимо подруг, имеется еще и дружок молодой. Бабулька проболталась вгорячах — приезжал он к ней домой раза два или три в отсутствие Авдюкова. И знаешь, как бабулька его мне описала?
— Как? — спросила Катя, чувствуя не подвох, нет, а финт, именно финт!
— Сосулька, говорит, по виду сущая сосулька несмышленая, глупая. А гонору, гонору! На голове, говорит, лысый ералаш, на шее — цепочка болтается, машина, на которой приезжал, не пойми что с виду — прямо сборный конструктор. А зовут, между прочим, эту «сосульку» Василием.
— Мамонтов? — воскликнула Катя. — Не может быть!
Вместо ответа, Марьяна быстро повернулась и с ходу, не прицеливаясь, выстрелила. И пошла вместе с майором смотреть мишени.
— А еще что Школьникова показала? — сгорая от любопытства, спросила Катя уже в кабинете, когда Марьяна снимала форму и вешала ее в шкаф.
— Авдюкова жалела, но так, знаешь, больше для порядка. Видимо, все ее симпатии и привязанности целиком на стороне Светланы Петровны. Она ведь с юности ее знает — жила в их семье еще до ее замужества. Подруг ее взахлеб хвалит — Зинаиду и Нателлу. Мол, такие женщины умные, самостоятельные, интеллигентные, из таких хороших семей. А Светлана-то все равно лучше всех — и добрая, и не сквалыга, и мать заботливая, и жена преданная. Одно вот только плохо, говорит, делать ничего по хозяйству не умеет, не приучена, потому как генеральская дочка. Настоящая. И потом мнительная она и сильно чужому влиянию поддается. Особенно что касается здоровья и лекарств — чуть от подруг услышит про какие-нибудь таблетки, мази, кремы, косметику, сразу себе покупает, пробует. Я Школьникову спросила насчет двенадцатого числа — где, мол, Светлана Петровна находилась? Бабулька показала: дома находилась. Весь тот день и всю ночь.
Катя посмотрела на Марьяну.
— Домработница — свидетель пристрастный. По стилю же отравление уксусной эссенцией — это вообще-то очень женское преступление, а, как считаешь? — сказала она задумчиво. — Кто чаще всего на кухне с уксусом дело имеет?
— А может, кто-то намеренно выбрал такой стиль. Специально, — ответила Марьяна. — Знаешь, какая вторая новость? Ты заключение экспертизы по видеозаписи прочла?
— Прочла. Ни слова не поняла — техническая абракадабра.
— Мне эксперт разжевал: на видеозаписи имеются помехи. Может быть, это брак пленки, а может, и что-то искусственное. Возможно, камеру на какое-то время отключали, а чтобы скрыть это отключение, создали помехи — сейчас есть немало разных устройств, при помощи которых сведущий человек может легко это сделать. Кстати, помехи обнаружены только на видеозаписи с камеры, следящей за входом в прачечную.
— Это тот подъезд в торце главного корпуса, что мы с тобой тогда осматривали?
— Нет, прачечная находится в отдельном здании, рядом с бойлерной. Но ее с главным корпусом и с подземным гаражом соединяет тоннель — им пользуется гостиничный персонал.
— И горничные? — спросила Катя.
— И горничные. Только вот отключить внешнюю камеру на пульте охраны горничная не может. Там ведь, коды доступа несложные, но все же… Это сумел бы сделать только охранник. — Марьяна помедлила минуту, потом взялась за телефон. — Надо еще раз допросить того самого Лосева, дежурившего на первом этаже корпуса в ночь убийства.
— А если это все же просто брак пленки? Марьяна помедлила, а затем решительно набрала номер менеджера «Паруса». Разговор был короткий, деловой — менеджер по-прежнему шел всем требованиям следствия навстречу. Соединил Марьяну с офисом охраны — мол, нужный вам Лосев как раз на месте.
В этот момент дверь в кабинет открылась: майор из тира принес простреленные мишени — уже подписанные и заверенные у начальства. Это была старая традиция. Отличникам огневой подготовки мишени выдавались на память. А те, кто попадал исключительно «в молоко», могли лицезреть свои промахи на доске позора, которая специально сооружалась перед тиром в назидание нерадивым.
Катя с интересом глядела на мишени, хотя уже и так знала результат. Эти аккуратные дырочки — пулевые пробоины на темном поле — просто завораживали ее.
— Ну и когда он явится? — спросила она, когда Марьяна повесила трубку.
— Лосев сказал, что сегодня он на сутках, завтра отсыпается. Я не стала на него давить, торопить — вызвала на послезавтра, на утро. Никуда он не денется. А завтра, если ты не против, мы наведаемся в офис «Стройинвеста». Я договорилась с Усольским. Там будет и Юлия Олейникова. Пора, ох пора, Катя, нам с ней встретиться лицом к лицу. — А как Лосев воспринял приглашение на допрос? — машинально спросила Катя.
— Вполне безмятежно.
Безмятежностью в том ответе охранника Лосева и не пахло. Увы, они поняли это слишком поздно.
Глава 12 ВЕЧЕР И УТРО
Вероника Мизина заканчивала смену, собиралась домой, когда он появился на пороге кастелянской.
— Гоша, что случилось?
Лосев обогнул загромождавшую кастелянскую тележку с чистым постельным бельем, подошел к окну, сел боком на подоконник. Так в эти дни вышло, что они с Вероникой попадали по графику в разные смены. Она заканчивала, он оставался работать в ночь.
Вероника дотронулась до кулончика на шее в виде золотых рыбок, с которым не расставалась, — это был подарок Лосева. Первый его дорогой подарок, с тех пор как они стали жить вместе.
— Что случилось? — спросила она, чувствуя смутную тревогу. — Неприятности, да?
Лосев усмехнулся. Вероника любила эту его усмешку — она красила, смягчала его лицо, делала его совсем мальчишеским.
— Да ничего не случилось, просто выпала минутка свободная, забежал к тебе, соскучился, — сказал он, окидывая ее взглядом. — Вэри, вэри найс… Эх, Верок, скоро отправимся мы с тобой на юга, к морю. Отдохнем по-человечески.