Но из кустов никто не выскакивал. Вокруг было тихо. Только где-то вдали в лесу ухнул филин. Петухов сразу узнал его — он не раз слыхал уханье филина в детстве, в родной деревне. Но одно дело деревня, а другое — ночная дорога, ведущая в известный загородный отель-клуб.
— Лева, что там? — раздался тревожный оклик жены.
— Ничего. Тут, кажется, шофера нет, — Петухов неуверенно потрогал ручку дверцы, дернул, и она легко, плавно открылась. И почти сразу из салона прямо на руки ошарашенного Петухова выпало, словно тряпичная кукла, обмякшее тело.
Петухов с хриплым воплем отскочил. В свете единвенной фары он видел раскинутые руки, запрокинутое лицо — белое, как простыня, и мертвое. Это был крупный дородный мужчина в костюме. На виске его и на белой сорочке спереди было что-то темное, смахивающее в зыбком желтом свете на черный лак.
— Лева, кто это?! — воскликнула жена Петухова. Но он не знал, кто это был, — в смятении рвал из кармана брюк мобильный телефон. От волнения он забыл все номера, по которым сюда на дорогу к разбитой машине и этому мертвому телу можно было вызвать хоть кого-то. В памяти назойливо вертелся лишь номер 911 из виденного накануне по телевизору американского боевика.
— Ребят не выпускай! — крикнул он жене. — Они не должны это видеть!
Даже в такой ситуации он свято помнил, что он, Петухов, — опора и защита своей семьи от всех бед и невзгод.
* * *В полночных телефонных звонках нет ничего, кроме грядущей беды.
Катя проснулась от звонка. В комнате было темно. Самый глухой предрассветный час — три без четверти.
Все было, как и в тот раз, когда такой же неурочный звонок разбудил их с Марьяной вестью — страшным сюрпризом.
Катя не сразу взяла трубку. Может, все-таки кто-то ошибся? Спьяна, возвращаясь из ночного клуба, набирая непослушными пальцами номер очередной пассии? Но телефон звонил, требовал, приказывал подчиниться.
— Катя, я тебя с постели подняла? Катя, проснись! — звонила Марьяна, сама сонная и растерянная. — Катя, кирпич! Ты слышишь меня? Кирпич, чтоб его! Ты была права.
— Кто? — спросила Катя. — Кто убит?
— Усольский. Его нашли в машине на дороге в шести километрах от «Паруса». Туда прокуратура уже выехала, опергруппа, наши. Я тоже сейчас еду туда.
— Как его убили, известно?
— У него пули в башке, — Марьяна задохнулась. — Черт, я не думала, что все так далеко зайдет. Катя, Катька, ты не бросишь меня там, среди них, одну на съедение? Ты… приедешь?
— Я приеду. Я доберусь. Ты не волнуйся так, Марьяна. Как-нибудь, на чем-нибудь я до вас доеду.
Катя положила трубку. Села. Обняла подушку.
Осколки кирпича — сброшенного им на голову чьей-то меткой, не знающей жалости рукой, лежали здесь, в комнате на полу.
Катя видела их даже в темноте совершенно отчетливо.
Глава 30 ПОСЛЕДНИЙ НОМЕР
То, что дело забирает областная прокуратура, стало известно почти сразу — на место выехала целая прокурорская бригада и многочисленные кураторы. Щеголевцы — не только Марьяна и оперативники, но и сам начальник отдела внутренних дел как-то сразу и очень решительно были отодвинуты в тень весьма энергичными и самоуверенными следователями прокуратуры.
Катя все-таки сумела добраться до Щеголева в ту ночь. Как она туда добиралась — это была отдельная история. Попробуйте, выйдите в три часа ночи на Фрунзенскую набережную, проголосуйте. Машины на набережной по пальцам можно пересчитать, но почти каждая из них остановится возле вас, если вы — женщина, да к тому же еще и молодая. Все как один водители поинтересуются: сколько берешь, малышка? И куда поедем — к тебе, или, может, ко мне?
Катя дважды за эту ночь пожалела, что ей, как сотруднику пресс-службы, не выдавали табельного оружия. Было бы сподручнее отвечать на подобные вопросы с «Макаровым» в руке.
На ее счастье, ей повстречался патруль ППС. Москвичи-коллеги объезжали свои ночные владения и, естественно, проявили интерес к одинокой фигуре, голосующей у края проезжей части. Быть принятой сослуживцами за «ночную бабочку» — для действующего сотрудника милиции, офицера это как-то не того, чревато. Катя поспешно объяснила коллегам, кто она и куда так рвется попасть среди ночи. Патруль ППС довез ее до сопредельного участка. Катя пересела в быстроходный «Форд» ГИБДД — ее в мгновение ока домчали до МКАД. Водитель, облаченный в бронежилет, явно помешанный на скорости, всю дорогу скромно хвалился своей победой на ралли Москва — Санкт-Петербург, в которых участвовал как гонщик «Динамо». Из вежливости Катя не перебивала его, хотя лихорадочно думала о том, что ждет ее там, в конце пути.
На посту ГИБДД она после недолгих переговоров пересела в машину еще одного экипажа ДПС. Они и доставили ее туда, где были уже все, все, все, а также успевший остыть труп Ореста Григорьевича Усольского.
Участок шоссе был блокирован. Вдоль обочины длинной вереницей выстроились милицейские машины, передвижная кримлаборатория, новенькие прокурорские «Волги». Все вроде было, как всегда на местах серьезных происшествий. И вместе с тем — Катя всегда это остро ощущала в такие моменты — все было как впервые.
Тело уже успели извлечь из машины. Оно лежало на носилках рядом с машиной «Скорой помощи». А прямо над «Скорой» в тусклом серо-зеленом небе маячил лунный диск. Его то и дело перечеркивали какие-то быстрые бесшумные тени.
— Летучие мыши, — сказала Марьяна, заметив тревожный Катин взгляд, — много их. Одна прямо на ветровое стекло плюхнулась. Ну, они же слепые совсем…
Они подошли к носилкам.
— В него тоже выстрелили трижды, как и в Лосева, — Марьяна указала глазами, на что обратить внимание в первую очередь. — С близкого расстояния, почти в упор. Видимо, стрелявший сидел с ним рядом в салоне машины на пассажирском сиденье. Одна пуля попала в нижнюю челюсть, вторая в правый висок, третья в живот. Он умер мгновенно.
— Гильзы есть? — спросила Катя.
— Есть. Прокуратура все забрала как вещдок. Что смотришь? Я не эксперт, но, похоже, гильзы идентичны. Девятого калибра.
— Отпечатки в салоне?
— Полно отпечатков, — Марьяна кивнула в сторону разбитой «Тойоты» Усольского, возле которой работали эксперты. — Отпечатки разной давности. Весь салон захватан — пойди разберись.
— Когда совсем нет пальцев — плохо, когда много наследили — еще хуже, — Катя смотрела на носилки.
Вот был человек. Имел доходный бизнес, жену и молодую любовницу. Считался солидным, успешным привлекательным мужчиной. Полностью состоявшимся и удачливым. Имел компаньона. Был на подозрении по обвинению в его преднамеренном убийстве с корыстной целью. И вот не прошло и трех недель, как он тоже улегся на казенные брезентовые носилки, равнодушный ко всей этой милицейской суете, к успеху, к солидности, к фирме своей и ее коммерческим делам, к жене, к любовнице.
Глаза его закрыты — похоже, он крепко спит. И не видит ни этой луны, ни гадких летучих мышей, которые первыми солнечными лучами забьются снова в свои дупла и норы.
— Что еще эксперты говорят? — спросила Катя. — Когда его убили по времени?
— Видишь, его машина разбита. Семья ехала в «Парус». В темноте налетели на него. Они и вызвали милицию. Было это без четверти одиннадцать. К этому времени, по словам эксперта, он был уже мертв не менее полутора часов. Получается, что его убили между девятью и десятью часами вечера. — Значит, он тоже ехал в «Парус»? — спросила Катя. — Но зачем?
— Практически я теперь в этом деле — никто, — Марьяна отвернулась от носилок. — Прокуратура забирает это убийство к себе по подследственности. Дело Авдюкова будет соединено в одно производство. Мне тут уже успели надавать кучу указаний насчет его передачи.
— А дело Лосева, что — в Москве?
— О нем пока никто тут не говорит, словно и позабыли про него. Такое ощущение, что брать его облпрокуратура пока не собирается.
— Только у нас такое может быть, — Катя покачала головой. — Там же гильзы надо в совокупности исследовать. Ясно же как день…
— Кому ясно? — спросила Марьяна. — Нас с тобой никто уже ни о чем не спрашивает. Нас вообще скоро отсюда палками погонят. Мавр сделал свое дело.
— Ни черта мавр не сделал, — Катя отмахнулась. — Случилось то, чего я и боялась. Только… я не думала, что это будет он.
— Я тоже не рассчитывала, что прикончат нашего павлина, — Марьяна искоса глянула на носилки. — Ведь всего вроде добился мужик. Все уже было в его руках.
— Ты считала его убийцей? Считала ведь.
— Я думала, если что-то такое и произойдет, то уж никак не с ним.
— А с кем? — спросила Катя.
— С тем, кто может иметь непосредственное отношение к переделанным газовым «Макаровым», — Марьяна рывком застегнула «молнию» на куртке. — Я думала: если это и есть та самая единственная ниточка, по которой до кого-то в этой неразберихе можно добраться, этот кто-то захочет эту ниточку оборвать.
— Возможно, у всего, что тут творится, совершенно иная цель и иной мотив, — сказала Катя. — Помнишь…
— Я помню, что он, — Марьяна кивнула в сторону «Скорой», — сказал мне на допросе: «Если бы кто-то хотел рассчитаться с нами за тот контракт по карьерам, убили бы не только одного Авдюкова, убили бы нас обоих». Вот теперь их убили обоих. Между прочим, насколько я усекла из бесед в здешних полевых кулуарах, для прокурорских пока существует только одна версия, объединяющая убийство обоих компаньонов, — финансово-коммерческая деятельность «Стройинвеста».
— Может быть, и нам в свое время стоило плотнее заняться этой версией? — спросила Катя.
Марьяна молчала.
— Зачем его понесло в «Парус» вечером? — Катя огляделась. — Это ведь дорога ведет прямиком туда, больше никуда. Упирается в их причал на озере. Выходит, он ехал туда вместе со своим убийцей? Откуда? Из офиса? Или они где-то встретились? Получается, убийца — знакомый Усольского.
— У меня есть еще несколько дней, пока дело Авдюкова у меня в производстве, — сказала Марьяна. — За этот срок я бы хотела кое-что прояснить. Это вот, например, — она достала из кармана куртки клочок бумаги, на котором были записаны два телефона. Катя поняла, что это — сотовые номера.
— Во время осмотра в машине нашли его мобильник, — пояснила Марьяна. — Я вместе с экспертом сразу же проверила десять последних набранных номеров и последние поступившие вызовы. Последний поступивший вызов был вот с этого номера, — она показала Кате верхнюю запись. — А сам он постоянно набирал со своего телефона вот этот номер, второй. Я бы хотела установить, кому он так настойчиво названивал.
— А кто ему звонил последний, ты не хочешь узнать?
— Нас с тобой от этого дела отставили, Катя. Фиг ты теперь получишь для себя какую-то информацию у прокурорских, — Марьяна покачала головой. — О себе я вообще молчу. Посмотри на них. Какие они все жутко деловые, — она кивнула в сторону коллег. Это был впечатляющий десант — озабоченные, хмурые, энергичные мужчины. — Дело у меня отнимают. Ну что ж, ладно. Только кое-что пока при мне останется. Например, вот это, — она подчеркнула ногтем на клочке бумаге верхний телефон.
— Я не совсем понимаю, Марьяна, — Катя почувствовала, как сердце ее тревожно сжалось.
Читать Марьяне моралите о том, что она не права, не хотелось. Но и принимать эту ее позу отверженной, тоже было невмоготу. Катя внезапно подумала, что взгляд Марьяны на жизнь, на мужчин, на порученное ей дело, вообще на профессию следователя может иметь гораздо более необратимые последствии в будущем, чем это можно себе вообразить. Чем-то за все это предстояло расплачиваться.
Страшно было думать, что они уже начали расплачиваться — вот этим мертвым телом на носилках. Но слов осуждения и, самое главное, переубеждения сейчас у Кати не было. Шел пятый час утра. Глаза слипались, голова гудела, сердце было налито свинцом.
— Я не понимаю тебя, — нервно повторила Катя. — О чем ты?
— Вот о чем, гляди сюда, — Марьяна достала свою электронную записную книжку, сунула Кате телефон на ее экране. Это был тот же номер, что и на клочке бумаги.
— Знаешь, кто последним звонил Усольскому? — спросила она шепотом, словно боясь, что прокурорские могут подслушать. — Светлана Петровна Авдюкова. Это номер ее мобильника. Я записала его с ее слов вместе с номером ее домашнего телефона в «Радуге» еще тогда, на первом нашем допросе, когда она так неожиданно хлопнулась в обморок.
Глава 31 БАСТИОН
Это был очень длинный день. И очень бестолковый. Так всегда бывает, когда вам смертельно хочется спать, а вокруг ваших бедных, сонных, похожих на студень мозгов все так и кипит, так и льется через край, ударно высекая яркие искры запоздалого служебного рвения.
В Щеголевском ОВД все было брошено на «органиpацию скорейшего раскрытия». И все бегали точно ошпаренные кипятком, подстегиваемые грозными телефонными звонками из облпрокуратуры и министерства. В другое время Катя в качестве «собственного обозревателя» охотно бы понаблюдала за всем этим авралом, чтобы впоследствии где-нибудь в трескучей официозной статейке посвятить целый абзац «героике служебных будней» и «методике работы по горячим следам преступления», но, увы, сейчас ей было не до того.
В обеденный перерыв она забрала у Марьяны ключ от квартиры и дезертировала с переднего края боевых действий. Она самым постыдным образом проспала на ставшем уже ей привычным «напольном» ложе с зеркалом вместо изголовья до пяти часов вечера.
Проснулась со странным и даже приятным ощущением честно исполненного долга, приняла горячий душ, привела себя в порядок, тщательно накрасилась, причесалась и вернулась как ни в чем не бывало в Щеголевский отдел.
Первый, кто попался ей там навстречу, был начальник ОВД — толстенький и лысый, катился он смущенно-гневным колобком из мужского туалета, располагавшегося в конце коридора. Как правило, начальники такого уровня не посещают общие места пользования в учреждениях, имея свои, в комнатах отдыха, примыкающих к личным кабинетам. Но на этот раз начальника Щеголевского ОВД буквально выжили из собственных угодий — в его кабинете беспрерывно заседал оперативный штаб по раскрытию убийства. В комнате отдыха было битком набито прокурорских и министерских товарищей, и приходилось бегать по коридору далеко, отказывая себе в минимальном, интимном комфорте.
— Попрошу вас настоятельно — пока никаких комментариев прессе, — бросил начальник ОВД на ходу Кате. — Мне уже по поводу вас звонили, я понимаю — вы на работе, но и мы на работе тоже, поэтому пока никаких материалов и интервью с участниками расследования — все только через меня.
— Я все понимаю. Я пока только собираю материал по делу Авдюкова. Вы же сами разрешили, у вас с нашим отделом информации достигнута твердая договоренность, — вежливо сказала Катя. — Пока мне достаточно той информации, которую в рамках этой договоренности предоставляет мне следователь Киселева.
Начальник ОВД патетически воскликнул: «Уж эта мне Киселева!» — и поспешил мимо Кати к себе. Катя зашагала к следователям.
— Ну что, легче стало? — спросила ее Марьяна, когда они вновь свиделись после короткой разлуки. — Поспала?
— Поспала. Дико звучит, конечно, предательски, но ничего не поделаешь. Уж я такая. — Катя села на подоконник.
— А мы с Наташей, экспертом нашим, — помнишь ее, да? — гильзы ездили в прокуратуру осматривать. Пока они еще в экспертно-криминалистический центр не отправлены. — Марьяна достала из стола пудреницу, заглянула в зеркальце. — Фу, видок… Глаза, как у кролика-альбиноса… Ну кто полюбит нас такой? Никто кролика не полюбит… Везет тебе, Катька, ты днем спать можешь. А я ни за что днем не засну, если солнце светит. Ну и рожа у меня… Ты хоть порозовела малость, ожила, а я как вампир… Короче, гильзы те же, что и с места убийства Лосева. Это и без экспертизы увидеть можно.
— Значит, дело Лосева все-таки прокуратура соединит с нашими? — спросила Катя.
— Ха! Скоро сказка сказывается, разве ты не знаешь, как это бывает? — Марьяна с интересом разглядывала свои ногти, покрытые прозрачным лаком. — Тождество гильз исследованием еще не доказано. Мало ли что мы с Наташей там увидели! Кому это из них интересно. Заключение будет только через неделю, а то и позже. Тогда уж и зашевелятся, а к этому времени либо…
— А тебя даже на совещание не позвали, — обиделась Катя. — Да, странно все как-то… Ну, плевать. Есть из-за чего переживать. Чем ты меня еще удивишь, подружка?
— Тот телефон, второй, сотовый, по которому звонил Усольский, принадлежит Алине Авдюковой.
— Алине? — Катя вскинула голову. — Значит, он нюнил дочери, а ему позвонила мать? И что, по-твоему, это означает?
— Означает? — Марьяна вздохнула: — Да ничего пока не означает вроде бы. Так, одни гипотезы… Ты вот пока спала, я тут термос кофе выпила. Думала, между прочим, не в пример некоторым соням, серое вещество свое тратила. Знаешь, к какому выводу я пришла?
— К какому?
— Если мы с тобой в этом деле не выберем для себя точку опоры, мы так и пропадем в этой неразберихе, — Марьяна нарисовала рожицу на листе бумаги. — Вот я и прикидывала, на что нам сейчас, при таком повороте дела, следует опереться в первую очередь. Выбор у нас невелик. Кроме этих гильз девятого калибра — больше опереться не на что.
— Ты пытаешься нащупать подход к Долидзе?
— Нет, я пытаюсь представить себе нашего убийцу. И я не могу. Никак не могу, — Марьяна потерла лоб рукой. — Странно это все как-то. Что он за человек такой, а? Какой он? Ведь явно не трус. Решительный, бесстрашный. В «Парус» явился под видом сотрудника частно-детективного агентства. Лосева сумел подкупить. Ну, положим, это было нетрудно. Парниша был жаден до денег. Эту бутылку подменил. Даже сам выбор этой кислоты в роли яда… Думаешь, он не представлял себе последствий, если Авдюков глотнет это из бутылки? Представлял прекрасно, но Авдюкова не пожалел. Тот так орал от боли, что весь отель перебудил. А с Лосевым как он расправился? Фактически пристрелил его только за одну, самую первую попытку шантажа. И вот с Усольским не побоялся для начала в машине прокатиться. Да, бесстрашия этому убийце не занимать, жестокости тоже. Я все пытаюсь себе его представить — и… не получается у меня.