Золотые нити судьбы - Татьяна Гармаш-Роффе 8 стр.


– Ну вот уж нет! Я хочу это дело расследовать!

– Завтра.

– И что будет завтра?

– Вернемся в Альпы. Исходя из гипотезы, что мужчина на «Пежо-307» назначил Ирине встречу не в своем городе, но при этом проживает где-то поблизости, – мы завтра объедем с тобой ближние поселения с фотографией Лизы, которую Кис загрузил мне в телефон. Вот она, кстати, погляди!

На Ксюшу с маленького экрана смотрела миловидная девушка с нежными чертами и мягким выражением лица. Волнистые русые волосы, ниспадающие на плечи, светлые глаза – их оттенок невозможно разглядеть на фотографии. Лиза была снята по пояс, стройность фигуры только угадывалась. Снимок был сделан явно до беременности: талия Лизы на нем была тонкой.

– Правильно! – обрадовалась Ксюша. – Если Лиза въехала во Францию, – а сомневаться в этом трудно, учитывая, что денег у них с матерью нет для независимой поездки на курорты Италии, – то ее где-то должны были заметить! В магазинах, в кафе, да и просто на улицах!

– Только если она не заперта где-то маньяком, как ты предположила, – усмехнулся Реми.

– Ну… Ведь это только одна из трех версий! Аж трех! Значит, у нас шансов не так уж мало!

Реми засмеялся: ему страшно нравился Ксюшин пыл.

* * *

Этим утром, после еще одного исследования на сканере, Лизе разрешили встать, и она слонялась по скучному больничному коридору до тех пор, пока не завидела Лорана.

Он стремительно приблизился и радостно заявил:

– Все идет хорошо. Можно тебя выписывать!

– У меня больше нет гематомы?

– Ну, не совсем… От нее осталась самая малость, пустяк. Это уже не критично. Нужно лишь соблюдать покой. Не бегать, не прыгать и не волноваться.

– И когда?

– Сегодня. Сейчас. Вот только повязки снимут с головы, и можно ехать…

Он запнулся. Лиза поняла почему: ехать-то можно, но куда?


До этого момента Лоран интуитивно предполагал, что к нему. Ясно, что других вариантов нет. И потом, расставаться с Лизой в его намерения не входило. Нет, ничего похожего на любовный трепет он не испытывал – да и откуда ему взяться? Любовь, влечение – все это чувства здорового организма к здоровому же, тогда как Лиза была больной. Но она была его «больной», он по-прежнему считал ее своей пациенткой. Кроме того… Или самое главное: он никак не мог отделаться от ощущения «чудесности» ее появления в своем кабинете, и это было его личное чудо, оно принадлежало ему, – хотя бы до тех пор, пока он не поймет его смысла и значения.

Но только сейчас он сообразил, что предлагать едва знакомой девушке остановиться в его доме – неприлично. Двусмысленно. Заверять же Лизу в том, что ее положением он пользоваться не собирается, будет еще неприличнее: получится, он подозревает ее в опасениях на свой счет…

Она не ответила, глядя в сторону.

Лоран рассердился. Все складывалось по-дурацки, и Лиза ничем не желала помочь ему! Ну отчего б ей не сказать: «Мне некуда ехать!» – и упростить тем самым его ответное предложение…

– Ты случаем не вспомнила, где остановилась? У кого? – излишне сухо спросил он.

– Нет.

– Память должна к тебе возвращаться! Ты уверена, что не вспомнила?

Лиза помотала головой. Она действительно не помнила.

Доктор смотрел на нее долго… Долго и внимательно, с каким-то сомнением.

Откуда Лизе было знать, что Лоран ищет слова, чтобы предложить ей остановиться у него? Она поняла его сомнение по-своему.

– Ты мне не веришь, что ли? – взорвалась она.

Он молчал. Он все еще искал слова.

– Ну, выписывайте меня! Я пойду… куда-нибудь…

– Это куда же? – с легкой издевкой спросил он.

– Куплю билет в Москву!

– Без паспорта? Не смеши. Если бы ты вспомнила хотя бы свою фамилию, то можно подать запрос в консульство России на восстановление твоих документов. Ты ее вспомнила?

– Нет.

Он снова умолк, поглядывая на нее. Лиза была уверена: не верит ей доктор, во лжи подозревает!

Она собралась было развернуться и уйти в свою палату. Как вдруг он произнес:

– Я могу приютить тебя на несколько дней, пока память не вернется. У меня в доме есть комната для гостей…

Лицо его выражало столько сомнений, что Лиза обиделась.

– Это тебе решать, – ответила она холодно. – Я не навязываюсь.

А чего он ждал? Что она начнет скакать по коридору от радости?

Впрочем, на самом деле Лиза была рада его предложению: ей ведь и впрямь некуда идти. Но сомнения Лорана ей были неприятны. Он то ли подозревал ее во лжи, то ли не хотел брать на себя ответственность за незнакомую личность, к тому же беспамятную… Во всех случаях обидно.

– Это делает тебе честь, – заявил Лоран. – Я недолюбливаю людей, которые навязываются.

«Что я несу, мон дьё? При чем тут это?!» – подумал он, но поздно. Его уже несло.

– Я тебе ничего не должен, как ты понимаешь (несло его, глупо и грубо, но несло!). Но ты тоже… Ты не думай, что тебя это к чему-то обязывает…

Он даже немного покраснел от глупости и неуклюжести собственных слов.

Но Лиза в ответ лишь неопределенно пожала плечами.

– Ну, тогда лады, – он предпочел именно так трактовать ее неопределенный жест. – Мне нужно вернуться на работу, пациенты ждут. Я приеду за тобой к шести, а пока побудь тут, в больнице. Не скучай!

– И не собираюсь, – хмуро ответила Лиза.


По дороге на работу Лоран ликовал: она согласилась! И он сможет побыть с ней еще несколько дней, пока…

Пока память к ней не вернется… Или не отыщет ее какой-то мужчина, который предъявит на нее свои супружеские права. Ведь Лиза не так давно родила: об этом однозначно заявил гинеколог. Лоран не стал говорить ей об этом: сейчас сильные эмоции Лизе категорически противопоказаны. Но раз она родила, то легко предположить, что у ребенка есть отец, а у Лизы – муж: Сашенька, которого она с такой нежностью упоминала в бреду…

Впрочем, какая разница! Лоран ведь не собирался заводить отношения с этой девушкой. Он просто хотел ей помочь. И еще понять, что за странное ощущение подарка возникло у него…

Чтобы поскорее избавиться от него!


Лоран вернулся, как обещал, к шести. Лиза вышла к нему с пустыми руками, и было столь непривычно видеть женщину без сумочки, что ему вдруг стало неловко. Как-то ему не пришло в голову, что следовало Лизе хоть зубную щетку купить, расческу там, и вообще… Словно она и в самом деле упала с далекой звезды и такие земные вещи, как чистка зубов, ей неведомы.

В машине, минут через пять езды, он спросил озабоченно:

– Ты голодная?

– Не знаю…

– У меня дома не бог весть что, я обычно в ресторанах питаюсь… Поедем ужинать?

– В ресторан?

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, ничего, сносно. Поехали.

– Резких движений не делать. Выходишь из машины медленно, идешь медленно, садишься за стол медленно… И после ужина в обратном порядке, поняла?

Лиза кивнула. Она и в самом деле чувствовала себя лучше. События трехдневной давности – хижина, нестерпимая боль, мужичок, собиравшийся ее убить, – все это казалось сейчас тягостным сном, от которого она наконец очнулась. Она бы с радостью забыла эти события, причем навсегда! Вряд ли это ей удастся, конечно, но сейчас, чувствуя, как возвращается к ней жизнь, она задвинула их в самый дальний, темный угол своей памяти.

– Держи, причешись! – Лоран протянул ей расческу, мужскую, с мелкими зубьями, и откинул перед ней зеркальце с подсветкой.

Лиза взяла ее в руки с сомнением, осторожно коснулась головы, и расческа тут же намертво застряла в ее густых волнистых волосах.

– Не получится, – констатировала она, возвращая ему расческу. – К тому же у меня на затылке клок волос выстрижен… Распугаю всех людей в ресторане!

– Да брось ты, это совсем незаметно! И волосы можно разложить так, чтобы они закрывали твою наклейку.

– И одежда на мне грязная… Мне не во что было переодеться… Может, лучше все-таки купить еды и поесть дома?

Лоран посмотрел на нее.

– Лучше, пожалуй, купить тебе другую одежду, – заявил он и, развернув машину, направился к коммерческому центру.


Они выбрали летнее платье, длинное, – у Лизы еще оставались следы ссадин и царапин на руках и ногах, и она хотела их прикрыть максимально. Лоран тут же прикупил и щетку для волос, и Лиза привела свои волосы в порядок, прикрыв густыми прядями проплешину со швами.

– Ну вот, вроде немножко стала похожа на девушку… А не на зомби! – весело заключил Лоран, окинув ее одобрительным взглядом. Белое с бирюзовым платье, с пояском на талии, ей необыкновенно шло, подчеркивая стройную фигуру. Гармонию нарушал лишь небольшой животик, который Лиза рассматривала с некоторым недоумением, проводя по нему руками, словно не веря отражению в зеркале.

Лоран знал, откуда он взялся, этот животик, но ничего ей не сказал – рано.

Он тут же потащил ее в соседний бутик, купил для нее зубную щетку и пасту, шампунь, лосьон, кремы для лица и для рук… Его фантазия на этом исчерпалась, и он принялся было советоваться с продавщицей, но Лиза его остановила: «Мне этого хватит, спасибо».

Он тут же потащил ее в соседний бутик, купил для нее зубную щетку и пасту, шампунь, лосьон, кремы для лица и для рук… Его фантазия на этом исчерпалась, и он принялся было советоваться с продавщицей, но Лиза его остановила: «Мне этого хватит, спасибо».

Она реагировала на все эти покупки не то чтобы равнодушно, но скорее с любопытством ребенка, чем с радостью женщины. И это было удивительно. Наверное, последствие травмы.

Или ее инопланетного происхождения?


Лиза и в самом деле воспринимала все с любопытством первооткрывателя. Если она оказалась во Франции… у кого-то в гостях… – то ей все это должно было быть знакомо, по логике вещей. Но никакого узнавания не происходило, и этот коммерческий центр, нарядный, полный красивых вещей, казался ей чем-то нереальным, сказочным, игрушечным, как декорация к фильму или как… Как Диснейленд!

Но ведь в Москве тоже полно магазинов и коммерческих центров – наверное, внутри там тоже так красиво… Почему же она этого не помнит? Диснейленд вот вспомнила, а нарядное убранство магазинов – нет?

Или в Москве они не такие красивые?

Или она в них никогда не бывала?..


Лоран оказался гурманом. Может, не столько был им на самом деле, сколько соблюдал неписаный кодекс своего социального положения. Врач во Франции – человек уважаемый, человек имущий, Лиза это знала. А такие люди стремятся соответствовать своему статусу – точнее, тому, как этот статус видят окружающие. Тем более в ресторане местном, где его знали.

Как бы то ни было, ужин он заказал отменный. Дорогая рыба под изысканным соусом, морепродукты, отличное белое вино. Правда, Лизе он налил всего четверть бокала: «Тебе рановато. Только чуть-чуть, для вкуса!»

Ей было все равно. Она не хотела вина. Она и есть не хотела, но Лоран ее заставил. И был прав! Поев, она стала чувствовать себя значительно лучше. Ее щеки тронул румянец, глаза заблестели – об этом сказал ей Лоран. Малая толика вина сыграла в этом, как ей казалось, не последнюю роль. Она попросила еще.

Лоран, поколебавшись, снова наполнил четверть бокала.

– Больше не проси! – предупредил он.

Она и не собиралась. Ей нескольких глотков вина вполне хватило, чтобы прийти в состояние, близкое к эйфории. Лизе хотелось, чтобы этот вечер никогда не кончался: ей почему-то казалось, что такого дивного вечера еще никогда не было в ее жизни…

Впрочем, она ее не помнила.


Они почти не разговаривали за ужином. Так, о пустяках: «Тебе понравилась рыба?» – «Очень». Да и о чем можно говорить двум незнакомым людям, один из которых к тому же ничего не помнит о себе?

Но это не мешало. Молчание не было принужденным – наоборот, естественным, легким. Они лишь иногда немного улыбались друг другу, встречаясь взглядами. Лиза с любопытством рассматривала ресторан, – с тем же любопытством, что недавно бутики, а Лоран украдкой разглядывал ее.

Сказать, что она красива, он бы не смог, – это слово вообще из какого-то другого словаря, не имеющего отношения к Лизе. Конечно, на человеческом языке ее вполне можно назвать «миньон», то есть миленькой, хорошенькой, но то на языке человеческом… Ее широко расставленные глаза необычного оттенка – голубые, но со столь ярко обведенной черным контуром радужной оболочкой, что они казались цвета грозовой тучи, ее высокие славянские скулы, ее необыкновенно белая кожа завораживали его настолько, что он с трудом отрывал от нее взгляд… Он бы и не отрывал, если б такое назойливое созерцание не грозило показаться невежливым.

Впрочем, Лиза ничего не замечала. Она вела себя с обезоруживающей естественностью ребенка, который разглядывает новую книжку с картинками. В ее поведении, манере держаться не сквозило ничего женского, столь привычного Лорану, – столь присущего любой девушке, напротив которой сидит симпатичный мужчина (то есть он, Лоран), да еще и холостой. Обычно женщины и взгляды оттренированные бросают на него, и руками в такт словам поводят – особенно те, у кого руки красивые или кому хочется похвастаться кольцами… И пряди волос поправляют то так, то этак, и плечиком дергают, и улыбки разные меняют, красиво складывая губы…

Ничего этого Лиза не делала – она была бесхитростна. Возможно, эти женские уловки стерлись вместе с ее памятью… Но Лорана это поразило. Он впервые за всю свою сознательную жизнь – мальчика, затем мужчины – видел существо женского пола, которое не прибегало ко всем этим милым уловкам. Она была равна самой себе, человеческой своей сути, да и та не особенно себя проявляла. Ведь суть человека складывается из опыта его души. Из страданий, радостей, мыслей. Тогда как все это стерлось из ее памяти…

Она напоминала вынесенную из пучин бутылку, гладкую, голую, внутри которой запечатано послание.

И чем дальше, тем больше ему хотелось это послание прочитать.


До его дома они добрались благополучно. Он отвел Лизу в комнату для гостей – дом был большим, многокомнатным. Разложил на полочке гостевой ванной купленные для нее предметы гигиены, постелил постель.

Когда Лиза после душа («Голову не мыть!» – предупредил он) появилась из ванной в «гостевом» белом махровом халате, Лоран дал ей успокоительную таблетку, как велел нейрохирург, и вышел.

Налив себе бокал вина, он направился через террасу к бассейну, где, удобно устроившись в плетеном кресле, еще некоторое время сидел в наушниках. Он пил вино маленькими глотками, созерцая живое звездное небо под музыку Рахманинова и ощущая прилив беспричинного счастья. Дело было, конечно, не в Лизе – хоть она очень милая девушка, надо отдать ей должное, – просто ее вторжение в его жизнь нарушило привычную рутину и вселенскую скуку бытия.

Он не заметил, как задремал. Проснулся от ночной прохлады, стянул с себя наушники, выключил плеер и пошел в дом. Закрывая за собой стеклянную дверь на террасу, он увидел какое-то странное движение на противоположной стороне бассейна, будто что-то метнулось между шезлонгами. Лоран отошел в сторону от двери, ожидая, когда на террасе автоматически погаснет свет. Через минуту, когда стало темно, он вернулся к стеклу и принялся всматриваться в очертания шезлонгов и кустов с той стороны бассейна… Вроде бы никого. Показалось.

Или не показалось?

Он задернул легкие шторы, выключил настольную лампу, единственный источник света в гостиной, – хоть и слабого, но все же Лоран счел, что это позволяло разглядеть его за занавесками, – и снова принялся наблюдать за своими владениями.

Не зря!

От черных кустов отделился силуэт, распрямился. Судя по немалому росту, мужчина. Он не двигался – просто стоял, всматриваясь в дом, будто раздумывая.

Лоран ждал. Наконец мужчина двинулся вокруг бассейна, затем свернул влево, огибая дом в сторону ворот и фасада виллы. Лоран переместился из гостиной в прихожую, к небольшому стрельчатому окошку. Мужчина появился из-за угла и направился к воротам. Миновал их и метра через четыре исчез в живой изгороди, – в том месте, где с прошлого года торчал высохший куст, Лорану все было лень его заменить…

Судя по раскачавшимся веткам, мужчина перелез через ограду. Иными словами, покинул участок доктора.

Выждав еще несколько минут, Лоран тихо вышел из дома через террасу и обошел свои владения. Ничто не указывало на постороннее присутствие, и доктор вернулся в дом. Он еще долго думал, растянувшись на кровати, что бы это значило, но, так ничего и не придумав, заснул.

Четверг

Позавтракать они решили в кафе. Все-таки отпуск, и, даже если они собрались потратить его на дело – на расследование, не хотелось отказывать себе в маленьких удовольствиях. Например, посидеть на веранде кафе, а не жевать скудный «французский завтрак» в четырех стенах отеля.

Утро было не слишком ранним – девять с копейками, – и Ксюше нравилось ощущать, как наливается воздух жаром, изгоняющим прохладу ночи, как полосуют тенью ветви старых платанов разгорающийся свет солнца, как тянет с моря солоноватым ветром… Искупаться бы! Пойти на пляж, подставить солнцу тело (да и подзагореть бы не мешало), а затем войти в воду, еще довольно холодную в эти часы, и, взвизгнув от восторга, плюхнуться в нее, бешено заработав руками и ногами… А потом блаженно довериться ее упругости и плыть, переворачиваясь со спины на живот, выделывая круги, ныряя и замирая в неподвижности на тугой спине моря…

Но дело, как водится, требовало жертв. Прогнав мысли о море, Ксюша прикончила завтрак. Реми уже допил свой кофе и ждал ее.

– Смотри, – произнес он, когда их столик очистили от грязной посуды, – смотри сюда… – Он разложил карту на столе. – Мы с тобой решили, что мужчина, который приехал за Ирэн, назначил ей встречу не в том городе, где он жил: он не мог рисковать, иначе бы его узнали местные. Соответственно и не там, где находилась… или до сих пор находится Лиза.

– Я помню.

– Тогда я беру даже не соседние городишки, а третьи, четвертые и так далее, если точкой отсчета считать Вилльгард.

Назад Дальше