Можно, конечно, предположить, что существовало сразу две цели поисков. Но генералу Кравцову не нравилось такое предположение. Слишком уж тщательно и целенаправленно искали, чтобы вдруг все бросить и переключиться на другой объект. Разве что стряслась неожиданность, заставившая все бросить… Он проверил: никакие авиационные или космические катастрофы в мае и в начале июня над арктическим бассейном не зафиксированы.
Генерал увеличил масштаб, долго всматривался в пролегшую надо льдами синюю петлю – последний по времени полет «Пчелы», если не считать обратный путь в Печору. Хоть бы какая-то зацепка… Подводная буровая, или островок среди льдов, пусть совсем недавно появившийся в результате вулканических процессов… Хотя на недавно образовавшемся острове какие уж древние клады… Но островов на трассе полета не было никаких, ни старых, ни новых. И канувшие в Катаклизме буровые располагались совсем в иных районах. Все эти объекты были нанесены на карту, светящуюся на экране, но располагались вдали от трассы полета. Но мысль о вновь появившихся островах не оставляла генерала, было в ней какое-то рациональное зерно, какая-то зацепка…
Негромко мяукнул коммуникатор. Генерал, занятый своими размышлениями, две или три секунды игнорировал вызов, потом нажал на клавишу ответа. Молча выслушал доклад, произнеся по завершении его лишь два слова:
– Я понял.
Надо было отправляться в Петербург, генеральский «гриф» и истребители эскорта стояли на взлетной полосе, готовые к вылету. Кравцов вынул из разъема компьютера чип, карта на экране начала меркнуть. Пропали трассы полетов и контуры Земли Франца-Иосифа, окружающие архипелаг льды стали из белых серыми и постепенно слились с фоном экрана… По какой-то неведомой компьютерной причине дольше всего оставались видны вновь образовавшиеся острова – золотистыми пятнышками мерцали поверх возникшей заставки, пока генерал стирал из памяти все свои рабочие файлы. Потом исчезли и они.
Исчезнувшие острова…
Кравцов, шагнувший было к двери, вернулся к столу. По защищенному каналу связался с «Дмитрием Донским», приказал референту:
– Немедленно подготовить мне всю информацию по флобергам. Историю вопроса и современное положение дел. В бумажном виде, без копирования на электронные носители. Срок четыре часа.
– Виноват, господин генерал-полковник… Но что такое флоберги?
– В энциклопедии посмотришь, недоучка, – ледяным тоном произнес Кравцов.
5. Театр теней: бенефис Мангуста
Подполковник Нехлюдов смотрел на дверь не отрываясь. Сделана она была из матового полупрозрачного пластика, пуленепробиваемого. Горевшая внутри мощная лампа, почти прожектор, направляла свои лучи прямо на дверь – стол, кресло и сидевший в нем человек проецировались в виде четких теней, позволяющих рассмотреть малейшее движение осужденного.
Подполковник знал, почему систему наблюдения устроили именно таким образом, демонтировав штатную камеру и экран. Нервы сдают. Не у приговоренного, естественно… Вернее, у него тоже, но на данном этапе это никого не волнует. Нервные срывы случались у наблюдавших. Не так-то просто разглядывать в мельчайших подробностях, как проводит последние пять минут жизни вчерашний боевой товарищ. С каким лицом он пишет записку, с каким берется за «дыродел»… Или не берется… Или берется, но так и не решается нажать на спуск… Или решается, но неудачный выстрел вместо быстрой и легкой смерти приводит к мучительной агонии… Даже если все происходит удачно, созерцание именно этой быстрой смерти душевному спокойствию не способствует; кто считает иначе, тот никогда не видел мозги, вылетевшие из головы и медленно сползающие по стенке.
Тяжко наблюдать за такими зрелищами господам офицерам, знающим, что от ошибок и провалов никто не застрахован и у всякого в их конторе имеется шанс оказаться там, в кресле, под слепящей и палящей лампой.
А солдатам эту обязанность не перепоручить. Не положено. Испокон веку приговоры офицерам в российской армии приводили в исполнение лишь офицеры. Рядовой не может и не должен направлять оружие на своего командира. Даже на проштрафившегося. Даже на осужденного. Ни к чему закреплять неправильные рефлексы.
Выход – применить мощную лампу и полупрозрачную дверь – не так давно подсказали штатные психологи ОКР. Они, психологи, зачастую выдают заумные рекомендации, бесконечно далекие от реальной жизни. Но в данном случае угодили в десятку. «Театр теней» надежно страховал от неожиданностей и в то же время избавлял от неприглядного натурализма. Придавал трагедии вид спектакля. Не человек подносил к виску пистолет – на матовом фоне совмещались два черных силуэта. У подполковника Нехлюдова нынешнее заседание трибунала стало уже четвертым после демонтажа камеры и экрана – и три предыдущих прошли на удивление легко, без прежнего отходняка. Сон здоровый, аппетит нормальный… Правда, выдаваемый для снятия стресса литр спирта «тройка» все равно употребляла в тот же вечер. Традиция…
Черный силуэт «дыродела» приблизился к силуэту головы, коснулся виска. Подполковник Нехлюдов поднес руку к тумблеру, блокировавшему подачу газа – включалась та автоматически, когда таймер отсчитывал пять минут. Тоже небольшой психологический трюк: убивать собственноручно исполнителям не приходилось, все проделывал или сам осужденный, или бездушная автоматика…
Выстрел не прозвучал. Рука с «дыроделом» опустилась, пропала из вида для наблюдателей, скрытая тенью стола. Нехлюдов нервно побарабанил пальцами по пульту.
Тридцать одна секунда… тридцать… двадцать девять… «Дыродел» вновь поднялся, теперь под несколько иным углом, коснулся силуэта головы. Отбрасываемая стволом тень стала значительно короче, – вложил дуло в рот, догадался подполковник, оно и правильно, так надежнее.
Выстрел. Силуэт человека мотнулся назад, вжался в спинку кресла, затем медленно сполз набок. Само кресло устояло, намертво привинченное к полу.
Нехлюдов посмотрел на Суркиса, полного и одышливого капитана медицинской службы. Тот должен был зафиксировать смерть – визуально, а при каких-либо сомнениях войти и убедиться лично.
– Остывает, – сказал Суркис, явно не намереваясь лишний раз отрывать свой необъятный зад от стула. – Я видел, как мозги полетели.
Нехлюдов кивнул, он тоже успел разглядеть нечто, стремительно мелькнувшее, вылетевшее из затылка.
Тумблер щелкнул, заблокировав подающие газ клапаны. Еще один щелчок – и матовый экран двери погас. Спектакль театра теней закончен, о следующем представлении будет объявлено дополнительно.
– Закуску прихватили? – спросил Нехлюдов, эта часть ритуала входила в обязанности заседателей.
– Есть маленько, – откликнулся майор. – Пошли, помянем раба божьего… как он там… ладно, не важно…
– По сто грамм, не больше, – строго сказал Нехлюдов. – Через час еще одно заседание.
И они пошли поминать.
6. Что мне в имени твоем?
– Надо уходить отсюда, – сказал командир «выдр», закинув автомат за спину. – Как можно дальше и быстрее.
Но команда подневольных носильщиков не спешила браться за опостылевшую ношу. Троица в черных бушлатах обменялась быстрыми взглядами. Соотношение сил изменилось – два ствола все-таки не семь, и лагерники почуяли свой шанс.
– Погодь, погодь, начальник… – заговорил один из чернобушлатников, рослый, с приметной татуировкой на бритом черепе: багровый орел терзал когтями и клювом человечка, маленького и скрюченного.
«Орел» продолжил нарочито спокойным тоном:
– Ты нам что обещал, начальник? С кичи нас вынешь, а мы жестянки твои до реки допрем и ты нас отпускаешь, так? Вот река, вот жестянки. Давай-ка по новой договариваться. Ты нас тут хоть всех перестреляй – вдвоем вам их не снести, пупки развяжутся. А нам за новую пахоту новый калым причитается, так?
Ни о чем договариваться он не собирался, все мирно звучавшие слова служили лишь для отвлечения внимания. Приближался к командиру «выдр» неторопливо, вроде бы без намека на угрозу, но Альке совершенно не понравилось, как он держит правую руку, прикрывая ее корпусом. Что-то таилось в рукаве, нож или заточка, и «орел» придерживал пальцами рукоять… Лагерники – те, кому их статус в блатной иерархии дозволяет иметь такие игрушки, – владеют холодным оружием мастерски, времени для тренировок у них предостаточно.
Остальные пленники тоже пришли в движение, подтянулись поближе. Второй чернобушлатник явно пытался зайти командиру «выдр» за спину. Третий и парень, смахивающий на дезертира, приблизились к последнему бойцу. Остальные, похоже, в заговоре не участвовали, просто заинтересовались разговором, напрямую их касающимся.
Алька напрягся, готовясь к прыжку. Цель у него была одна: прикрыть Настену, вытащить ее с линии огня. Лагерники плохо представляют, кто такие «выдры» и как быстры они в бою, даже наблюдавшаяся атака катера ничему не научила чернобушлатных придурков. Не понимают, что о каком-то эффекте внезапности говорить смысла нет, имея дело с противником, скорость реакции которого многократно увеличена генными изменениями. Не понимают того, что в сущности они уже стали мертвецами, стали в тот момент, когда решились напасть…
Алька напрягся, готовясь к прыжку. Цель у него была одна: прикрыть Настену, вытащить ее с линии огня. Лагерники плохо представляют, кто такие «выдры» и как быстры они в бою, даже наблюдавшаяся атака катера ничему не научила чернобушлатных придурков. Не понимают, что о каком-то эффекте внезапности говорить смысла нет, имея дело с противником, скорость реакции которого многократно увеличена генными изменениями. Не понимают того, что в сущности они уже стали мертвецами, стали в тот момент, когда решились напасть…
Однако шальная пуля на то и шальная, своих и чужих не различает… Настену надо спасти. Пусть она какая-то странная, пусть не узнает Альку – от пуль он ее убережет. А потом уж разберется, что происходит с девушкой.
Начать первыми лагерники не успели. И Алька, готовый к прыжку и внимательно наблюдавший за «орлом», тоже ничего не успел.
Несколько негромких выстрелов слились в один звук – и все закончилось, не начавшись. «Орел» стоял, как стоял, и лишь во лбу у него появились два крохотных отверстия, словно проколотые шилом…
Пульки у спецназовского «скорпиона» маленькие, иглоподобные, калибра 3,7 миллиметра, пробивная сила у них большая за счет высокой скорости, но останавливающее действие ничтожное, – не откидывают подстреленного назад, как массивные пули, выпущенные из армейского автомата или из «дыродела».
«Орел» стоял. Сердце у него сокращалось, и легкие исправно поставляли в кровь кислород, и все прочие органы нормально функционировали, – но человек был мертв.
Из ранок показалась кровь, поползла на лицо двумя тоненькими медлительными струйками. Казалось, что истекает кровью вытатуированная жертва вытатуированного орла (прокурор? лагерный стукач?), а не владелец татуировки.
Затем мышцы расслабились, и убитый мягко оплыл на мох. Рядом с телом поблескивала выпавшая из руки заточка – треугольная в сечении, сделанная из напильника… И два других чернобушлатника тоже оказались на мху. Тоже мертвые.
Одна из женщин вскрикнула. Все остальные застыли молча, как на стоп-кадре, не понимая, что можно и нужно сделать.
Позже, анализируя произошедшее, Алька понял, что последний уцелевший «выдра» не стрелял. Все сделал командир – три коротенькие очереди в разные стороны. Три трупа. Только что «скорпион» висел за спиной, а теперь неуловимо для глаза оказался в руке командира. И цилиндрики гильз поблескивали под его ногами.
Увенчанное глушителем дуло «скорпиона» медленно, неторопливо повернулось в сторону парня в униформе с сорванными знаками различия. Тот стоял в нелепой позе, слегка присев, согнув ноги в коленях, словно собирался прыгнуть – а вдруг оказалось, что некуда и незачем.
Вступать в бой, исход которого сомнений не вызывал, тем более вступать в одиночестве, парень не решился. И не рискнул бежать, подставив спину под выстрелы. Пятился, выставив перед собой ладонь защитным жестом, споткнулся о кочку, упал…
Глушитель «скорпиона» слегка опустился, вновь нацелившись в голову упавшего.
У дезертира прорезался голос:
– Не надо!!! Я ведь… я ничего… это они, они все…
– Вставай. Берись за груз.
Командир говорил размеренно и холодно. И на удивление спокойно, будто и не он только что застрелил троих человек.
– Все беритесь за груз. Надо спешить.
Спорить и возражать желающих не нашлось. Все потенциальные спорщики и возражающие лежали под ногами… Лишь один из местных осторожно спросил:
– Куда тащить-то?
Седой, одышливый, он и сюда-то добрался с большим трудом, сменяясь гораздо чаще прочих носильщиков.
– На север, – коротко ответил командир.
– И далеко?
– К Усть-Кулому.
– Это ж… – начал было старик и осекся, не иначе как вспомнив, чем завершился недавний диспут.
Тяжело-тяжело вздохнул и взялся за ручку контейнера.
Алька медлил… Где находится Усть-Кулом, он понятия не имел. Но чувствовал, что пора бы ему определиться с дальнейшими действиями. На каком основании он помогает этому странному человеку? О котором знает лишь то, что ничего не знает?
До сих пор можно было считать с некоторой натяжкой, что рядовой Нарута – последний уцелевший боец роты «Гамма-7» – выполняет последний приказ командира: спасает трофеи от мятежников. А теперь? Ни в какой Усть-Кулом ему отправляться не приказывали…
– Мне нужно оружие, – сказал командиру Алька. – И поговорить с вами. Иначе я никуда не пойду.
Рисковал, конечно… Ответом вполне могла стать пуля из «скорпиона», но Алька успел сосчитать оставшихся людей и понял: даже если все они возьмутся за ношу, без подмен, все равно один контейнер придется здесь бросить. Или спрятать, или утопить в реке, не важно… Все четыре не унести. А стоит потерять еще одного носильщика – бросать придется уже ровно половину груза. Вопрос лишь в том, действительно ли так до́роги командиру преобразователи?
– Пойдем, солдат, – кивнул командир в сторону реки. – Поищем тебе оружие. И поговорим. Остальным привал три минуты.
Автомат, что характерно, он обратно за спину не повесил, шагал к берегу, держа его в руке. Намек на то, чем разговор может закончиться?
– У меня приказ: охранять трофеи, – сказал Алька на ходу. – Назовите свое имя и звание и примите командование над ротой «Гамма-7». Надо мной.
– Имя… Звание… Трофеи… – повторил командир задумчиво. – Ты не совсем понял ситуацию, солдат.
Он остановился, повернулся к Альке, встретился с ним взглядом. Глаза у командира были серо-стальные, холодные, как стылая вода или сталь клинка.
– О трофеях речь не идет, солдат. Это мои преобразователи. К здешним сепаратистским игрищам я отношения не имею. С ОКР и Россией не воюю. И не служу им. Здесь хранились мои вещи, и я их забрал.
И Алька, наконец, понял, с кем имеет дело. Побоялся поверить догадке – слишком уж все удачно складывалось – и лихорадочно пытался найти изъян в своих рассуждениях. Изъяна не было. Все непонятности становились логичными и разумными.
Командир продолжал:
– А ты, солдат… Пленным я тебя объявить не могу, коли уж не воюю. Если хочешь, считай себя интернированным.
– А если не хочу?
Сейчас он скажет: тогда, солдат, считай себя мертвецом. Или ничего не скажет, вскинет автомат неуловимым для глаза движением и…
– Ты уж определись с тем, чего хочешь, – сказал командир. – И побыстрее. Времени мало.
Прозвучало это, как завуалированное предложение некоей сделки… Алька решил: если уж рисковать, так до конца. В конце концов с лагерниками-то командир, как выяснилось, договаривался, и нарушил договор отнюдь не он. Урки в какой-то момент посчитали, что одной свободы им мало, и решили загрести все. Может быть, именно сейчас Альке выпадает редкостный шанс и глупо им не воспользоваться. Он сказал:
– Вы ведь со Станции, верно? Из «Науком»? Возьмите меня с собой! Меня и… и еще одного человека. А преобразователи я вам доставлю хоть в Усть-Кулом, хоть на полюс.
Станция… Иного объяснения происходившему Алька не мог придумать. Вертолеты… Преобразователи… И «выдры» – напялить форму с их эмблемой может любой, но попробуйте-ка имитировать боевые умения! Лишь элитным бойцам СБА такое под силу.
– А как же присяга? – поинтересовался командир.
Алька над этим простым вопросом много думал. Перспектива становиться в восемнадцать лет клятвопреступником как-то не вдохновляла. Хотя никто его желания присягать не спрашивал – вывели на плац, сунули в одну руку автомат, в другую – текст воинской клятвы: присягай, желторотый. Но все-таки…
Ответил он твердо и уверенно:
– Я присягал родину защищать. От врагов. А жителей своей страны убивать не клялся.
– Вот как… Дело твое. Однако я не со Станции. Но сотрудничаю с ними… И отвезти тебя туда смогу. Тебя и… еще одного человека.
– Отвезти – в фильтр?
– На Станцию – значит, на Станцию. Мимо всех фильтров. За помощь в доставке преобразователей. До… до того места, где они мне нужны. По рукам?
– По рукам… А оружие?
– Сам же видишь, здесь искать – только время тратить. Все обуглилось… Пошли, что-нибудь в дороге раздобудем.
– Да что же здесь так рвануло? У вас бомба на борту хранилась?
– Не у меня. Скутер под завязку был набит взрывчаткой. И пилот-камикадзе.
– Настоящий камикадзе? Как в Японии?
– Подделка… Настоящие идейными были, а эти наркотой накачаны, плюс «невынимайка» с программой самоподрыва. Их всех сегодня на берег списали, захваченные федералами дома взрывать… А этот почему-то остался. Не повезло.
Они шагали обратно, когда Алька вспомнил, что так и не узнал имени своего нового знакомого. Вспомнил и спросил.
– У меня нет имени, солдат, – сказал командир. – Я отрекся от него. Трижды.
Сказал самым обыденным и заурядным тоном, словно сообщил о мелкой жизненной неприятности. О выпавшей из кармана и потерянной кредитке, например. Помолчал и добавил:
– Называй меня, как тебе удобно.