Помимо этих технических достижений, которые рано или поздно будут доведены до совершенства, можно выделить следующие новые тенденции в моделировании звукового и цветного фильма.
Звуковой фильм оправдал самые мрачные предсказания сторонников немого кино. Между двумя этими направлениями разверзлась широчайшая духовная пропасть, и, как это ни грустно, следует признать, что уровень звукового кино – возможно, главным образом по причине его усилившейся коммерциализации и удорожания производства – все еще остается очень низким.
Первые пробные попытки Вертова создать звуковое кино («Энтузиазм») сегодня не только не превзойдены, но можно сказать, что сегодняшнее кинопроизводство до них пока не дотягивает.
Многие люди извлекли из этого такую мораль: назад к монтажным принципам немого кино!
Эта идея, собственно, знакома каждому, но ничего подобного на практике осуществить нельзя; ибо звуковой фильм уже не может вернуться к немому фильму. Бóльшая медлительность слуха по сравнению со зрением диктует ему особые законы, и интересно, что из этого физиологического факта мы можем вывести позитивные тенденции, которые обеспечат звуковому фильму такие же, как у немого фильма, и даже гораздо лучшие возможности развития. Принцип монтажа немого фильма сводился – в предельном случае – к тому, чтобы соединять максимально короткие фрагменты. При производстве же звукового фильма, наоборот, приходится монтировать более протяженные куски отснятого материала. Итак: если один эпизод в немом фильме состоял, допустим, из десяти отснятых фрагментов, то в звуковом фильме, чтобы сделать такой же эпизод, придется ограничиться двумя фрагментами. В этом заключается существенная причина оптического однообразия большинства звуковых фильмов. Но на самом деле требование такой замедленности вовсе не обязательно должно приводить к оптическому однообразию. Некоторые режиссеры инстинктивно выбрали более удачный путь: они снимали упомянутые выше два фрагмента скользящей камерой. Чтобы лучше уяснить этот принцип, мы можем представить себе съемочный аппарат, укрепленный на движущемся операторском кране; кран способен двигаться во всех направлениях:
а) по прямой линии,
б) по кругу, и
в) это прямолинейное или круговое скольжение может комбинироваться с движениями стрелы крана вверх и вниз,
то есть укрепленная на стреле камера позволяет непрерывно снимать каждую сцену таким образом, чтобы одной неподвижной точки зрения не было, – потому что объектив может кружить вокруг снимаемой сцены, одновременно поднимаясь и опускаясь на разную высоту.
Чтобы окончательно разобраться с этой проблемой, надо бы привести еще несколько примеров, суть которых заключается в том, что оптическое однообразие, возникающее из-за необходимости использовать при монтаже звукового фильма более протяженные фрагменты, легко устранить. Так, вместо того чтобы использовать движущуюся камеру, можно сделать подвижным сам снимаемый эпизод (вращающаяся сцена, лента конвейера). Здесь опять-таки может возникнуть ряд новых комбинаций, если к подвижному объекту добавить еще и подвижную камеру. Одинаковая скорость, одинаковое направление движения либо замедление одного движения по контрасту с другим – тут можно придумать бесконечное множество вариантов. (На заметку специалисту: съемки с качелей или с плывущей лодки, с борта самолета.) Некоторые оптические вспомогательные средства тоже могли бы чаще использоваться для той же цели. Я имею в виду прежде всего съемку с повышенной и пониженной резкостью наиболее и наименее важных объектов, причем резкость – если возникнет такая необходимость – могла бы меняться в пределах одной сцены. В каком-то смысле это было бы приближением к физиологической оптике, ведь когда мы концентрируем все внимание на одном объекте, все, что вокруг него, видится нам неотчетливо. Уже сегодня можно предсказать, что в будущем у нас появятся оптические приспособления – в кругах специалистов для них даже придумали название: «зум», – которые, соответственно скользящим движениям камеры, будут автоматически настраиваться на бóльшую и меньшую резкость, что позволит снимать то общие, то крупные планы. Замечу в этой связи, что монтаж звукового фильма, при котором используются довольно протяженные фрагменты, по физиологическим причинам представляется мне более здоровым – гораздо меньше напрягающим глаза, – чем похожий на автоматные очереди монтаж немого фильма[5].
Те же требования, но в еще большей мере, предъявляются к моделированию цветного фильма. Если отношение монтажа немого фильма к монтажу фильма звукового выразить показателем 2:10, то здесь мы будем иметь показатель 1:10, то есть цветной фильм работает с еще более замедленным ритмом, чем фильм звуковой. К тому же быстрые движения внутри длинного съемочного эпизода в цветном фильме должны использоваться реже, потому что по сравнению с тем, как обстоит дело в черно-белом фильме, в цветном фильме они вызывают у зрителя повышенное беспокойство и от них больше рябит в глазах.
Вообще цвет как новый элемент моделирования фильма готовит нам еще очень много сюрпризов, потому что до сих пор мы редко воспринимали кинетическую энергию цветовых значений в столь концентрированной форме. Если при динамичном монтаже черно-белого фильма приходилось заботиться только о правильности передачи движения и о приведении в соответствие черно-белых монтажных кусков, то при монтаже цветного фильма ответственность монтажера и режиссера сильно возрастает. Не говоря уже о том, что из-за цвета каждая сцена с самого начала четче определена в эмоциональном плане, будущий цветной фильм должен иметь визуальную ось, которая представляет собой осознанно встроенную в него психофизическую опору для содержания, – то есть какие-то части фильма должны быть выдержаны в красноватых, голубоватых, желтоватых, розоватых и т. д. тонах. Будут ли кинематографисты, занимаясь этой проблемой, хранить верность основополагающему принципу, разработанному уже в живописи импрессионистов, или в самом скором времени отрекутся от него, покажет практика съемок цветного кино, которая только начинается. Но есть одна вещь, которую ни в коем случае нельзя путать с упомянутой визуальной осью: это музейный оттенок старых картин! Существует опасность, что – непосредственно или по обходным путям – все цветовые значения погрузятся в какой-то определенный цветовой тон, и в результате все цвета будут прикрыты одной цветной пеленой[6]. Гораздо большее значение, чем это было до сих пор, в цветном фильме будет иметь наплыв. Не обсуждая здесь технический аспект наплыва (этот прием я годами употреблял в своих написанных красками картинах), мы можем констатировать, что скользящий переход одной сцены в другую становится возможным – без шока для глаз – именно благодаря наплыву: когда отдельные цвета теряют свою интенсивность, перед нами открывается возможность заменить их каким-то определенным, желательным для нас колоритом.
Очевидно одно: психофизическое воздействие света – даже на тематическо-содержательном уровне – по своей природе настолько элементарно, что мы уже сегодня можем предсказать для будущего цветного фильма расширенное использование чистых цветов, с теми же целями, с какими их стремится использовать новая живопись – то есть, среди прочего, и для создания абстрактных картин. Само осознание этого почти наверняка поспособствует оздоровляющему преодолению перепроизводства исторических цветных фильмов, которое нам еще предстоит. Я уверен, что самыми красивыми цветными фильмами ближайшего времени окажутся те, где все краски будут обрамлены белым. Новое переживание в новых ракурсах: фильм о катании на лыжах и снеге; цветной фильм, действие которого разворачивается в современных светлых интерьерах…
Это большая ошибка: думать, будто мы не способны выманить, выколдовать из сегодняшней жизни воздействующую на наши чувства красочность.
Лондон, 1935
Курица, она и есть курица
Киносценарий по одному мотиву из рассказа Курта Швиттерса «Августа Болте»
1.
/ Нити, образуя сетку, пересекают во всех направлениях поверхность экрана.
/ По наклонной плоскости катится много яиц – приближаясь к нам; передние яйца очень большие, следующие – всё меньше и меньше. Отдельные яйца высоко подпрыгивают.
/ Чья-то ладонь ловит подпрыгивающие яйца.
/ Мужчина – в маске – жонглирует яйцами.
/ Этот мужчина выхватывает яйца из воздуха, отбрасывает их прочь, они исчезают. Яиц все больше, и они движутся все быстрее.
/ Мужчина уже не может спастись от яиц, которые его бомбардируют.
/ Он убегает.
/ И опять, как прежде, яйца катятся по наклонной плоскости. Первыми появляются маленькие, за ними – всё более крупные. Некоторые высоко подпрыгивают, падают, снова подскакивают. Некоторые разбиваются.
/ Мужчина уже не может спастись от яиц, которые его бомбардируют.
/ Он убегает.
/ И опять, как прежде, яйца катятся по наклонной плоскости. Первыми появляются маленькие, за ними – всё более крупные. Некоторые высоко подпрыгивают, падают, снова подскакивают. Некоторые разбиваются.
/ Наплыв: плоскость превращается в оконный карниз; по карнизу – подпрыгивая – катятся яйца.
/ Опять яйцо. Высоко подпрыгнув на карнизе, оно стремительно падает вдоль фасада на тротуар.
/ Внизу еще два-три раза подскакивает.
/ Все больше яиц следует его примеру, некоторые разбиваются, но большинство, подскакивая, катится дальше.
/ Оживленная улица, по ней идут люди.
/ Между быстро переступающими ногами катятся и подскакивают яйца. Ноги у людей быстрые, но яйца катятся все быстрей и быстрей.
/ Ноги отстают, исчезают из поля зрения. Яйца катятся теперь между колесами машин и по трамвайным путям, отчасти и по рельсам, перепрыгивают через лужи.
/ Разлетаются брызги, яйца высоко подпрыгивают. Их белизна сверкает на темном фоне.
/ Теперь по улице идет мужчина. Он идет в направлении, противоположном тому, в котором движутся яйца. (Значит, если яйца до сих пор двигались справа налево, то мужчина идет слева направо. Должно быть заметно, что теперь яйца, поменяв направление, следуют по пятам за мужчиной: они, значит, теперь и прыгают в противоположном направлении.)
/ Много яиц катится вслед за мужчиной: и маленькие, и большие, – а улица очень оживленная.
/ Магазинчик детских колясок. Яйца проникают в него через открытую дверь.
/ Яйца запрыгивают в коляски.
/ Одна за другой женщины (всего их десять) через дверь выталкивают коляски на улицу.
/ Опять кругом люди, яйца катятся у них под ногами. / Впереди идет тот мужчина. Он сворачивает за угол.
/ Десять воспитанниц пансиона для девочек, под ногами у них путаются яйца.
/ Добравшись до угла, яйца встревожено подпрыгивают на месте: они потеряли мужчину.
/ Одно яйцо выкатывается из общей массы яиц, катится дальше. И в конце концов приближается к воротам жилого дома.
/ Дверь подъезда медленно закрывается за ним.
/ Привратницкая. Ошеломленное лицо толстой привратницы. Разинутый от удивления рот…
/ Дверь подъезда открывается снова – очень медленно, – и юная барышня, свеженькая и светленькая, выпархивает на улицу. Она (ритмически) отцепляет от платья яичные скорлупки. Толстая привратница бежит вдогонку за ней, протягивает ей гигантскую молочную бутылочку с соской.
/ Барышня, иронично и задумчиво улыбаясь, отстраняет соску. Идет по улице и заходит в ближайшее кафе.
2.
/ Короткие монтажные куски показывают обстановку в кафе: кельнер-эквилибрист с подносом; мелкие интеллектуальные хищники, роющиеся в ворохах газет; собаки под столиками.
/ Юная барышня заходит на террасу.
/ Садится, внимательно осматривается. Лицо ее выражает ничем не омраченную радость.
/ На улицы пешеходы – те, у кого есть время для прогулок, и другие, которым приходится торопиться.
/ Барышня смотрит на свою чашку.
/ Она поднимает чашку ко рту – в чашке шоколад со взбитыми сливками.
/ Взбитые сливки (наплыв): маленькие белые цветы – цветы мирта – сплетаются в венок.
/ Головка барышни, в подвенечной вуали и миртовом венке. / Вскоре после этого – мужчина в маске.
/ Барышня ставит чашку на столик, поднимает глаза.
/ В это мгновенье мимо кафе проходят десять мужчин в одинаковых масках. Девять из них видны очень неотчетливо.
/ Барышня вскакивает,
/ подбегает к ограждению террасы и самозабвенно смотрит вслед уходящим мужчинам.
/ Нерешительно возвращается к своему столику, беспокойно оглядывается, садится.
/ Снова вскакивает.
/ Делает несколько быстрых шагов, потом идет медленнее, пытаясь что-то сообразить.
/ Медленно разворачивается и идет обратно.
/ На полпути опять решительно разворачивается и, пробираясь между столиками, спешит к выходу.
/ Кельнер с подносами и огромным количеством посуды – вскрикнув, но без вреда для своего груза, – бросается вслед за барышней, пытаясь дикими телодвижениями привлечь ее внимание. Любитель газет, сердито выглянув из-за газетной горы, бросает на барышню разъяренный взгляд.
/ Кельнер с подносами натыкается на столик этого посетителя.
/ Газетная гора обрушивается на читателя газет; он полностью исчезает под ней.
/ Кельнер споткнулся, но ему удается устоять на ногах. Посуда, подносы – он всем этим жонглирует, да так ловко, что из кофейных чашек не выплескивается ни капли. Глазуньи на стеклянных тарелках подпрыгивают.
/ Барышня уже стоит на улице, смотрит направо и налево.
/ Барышня идет налево – туда, куда прежде направились десять мужчин.
/ Барышня бежит вслед за мужчинами.
/ Она приближается к ним, совсем запыхавшись, и очень быстро останавливается, чтобы пройти мимо них медленно, с достоинством, —
/ но:
/ мужчины как раз дошли до перекрестка.
/ Пятеро из них сворачивают налево, пятеро – направо.
/ Теперь и барышня добралась до перекрестка.
/ Долго стоит там, отчаявшаяся и растерянная. Куда же ей идти?
/ Барышня делает выбор в пользу правой пятерки и следует за ней.
/ Но на полпути нерешительно останавливается, пытаясь что-то сообразить.
/ И идет назад, вслед за левой группой.
/ Однако на полпути, снова засомневавшись, разворачивается и в быстрейшем темпе кидается вслед за правой группой.
/ Эти пятеро мужчин, ускорив шаг, идут по улице.
/ Барышня, совсем запыхавшись, снова приближается к ним и очень быстро останавливается, прежде чем пройти мимо.
/ Но:
/ эти пятеро уже дошли до перекрестка, трое из них сворачивают направо, двое – налево.
/ Теперь и барышня стоит на перекрестке. Она пытается что-то сообразить и решает пойти направо;
/ однако на полпути поворачивает назад, налево;
/ пытается что-то сообразить, опять поворачивает направо.
/ Барышня изо всех сил бежит вслед за правой группой.
/ Эти трое мужчин идут по улице.
/ Барышня – тяжело дыша широко открытым ртом, уже без шляпки, с всклокоченными волосами – мчится за ними.
/ Почти догнав мужчин, она быстро останавливается, откидывает со лба волосы, поспешно надевает шляпку, хочет с достоинством пройти мимо мужчин —
/ но тут:
/ трое мужчин доходят до перекрестка, двое из них поворачивают направо, один – налево.
/ Барышня тоже доходит до перекрестка; не останавливаясь и уже не пытаясь что-то сообразить, она механически идет направо.
/ Однако те двое мужчин, прежде чем барышня их догнала, уже дошли до следующего перекрестка.
/ Они расходятся: один идет направо, другой – налево.
/ На мгновенье становится отчетливо видна маска мужчины, идущего в правую сторону.
/ Барышня, выбившись из сил, добирается до перекрестка.
/ И, можно сказать, в полном отупении делает несколько шагов направо.
/ Внезапно она останавливается и разворачивается, чтобы посмотреть вслед мужчине, ушедшему влево.
/ Но тот мужчина уже скрылся из виду.
/ Тогда барышня снова поворачивается направо. Далеко впереди мужчина, ушедший в ту сторону, как раз входит в какой-то дом.
/ Барышня кидается вслед за ним.
/ Барышня стоит, задыхаясь, под аркой ворот. Арка очень большая, а барышня перед ней – маленькая. В глубине просматривается еще много таких же арок, и этот вид производит на барышню тягостное впечатление, словно кошмарный сон.
/ Барышня устало смахивает со лба пот.
/ Барышня поднимается по ступеням. Не успевает она подняться, как уборщица окатывает ее помоями. В отчаянии барышня пытается защититься от потока грязной воды.
/ Женская рука тянет на себя ручку двери.
/ (Эта сцена повторяется несколько раз.)
/ Всякий раз, когда барышня вылетает из очередной квартиры, в ее наряде не хватает какой-то детали:
/ сперва у нее исчезает шляпка,
/ потом она выходит без пальто.
/ Под конец высунувшаяся в дверную щель рука вырывает у нее сумочку.
/ Щелкнув, сумочка раскрывается: из нее высыпаются монеты и денежные купюры, причем не куда-нибудь, а на пол чужой квартиры. Дверь захлопывается; деньги, судя по всему, безвозвратно пропали. Барышня безуспешно колотит кулачками в дверь. Потом, усталая и смирившаяся с поражением, отворачивается. Потом все-таки снова стучит – теперь в одну из соседних дверей.
/ Открывает ей незнакомая женщина – и неодобрительно качает головой.
/ Тень в глубине квартиры. Тот самый мужчина в маске?
/ Барышня отстраняет женщину, бросается к мужчине.
/ Это манекен!
/ Подбегает хозяйка квартиры.
/ Разъяренная барышня крушит все вокруг – люстру, стулья, стол и т. д.
/ Между двумя женщинами завязывается потасовка.
/ В конце концов барышня, вышвырнутая из квартиры, по большой дуге вылетает за дверь и падает на тротуар.
/ Кое-как приведя в порядок костюм, она продолжает свой путь…