– Значит, для того чтобы добиться успеха, нужно иметь большое человеческое обаяние, харизму. А можно ли это культивировать в себе?
– Частично можно преодолеть себя, – отвечает за фотографа психолог, – проявить силу и волю, затратить на это какие-то свои энергетические ресурсы и можно подняться на ступеньку выше, нежели чем ты находишься, не напрягаясь. Для того чтобы стать звездой, нужно обаяние и какая-то сексуальная составляющая. Каждый берет чем-то своим: кто-то сексуальной харизмой, кто-то интеллектом. Скорее всего это сплав того, другого, и третьего. Лет пять—семь назад меня удивила Алена Апина. Она – удивительное, тонкое, интересное женское существо, но признаюсь, что ее песни я никогда не слушал, потому что привык к другим. Я не хочу никого обижать, ни ее композитора, ни ее исполнение, просто ее песни были за сферой моих интересов. И когда мне однажды пришлось ее снимать, я с удивлением обнаружил, что она очень харизматичная барышня.
– Она не самая молодая модель в мире, но Вам понравилась, значит, красота – это не только модели-подростки?
– Старлетки шестнадцати лет – прекрасный материал для съемок моды. Возрастная планка сейчас опускается все ниже и ниже. Когда я начинал, я снимал 19-летних, 20-летних и даже 25-летних моделей, потом – 17-, 16-, 15?летних, и даже в 14 лет можно уже начинать снимать. 12 лет – это еще дети, а в 13 лет некоторые уже не совсем.
– Это не противозаконно?
– Мы сейчас говорим о съемке моды, – удивился Миша моему вопросу. – Быть демонстратором одежды – это не противозаконно. Как они получают гонорары, какие у них права, об этом, наверное, знают родители, которые подписывают за них контракты.
– Вас не возмущает эта тенденция? Пахнет педофилией... Ведь Вы же стремитесь сделать сексуальные объекты из этих девочек 13 лет.
– О сексе речь идти не может, – твердо сказал Миша. – А фотосессия – это же игра. Эта девушка в данный момент является актрисой. Я не заставляю ее делать что-то такое, что бы не понравилось ее родителям. Чаще всего они и присутствуют на съемках, хотя в этом ничего хорошего нет, так как девушки обычно смущаются. Этим девочкам, как правило, создают образ чуть старше. Просто такое молодое женское существо, определенным образом накрашенное и причесанное, выглядит старшей по возрасту барышней, но посвежее. Это такая уловка. Я не вижу в этом никакого криминала, никакого урона для детской психологии. Конечно, я не снимаю таких детей для мужских журналов, где требуется какая-то откровенная эротика. У меня тоже ребенок есть, между прочим.
– Вам хотелось бы, чтобы Ваш ребенок работал в шоу-бизнесе: стал моделью или звездой?
– Я бы хотел, чтобы он стал фотографом. Сколько бы я ни ругал эту профессию, я ее обожаю, и если бы я ее не любил так сильно, я бы занимался чем-то более прибыльным. Но я люблю фотографию и хотел бы, чтобы мой сын стал фотографом. Он еще не знает, кем станет, ему одиннадцать лет, пока он думает, что он будет режиссером и будет снимать фильмы типа «Властелин колец».
– Как происходит процесс придумывания рекламной картинки? Например, Вам говорят, что Вы завтра будете снимать рекламу пива...
– Рекламу пива обычно придумывает рекламное агентство. Есть некая пивная империя, которая обслуживается неким рекламным агентством, которое получает от них бюджет на год или другой срок. В рекламном агентстве работают копирайторы, молодые, странно выглядящие люди, которые не умеют придумывать в России почти ничего. Крайне мало людей с мозгами, и они куда-то очень быстро исчезают. Поэтому российская реклама выглядит достаточно примитивно, как и эстрада. Хотя у меня есть рекламные проекты, которыми я горжусь. Например, это реклама бутиков «Bosco Di Ciliegi». Я ее делал давно, это было несколько серий, начиная с 1996 года. В течение десяти лет Москва была наполнена этими картинками. Может, потому, что это была самая первая громкая история, остальные не так запомнились. Моих работ очень много, они и сейчас висят в городе, но поскольку новизны для меня уже в этом нет, я отношусь к этому достаточно спокойно. Работать для журналов значительно интереснее, хотя они, конечно, слегка зомбируют людей.
Ура! Лучший российский фотограф, как и я, – против моды!
– Это такая большая коварная игра: кто-то делает моду, а кто-то ее потребляет, делает меньшинство, а потребляет большинство. Тем, кто делает моду, глупо покупать вещи с логотипами и хвастаться друг перед другом, но все остальные это покупают. Конечно, это немножко странно. Мне кажется, разумнее вкладывать деньги в недвижимость, в хорошую мебель, вырыть бассейн, купить лодку, хорошую машину, фотоаппарат. Но вот бесконечно вкладывать в одежду... Это так быстро меняется.
По этой фразе можно сразу определить, что Миша – не женщина. Потому что женщине не нужна ни лодка, ни вырытая дыра во дворе дома, ей нужно много красивой модной одежды.
– Понятно, женщина ведь жертва моды! – воскликнул за фотографа сексист. – Думаю, скоро все немного изменится. Всем хочется носить хорошие вещи, и мне хочется вкусно поесть и красиво одеться, но сейчас многие покупают подделки, не скрывая этого. И многие носят подделки, покупают за двести долларов часы, которые, в оригинале, стоят сто тысяч. Мне кажется, что это тоже воздействует на модный рынок и что-то должно поменяться. Через какое-то время люди перестанут так стремиться к трендам. Но все по синусоиде: перестанут, потом снова захотят. Но сейчас это носит явно фанатичный характер, особенно в Москве. Я знаю некоторых людей, которые живут в съемных квартирах, почти без мебели, но все уставлено туфлями «Gucci» и т. д. Это очень по-негритянски.
Я потупила взор, потому что мой ребенок посчитал мою обувь – триста пар оказалось. Я, конечно, не живу в съемной квартире, но стало стыдно.
– Ты можешь себе это позволить, это твое удовольствие. Но согласись, что ты немножко являешься жертвой этих привычек... Я, наверное, лукавил, потому что мне хочется видеть рядом с собой красиво одетых людей, и я не хотел бы, чтобы они носили всякие военные френчи, одевались одинаково. В этом одна из самых больших сложностей моей профессии, потому что я привыкаю к красивому. Мне иногда хочется переставить мебель в каком-то ресторане, поменять интерьер, переодеть какую-то барышню за соседним столиком.
Вот видите, оказалось, что Королев – эстет. В первую очередь художник, а потом уже нажиматель на кнопки. Кстати, о кнопках. Предлагаю поговорить о таком будоражащем умы явлении, как ретушь, благодаря которой целлюлит пожилых звезд не виден на обнаженных съемках, а модели могут спокойно есть.
– Я считаю, что каждый кадр должен быть деликатно немного отретуширован. Например, вскочил прыщ на носу. Какую информацию об этом человеке даст этот прыщ? Никакой. Через два дня он пройдет, но через два дня съемка будет невозможна. Поэтому надо этот прыщ отретушировать.
– А если толстая тетенька сорок четвертого размера сокращается ретушью до тридцать шестого?
– Это совместный выбор фотографа и редактора журнала. Я считаю, что, как только фотограф или журнал переходят границы, теряют в ретуши правильную пропорцию, их работа обесценивается, становится не фотографией, а рисованной открыткой, цена которой три копейки. Все нельзя убрать на ретуши. Уж точно нельзя практически сменить состояние человека, его настроение. Можно сделать улыбающийся рот, но глаза останутся без улыбки, а это достаточно жутковато. Я стараюсь в этом не усердствовать.
Миша не только не любит моду, но не очень жалует и ретушь.
– А то, что нужно обязательно переспать, чтобы добиться успеха в шоу-бизнесе, – это правда? – задаю коварный вопрос, который журналисты редко произносят, да и то за глаза.
– Отнюдь, – посягает Миша на стереотипы, древние, как сам шоу-бизнес. – Представьте, я могу влиять на судьбу модели, а она бездарная. Допустим, она переспит со мной. И что, я буду ее снимать, чтобы все смотрели, какие плохие я делаю съемки? Девушек много, но моя карьера мне гораздо дороже. Я не думаю, что все спят с моделями, чтобы сделать им карьеру. Это бессмысленно. Хотя, конечно, такие случаи есть и в кино, и в театре, и в троллейбусном парке. Наверное, путь многих лежит через постель, как в любой нефтяной корпорации, на деревенской почте и где угодно.
– Почему Вы не уезжаете работать за границу, зная, что там фотограф Вашего уровня зарабатывает на порядок больше?
– Там очень большая конкуренция, и я люблю Россию. У меня здесь друзья, семья. Уехать куда-то и биться там ради того, чтобы заработать немного больше денег? Отношения в мире глянца и шоу-бизнеса нелегкие, «если хочешь справедливости – не ходи туда никогда». По-моему, это Вивьен Вэствуд сказала.
В принципе, я хочу справедливости. Здесь, в России, я еще справляюсь, а вот терпеть какую-то несправедливость в Париже, начинать все с нуля...
В принципе, я хочу справедливости. Здесь, в России, я еще справляюсь, а вот терпеть какую-то несправедливость в Париже, начинать все с нуля...
– Кстати, о Париже.
– Это было так давно. Я с наслаждением сделал съемку с Клаудией Шиффер в Париже. Есть прекрасный человек – Геннадий Йозефавичус, который когда-то с Константином Эрнстом делал журнал «Матадор», и они меня послали в прекрасную командировку в Париж. Клаудия Шиффер любезно согласилась сняться для обложки русского, неизвестного в мире журнала. Чудесным образом мне это доверили, я поехал в Париж, причем это была моя первая поездка за границу. Руки дрожали, конечно, страху натерпелся. Она – милая девушка с улыбкой Будды, не внушала страха, но само событие меня повергло в трепет. А так все было здорово, я еще и потом ее снимал. Это мне помогло: когда в моем портфолио видели Клаудию Шиффер, тогда, в 90-е – сразу овации.
– Кто сегодня в Вашем портфолио провоцирует овации?
– Овации провоцируют хорошие фотографии, а суперзвезды среди моделей исчезли.
У тех, кто входит в «топ», гонорары, может быть, больше, но слава не такая, как у Линды Евангелисты, Наоми Кэмпбелл, Клаудии Шиффер и прочих. Мир изменился. Надеюсь, что это движется по синусоиде, и все вернется. Но пока мне кажется, что мир похож на большой супермаркет недорогих товаров, надеюсь, что это временно.
На такой минорной ноте не хотелось бы заканчивать интервью, поэтому спрашиваю, неужели нет ничего светлого в фотографической жизни шоу-бизнеса.
– Однажды, – вспомнил о «светлом» Миша, – я снимал Ксению Собчак для своей книги, и мы со стилистом придумали, что она должна лежать в постели, вокруг которой резвятся кролики. Мы позвали укротительницу кроликов, та принесла нам кроликов напрокат. Кролики резвились, потом парочка стала заниматься любовью прямо у Ксюшиных ног. Вероятно, она воздействует на людей и зверей таким образом. А может быть, кролики просто долго не могут терпеть, но это было очень смешно. Потом оказалось, что это два самца, что мне не симпатично, и чистоту жанра это нарушило.
Прощаюсь, целую гения туда, куда допустимо нормами приличия, и в очередной раз желаю его супруге побыстрее сбежать, дабы дать возможность другим достойным женщинам чаще общаться с таким хорошим человеком, как Миша.
Глава тринадцатая Игорь Краев, руководитель «www.tophit. ru» – онлайновой дистрибьюции новой музыки для радиостанций
О четырех сотнях отечественных радиостанций, о том, что такое формат, об интерактивном интернет-вещании, о том, почему продюсер не бывает белым и пушистым, а также о том, почему звезды слетают с катушек
– Вас зовут Лена Ленина? – прогремел в трубке голос Игоря, когда я ему позвонила впервые. Причем гром означал, что он сомневается и нисколько не удивится, если узнает, что меня вообще никак не зовут.
В ответ мой голос, рискуя засахариться, ласково-сладко объяснил, что ему просто жизненно необходимо со мной встретиться.
А когда Игорь согласился и назначил встречу в ресторане «Марко Поло», я спохватилась и дала команду своему голосу держаться с достоинством и быть преисполненным надежд, а не звенеть от восторга и самодовольства.
Борьба с чрезмерно услужливым официантом в ресторане окончилась моей победой. Принеся апельсиновый сок и наконец-то уразумев, что он может больше не беспокоиться, официант покорно вильнул хвостом и затрусил на свою вотчину. А я приступила к изощренной и рискованной форме пыток – интервьюированию с последующей публикацией.
– Нравится нам это или не нравится, – начал Игорь рассказывать о своих шоу-бизнес-подвигах, – хотим мы этого или не хотим, но мы контролируем достаточно большую, можно сказать, подавляющую часть музыки, которая через нас попадает на радио. Схема такова: рекорд-компания, продюсерские центры, артисты записывают новые песни. И те новые русскоязычные песни, которые должны, по их мнению, иметь какую-то историю и стать основной частью истории артиста, то есть те песни, за которыми стоят артисты, деньги, промоушен и т. д., попадают к нам. За очень редким исключением они аккумулируются на нашем сайте, а оттуда уже эта музыка попадает на радио. То, что выкладывают артисты, продюсеры и рекорд-компании, рано или поздно где-то можно найти, но на это придется потратить массу времени и сил. У нас всё в одном месте. Обычно стол музыкального редактора или программного директора радиостанции – это огромные залежи дисков. У нас же песни места не занимают, все структурировано, разложено «по полочкам». Кроме того, что мы дистрибьютируем новую музыку, мы еще собираем информацию о том, что потом с этой музыкой происходит на радио. Это вторая и очень важная часть нашей работы, потому что в мире сейчас существует достаточно много проектов дистрибьюции в Интернете новой музыки для разных категорий, в том числе и для радиостанций. И в мире существует масса проектов, где аккумулируются некие статистические ресурсы, чарты и все то, что связано с шоу-бизнесом. У нас эта история интегрирована в одном проекте, этим мы и отличаемся от других. То есть, с одной стороны, мы – канал дистрибьюции, с другой стороны – индикатор «де-факто» того, как воспринимается новая музыка огромной радиоаудиторией. Это важно как для самих радиостанций, которые с нашей помощью планируют эфир, это помогает им понять, что в целом происходит в эфире, так и для артистов и продюсеров, потому что это помогает им понять, что они «наваяли». Мы не отрицаем могущество крупных сетевых радиостанций, прежде всего таких станций, как «Русское радио» и «Европа плюс». Песня, которая становится в их эфир, сразу имеет огромную аудиторию. И теоретически Вы можете прийти на любую московскую станцию и отдать свою песню напрямую. Но это в Москве. А вот отдать песню напрямую где-нибудь в Иркутске или Южно-Сахалинске у Вас может и не получиться...
Мне стало обидно за Южно-Сахалинск, но Игорь не дал провинциально-гордой искре во мне возгореться в пламя.
– Исторически так сложилось, и не только в России, во всем мире есть определенные центры, где концентрируется продакшн.
В Америке это Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Нэшвилл, если говорить о музыке кантри. В Великобритании – Лондон, во Франции – Париж, ну, а в России все сконцентрировано в Москве. Поэтому бо2льшую часть новой музыки мы получаем в Москве. Но у нас есть представительство на Украине, потому что там развитый рынок коммерческого радиовещания и масса талантливых артистов, которые могут быть интересны большой русскоязычной аудитории, а также представительство в Германии, потому что там много русских. Но все равно почти сто процентов музыки производится в Москве или сюда привозится. Если нам звонят из Свердловска или другого города, представляются и хотят поставить нам на сайт песню, мы говорим, куда надо зайти в Интернете и что надо сделать.
– То есть любой, кто написал песню, может ее поставить к вам в эфир? – подивилась я демократичности Игоревой конторы.
– Теоретически да. Практически конечно же оказалось, что контроль все-таки существует. Во-первых, мы по-разному работаем с нашими партнерами. Партнеры – это, с одной стороны, радиостанции, которые являются потребителями музыки и статистики, с другой стороны – это артисты, продюсеры и рекорд-компании, которые являются поставщиками. То есть мы в данном случае являемся прокладкой между производителями и потребителями музыки. Радиостанции – это тоже прокладка между слушателями и сценой, а мы – прокладка между артистами и радио. Для чего мы нужны артистам? Даже если у артиста мощная продюсерская структура, ему все равно очень сложно окучить несколько сот радиостанций. Артист привозит новую песню нам или присылает ее по Интернету...
Вот так оказалось, что все уважаемые органы на самом деле – прокладки! Не зря им отведено такое почетное место в телевизионном эфире. В деликатном, коварном и всех будоражащем вопросе о том, что за размещение в любых эфирах в России платят, Игорь неожиданно признался. Как посыпал голову пеплом.