После изложения своего насыщенного рассказа я выжидающе смотрела на них. Что-то они мне скажут теперь? Наверняка стыдить начнут, хотя после Женькиной новости моя кажется совсем невинной.
– Тебе надо с ним расстаться. Это до добра не доведет, – вынесла свой вердикт Пулька.
– Но почему сразу расстаться? – жалостливо спросила я. – Ну, может, это случайно так получилось. Может, потом будет все нормально.
– Не будет ничего нормального. Я знаю таких типов. Он – извращенец.
– Но я его люблю, – чуть не плакала я.
– Глупости. – Пулька была непреклонна.
– Ну что ты на нее набросилась? – заступился(ась) Овечкин(а). – В конце концов, главное – общение. И если по-другому с ним не пообщаться, то почему не пойти на некоторые незначительные жертвы? Она ведь любит его!
– Эти жертвы ей дорого обойдутся! Сначала мужской туалет, потом парки, леса, поля. Кончится это все тем, что она застудит придатки. И это в лучшем случае. Сейчас не лето. А потом, это антисанитарно! В таких местах!
Они говорили обо мне в третьем лице, будто меня тут вовсе не было. Я не выдержала и сказала:
– Он мне уже четыре дня не звонит! Может, он мне вообще больше никогда не позвонит!
– Было бы хорошо, – процедила Пулька.
– Ничего хорошего, – наконец вступила в разговор Икки. – Она его любит, мучиться будет. Ну, подумаешь, в туалете. Ведь все обошлось, правда, Мань?!
– Да-а-а, – я была готова разреветься.
– Сегодня обошлось – завтра не обойдется. И потом, не в обиду сказано, Икки, но кто бы говорил!
– А что такое?! – возмущенно спросила Икки.
– Не знаю, но мне кажется, в нашем содружестве все сошли с ума: один задумал переделываться в женщину, другая в туалетах отдается, третья рожать собралась, а про тебя, Икки, я вообще молчу. Одна я нормальная.
– Со своим анестезиологом, – ввернула Икки.
– Я позавчера его бросила. Надоел он мне пуще пареной репы.
– Так ты теперь одна?
– Нет, сегодня встречаюсь с рентгенологом. Такой забавный парнишка! Слушайте, ну все, мне пора.
– Может, пива? – неуверенно спросила Икки.
– Нет уж, дорогая, уволь. Пьянствуйте сами – с меня прошлого раза хватило.
И мы с Пулькой уехали, оставив Икки с Овечкиным(ой) пьянствовать. Я рвалась к телефону в надежде, что сегодня мне позвонит «Лучший человек нашего времени». Пульхерия довезла меня до дома, всю дорогу убеждая бросить Кронского. Я не поддавалась.
– Ну, как хочешь. В конце концов, это не мое дело, – сказала она и закрыла эту неприятную для меня тему. – Слушай, мне нужна новая машина. Я все-таки решила продать свою колымагу. Ты говорила, что у тебя кто-то в автосалоне есть?
– Да, мой потенциальный жених.
– Может, он мне скидку какую-нибудь сделает?
– Может.
– Как-нибудь заскочим к нему? Ладно?
– Конечно, – сказала я и, попрощавшись с Пулькой, побрела к подъезду.
– Мань! Машка! – крикнула она, вылетела из машины и подбежала ко мне. – Ты на меня не обижайся! Я просто знаю очень много печальных случаев! Ну, ты меня понимаешь… Будь поосторожнее с ним. Береги себя. Если что, сразу ко мне. Я ведь понимаю, любовь зла – полюбишь и козла… Ну все, пока. – Она чмокнула меня в щеку, села в машину и уехала. Я стояла и смотрела ей вслед. В эту минуту я отчего-то чувствовала себя глубоко несчастной.
* * *«Лучший человек нашего времени» все не звонил, и я с головой ушла в работу. Теперь я жила не своей жизнью, а жизнью своих героев.
«Вчера я открылся Генриетте, потому что дальше скрывать свои чувства уже не мог. Она сначала рассмеялась мне в лицо, а я сказал, что если настолько противен ей, то, не задумываясь, уйду из ее жизни и она меня больше никогда не увидит. И это не шантаж, это только доказывает мое глубокое чувство к ней: безумно любя, я способен отказаться видеть ее, разговаривать с ней, вдыхать аромат ее волос. Это настоящая жертва с моей стороны, а на жертву способен только человек, любящий по-настоящему, – той любовью, которая не требует своего, т.е. не эгоистической, не стяжательной любовью.
Видимо, это-то и тронуло ее, задело, короче, она поняла, что в ее жизни, может, впервые появился человек, которому от нее ничего не нужно. И это возымело свое действие – у нас была незабываемая, волшебная ночь. Этой ночью Генриетта стала наконец моей…»
И когда Генриетта в придуманной жизни наконец сдалась, в мою настоящую жизнь прорвался Алексей Кронский.
– «Уходящая осень», как ты там? – прокричал он в телефонную трубку.
Как я? Хотелось бы знать, куда он исчез, но кто я такая, чтобы задавать подобные вопросы – мать, жена, сестра? Всего-навсего случайная знакомая, и я просто ответила, что у меня все в порядке.
– Не хочешь приехать ко мне? Я встречу тебя на «Маяковке», у памятника.
Конечно, я хотела. С одной стороны, я не знала, чем закончится это очередное свидание, но отказаться увидеть «Лучшего человека нашего времени» было свыше моих сил. И я согласилась.
Алексей жил на последнем этаже высотного дома, затерявшегося в путаных двориках старой Москвы, недалеко от станции метро «Маяковская». В принципе от моего дома я могла бы дойти до него за сорок минут.
Пока мы поднимались на лифте, мой герой снова взялся за свое.
– Нет, только не здесь, – твердо сказала я. – Не здесь!
– Почему? Какая разница где! Тебе это не нравится? Это же интересно – лифт могут вызвать в любую минуту, и в любую минуту он может открыться. Тебя что, это совсем не будоражит?
– Нет, это уж слишком.
– Не хочешь, как хочешь, – равнодушно ответил он.
Наконец-то мы поднялись.
Чтобы хоть немного ориентироваться в квартире сочинителя детективов, нужно было прожить там, по крайней мере, неделю. Много света, почти никакой мебели. Или это зрительный обман? Мебель все же была, но за счет огромного пространства казалось, что ее нет вовсе. Окна во все стены, бетонная лестница на второй этаж… Ступенчатая архитектура квартиры сначала удивила меня, а потом подавила. Комнат не было вообще – одно гигантское помещение. Я долго осматривала необычную квартиру «Лучшего человека нашего времени», периодически спрашивая: «А где у тебя кухня?», «А кабинет?» – и вдруг вдалеке, у окна, заметила широченную кровать. Я направилась к ней, решив сразу занять позицию и продолжить то, что было начато в лифте. И никаких туалетов!
– Нравится, как я живу?
– Ага, необычно.
– Ну, пошли куда-нибудь погуляем.
– Зачем? – удивилась я.
– А чего дома-то сидеть! – воскликнул он, а глаза хитро заблестели, как в прошлый раз – тогда, в ресторане.
«Ни за что никуда не пойду!» – подумала я и спросила:
– Зачем же ты приглашал меня?
– Чтобы ты посмотрела, как живут лучшие люди отечества. И еще… Хочешь, мы с тобой здесь справим Новый год?
– Вдвоем?
– Да, – загадочно промурлыкал Алексей.
– Хочу, – не раздумывая, брякнула я.
– Пошли воздухом дышать. – И он потащил меня к двери.
Погода на улице была омерзительная – шел мелкий, частый дождик. Холодало, казалось, с каждой минутой, и дождь незаметно превратился в снег, вернее, крупу, которая безжалостно хлестала по щекам. Над городом быстро сгущались сумерки. Сидеть бы дома, в тепле! Но писателю детективов дома не сиделось даже в такую погоду.
Воздухом мы дышали в парке где-то на окраине города. Я ничего не хочу сказать, там, конечно, было очень красиво – снег искрился, окрашенный в разные цвета от вмонтированных подсветок и фонарей. Было даже романтично – так, что я скоро перестала жалеть, что мы сюда приехали.
Мы бродили по дорожкам, просто гуляли, и мне стало хорошо и спокойно на душе. Так спокойно, что я не заметила, как мы очутились в неосвещенной зоне парка, где не было ни одной живой души.
– Куда мы идем? – настороженно спросила я.
– Смотреть военную технику.
– Зачем?
– Тебе что, неинтересно?
– Но ведь темно, мы ничего не увидим, давай лучше приедем завтра с утра.
– Дудки!
Вдалеке зачернелись танки, самолеты, грузовики – видны были только их очертания. Мы подошли ближе, и Алексей с жаром принялся объяснять преимущества той или иной боевой машины. Я ничего не понимала, но слушала с большим интересом. Слушала, слушала, как он вдруг захохотал, подхватил меня на руки и усадил на крыло «кукурузника» (хотя точно сказать не могу – был ли то «кукурузник» или нет, потому что я в этом не разбираюсь).
– Сними меня! – кричала я. – Немедленно сними меня отсюда!
– Чш-чш-чш-чш. Не надо так кричать, – прошептал он мне на ухо.
И снова произошло все то, что произошло в мужском туалете. Правда, как это могло совершиться на крыле «кукурузника», до сих пор остается для меня загадкой. Но несмотря ни на что – я не лгу – что было, то было.
Наш роман с сочинителем детективов после этого окреп, закрутился в бешеном темпе. Теперь я уже не сидела дома и не гипнотизировала свой телефон – Алексей звонил неизменно два раза в день.
Наш роман с сочинителем детективов после этого окреп, закрутился в бешеном темпе. Теперь я уже не сидела дома и не гипнотизировала свой телефон – Алексей звонил неизменно два раза в день.
После «кукурузника» была еще прогулка по заснеженному Царицынскому парку – между речками Городенкой и Язвенкой, по руинам еще не отреставрированных павильонов, корпусов, фигурных ворот и дворца, где мы чуть было не попали в кадр (там снимали какой-то исторический костюмный фильм)… Была еще кабинка телефона-автомата, чудом уцелевшая на окраине города, полупустая районная библиотека, глухой переулок рядом с Арбатом, крыша старого дома, где-то недалеко от Ордынки…
Роман о забитом, необщительном и неразговорчивом аптекаре я окончательно забросила и, наверное, никогда бы не дописала, если б после нашей последней «прогулки» не заболела. Два дня я пролежала с высокой температурой, потом температуру удалось сбить, но на улицу выходить было еще рано. Вот тогда-то в промежутках между телефонными звонками и визитами я творила.
За время болезни меня посетили все мои друзья, кроме беременной отщепенки, – она пожелала мне скорейшего выздоровления, но не приехала – побоялась заразиться, а в ее положении это просто недопустимо.
Икки по-прежнему не могла найти работу, Пулька снова уговаривала меня бросить Кронского, Женька морально подготавливался к операции.
«Лучший человек нашего времени», чувствуя свою вину (ведь это по его милости я слегла в постель), навещал меня почти каждый день, приносил цветы и конфеты, как в больницу. Сидел возле меня час-другой и уходил. За две недели моего вынужденного затворничества между нами ничего не было. Напротив, он вел себя чинно и сверхблагоразумно.
Мама приезжала через день, а когда я пошла на поправку, почему-то стала приезжать каждый день. И вообще, ее поведение кажется мне несколько странным – она почти не говорит о своих кошках, глаза блестят, выглядит прекрасно: укладка, макияж, сережки новые…
Последние дни она прибегает ко мне минут на десять, по-моему, только чтобы отметиться.
– Если Николай Иванович будет звонить, скажи, что я у тебя, – просит она меня все время.
– А если он тебя к телефону потребует, мне что, твоим голосом с ним поговорить?
– Боже мой! Где твоя писательская фантазия?! Скажи, что я занята, вышла в магазин, залезла в ванну, суп у меня убегает! Придумай что-нибудь.
А главное – она совсем забыла о моем замужестве и хорошем, реализованном мальчике – Власике. Это был явный знак того, что у мамы кто-то появился.
– Где ты его нашла? – как-то неожиданно спросила я ее.
– Кого?
– Не придуривайся. Кто он?
– Не знаю, о чем ты говоришь. Мне некогда, я побежала. – И мама хотела было уже улизнуть, но я сказала:
– Если ты мне не расскажешь, я не буду тебя прикрывать!
– Опять шантаж! Какая же ты занудная! Кто он? Кто он? – передразнила она меня, а у самой глаза масляные такие – томные, с поволокой, желание выражают.
Я решила выдержать паузу – и не ошиблась.
– Он работает охранником в ювелирном магазине. Все? Я удовлетворила твое любопытство?
– А как же Николай Иванович?
– А что Николай Иванович?! Можно подумать, он тебе отец родной! У него кошки есть, он с ними целый день сюсюкает! А мне все надоело! Надоело каждое утро размазывать кучу под дверью, надоело выносить поддоны, драить полы, готовить обед, снова выносить поддоны, выводить глистов, блох, чистить уши и мыть, целыми днями торчать в воде! У меня и так уже от рук ничего не осталось! Я еще молодая, привлекательная женщина! Мне всего 51 год! Мне надо развеяться! – воскликнула она и ушла, хлопнув дверью.
Невероятно! Моя мама влюбилась! Теперь все побоку – кошки, Николай Иванович и, слава богу, мое замужество. Теперь она будет занята только своими проблемами. Жаль, конечно, ее мужа – ветерана труда и заслуженного строителя России, но я за нее рада. Интересно, что собой представляет этот охранник из ювелирного магазина?..
* * *Невероятно, но за эти две недели я добила роман.
«Произошло непоправимое. Генриетта изменила мне. Как это подло, мерзко, пошло! Как она могла? Променять меня на пятидесятилетнего мужлана?
Я целый день блуждал по городу в лихорадочном состоянии, не замечая никого и ничего. Я даже не помню, где я был. Когда разум возвратился ко мне, то вокруг я увидел незнакомые высокие дома, полукруглый вход в метро… Я по инерции спустился вниз и еще часа два бесцельно катался в полупустых вагонах, пересаживаясь с одного поезда на другой.
Теперь я все решил. Из этого всего есть только один выход – убить ее. И мне все равно, что будет потом со мной. Без нее мне не жить! Может, потом убью и себя.
Я сижу в ее спальне. Тихо. Слышно только, как тикают часы. Я один в чужой квартире – Генриетты больше нет. То есть она лежит на кровати, но она мертва. Как странно – вроде бы она здесь и одновременно уже в каком-то другом месте. Наверное, горит в аду. Я могу смотреть на ее бездыханное тело, истекшее кровью, могу разглядывать нож, застывший в ее груди, на то, как белоснежные шелковые простыни постепенно становятся пунцовыми.
Я убил ее на рассвете – едва только нежные, розоватые лучи нового дня просочились в комнату. Все смешалось: кровь, рассвет, боль, жалость. Я сижу и целую ее белоснежные мраморные неживые ноги. Я пытаюсь их согреть, но ничего не получается.
Теперь мы вместе навсегда. Я не уйду от нее, пока меня отсюда не выгонят. Потом – не будет и меня».
Все, баста! Сегодня отвезу дискету Любочке и буду отдыхать. Теперь, по окончании этого романа, у меня были совсем иные чувства – не такие, как всегда. Раньше я чувствовала опустошение, и мне казалось, что я уже все написала в своей жизни и никогда больше не сочиню ни единой строчки. Сейчас же меня переполняла радость – наконец-то я заслужила законный отдых!
По обыкновению я принялась обзванивать всех родных и друзей, сказать, что очередной роман завершен и теперь я в их полном распоряжении. Но мне показалось, что во мне никто особо не нуждался.
Я позвонила маме, но потом очень об этом пожалела, потому что Николай Иванович удивленно спросил меня:
– А что, она разве не у тебя ночевала?
– У меня, конечно, у меня, просто я уезжала, сейчас приехала, а ее нет. Наверное, в магазин вышла, – сумбурно лепетала я.
Мисс Бесконечность сказала, что ей некогда со мной разговаривать – она пишет второй том «эпопеи». Интересно, о чем? Наверное, о жизни после смерти.
Икки тоже было некогда, потому что она собралась с Женькой в редакцию – он договорился о месте секретаря, и, кажется, вопрос с работой был решен. Следовательно, Овечкину звонить нет никакого смысла.
Огурцова была занята и разговаривать не могла.
– У Кузи снова запор, ставим ему клизмочку, – сказала она и бросила трубку.
Господи! И до чего доведут эти клизмочки?..
Пулька была на операции.
Все заняты – одна я не при деле.
Позвонила Алексею. И только он понял и сумел разделить мою радость:
– Закончила свою бадейку! Молодец! Сколько отдыхаем?
– Не знаю, как получится.
– Как настроение? Депрессия? Опустошенность? Радость? Что чувствуешь? – вопрошал он.
– Облегчение. Поеду, отвезу дискету Любочке.
– Так ты перешли по электронной почте.
– У меня нет Интернета.
– Как так нет?! Сейчас приеду, установлю, а потом отпразднуем это событие. Хочешь? А, моя маленькая «кукурузница»?
Он лучше всех. Он правда самый Лучший человек нашего времени! И без всяких кавычек!
В принципе результат я уже знала – пару лет назад, когда мои романы стали выходить один за другим, когда я набила руку, я уже не сомневалась в том, что очередной мой «шедевр» не будет отвергнут. Поэтому с чистой совестью мы с Алешей поехали в ресторан отметить окончание моей работы над «Убийством на рассвете» и установку Интернета на моем компьютере.
В ресторане все прошло невинно, за исключением того, что мой спутник целенаправленно пытался меня споить:
– Марусь! Ну что ты, ей-богу! Закончила такой роман! Романище, можно сказать! Расслабься! Напейся сегодня!
Вот, глупый, не знает, о чем просит! Ему же хуже будет! А может, он только того и ждет, чтобы увидеть меня в бессознательном состоянии? Ни за что не стану напиваться – это меня деморализует!
Когда «Лучший человек нашего времени» понял, что споить меня ему не удастся, он предложил:
– Хочешь, я отвезу тебя в необыкновенно красивое место?
– Нет, поедем домой, – сказала я, потому что не хотела снова заболеть.
– Скучная ты, Маруська, – напиваться не хочешь, чтобы я тебя в сказочное место отвез, тоже не желаешь! Ну что с тобой делать?
И тут мне показалось, что ему со мной совсем неинтересно.
– Ладно, поехали в твое сказочное место, – согласилась я, и он обрадовался, как ребенок.
Мы колесили по затейливым, изогнутым московским улочкам, где-то в центре. Было уже темно, и я плохо ориентировалась. Наконец машина остановилась возле высокого деревянного забора. Пройдя вдоль него метров двадцать, Алексей отодвинул широкую доску, и мы пролезли внутрь.