— В общем — не мытьём, так катанием, но дали почувствовать дистанцию?
— Ага, вроде того. В предельно куртуазной, млять, аристократической манере. Причём, у меня даже сложилось впечатление, что это они не столько передо мной понтовались, сколько друг перед другом павлиньи хвосты распустили, а я — так, просто в виде ходячего удачного повода для этого им подвернулся.
— Так ты, Максим, для чего это затеял? — поинтересовался Васькин, — Теперь-то уж можешь рассказать? А то всё секретничаешь, секретничаешь. А уж сколько ты дал этому римлянину — на такие деньги, наверное, целую римскую центурию нанять для охраны можно.
— Римскую нельзя — не дадут. А вот италийских союзников — наверное, и две нанять можно, — поправил я его, — Две шёлковые туники для него самого, два приличных куска шёлка на платья для его жены, да и рабыня мало того, что шикарная, так ещё и в Гадесе куплена — по немилосердной гадесской цене.
— Не мог в Кордубе купить? Раза в три дешевле обошлась бы, — заметил Володя.
— Купил там, где попалась. А попалась — в Гадесе. И что прикажешь делать, когда требуется именно такая?
— Уже усмирённая?
— Не только. Ещё и именно такая внешне. Ему ж как раз такие нравятся.
— Точно! Кого-то она мне напоминает, — припомнил Хренио.
— Эссельту, жену Нирула — почти точная копия, — раскрыл я им тайну, — Рядом поставить и одеть одинаково — и я не враз их различу. А он ведь тогда, в Дахау, слюну на Эссельту капитально пустил — пришлось спроваживать её к Нирулу подобру-поздорову…
— Ага, было дело — сперва Антипка, вольноотпущенник евонный, а потом уж и он сам! — вспомнил и прикололся спецназер, — Это ты ему здорово угодил! Может и не самый идеал его вкуса, но близко к нему, а главное — уважуху ему продемонстрировал не словом, а делом!
— Дык, чего только не сделаешь ради римского гражданства! — хмыкнул я.
— Оно того стоит? — поинтересовался испанец.
— Вот, взгляни! — мы как раз миновали ворота римского лагеря, и я указал ему на очередную партию пригнанных легионерами пленников, дальнейшую судьбу которых предсказать было несложно, — Вся их беда в том, что они — не римские граждане. Римского гражданина нельзя обратить в раба, а их — можно. За любую хрень, а то и вовсе за попадание под руку не в то время не в том месте. Они бы, наверное, любые деньги за римское гражданство дали, да только хрен им кто его за деньги продаст. А римскому вольноотпущеннику гражданство на халяву полагается. Ну, для него самого ещё слегка усечённое, но его потомки уже полноценными римлянами будут считаться.
— Так значит, ты подстраховываешься на будущее от попадания в рабство через само рабство? — хохотнул Володя, — Ну ты и оригинал!
— Ага, подобное лечится подобным, гы-гы! Только тут я не оригинал, а всего лишь подражатель — в Италии так делается уже давненько. Латинянин или италик договаривается с корешем-римлянином, оформляется к нему в фиктивное рабство, а тот его через какое-то время освобождает — ага, на римском Форуме.
— А ты откуда знаешь?
— Да штудировали с Юлькой Тита Ливия и вычитали у него. В Риме нехилые скандалы из-за этого были… тьфу, будут. В 178 году, кажется, окончательно прикроют эту лазейку — отпускаемого на волю заставят клясться в том, что это делается не для перемены гражданства. Так что надо пользоваться, пока не зашухерили малину.
— Через шестнадцать лет, получается? И куда ты так торопишься? Времени ж ещё — вагон!
— Не совсем. До этого — точного года не помню, сто восемьдесят какой-то — тоже был — ну, будет — скандал с разовой высылкой хреновой тучи латинян, успевших заделаться римскими гражданами. В том числе и с уже прошедших лет, кстати.
— А как их выявлять будут?
— Да элементарно — по спискам из их родных латинских городов — как раз они и настучат в римский сенат на утечку призывного контингента.
— Ну так ты ж не латинянин и даже не италик. На тебя-то кто список подаст?
— Я не уверен, что и прочую «лимиту» заодно не подчистят. В меньших масштабах, поэтому у Ливия не отразится — может ведь такое быть? На хрен, на хрен, не хочу зря рисковать. Надо «прописываться», пока до тех скандалов ещё далеко.
— Да ладно тебе! Ну, заставят поклясться — так поклянёшься. Ты ж не суеверный римлянин, которому боязно до усрачки прогневить богов.
— Володя, при чём тут боги? Разве по нашим рожам и нашему акценту не ясно, что мы — «лимита»?
— А при чём тут мы? Речь вообще-то о тебе.
— И о моей семье заодно. А следом — и о вас с вашими семьями. До эдикта Каракаллы ещё не одно столетие, и за это время любого из ваших потомков тысячу раз в раба обратить успеют, если не повезёт. Оно вам надо, спрашивается, такой риск?
— Ну, если с этой колокольни… Но способ ты выбрал, млять…
— Какой есть, такой и выбрал. Если с умом применять, то самый быстрый и надёжный, кстати говоря. Брезгующих им ты видел на дороге и в воротах лагеря. Как ты думаешь, СЕЙЧАС я им завидую или они мне?
— Ну, ясный хрен, им не позавидуешь! Если так рассуждать…
— А как иначе? Или ты всерьёз рассчитываешь тупо забить на римлян хрен и отбиться от них, когда им это не понравится? Ганнибал — не нам чета — с Римом не справился, а мы — такие крутые, что каким-то чудом справимся? С Римом — только мирным путём проблемы разруливать. Ага, предвидя их заранее и разруливая заблаговременно. Si vis pacem, para bellum.
— А это ты к чему? К принципу миролюбия?
— К тому, что и латынь ещё надо зубрить. Какие из нас в звизду римские граждане, когда мы латынью ни хрена не владеем?
— И потеть под летним солнцем в пятиметровой шерстяной тоге?
— Дык, мёртвые не потеют! А рабы — очень даже потеют, хоть и не носят тогу. Я уж лучше в тоге попотею — только я ж хитрожопый и тогу себе закажу облегчённую, поменьше размером и не шерстяную. Радуйся, что это всё-таки тога, а не современный пиджачный костюм, с которым не очень-то и схитрожопишь…
— Ага, с застёгнутой наглухо рубашкой и этой грёбаной удавкой на шее!
— Вот именно! В средиземноморскую летнюю жару и без кондиционера!
Уже на палубе сплавлявшегося вниз по Бетису торгового судна мы продолжили зубоскальство.
— Наверное, у твоего римлянина никогда ещё не было такого раба! — прикололся Васкес, — Побогаче его самого и имеющего собственных рабов побольше, чем у него!
— Ну, я его не спрашивал, чем он владеет и сколько у него рабов, но похоже на то, — согласился я, — Видели бы вы, как у него глаза загорелись, когда я шёлк перед ним развернул.
— Разве он недостаточно взяток набрал за два-то годичных срока? — усомнился Володя, — Понятно, что поменьше претора, но тоже ведь себя не забывал. Казначей как-никак. Помните ведь анекдот про еврея? «Не надо мне вашей зарплаты, посадите меня только на управление финансовыми потоками, и я сам себе заработаю».
— Это-то само собой, но кто он такой по сравнению с претором? Так бы прямо и позволил ему кто брать не по чину! Да и поделиться в Риме он много с кем должен будет. Кто-то ему избраться квестором в самом начале помог, кто-то его в Дальнюю Испанию направил и концы связей дал, кто-то позаботился, чтобы ему по истечении первого года не прислали с новым претором смены и продлили полномочия ещё на год — такая помощь ведь не просто так оказывается, — поделился я своими соображениями, — Так что зарабатывал он не только для себя, но и для своих благодетелей из сципионовской группировки. Да и большинство подношений ведь, скорее всего, не ему лично шло, а для Сципиона — как его представителю. Может быть, на шёлковые тряпки он себе в принципе и заработал, но жаба задавила бы покупать, а тут — на халяву…
— Ты для Миликона и его семейства, надеюсь, не забыл? — поинтересовался спецназер, которому как раз с нашим «прикормленным» вождём и предстояло тесно сотрудничать.
— Забудешь тут, млять! Хрен я теперь позволю кому себя раздеть! — это я, конечно, утрировал — на самом деле только запасную шёлковую тунику пришлось в тот раз прежнему претору подарить, — Да, держи, кстати, тролль ты наш доморощенный, пока в натуре не забыл, — я протянул ему выхлопотанную у нового квестора «ксиву», — Вроде бы, при Сципионе Назике проблем особых быть не должно, но — на всякий пожарный.
— О, вот это дело! — обрадовался Володя, — В тот раз я тебе с твоей крутой «малявой» обзавидовался!
— Ну, владей. Только смотри, не засвечивай без крайней нужды перед кем попало. Этому козырю место — в рукаве, — я намекал на весьма непростую и неоднозначную дружбу миликоновских турдетан с римлянами. В теории-то друзья, а вот на практике, если совсем уж честно, то таких друзей — за хрен, да в музей…
— Ну уж, таким-то азам техники безопасности меня не учи, — хмыкнул тот.
— Считай это очередным плановым инструктажом в начале квартала. Не гребёт, что знаешь и так, расписаться в журнале инструктажа один хрен обязан. И вспоминай, чего я тебе ещё не дал. Компас дал? Трубу дал?
— Ну уж, таким-то азам техники безопасности меня не учи, — хмыкнул тот.
— Считай это очередным плановым инструктажом в начале квартала. Не гребёт, что знаешь и так, расписаться в журнале инструктажа один хрен обязан. И вспоминай, чего я тебе ещё не дал. Компас дал? Трубу дал?
— Ага, старую — с кривыми линзами. В которую голых баб разглядывать не рекомендуется — во избежание хронической импотенции.
— Ну уж извини — тебе на десятки или сотни метров кусты впереди осматривать, а нам с Хренио в открытом море кончики мачт на горизонте не проворонить…
— Не парься, шутю — всё ж понимаю. В «зелёнке» видимость один хрен такая, что редко когда та труба и понадобится — не те дистанции. Вот компас — другое дело, хороший компас — это вещь!
— Ты только не сильно доверяйся ему в горах. Месторождений железа там до хренища, и не все ещё разведаны и разрабатываются…
— Млять, точно! Вот засада! Хрен ли тогда от него толку! А карты — одни заготовки, которым тоже верить нельзя. Стыдно будет перед бойцами-турдетанами, если облажаюсь — инструктор называется…
— У тебя часы есть, — напомнил я ему, — По ним проверишься, если в компасе сомнения будут.
— А, по Воловичу? Всё, вспомнил! — спецназер поднял левую руку с часами так, чтобы циферблат расположился горизонтально, развернул часовой стрелкой на солнце и по биссектрисе угла между стрелкой и единицей, соответствующей часу дня, определил ось «север-юг», после чего проверил её по компасу — совпало.
Часы у него были тоже самозаводящиеся ориентовские, только модель попроще моей, не говоря уже о навороченной трёхциферблатной модели нащего испанского мента, раза в два, если не во все три, дороже моей. Впрочем, на их точности и надёжности это заметно не сказывалось — механические ориентовские часы в этом плане все примерно одинаковы, а конкретная модель — дело вкуса, определяемого в основном компромиссом между кошельком, жабой и понтами. Но перед кем нам, спрашивается, понтоваться, когда наши часы вообще нежелательно засвечивать перед посторонними? Спасибо хоть, принятые у испанских иберов кожаные наручи, закрывая от лишних глаз циферблат, обеспечивают им неплохую маскировку под обычный браслет-украшение.
— Порядок, сориентируюсь. Ты сам лучше за своим Себастьяном Перейрой следи, чтоб своими железяками компас тебе не нагрёбывал, — прикололся Володя, — Нахрена ты его вообще с собой взял? Его же, вроде, отец пускать не хотел.
— Ага, видел бы ты, как он меня упрашивал, чтоб и я сам за него попросил!
— Дык я что, не видел? И ты купился на его обещание не путаться у тебя под ногами?
— Наоборот — взял с него слово в том, что под ногами он путаться, конечно, один хрен будет, но дисциплинированно, а шаг влево, шаг вправо без согласования со мной приравнивается к самоходу в военное время и карается отсидкой на «губе».
— Рискованно. Всё время присматривать придётся…
— А кто обещал лёгкую жизнь? Но парень — Тарквиний или куда? Он должен на чём-то стажироваться или нахрена? У меня на него, знаешь ли, виды кое-какие имеются…
— Будет тебе обязан? — ухмыльнулся Васькин.
— И это тоже, ясный хрен. Но прежде всего — расклад. Исходим из худшего — афера с Нумидией у тестя не выгорает, «нумидийская угроза» Рим не настораживает, карфагенский «боевой хомяк» в противовес Нумидии ему не нужен, и спасти город от уничтожения не удаётся. Как раз на этот случай тесть и подготавливает перенос дел в Утику. Североафриканская штаб-квартира слишком важна в силу исторически сложившихся торговых путей, и свято место пусто не бывает. Карфаген это будет или Утика — не один ли хрен? Важно то, что наиболее крутые торговые сделки будут осуществляться там, и именно там должен находиться «основняк» клана Тарквиниев.
— Так Велтур же на него не тянет. Фабриций есть.
— И прекрасно. Сейчас он в Гадесе просто на всякий пожарный. Старый Волний не вечен, начинает сдавать, и Фабрицием заткнули дыру для подстраховки, а заодно и стажировки. Но готовит его отец на смену себе, а значит — туда, в Северную Африку. А в Гадесе кто-то свой нужен?
— Ремд есть.
— Да, и на ближайшее время ему альтернативы не будет. Но и он не вечен, да и больше по чисто хозяйственной части. Она его детям останется, а на Гадес надо Велтура готовить и выдвигать…
— Обязанного этим тебе и заодно родного дядю твоих детей?
— Ага, исключительно «заодно», гы-гы! А ещё «заоднее» — без пяти минут одного из нас.
— Млять, ну ты и спланировал, дон Корлеоне ты наш доморощенный, — хмыкнул Володя, — Типа, так зарождалась мафиозная группировка Канатова.
— Гнея Марция Максима, римского гражданина, — поправил я его, — Почувствуй, как говорится, разницу.
— А, не один ли хрен? И кстати, с хрена ли Гней Марций?
— Дык, у римлян же вольноотпущенник при освобождении принимает имя и фамилию бывшего хозяина, а своё прежнее имя сохраняет в качестве третьего. Против священного обычая предков хрен попрёшь — не поймут-с. Млять, чего только не сделаешь ради потомков…
— Кстати насчёт потомков. Ты, кажется, для моей Ленки вашу «клетку» обещал?
— Распорядился перед отъездом, не беспокойся. Кроме «спорткомплекса» моему спиногрызу ещё и новую кровать делают, так что «клетка» с её подвесными прибамбасами ему уже не будет нужна. Ну и погремушки там всякие, из которых мой уже вырос. Это всё Наташке сразу же передадут.
— Вы не забыли, сеньоры, что и я на очереди? — напомнил испанец.
— Ты ещё только на подходе, — уточнил спецназер, — Не бзди, всё, что моя девка не сломает — тебе достанется, а что сломает — сам починю, как вернусь. Ну, а уж если не вернусь…
— Ты мне это брось! Убьют — на глаза не показывайся! — одёрнул я его, — Нехрен там героя из себя корчить! Есть кому у Миликона геройствовать, а твоё дело — разведка.
— Да, армия у него уже приличная — ну, по местным меркам, конечно…
— Ещё бы! Тесть вон второй уже корабль с тремя сотнями роговых луков критского типа отправить ему собирается. Если по критским расценкам их ему посчитать — он и за десять лет за них и за прочее снаряжение хрен расплатится.
— В общем, будет там у Тарквиниев карманная «банановая республика»?
— Ага, нашими руками. Банановое царство, если точнее. А если ещё точнее — так и ни разу не банановое — нет там бананов и в обозримом будущем не предвидится.
— А чего там будет?
— А всё практически. Всё, что сделаем и организуем, то и будет. Львиная доля экономики там, считай, Тарквиниям будет принадлежать — самые лакомые отрасли. Свободная территория, дружественная Риму, но неподвластная, да и не очень-то ему нужная — будет где и нам развернуться. Планов ведь — громадье…
— А точно римляне не позарятся? Они ж — того, глаза завидючие.
— Им Бетики за глаза хватает и долго ещё будет хватать. Мы с Юлькой изучали — все конфликты римлян с лузитанами и кельтиберами будут начинаться не по римской инициативе. Они их своими набегами будут допекать, пока не раздраконят. А в нашем случае лузитанские набеги на Бетику прекратятся, когда их утихомирит Миликон — ага, с нашей помощью. Утихомирит и подомнёт под себя — кусок за куском, область за областью. Примерно до долины Тага, где Ликут обоснуется — считай, южная часть Португалии, если по современной карте, наша будет.
— Ну, в принципе логично, — согласился Володя, — Миликон ведь тут уже один небольшой лузитанский набег отразил, да ещё и без римской помощи обошёлся…
Об этом набеге, случившемся в аккурат перед нашим прибытием, нам рассказали в Гадесе. Небольшой, всего-то пара-тройка сотен участников. И, что самое интересное, стихийный, то бишь настоящий, ни разу не договорной. Ну, почти, скажем так. Не успел ещё наш тайный лузитанский друг Ликут вознестись так, чтобы реально влиять на события. Успел только прознать своевременно, своих людей от участия отговорить, неудачу этой авантюре открыто напророчить, да агентуру Фабриция втихаря предупредить. Извещённый загодя Миликон подготовил разбойникам тёплую встречу, полностью подтвердившую правоту Ликута, что, надо полагать, несколько повысило его тамошний авторитет. Для самих же лузитанских хулиганов дело обернулось всерьёз, не понарошку. И встречали их всерьёз, и убивали всерьёз, и с пленниками обошлись тоже не по детски, а как положено. Пятерых пойманных зачинщиков вздёрнули «высоко и коротко» на дубах вдоль границы близ Дахау, полсотни рядовых — не считая добитых на месте «тяжёлых», с которыми некому и незачем было возиться — продали римлянам на рудники.
Нельзя сказать, чтобы скороспелое и наспех обученное турдетанское воинство нашего подопечного вождя проявило себя в этом деле с блеском. Какой уж тут блеск! Не просрали — и на том спасибо! Победа, млять — смех сквозь слёзы, да и только. И лучников в перестрелке потеряли больше, и линейная пехота облажалась, не сумев удержать строя и едва не побежав, и кавалерия — ага, при трёхкратном численном перевесе — тоже не враз решила исход стычки. Но чего ещё было ожидать от новобранцев, вчерашних крестьян? Профессионалов-то ведь настоящих, равномерно распылённых инструкторами по всему ополчению, среди них и полусотни не набиралось, а ветеранов Ганнибала — и вовсе менее десятка. Подсчитав результаты, Миликон горько пожалел о том, что послал на дело этих деревенских орясин, а не провёл операцию сам со своей дружиной. Ведь всё сделали через пень-колоду! Тем не менее, кое-какой боевой опыт его деревенщина приобрела и в том, что даже «великих и ужасных» лузитан, как оказывается, тоже можно бить — убедилась. Для начала и для таких горе-вояк — уже немалое достижение. А до серьёзной заварухи с серьёзными боями время ещё есть. Год ещё примерно этого драгоценного времени…