Заново открытая фактическая история евреев, считал Милмен, не священная тема, к которой неприменим научный подход из-за ее связи с божественным откровением, напротив, она «часть мировой истории». Функции, которые отправляли евреи в прогрессе развития и цивилизации человечества «настолько важны, настолько долговечны», что долг христианского историка изучать их историю как единственный надежный способ обрести высшую религиозную истину. Древние иудеи были людьми из плоти и крови, говорили человеческими голосами, слышали человеческими ушами, и, коротко говоря (так читателя разом подводили к знаменитой фразе), «за вычетом его веры и общения с истинным Богом, Авраам был обычным шейхом кочевников». И вдогонку за этим другой удар: расступившиеся воды Красного моря — не большее чудо, чем шторм, налетевший на Ла-Манш и в критический момент разметавший испанскую Армаду.
Кольридж в сходном ключе видит в Иисусе «философа-платоника». Едва вернувшись из Геттингтена, где историческая критика Библии неудержимо шла вперед тяжеловесной поступью германской науки, он объявил истовую веру в непогрешимость Библии «если возможно, еще более нелепой, чем веру в непогрешимость папства». В эссе и застольных беседах он бесконечно агитировал за новый поход к Библии. Церковники забеспокоились, и, когда в 1832 г. первый Билль о реформах знаменовал победу либерализма, очень и очень испугались. Церковные власти сочли либеральный климат не слишком здоровым. А потому в 1834 г. взяло с старт Оксфордское движение, явившееся отчаянной попыткой противостоять натиску рационализма на Библию как откровение за счет выдвигаемой на первый план веры. Кеббл произнес свою знаменитую Ассизскую проповедь4 и в том же 1834 г. вместе с Ньюменом и Пьюзи выпустил первый «Трактат для нынешних времен». Сколько страсти и эрудиции выплеснулись его страницы по таким запутанным проблемам, как авторство Пятикнижия, обоснованность Книги Даниила, нравственной оценки чересчур уж человеческого поведения Давида в худшие его моменты и Иакова — в наиболее убедительные! Ньюмен считал каждого, кто поднимает такие вопросы, еретиком; Кеббл уверждал, что только очень греховный человек может заниматься изысканиями, подрывающими божественность Святого Писания; Пьюзи даже ездил в Германию изучать исторический метод, чтобы лучше с ним бороться, став профессором иудаистики в Оксфорде, читал по девять лекций в неделю, чтобы преподать изучающим теологию студентам максимально полное знание идиом языка Ветхого Завета для лучшего понимания слова Божия5.
Но в конечном итоге пользы это не принесло. Сторонники Ньюмена и Пьюзи были, по сути своей, реакционерами и шли скорее наперекор времени, чем в ногу с ним, и эпоха одержала верх. Переход Ньюмена в католичество в 1845 г. (вскоре за ним последовал Мэннинг) стал логичным исходом. Для веры ему требовался непогрешимый авторитет, и когда Библия его лишилась, единственным прибежищем стал Рим. Кеббл и Пьюзи продолжали бороться, стараясь не допустить, чтобы сторонники Оксфордского движения последовали примеру Ньюмена. Религиозный климат был таков, что даже в 1860 г. двое из семи авторов «Эссе и ревю», знаменитого встречного залпа рационалистов, предстали перед судом по обвинению в ереси6. Их оправдание Тайным советом в 1864 г. (после многолетних гневных тирад с обеих сторон) ознаменовало гибель старого уклада — авторитет, правивший при пуританах, возрожденный евангелистами, спел свою лебединую песнь в Оксфордском движении.
Теперь рационалисты закусили удила, и их путь лежал в Палестину и к новому пониманию иудаизма как не божественного, а мирского источника христианства. Декан Стэнли, ведущий либеральный теолог того времени, свой курс лекций по истории церкви в Оксфорде начал с «завета Аврааму»[83]. Вполне естественно, что Стэнли лично отправился на поиски места, где это случилось, и по результатам двух лет путешествий по Святой земле опубликовал книгу «Синай и Палестина» (1857). Палестина, писал он, явилась «сценой самых важных событий в истории человечества». Здесь слово Божье снизошло напрямую к еврейскому народу, и только здесь возможно изучать обстоятельства, сформировавшие характер «самой удивительной нации, какая только ходила по земле». Здесь, где путник узнает в диком ракитнике куст, под которым спал Илайя, где стоит на Фасги и видит ту самую картину, какая открылась Моисею, где на каждом шагу находит местные отголоски того, что «известно в каждой христианской семье», только здесь можно найди свидетельства, которые докажут жизненную реальность Библии.
Во второй раз декан Стэнли вернулся в Палестину в качестве капеллана и гида принца Эдуарда в его королевском турне 1862 г. Его страсть к поиску исторических истоков была вознаграждена, когда, наконец, было получено разрешение посетить гробницы патриархов в Хевроне, куда с 1187 г. не ступала нога европейцев. «Глубокий стон зародился среди собравшихся, когда было открыто святилище, усыпальница Авраама, и удвоился у усыпальниц Иакова и Иосифа[84]. Можете представить себе, какие чувства я испытал, когда насколько возможно глубоко опустил руку в каменный склеп и когда я преклонил колени, чтобы определить, в какой мере гробница Авраама является частью природной скалы». Принц в ответ на восхваления Стэнли, что благодаря ему такой визит стал возможен, ответил: «Высокое положение, как видите, имеет свои преимущества».
В вышедшей три года спустя «Истории еврейской церкви» Стэнли углубленно рассматривал еврейские корни христианства, после него эту тему развивал У. Р. Смит, написавший статью о Библии для знаменитого девятого издания Британской энциклопедии, редактором которого выступал. Тем временем друг и коллега Стэнли по Оксфорду великий Джоуэтт, один из соавторов «Эссе и ревью», также выводил еврейских пророков в роли «учителей нашей цивилизации». «Они преподали человечеству истинную природу Бога, то, что он Бог Любви, а не только справедливости, Отец, а не только судия человеков». Нашим интеллектуальным мышлением мы обязаны древнегреческим философам, утверждал Джоуэтт, а нашим нравственным чувствам — еврейским пророкам.
Если это звучит сродни словам Мэттью Арнольда, то сходство тут не случайное. Арнольд тоже был профессором (поэзии) в Оксфорде в бурных 60-х. И неудивительно, что как раз в Оксфорде, где во главе одной фракции стоял профессор древнегреческого Джоуэтт, а во главе другой — профессор иврита Пьюзи, где разворачивалась яростная битва этих титанов, Арнольд разработал теорию, изложенную им в «Иудаизме и эллинизме», «двух точках, вокруг которых и между которыми вращается наш мир». Он подчеркнуто признал еврейскую составляющую английской культуры и пошел по стопам Милмена и Стэнли в том, что признал христианство «модифицированным иудаизмом». Вся религиозная одержимость викторианской Англии и спровоцированные ею интеллектуальные баталии отражены в книгах Арнольда, которые в следующие пять лет быстро следовали одна за другой, в том числе самые важные из его работ: «Святой Павел и протестантство», «Литература и догма» (ей он присовокупил подзаголовок «Эссе о лучшем понимании Библии») и, наконец, «Бог и Библия» — в ответ критикам предыдущей его книги.
В тот же период зазвучал громкий голос страстного поборника рационализма Леки, чья ненависть к догматической теологии заставляла его восхищаться ее жертвами, в особенности евреями. В работе об инквизиции он пишет: «Несомненно, героизм людей любого другого вероисповедания меркнет перед этим народом-мучеником, который тринадцать веков противостоял любому злу, какое способен измыслить самый яростный фанатизм, сносил самые ужасающие страдания, лишь бы не отказываться от своей веры… Гонения обрушивались на еврейский народ в самых страшных своих формах… но надо всем поднялся гений того чудесного народа». Проза Леки взмывает к вершинам пылкого красноречия, когда он рисует евреев как идущих по пути знания, хранящих светоч греческой учености на протяжении арабских завоеваний до тех пор, пока он вновь не воспылает в Европе, в то время как интеллект христианства «пресмыкался во тьме слепого невежества» и был занят «жонглированием чудесами и лживыми реликвиями». У великих историков XIX в. не найти ничего даже отдаленно объективного: излагая свою точку зрения, они не гнушались ничем.
«История рационализма» Леки увидела свет в 1865 г., в том же году, что и «Еврейская церковь» Стэнли, в том же году, когда был основан Фонд исследования Палестины. Все эти события — прямое следствие нового практического подхода к Святой земле. Следует вспомнить, что всего годом ранее суд по делу о ереси постановил, что по закону не наказуемо для священника утверждать, что авторство Библии не божественной, а человеческой природы. Преграды были смятены. Фонд поставил своей задачей изучение реального прошлого и реального народа Книги. В проспекте Фонда утверждалось, что сфера его деятельности будет охватывать изучение не только археологии Палестины, но ее топографии, метеорологии, ботаники, зоологии и всех прочих мыслимых «логий». В разделе проспекта, посвященном сбору средств, торжественно объявлялось, что Фонд будет руководствоваться тремя главными принципами: работа экспедиций будет вестись согласно научным принципам, Фонд обязуется воздерживаться от религиозных дебатов, и Фонд не намерен вести какую-либо деятельность религиозного характера. Разумеется, список жертвователей возглавили Оксфордский университет (500 фунтов), Кембриджский университет (250 фунтов), Комитет содействия развитию Сирии (250 фунтов), королева (150 фунтов) и Великая масонская ложа (105 фунтов)7.
Любопытно, что хотя Фонд был основан в духе рационалистических исследований, импульс к его созданию исходил от евангелистов — четы Финнов и их друзей в Иерусалиме. Они основали Иерусалимское литературное общество для изучения местных «древностей», и это общество вскоре стало центром притяжения для всех историографов Библии, которые слетались в те годы, как «свора гончих», чтобы выискивать реликвии далекой эпохи, когда «писались документы нашей веры». Местные члены Общества выезжали на раскопки и извлекли из-под земли достаточно артефактов, чтобы открыть небольшой музей. Была собрана библиотека в тысячу томов. Покровителем Общества стал архиепископ Кентерберийский. Принц-консорт прислал 25 фунтов пожертвования. Членами-корреспондентами Общества становились иностранные ученые и видные археологи. Его собрания посещали влиятельные фигуры того времени — Эрнст Ренан, Хольман Хант, декан Стэнли, де Лесссепс и открывший Нинивею Лайярд8.
В результате бурной археологической деятельности понемногу становилось ясно, сколь богато прошлое Палестины и что для его разведывания понадобится огромная по своему масштабу работа. На место энтузиазма дилетантов должна была прийти скоординированная работа профессионалов.
В 1864 г. удалось уговорить военное министерство назначить офицера инженерных войск (однако без оплаты ему издержек) для начала топографической съемки Иерусалима и его окрестностей. Свою кандидатуру на эту должность предложил сэр Чарльз Уилсон, и результатом его трудов (которые включали расчет разницы уровней Средиземного и Мертвого морей) явилась первая публикация Фонда, организованная в следующем году. Уилсон поехал делать топографические съемки окрестностей Бейрута и Хеврона, и много лет спустя, после военной карьеры, одной из вех которой стало командование военной экспедицией, которой не удалось спасти в Судане генерала Гордона, он дважды — в 1899 и 1903 гг. — возвращался в Палестину, чтобы установить вызывающие множество споров места Голгофы и Гроба Господня9.
После Уилсона Фонд послал сэра Чарльза Уоррена, чьи исследования привели его к заключению, уже процитированному по его «Земле Обетованной», что Палестина снова может стать плодородной землей, какой была в древности. В 1872 г. основную и наиболее обширную работу начали два молодых офицера королевских инженерных войск лейтенант Клод Кондер и его коллега, которому была суждена еще большая мировая слава на другом поприще, лейтенант Китченер. Китченер обследовал Восточную Палестину, Кондер взял территорию к западу от Иордана и за три года нанес на карту область в 4700 квадратных миль. Он установил до того неизвестные места ста пятидесяти библейских топонимов, нанес на карты границы расселения двенадцати колен, проследил маршруты армий и миграций и расшифровал древние надписи. Еще за два года, уже вернувшись в Англию, он вместе с Китченером подготовил собранный материал к публикации. Исторические находки были опубликованы в семи томах «Записок» Фонда, начиная с 1889 г.; карты были опубликованы министерством картографии. Кондер по собственному почину опубликовал книгу «Полевая работа в Палестине», которую проиллюстрировал собственными рисунками, а после возвращался в Святую землю снова и снова. Остаток жизни — между военными назначениями в Египет и Южную Африку — он посвятил публикациям на тему утерянной истории земли и ее народа. В 1882 г. он был избран в гиды принцу Георгу, позднее королю Георгу V в турне по Святой земле, как двадцатью годами ранее декан Стэнли сопровождал принца Эдуарда.
Кондер обладал колоссальной эрудицией, неугомонным и оригинальным умом, обширными интересами и живым стилем письма. Он умел читать и писать на иврите и арабском и был экспертом по древней клинописи. Он перевел таблички Тель-Эль-Амарнского архива, главный источник материалов по истории доиудейской Палестины. Он мог проследить историю каждого места, которое посетил, от Крестовых походов до библейской эпохи, снимая один за другим наслоения мусульманской, византийской, римской и ассирийской эпох. Он мог авторитетно писать на темы геологии, археологии, филологии, медицины, сельского хозяйства, искусства, архитектуры, литературы и теологии. Не заботясь о подкреплении или опровержении существующих доктрин и догм, он любил докапываться до истории за фасадом религии. Вместо того чтобы преклонить колени перед церковью Гроба Господня, он назвал ее «мрачным и греховным старым строением», причиной больших несчастий и кровопролития, чем любое другое здание в мире. Если не посвящать Кондеру отдельную главу, наилучшим резюме его деятельности станет перечень названий некоторых его работ: «Иуда Маккавей и Иудейская война за независимость» (1879), «Букварь библейской географии» (1883), «Знания о каменном деле в Сирии» (1886), «Ханааниты» (1887), «Палестина» (1891), «Библия на Востоке» (1896), «Латино-Иерусалимское королевство» (1897), «Хиттиты и их язык» (1898), «Трагедия иудеев» (1900) и «Город Иерусалим» (1909), увидевший свет за год до его смерти.
Помимо всего прочего он помогал сэру Чарльзу Уилсону собирать и публиковать материал для Общества изучения текстов палестинских паломников, отделения Фонда, которое собирало и переводило путевые заметки и рассказы о путешествиях в Палестину паломников изо всех стран с IV по XV век, — после одиннадцати лет работы они в конечном итоге были опубликованы в серии из двенадцати томов.
Рассматривая возможности возрождения Палестины путем еврейской колонизации, Кондер внес в обсуждение этой темы практический здравый смысл человека, который не понаслышке знал местность. Его слова о том, что «нет ни мили исправной дороги от Дана до Беэр-Шевы»10, сами по себе в достаточной мере показывают, какую огромную работу предстояло провести. Чтобы сделать Палестину вновь пригодной для жизни, писал Кондер, первейшей необходимостью станут дороги, которые позволили бы перевозить людей и грузы на колесном транспорте. Он указывал далее, что для программы колонизации жизненно важны ирригация засушливых участков и осушение болот, восстановление цистерн и акведуков, очищение засоленных земель, высеивание травы и высаживание деревьев для предотвращения эрозии почвы.
До того как началась публикация материалов Фонда исследования Палестины, очень мало находилось практичных людей, которые считали, что эту землю вообще можно вернуть к жизни. Величайший вклад Фонда (помимо его исторических находок) заключается в том, что он доказал, что Палестина некогда имела население много большее и цивилизацию много более высокоразвитую, чем считалось ранее, и, следовательно, и первое, и вторая могут быть восстановлены. Когда работа Фонда только начиналась, Палестина повсеместно считалась заброшенной местностью, предоставленной запустению, которое предсказывал Исайя: «там угнездится летучий змей… там и коршуны будут собираться один к другому»[85]. Создавалось впечатление, что и в библейские времена это была никому неведомая, бесплодная земля, населенная простыми людьми с незатейливыми занятиями. Но постепенно выходило на свет скрытое под поверхностью пустыни истинное величие прошлого. В результате археологических раскопок проступали очертания древних городов, храмов и виноградников, царств и широких дорог, рынков и базаров, цивилизация со своими «учреждениями и институтами, жрецами, царями, магистратами, школами, литературой и поэтами». На место пустошей некогда колосились поля зерновых, и даже пустыня Негев во времена Византии кормила шесть городов с населением от пяти до десяти тысяч человек и множество поселений поменьше. Археологи установили, что земля вовсе не проклята. Она пришла в запустение и вернулась к кочевникам по много более простой причине: ее никто не возделывал. Арабское завоевание смело остатки византийской цивилизации, «как орда саранчи уничтожает поле», оставив землю бедуинам и козам.
Труды Фонда, как и само его существование, не могли остаться без внимания самого почтенного поборника Палестины, лорда Шефтсбери. Через шесть лет после основания Фонда он — неизбежно — стал его президентом. С его трибуны он в последние годы своей жизни мог более красноречиво, чем кто-либо, говорить о надежде для Израиля. «Не будем оттягивать, — сказал он, открывая одно собрание Фонда, — и пошлем лучших наших агентов… чтобы они обыскали Палестину вдоль и поперек, чтобы исследовали землю и, где будет возможно, заглянули в каждый ее уголок, осушили и измерили, и подготовили к возвращению исконных ее владельцев, ибо я должен верить, что уже недалеко время, когда великое событие свершится…
Помнится, я разговаривал с лордом Абердином в бытность его премьер-министром на тему Святой земли, и он сказал мне: «Если Святая земля выйдет из-под гнета турок, в чьи руки она должна попасть?» На что у меня был готовый ответ: «Не в руки какой-либо [европейской] державы, но пусть она вернется в руки израилитов»11.