– Или на маленькую, – поправила его я. – Может, будет девочка.
– Господи, это все так волнительно, – мой муж отложил в сторону планшет и повернулся ко мне. – А когда мы уже узнаем точно?
– Не знаю, вроде после шестнадцати недель, на УЗИ. Но если ты будешь работать по шестнадцать часов, то можешь и не дожить до этого. Дедушка! – я показала Гришке язык.
– Не так страшно быть дедушкой, как спать с бабушкой, – Григорий с довольным видом бросил мне этот кусок бородатого анекдота и вдруг провел ладонью по моему лицу. – Ты будешь самая красивая бабушка на свете.
– Ты считаешь? – улыбнулась я, а затем мы, не сговариваясь, бросили взгляд на часы.
– Варька еще спит, – кивнул Григорий, и глаза его загорелись хитрым огнем. Я не удержалась и фыркнула.
– Маньяк. Старость на тебя плохо влияет!
– Старость? Ну, я тебе покажу сейчас! – Гришка подпрыгнул на кровати, стянул с меня одеяло и схватил за запястья.
– Пусти, оглашенный, – сопротивлялась я, пытаясь вырваться из его железной хватки. Сияющий от восторга муж радостно свидетельствовал мою полнейшую беспомощность в его стальных руках.
– Что, не так плохо для дедушки, да?
– Самый сексуальный дедуля из всех, кого я знаю, – прыснула я.
– И многих дедуль ты знаешь? – спросил он и отпустил меня, притянул к себе и запустил руки под майку. Я откинулась на подушке, разбросала руки по кровати и прикрыла глаза.
– Одного достаточно, – прошептала я и почувствовала, как знакомый огонь охватывает мое обнаженное тело под его взглядом.
– Какая бесстыдная бабушка. Дверь закрыта? – спросил Гришка, и глаза его стали серьезными. Я не помнила, закрыла ли я дверь или нет, но скорее да, чем нет. В последние недели безопасность закрытых дверей стала снова востребованной, как никогда.
Когда-то давным-давно я мечтала оказаться в постели, в руках моего мужа, чуть ли не каждую минуту. Раньше Гришка мог заскочить в спальню перед уходом в часть, уже одетый, в идеально чистой форме, которая так и не перестала «заводить» меня. Летчики – они такие сексуальные. С сосредоточенным и серьезным видом, быстро и «по-боевому» он раздевал меня и овладевал мною, доводил меня до исступления, требуя при этом, чтобы я вела себя тише и приличнее. А то что люди подумают. При этом сам смеялся.
Вот, точно как и сейчас…
– Что ж ты так стонешь, дорогая? Может, тебе больно? – спросил он, откровенно насмехаясь надо мной. – А так? Опять она стонет, что ж делать-то? Тише, Варька проснется!
– Я люблю тебя, – пробормотала я сквозь стоны. Гришка остановился на секунду, а затем склонился и нежно поцеловал меня в губы. Я изогнулась, потянувшись к нему навстречу, и, что поделать, снова простонала… Сдерживаться не было больше сил!
– Ты ж моя Иришка. Я тебя тоже люблю. Вот так люблю, и вот так, – и мой муж исчерпывающе продемонстрировал мне, как именно он меня любит, подвергнув нас риску разбудить не только Варвару, мирно спящую за соседней стеной, но и напугать своими криками свекровь, уже гремевшую посудой в кухне.
Позже, сидя рядом со мной за столом, Гришка со своим традиционно серьезным видом посмотрел на меня, а его ладонь неожиданно оказалась на моем бедре – под скатертью. От неожиданности я подпрыгнула на месте и чуть не перевернула тарелку. Алевтина Ильинична посмотрела на меня с недовольством, и даже Варвара оторвалась от телефона и склонила голову набок.
– Что с тобой? – невозмутимо спросил меня Григорий, продолжая продвигаться вверх по ноге.
– Все отлично. Настроение боевое, – пробормотала я. – А ты как?
– А я… Слушай, я хотел заехать на строительный рынок. Хочу сделать кроватку сам, а то сейчас продают черт-те чего, неизвестно из каких материалов делают и какими лаками покрывают. Поедешь со мной?
– Вообще-то это и мой ребенок, – возмутилась Варя. – Я тоже хочу поехать, выберу цвет.
– Ты давай к экзаменам готовься, – строго сказал Гришка, а его рука забралась уже в совсем неприличное место. – А то провалишь ГИА, опозоришь нас с матерью.
– И с ребенком! – добавила я, прикусив губу, чтобы снять напряжение. – Ребенку тоже нужна мать-отличница.
– Господи, родители, вы с ума сошли? – закатила глаза Варя. – Сдам я ваш экзамен, сдам. А кроватку я хочу светлую.
– Будет исполнено, – радостно кивнул Гришка и, ох, наконец, убрал руку.
Я глупо улыбнулась и подумала о том, что наверняка это не конец. И вечером последует вторая серия. Или, скорее, двести двадцать вторая. Что-то поменялось, что-то страшное, опасное и злое вдруг покинуло наш дом и сердце моего мужа. Я чувствовала это, поняла по выражению его лица, когда его бывшие коллеги позвонили, приглашая его на ежегодную встречу в ресторане, а он не побледнел, не отказался, не сжал зубы и кулаки и не замкнулся в себе на неделю или даже месяц.
Он впервые согласился.
– Конечно, приеду! – улыбнулся Гриша. – Слушай, а ты бы привез детей к нам, у нас такие хорошие туры по Москве. Как раз для школьников. Ага. Конечно, бесплатно. Я ж там, считай, главный! Отлично, записывай адрес. Только пусть мне предварительно позвонят, я за ними места закреплю.
Я слушала их разговор и не могла поверить своим ушам. Интересное кино! Все это время после его увольнения я, значит, прыгала, как дрессированный тигр через огненное кольцо, чтобы привести моего мужа в чувство. Чего я только ни делала, все без толку. Смотрел волком, читал газету и вел себя как чурбан бесчувственный. Значит, чтобы победить мужскую депрессию, надо что… создать ему проблем?
Получается, так?
– Господи, она что, правда беременна? – вытаращилась на меня Людмила, только вернувшаяся из своего тура из Турции. – Как это так? Ей же… сколько ей?
– Пятнадцать, – кивнула я, радуясь тому, что Людмила вернулась, и мне, во-первых, не будет так тяжело работать. Одна касса – это явно недостаточно по нынешним меркам, даже если ты работаешь в небольшом отделении банка. А во-вторых, не будет так скучно.
– Это ж какой класс она заканчивает?
– Я ж тебе говорила про ГИА! – возмутилась я.
– Ах да! Я с этой Турцией совсем обо всем забыла.
– Как ты отдохнула? – спросила я, и по лицу подруги пробежала тень. Вообще, с того момента, как она вошла в кабинет, у меня на кончике языка вертелся вопрос. Ну, не выглядела она как человек, который хорошо отдохнул.
– Ох, не спрашивай, – покачала головой Люда, привычно пересчитывая сдачу клиента. – Это не отдых, а форменная головная боль.
– Что не так с Турцией-то?! – возмутилась я.
– А все не так! Во-первых, море было холодное. Они клялись и божились, что оно к середине мая прогревается, а оно вот взяло – и не прогрелось! Девятнадцать градусов? Я вас умоляю, я же не морж и не закаляться сюда приехала! Если бы хотела закаляться, я бы в Москве осталась.
– Ну, а погода как была? – полюбопытствовала я. – У нас тут солнышко, наконец, прорезалось.
– Погода была нормальная. Наверное, такая же, как здесь, – пожала плечами Людмила, все равно какая-то взвинченная и злая, несмотря на загар.
– А номер хороший был? – спросила я. – Фотографии есть?
– Номер? Да обычный номер, кровати, телевизор, душ. Хороший номер, – поморщилась при этом Людмила. Надо же, она даже не бежит показывать мне фотографии. Вот это по-настоящему странно.
– Что не так-то? – спросила я напрямую.
– Я лично во всем виню только тебя, – заявила она и посмотрела на меня, преднамеренно сощурив глаза. – Эта моя родственница… чтоб ей пусто было, честное слово. Ты не представляешь, как она квасила. Она нашла каких-то немцев, которые, по-моему, решили отбить каждый свой поганый евро, затраченный на поездку. Эти немцы ели и пили, кажется, не останавливаясь. Так и переходили из одного бара в другой. И, наверное, в туалете подсчитывали, на какую сумму наели и напили.
– А при чем тут ты? – возмутилась я. – Ну квасила твоя родственница с немцами, и что?
– А то! Трижды ее рвало на мою кровать! – в голосе Людмилы прозвучала неприкрытая боль. – Один раз она уснула на полу. Господи, кто их, эту современную молодежь, учил так отдыхать? Она мне прямо моего бывшего мужа напомнила, представляешь?! Перед отъездом немцы пытались взять наш номер штурмом. Их, видимо, не устроил тот факт, что Катерина отказалась с ними совокупляться.
– Совокупляться! Какое слово-то мерзкое, – рассмеялась я.
– После того, как они себя вели, они недостойны никаких эпитетов, кроме таких, – фыркнула Людка. – В общем, тебе, как официальной будущей бабушке, даже неприлично знать, через что я прошла! Вот если бы ты поехала со мной, все было бы иначе.
– Это точно, – согласилась я. – Может, все-таки следующим летом…
– Рассказывай сказки. Следующие десять лет ты будешь менять памперсы, стирать пеленки, потом бегать в садики, в школы, а там и новое ГИА не за горами. Ты хоть понимаешь, что это будет ваш с Гришкой ребенок, а не Варварин? А? Гришка-то как вообще? Мне даже страшно представить, как он отреагировал!
Людмила повернулась ко мне, а я вдруг вспомнила, как именно он реагировал на происходящее, скажем, сегодня утром. Или вчера ночью. И мои губы невольно растянулись в улыбке на пол-лица.
– Ого! Прямо так? – спросила Людмила изумленно, а потом игриво добавила: – Кому-то тут явно перепадало, пока меня не было. Что, пришел в чувство?
– Ну… не хочу говорить. А то вдруг спугну.
– Хоть кивни, – потребовала Людмила, и моя голова закачалась вверх-вниз, как у бульдога на моей приборной панели в машине.
– Вот ведь, а я счастья ищу незнамо где. Не нужен нам берег турецкий! – воскликнула Людмила и еще раз на меня покосилась. – Нет, ну надо же.
– Сама в шоке, – ухмыльнулась я. – Прямо другой человек.
– Звезда в шоке, – задумчиво протянула Людмила. – Ну что, шашлыки устраивать будем?
– Варьку от запаха жареного выворачивает.
– Первые месяцы, – с пониманием кивнула подруга. – Ну, а с этим-то как же? С молодым отцом. Пойдет в тюрьму, да? Все-таки как-то жалко. Ведь не насиловал же он ее, в самом деле.
– Ну, знаешь, – возмутилась я. – Ну, была бы это любовь, я понимаю. А этот говнюк ни о чем другом не думал, кроме секса. А потом – только о том, как бы не пойти в тюрьму.
– Значит, все кончено? Хоть я и согласна, что его жалеть нечего, а все же… Мне просто как матери сына как-то жутковато. Ты же понимаешь, – призналась Людмила. – Я, конечно, надеюсь, что мой – не такой идиот. А там кто его знает. Мужик же.
– Да ничего еще не кончено, Люд. Но в тюрьму он не пойдет.
– Нет? – удивилась она. – Как так? Адвокат отмазал?
– Не совсем. Мы подписали мировое соглашение, – призналась ей я. Это так потрясло Людку, что ей даже пришлось по второму разу пересчитывать несколько пачек денег. Она сбилась и забыла, сколько насчитала. А это означает, что ее действительно потрясли мои слова.
– Да как же вы Гришку-то уломали? – спросила она, покорно принимаясь пересчитывать всю текущую наличку в кассе заново.
– Вообще-то это и была его идея, – сказала я, и Людка отбросила пачку в сторону. Что толку пересчитывать деньги, если я ежесекундно буду отвлекать ее своими сногсшибательными новостями.
Самое удивительное, что инициатором того, чтобы отозвать заявление из полиции, действительно был Гриша. Но вовсе не из гуманных соображений.
Конечно, Гуляевы не успокоились и не оставили нас в покое после эпохальных переговоров на нашей кухне, где ими было сделано, а нами отвергнуто щедрое предложение руки, сердца, денег, квартиры и черт его знает еще чего, лишь бы мы отказались от обвинений. Они звонили нам сами, подсылали адвоката. Угрожали, умоляли, писали письма, которые мы рвали, не читая.
Даже рассмотрели вариант переезда, но кризис, проблемы в стране и квартира, взятая в ипотеку, не позволили нам переехать.
– Да пошли они! – сказал Гришка, и мы продолжили игнорировать все поползновения семейства Гуляевых. Даже когда о беременности Варвары узнали в школе и меня снова вызвала к себе Марина Ивановна, мы не остановились и не отозвали заявления. Марина Ивановна была вежливо послана на три всем хорошо известные буквы (но, повторюсь, вежливо и в иносказательной форме). Беременность – не преступление и не повод предлагать девочке покинуть школу, верно? А если кто-то считает, что это – повод, то на этого кого-то может быть и заявление в РОНО написано. Или даже в Министерство образования.
Стоит ли говорить, что Марина Ивановна свою ошибку поняла, а позицию неуказанных лиц, сообщивших о Вариной беременности в школу, осудила. Учительница призвала всю школу оказать всяческую поддержку девочке, оказавшейся в такой сложной ситуации.
А потом вдруг Гуляевы нашли способ достучаться до наших сердец. Они пришли, выложили сделанный ими ДНК-тест, убедительно доказывающий неоспоримый факт отцовства Владислава Гуляева.
– Мы хотим участвовать в воспитании ребенка. То, что Варя отказалась выходить за Владика замуж, не лишает нас этого права, – сказала мамаша Гуляева и посмотрела на Григория с вызовом, прямо через солнцезащитные очки. Тут-то мы и сломались.
– И что, они хотели этого на самом деле? – полюбопытствовала Людмила, запирая наш кабинет на ключ. За разговорами рабочий день летит быстро, и мы сами не заметили, как уже убежали на обед.
– Суди сама, – хмыкнула я. – Договорились мы так. Владислав пишет отказ от родительских прав, и Гуляевы тоже что-то такое подписывают, а мы, в свою очередь, забираем заявление из полиции и подписываем мировое соглашение. Дело закрывают в связи с примирением сторон, об этом уже позаботился адвокат.
– И что потом?
– А потом ты бы видела, с каким энтузиазмом они подписывали этот отказ от родительских прав. Даже удивительно, они только что ручку друг у друга не вырывали. С тех пор от них – ни слуху ни духу.
– Туда им и дорога, – вздохнула Люда.
– Не понимаю только, как может быть безразличен собственный внук.
– Да может! И проще, чем ты думаешь.
– Черт с ними, – махнула рукой я. – Ты десерт будешь?
– Десерт не буду. И даже не спрашивай. Я двенадцать дней, одиннадцать ночей только и делала, что ела десерты по пять раз в день. Приходила в себя после «наслаждения» от общения с Катериной. Теперь лишних пять кило. Вот думаю, может, купить карту в фитнес-клуб. Ты со мной будешь ходить?
– Мы теперь копим на ребенка, – вздохнула я. – Но, если хочешь, можно начать бегать по утрам.
– Бегать? – с сомнением покачала головой Людмила. – Ладно, я подумаю. И ты подумай. Может, если мы будем вдвоем, нам дадут большую скидку на фитнес? Я бы предпочла ходить туда с тобой. Без тебя, моя дорогая, я ведь могу на этот фитнес и забить. А? Поддержи подругу, будь человеком!
Глава 19, в которой колесо завершает круг
Когда-то очень давно, три или целых четыре года, иными словам, целую вечность назад, Варе казалось, что мир прост, понятен и похож на шведский стол в летнем лагере отдыха, куда она ездила по путевкам от папиной работы. Дочь думала – вот он, мир, лежит перед тобой, готовый, ароматный, завлекающий тебя красиво разложенными на столах яствами. Подходи и бери, только выбирай с умом.
Обходи стороной мясные соусы, в них, скорее всего, положили то мясо, которое уже не пойдет на стейки. То же относится и к котлетам. Не пренебрегай стойкой со свежими салатами. Такие простые продукты, как капуста, помидоры и зелень, принесут тебе больше здоровья, чем неизвестно из чего сделанные супы-пюре. Не злоупотребляй выпечкой. Не совершай тупых ошибок, так свойственных взрослым, и будет жизнь твоя – полная чаша.
Мир оказался немного сложнее.
Первого сентября Варя пересекала порог школы, и все ее мысли были только о том, что скажут теперь все, когда она настолько беременна, что это заметно невооруженным глазом. Ведь это совсем разные вещи, знать, что какая-то девятиклассница беременна от брата другой девятиклассницы и у них там какие-то скандалы и разборки из-за этого. И совсем другое дело – встречать в холле школы десятиклассницу с животом такого размера, что ей сложно самостоятельно завязать шнурки – для этого приходится присаживаться и подтягивать ногу выше. Наклоняться Варя уже недели две как даже не пыталась.
И сыр ей уже надоел.
И вообще, все надоело. Весной она только и думала о том, чтобы сдать экзамены на пятерки, такие круглые, чтобы в них отражался весь мир. И чтобы все поняли, что на ней, на Варе, еще рано ставить крест. Под словом «все» она, конечно же, имела в виду папу.
Подумаешь, ребенок. Она справится как-нибудь. Да, оказалось, что и она тоже, как все другие взрослые, может ошибаться. Эта новость, оглушительно новая, неприятная и отрезвляющая, все еще казалась малозначительной. Ведь она ошиблась только один раз. Это не значит, что она ошибется снова. Но когда ты стоишь около закрытой двери, за которой сидят все твои одноклассники, за которой сидит Маша Гуляева, ты понимаешь, что все еще только начинается.
Мама предлагала перейти в другую школу. Папа предлагал поучиться годик дома, так как учеба сейчас – не самый важный вопрос. И это после того, как Варя сдала экзамены лучше всех в школе.
– Почему я должна ставить крест на своем будущем? – возмущалась Варя, а отец смотрел на нее, словно она была инопланетянкой. И говорила на другом, незнакомом языке. Трудности перевода.