Колдер чувствовал ее волнение и всячески старался ободрить. Она тоже понимала, что он до конца не верит в реальность происходящего. И была благодарна ему – за терпение, чуткость и сияющий взгляд.
Она хорошо образованна, в том числе и по части естественных наук, а потому сведуща в теории альковных дел. И раньше, еще до первого замужества, книги, особенно истории о вечной любви – такие как «Ромео и Джульетта», или «Тристан и Изольда», волновали ее буквально до потных ладошек. Потом ее волновали и поцелуи, и прикосновения Пола. Но после его смерти она запретила себе желать. И ей казалось, что больше ничто и никогда не сможет пробудить в ней чувственность. До той поры, пока Колдер не поцеловал ее в лаборатории. Тогда все барьеры пали, ибо не хотелось, чтобы это заканчивалось. Хотелось, чтобы ласки становились все более интимными. Лишь печальное известие о здоровье отца уберегло ее в ту ночь от грешных снов.
В спальню Колдер принес ее на руках и бережно положил на кровать. Мифэнви залилась краской. Он опустился рядом на колени, взял ладонь и стал жарко целовать. Мифэнви приподнялась, провела чуть вздрагивающими пальчиками по его темным, как ночь, волосам и проговорила:
– Что бы это значило, милорд? Неужели вы не собираетесь делить со мной ложе и уклоняетесь от исполнения супружеского долга?
– Миледи, а вы уверены, что вправду хотите этого?
– Есть только один способ это проверить, – и потянулась к нему за поцелуем.
А потом был другой, третий, все страстнее и ярче. До головокружения. До невозможности дышать. И множество еще, на каждый сантиметр кожи, высвободившейся из одежд.
Они уже оба были обнажены, когда она спросила:
– Ты не станешь гасить свечи?
– Нет, – ответил он, – я хочу видеть тебя.
– Я тоже, – прошептала она, позволяя уложить себя на подушки.
И открывающееся зрелище очень нравилось обоим.
Потом Мифэнви прикрыла глаза и полностью отдалась во власть его рук, его губ. Она боялась пошевелиться, чтобы ненароком не упустить хоть малейшее из ощущений. Когда он начал целовать ее ступню, покусывая пальчики, она тихо застонала от необыкновенной интимности и чувственности этой ласки. Затем Колдер подложил ей под бедра подушку, развел ноги и… приник к ее розовому бутончику.
– Ах… что… что ты творишь? – Ее голос срывался на всхлипы.
– Тебе неприятно? – Он остановился, и она недовольно заерзала.
– Нет… это потрясающе… продолжай…
И он не заставил ее повторять дважды. То было неземное наслаждение, сладостная истома, совершенный экстаз. Она запрокинула руки, чуть прогнулась и рухнула в бездну удовольствия…
Но тут блаженство сменилось пронзительной резкой, болью, когда он вошел в нее… Сознание не выдержало таких перепадов, и она провалилась во тьму…
То было лишь секундное помутнение, но его хватило, чтобы Колдер, побледнев как полотно, слетел с нее.
Когда она открыла глаза, он целовал ее руки, бормотал что-то про то, что он чурбан и умолял простить его…
Она поднялась, обвила руками его шею и прошептала:
– Глупый! Не смей винить себя за то, что природа сделала меня такой неженкой, – она взяла в ладони его лицо, заглянула в его глаза, что полнились сейчас виной и раскаянием, и добавила сколько могла уверенно: – Мне будет больно. И я вряд ли получу удовольствие. Но я хочу стать твоей женщиной. А разве ты не хочешь того же?
– Ты еще чудеснее, чем я воображал себе, – ответил он, прерывисто вздохнув.
Она вновь опустилась на подушки, увлекая его за собой…
Утро еще сонно щурилось, а солнечные зайчики уже резвились, скача по лицу, плечам, маленькой груди Мифэнви. Им очень нравились ее веснушки. Колдер гонял шалунов ревнивыми поцелуями. Наконец золотисто-рыжие ресницы затрепетали, и Мифэнви открыла глаза. Сейчас они лучили тот дивный, мудро-женский свет, который говорит о состоявшемся таинстве познания.
Колдер почувствовал легкое головокружение от необычной красоты этого взгляда. Он наклонился, нежно поцеловал ее в шейку и спросил:
– Как ты? А то я боюсь, не перестарался ли вчера?
– Я гораздо лучше, чем ожидала, – она обняла его и потерлась носиком об его нос. – Более того, как прилежная ученица, желаю закрепить урок. Например, сегодня после завтрака? – Она залилась краской смущения, пораженная собственной смелостью.
– О, тогда я, как строгий учитель, взыщу с тебя по полной, – ответил он, нежно улыбнувшись.
Они весело рассмеялись, а после Колдер подхватил ее на руки и отнес в ванну.
Погрузившись в ароматную пену, она позволила себе судорожно вздохнуть: внизу живота болело, потому что он был слишком большим для нее. Но сейчас, когда мыло защипало, попав внутрь, Мифэнви лишь улыбнулась. Все-таки в этих ощущениях, пусть и не совсем приятных, было нечто глубинное и предвечное, говорившее о том, что теперь она расцвела по-настоящему и цветение это обещает быть восхитительным.
За завтраком они не упускали случая нащупать руки друг друга и переплести пальцы и пропускали мимо ушей большую часть разговора. К тому же вкус еды почти не ощущался. Они жаждали лишь вкуса поцелуев.
Едва пригубив от роскошных яств, приготовленных специально по случаю свадьбы, Колдер и Мифэнви вежливо и смущенно раскланялись с теми, кто еще сидел за столом, и выскочили в коридор.
Мифэнви потащила его за собой, и Колдер удивлялся, откуда в ней столько силы.
То был старый застекленный павильон в конце аллеи.
– Я любила прятаться здесь с книжкой, – сказала она, заводя мужа внутрь. Тут все было по-старому и пахло детством. Она подошла к оттоманке, присела на нее и, залившись краской и глядя в пол, произнесла: – Я хотела бы поселить здесь новые воспоминания.
Колдер опустился рядом, и вскоре ее стоны и вскрики вплелись в перешептывание здешних шорохов.
А потом они бродили, взявшись за руки, без цели и смысла, перебрасываясь короткими, обрывочными, одним им понятными фразами и смеясь.
Они оказались в самом запущенном уголке сада. Мифэнви пошутила, что здесь давно требуется пригляд опытного смотрителя. Колдер согласился. Потом, усадив ее на старое поваленное дерево, стал рассказывать, как бы следовало перепланировать этот участок. Они даже поспорили немного, а потом…
Дин-дон, дин-дон…
Колокольчик плакал горестно.
Колдер подобрался и побледнел.
– Я не хочу, чтобы ты это видела.
Она вспомнила, что он говорил о демонической сути Садовников, и упрямо помотала головой:
– Я твоя жена! Я хочу знать о тебе все! Какими бы жуткими не были твои тайны!
– Хорошо, – ответил Колдер, и черные пламенеющие крылья распахнулись за его спиной.
…Он будто соткался из воздуха. Стоял и смотрел на них осуждающе, бормоча:
– Как вы могли со мной так поступить?
Бесплотный и бледный.
Мифэнви закрыла рот руками, чтобы не кричать.
Колдер опустил свой клинок из вороненой стали.
Но у призрака вдруг выросли руки. Целый лес! Они ринулись к вероломному брату. И Мифэнви, вскочив, с криком: – Нет! Пол, не смей! Я не позволю! – бросилась между ними. И полыхнула ярко-ярко, так, что призрак тут же разлетелся в клочья, как любая тьма при появлении солнца.
Глава 12. Лишь для тебя хочу цвести
Дорога в Лланруст, 1878 год
Джози любила путешествия. Ведь они неизменно означали новые города, которые ей предстояло покорить и уложить к своим прелестным ножкам. И она жаждала этого добавления к своему списку побед, как исследователи желают открытий.
Сейчас, возбужденная предстоящим перфомансом[7], она сидела на коленях у Ричарда в их экипаже и строила завоевательские планы.
– Они в этом своем Лланрусте должны полюбить меня и возвести на пьедестал, – говорила она.
– Всенепременнейше, ангел мой. Иначе Лланруст будет считаться городом слепцов, – отвечал он, обнимая ее трепетно, но крепко.
– Правда-правда! – обрадовалась Джози.
– Ну конечно, я лично напишу по этому поводу эссе и опубликую его во всех журналах, – Ричард притянул ее к себе еще ближе, захватил губами мочку ее ушка и стал посасывать.
По телу Джози пробежала дрожь.
– Вы невозможный! – хныкнула она, наклоняя голову. – Я говорю о таких серьезных вещах! А вы?
– А я? – его руки теперь скользили по ее талии, а губы обжигали поцелуями нежную шейку.
– А вы! Ах-х… Вы мешаете мне думать! – То, что он не спешил избавлять ее от этого тесного корсажа, казалось предательством.
– Ангел мой, немедленно прекращайте эту затею с думаньем, а то страшно подумать, до чего додумаетесь! – воскликнул он в притворном ужасе.
Она недовольно хмыкнула и, надменно вздернув носик, произнесла тоном королевы:
– Однажды вы дозанудствуетесь, что я вас брошу!
Ричард порывисто, сильно, крест-накрест обнял ее и уткнулся ей в спину.
– Лучше убейте сразу, это будет гуманнее! – пробормотал он упавшим голосом.
– Лучше убейте сразу, это будет гуманнее! – пробормотал он упавшим голосом.
Она не любила, когда он говорил словами, значение которых было ей не совсем понятно. Поэтому обиделась и отсела на другую скамью, уставившись в окно.
Ричард откинулся в тень, чтобы она не видела его глаз. Впрочем, она и не стремилась видеть.
Так они и просидели в молчании до самого Лланруста.
Северный Уэльс, вольный город Лланруст
Дворец Дориана Пятого был пышно украшен и освещен множеством огней. Джози уже не терпелось пройтись по главной лестнице и очутиться в центре этого великолепия. Она протянула руки к Ричарду и потребовала, чтобы он немедленно ссадил ее. Он и впрямь приподнял ее за талию, на которой его ладони смыкались в кольцо, но опускать на землю не спешил. Ей пришлось обхватить его за плечи. Их лица сейчас были на одном уровне.
– Чего вы добиваетесь? – рассердилась Джози.
– Чтобы вы были честны со мной, – он прижал ее к стенке кареты и жадно приник к ее губам. Она мгновенно ответила ему. Задыхаясь. Выстанывая его имя. Путаясь пальцами в волосах. Он прервал поцелуй так же резко, как начал, поставив ее наконец на землю.
Хорошо, что здесь, на каретной стоянке, было пустынно.
– А разве я нечестна? – искренне удивилась она.
– Вы стонете и изгибаетесь в моих объятиях от удовольствия, но при этом все время твердите, как я вам противен. Это, по-вашему, честность? – говорил он спокойно и даже несколько грустно, но тон его был осуждающим.
– Я не стану растолковывать вам такие очевидные вещи! – Она смерила его гневным взглядом, затем развернулась и пошла в сторону дворца.
Он догнал ее и взял за руку. Она не стала протестовать. В холл они вошли вместе.
О принцессе Лланруста Джози когда-то слышала. Около трех лет назад в свете недолго говорили о том, что, мол, она вышла замуж за какого-то господина с весьма скандальным прошлым. Но сама та история содержала мало пикантного и посему вскоре забылась.
И вот теперь Джози рассматривала ее вволю. И это принцесса?! Худоба, рыжая, в веснушках, с жалкой грудью! «Дурнушка!» – отметила про себя Джози и любезно протянула той руку.
Мужчина, что стоял рядом с этой принцессой-дурнушкой, и вовсе вызвал у Джози приступ паники: ведь он одновременно был столь притягательным и столь отталкивающим. А Джози не любила неопределенность.
Потом камердинер, важный, будто это он сам – правитель Лланруста, проводил их в роскошные апартаменты. Он имел особое распоряжение на их счет. Потом их покои наводнили служанки, помогавшие занести и расставить обширный багаж Джози. Наблюдая за ними, она замечала, что те бросают странные взгляды на Ричарда, что стоял у стены и, сложив руки на груди, равнодушно смотрел на происходящее. И Джози не нравилось такое внимание чужих женщин к ее мужу. Но главное, ей не нравились те чувства, которые оно вызывало в ней.
Поэтому Джози поспешила выпроводить их всех и тогда обратилась к Ричарду.
– Вы поможете мне снять это нудное дорожное платье? – капризно попрсила она.
Он отлип от стены, подошел к ней сзади, положил руки на талию и сказал:
– Разумеется, а заодно мы продолжим беседу о честности.
Беседа вышла очень горячей и насыщенной.
Казалось, сюда и впрямь съехался весь свет. Во всяком случае, у Джози создавалось впечатление, что она и не покидала Лондон. Она стояла, опершись на выступ одной из ниш, наслаждалась прохладой, которую струил фонтанчик с херувимами, и скучала. Ричард неподалеку разговаривал с каким-то господином, более похожим на взъерошенную моль, определила для себя Джози. Терзаться над дилеммой: бывает ли моль таковой, она, разумеется, не стала. К тому, о чем Ричард разговаривал со своим собеседником, не прислушивалась, и без того знала – это занудно и тоскливо. И когда она была уже в шаге от того, чтобы расплакаться, появился ее спаситель.
Из всей Ричардовой родни Саймон Брандуэн импонировал ей больше всех. Он был галантен, мил, обходителен, приятен внешне и к тому же виконт. А сейчас она тем более была готова броситься ему на шею.
– Ах, кузен Саймон! Сама судьба послала мне вас! – Джози протянула ему свою изящную ручку, затянутую в длинную серебристую перчатку в тон платья.
– Я тоже несказанно рад видеть вас, кузина! – склонился над ее рукой Саймон.
– Ах! Мне стоило бы назначить вас своим чичисбеем[8] и потребовать, чтобы вы похитили меня отсюда! – проговорила она громким взволнованным шепотом.
Но тут на ее тонкий стан легла сильная ладонь: Ричард по-хозяйски привлек ее к себе и прожег взглядом Саймона. Тот явно поежился.
– Дорогой Саймон, – тихий голос Ричарда был сейчас полон ярости, – мы с Джози вынуждены извиниться перед тобой, но у нас внезапно появились срочные дела. Поэтому разреши откланяться!
С этими словами он утащил свою прелестную женушку в сторону находившегося рядом зимнего сада.
– Ричард! – зло шикала Джози, осознавая, какими их провожают взглядами. – Вы ведете себя по-дикарски! У меня же синяки будут от вашей хватки!
Когда они скрылись из виду в зарослях олеандров, он обернулся и, схватив ее, страстно прижал к себе:
– Моя! Только моя! – горячечно шептал он между полубезумными поцелуями, которыми осыпал ее шею и плечи. – Не позволю никому из них даже прикоснуться!
Его объятия стали нежнее, но в прикосновениях по-прежнему были истерика и надлом. Джози вновь испугалась. Она обнимала его, ластилась котенком, проводила по волосам вздрагивающими пальчиками…
– Давайте больше не пойдем в зал, – вдруг предложила она.
– Но вечер же в самом разгаре! Я больше не оставлю вас ни на миг! Будем танцевать! – Ричарда ошарашило ее заявление.
Но она упрямо помотала головой.
– Я внезапно поняла, что очень устала с дороги и буквально валюсь с ног! – Она по-детски, чуть хныкнув, протянула к нему руки, и Ричард тотчас же подхватил ее. – Да еще и туфли эти дурацкие жмут, – она уткнулась ему в шею, пряча улыбку.
По необъяснимой для нее причине ей самой становилось спокойнее, когда он возвращался в свое размеренное состояние. Тот, другой Ричард, плачущий глубоко внутри, пугал ее. Рядом с ним было больно.
В эту ночь, изнывая под его страстными, чуть грубоватыми ласками, она шептала:
– Ваша! Только ваша!
Свадебный день прошел для нее, как в угаре. Еще бы, ведь на этом празднике безраздельно царила Мифэнви. А ее, прекрасную Джози, никто не замечал.
К тому же свадьбы угнетали ее. Слишком живо вспоминалась собственная, а это влекло за собой лишь меланхолию и хандру.
Хорошо хоть Ричард был рядом. Сжимал ладошку, подбадривал, иронизировал как всегда. Но в самой глубине его взгляда, за ярко-синими смешинками, Джози замечала боль и вину. И подумала вдруг: а каково ему чувствовать себя самым большим ее разочарованием? И на какой-то миг у нее даже перехватило дыхание от одной только мысли об этом.
Джози попыталась забыться в танцах, но веселье сбежало от нее и возвращаться не собиралось.
И поэтому, когда они вновь оказались в своей комнате и Ричард, упав перед ней на колени, проговорил: – П-позвольте м-мне с-сегодня б-быть н-нежным, – у него дрожали руки, а в глазах застыли осколки, и, столкнувшись с ее молчанием, он добавил почти испуганно: – Т-только о-один р-раз? – она вздохнула и согласилась.
Утро выдалось на диво солнечным, и после завтрака Ричард потащил ее погулять. Сегодня он был особенно счастливым и лучистым. И его искренняя радость согревала ее. Они шли по коридорам дворца, взявшись за руки и непринужденно болтая о пустяках, когда из-за поворота прямо на них вылетела белокурая девушка. И Джози, к ужасу и ярости, узнала в ней свою извечную соперницу – ненавистную Латою Грэнвилл. Но даже не это больше всего взбесило Джози, а то, что эта стерва Латоя, остолбенев и вовсю раскрыв свои голубые глаза, таращилась сейчас на… Ричарда!
Глава 13. И все катится клубок
Северный Уэльс, вольный город Лланруст, 1878 год
Вспышка ослабела, и Мифэнви согнулась пополам, схватившись за грудь. Горло горело, словно она хлебнула кипятку. Перед глазами еще мельтешили разноцветные пятна, и сфокусироваться на чем-то не удавалось. Она опустилась на колени, зажмурилась и с усилием попыталась восстановить дыхание. Наконец марево развеялось, и Мифэнви увидела Колдера…
– Нет… – прошептала она, не в силах отвести взгляда от тела мужа, который словно побывал в гигантской топке. – Нет! – закричала уже громче и надрывнее.
Только не это, только не опять!
На четвереньках она подползала к нему и, прижав его обугленное тело к себе, завыла раненой волчицей…
Она упрямо твердила: нет, нет, нет, и слезы ее, кристально чистые, как вода в лесном роднике, капали на него. И там, где капала слеза, кожа приобретала нормальный цвет… Волна света пробежала по телу Колдера, словно очистив от скверны… Теперь о случившемся напоминала лишь истлевшая в клочья одежда… Наконец густые ресницы дрогнули, и ее муж открыл глаза, улыбнувшись. Его голова покоилась сейчас у нее на коленях, и он смотрел прямо на нее… Такой родной, такой красивый…