С выступлением в поход необходимо поторопиться, поскольку зимняя непогода скоро сделает дороги на запад труднопроходимыми.
Порядок движения походных колонн таков: кавалерия, пехота, колесницы, слоны и обоз.
На несмелое замечание какого-то царька, что слоны могут не выдержать тягот долгого и опасного пути, Ганеша ответил целой речью:
— Ради великой цели, которую мы перед собой поставили, не жалко ничего, а уж тем более слонов. Скажу прямо, что до границ западных стран, где нас ожидают слава и добыча, дойдет только каждый второй пехотинец, каждый третий всадник и один слон из десяти. Но даже нескольких уцелевших гигантов будет вполне достаточно, чтобы обратить в бегство целую армию трусливых варваров.
Едва «общее собрание» закончилось, как Ганеша удалился в свой роскошный шатер, увенчанный свастикой — символом успеха, счастья, благополучия, — и к нему стали вызывать всех царьков поочередно. Некоторые после этого бесследно исчезли, а другие возвысились, заняв в новом государстве важные посты.
Вскоре пригласили и Ачьюту, успевшего изрядно переволноваться (он был невоздержан на язык, и в свое время отпустил в адрес Ганеши немало язвительных замечаний, которые вполне могли дойти до ушей последнего).
Вблизи царь царей выглядел еще более отвратительно, чем издали. В отличие от отца, которого называли то «белоликим», то «светозарным», сынок уродился смуглым, мало похожим на ария, что, возможно, и являлось одной из причин его болезненного самолюбия.
Мало того, что нос Ганеши смахивал на слоновий хобот, так не удались еще и зубы, росшие вкривь и вкось. Один клык даже торчал наружу, как у вепря.
— Да будешь ты славен на все десять сторон света, сын Васудевы, — сказал царь царей, выслушав от Ачьюты все подобающие случаю приветствия. — Раньше нам не приходилось встречаться, но ты частенько упоминал меня в своих речах.
Мой предок немедленно рассыпался в извинениях, ссылаясь на то. что молва может неузнаваемо исказить любое неосторожно сказанное слово.
— Почему же молва не исказила твои слова в лучшую сторону? — поинтересовался Ганеша. — Почему до меня доходили только насмешки, а не комплименты?
— Молва имеет свойства сажи. Она способна только замарать, а не обелить, и с этим ничего не поделаешь, — заюлил Ачьюта. которому после такого роскошного пира очень не хотелось расставаться с жизнью.
— На язык ты остер, сын Васудевы. — усмешка у Ганеши была очень нехорошая. — А как насчет других качеств? Что ты еще умеешь делать?
— Я кшатрий, и умею делать все, что предписано человеку моей касты, — ответил Ачьюта. — Я знаю веды вместе с шестью частями, дополняющими их, а кроме того, изучал науку о мирских делах. Я сведущ во всех приемах ведения боя, без промаха стреляю из лука, причем с обеих рук, могу с равным успехом сражаться и в седле, и на колеснице…
— Тебя спрашивают совсем не про это, — прервал его Ганеша. — В моем войске сто тысяч кшатриев. Неужели на поле боя ты хочешь находиться среди простых «ратхинов»?
— Я царь, — гордо заявил Ачьюта. — И на поле боя буду находиться там, где положено царю.
— В моем войске сто царей и тысяча царевичей. Долго ли они протянут, сражаясь в первых рядах своих подданных? Не обольщайся надеждой, что на западе нас ждут легкие победы. Я насмехался над варварами только ради того, чтобы успокоить чернь. На самом деле это стойкие и умелые воины. Пусть у них нет слонов и боевых колесниц, но железных мечей и дальнобойных луков предостаточно. Многие арии не вернутся из предстоящего похода.
— Смерть на поле боя — самая желанная участь для кшатрия.
— Без всякого сомнения, это так. Но сначала надо насладиться плодами победы.
Возражать ему было трудно, а главное, незачем. Смуглолицый сын Арджуны был в чем-то прав. На кой ляд Ачьюте рисковать жизнью? Годы уже не те, да и наследники еще не вошли в силу. Пусть славу себе добывает тот, у кого ее недостаточно, а он свое уже отвоевал. Ну а мне, скитальцу в ментальном пространстве, все эти бурные эксцессы вообще без надобности. Дайте спокойно пожить еще хотя бы с годик.
Овладев сознанием Ачьюты, я заговорил своими словами, хотя и его голосом:
— О хранитель мудрости, сейчас я попытаюсь подробно ответить тебе на вопрос о моих умениях. В юности мне довелось долго скитаться в чужих краях. Я забирался так далеко на запад, что мог созерцать скорлупу яйца Брахмы, отделяющую наш мир от других миров. Мне знакомы языки многих народов, населяющих дальние страны, а также их обычаи и военная организация.
— Почему ты молчал об этом раньше, сын Васудевы? — нахмурился Ганеша. — Ведь я хотел казнить тебя как человека дерзкого, да вдобавок еще ни на что не годного. Но если хотя бы часть из сказанного тобой окажется правдой, можешь рассчитывать на мою милость.
— Клянусь первым шагом бога Вишну, что не покривил душой ни в едином своем слове. — заверил я проклятого урода, ставшего вдруг царем царей.
— Это мы сейчас проверим. Перечисли народы, населяющие запад. Если не все, то хотя бы некоторые.
— Ближе всех к твоим владениям, о безупречный, проживают шаки, называемые также скифами, — так начал я свой отчет, основанный не столько на фактах, сколько на импровизации. — Все богатства этого народа состоят из скота, войлочных кибиток и верховых лошадей. Они не обрабатывают землю и мало сведущи в ремеслах, зато неукротимы в сражениях. С ними стоило бы заключить союз, тем более что наши языки очень схожи между собой.
— Про шаков я знаю все и без тебя, — перебил меня Ганеша. — Лучше расскажи, с кем они соседствуют.
— Дальше к западу располагаются яваны, или ионийцы. Сами себя они называют эллинами. Живут яваны за каменными стенами хорошо укрепленных городов, а их корабли бороздят бескрайнее море. Богатства этого народа несметны, но пока никому не удалось одолеть их на поле боя.
— Разве яваны столь многочисленны?
— Отнюдь. Но их воины славятся своим мужеством и отменной выучкой. Сражаться они предпочитают в пешем строю и победы добывают только мечами. Искусных лучников среди них немного. Продолжить, о светоч добродетели?
— Продолжай, — милостиво кивнул Ганеша.
— К северу от яванов находятся владения полудиких племен, общее название которых млечххи. Наиболее известные из них аурасаки, пишачи и мандары. По преданию, они были созданы Брахмой вместе с асурами и ракшасами из того материала, который не подошел для создания людей и богов. Некоторые из этих народов уже обрабатывают землю, другие продолжают кочевать. Они ведут постоянные войны между собой и с яванами, в бою предпочитая конные наскоки и стрельбу из лука. Если дело доходит до рукопашной схватки — бегут.
— У них есть города?
— Нет. только временные становища.
— Каким богам поклоняются перечисленные тобой народы?
— Весьма разным. Млечххи, например, обожествляют природные стихии — огонь, воду, землю. В большом почете у них конь. А боги яванов похожи на наших. Есть среди них и громовержцы, и пастухи, и кузнецы, и свирепые воины, и соблазнительные красавицы.
— Достаточно. — молвил Ганеша. — А теперь скажи что-нибудь на языке яванов.
Пришлось немного поднапрячься, чтобы вспомнить уже изрядно подзабытый древнегреческий язык. Царю царей, вознамерившемуся прибрать к рукам полмира, я выдал следующим афоризм собственного сочинения:
— Солнце встает на востоке, дабы властвовать над всей вселенной, но, достигнув запада, каждый раз угасает.
Не знаю, понял ли Ганеша эту двусмысленность (у санскрита и древнегреческого много общего), но перевода, по крайней мере, не потребовал. После некоторого молчания, когда жизнь Ачьюты, подобно мешку зерна, колебалась на коромысле невидимых весов, царь царей вынес окончательное решение:
— Величие властелина состоит не только в твердости, но и в милосердии. Я прощаю тебя, сын Васудевы, хотя за свои дерзости ты заслужил по меньшей мере усечение языка. Отныне каждое твое слово и каждый шаг должны быть употреблены на пользу государства. Перепоручи свое войско достойному преемнику, а сам войди в круг моих советников…»
Здесь Донцову пришлось прервать чтение — давал о себе знать мочевой пузырь, вследствие дефекта почки функционировавший крайне неустойчиво.
Вернувшись из туалета, он уселся за стол и, бормоча: «Шива — грива. Индра — тундра…» — позвонил в дежурку:
— У вас там какой-нибудь мифологический справочник случайно не завалялся? (При создании особого отдела его и литературой снабдили особой, а не только уставами и кодексами.)
— Сейчас гляну, — ответил дежурный, прежде служивший надзирателем в колонии для несовершеннолетних, а потому терпимо относившийся к самым странным вывертам коллег. — Было, кажется, что-то такое… Если только на подтирку не извели… Ага, есть! Сейчас перешлю с кем-нибудь.
— Сейчас гляну, — ответил дежурный, прежде служивший надзирателем в колонии для несовершеннолетних, а потому терпимо относившийся к самым странным вывертам коллег. — Было, кажется, что-то такое… Если только на подтирку не извели… Ага, есть! Сейчас перешлю с кем-нибудь.
Спустя пять минут уборщица тетя Глаша доставила Донцову толстенный справочник, но, к сожалению, не мифологический, а морфологический. Видимо, дежурный, постоянно путавший педиатров с педерастами и трахею с трахомой, не видел разницы между этими двумя научными дисциплинами.
Донцов наградил тетю Глашу сигаретой и, тяжко вздохнув, продолжил чтение.
ГЛАВА 18 ПРОДОЛЖЕНИЕ РУКОПИСИ, НАЙДЕННОВ В ДУХОВКЕГЛАВА 18 ПРОДОЛЖЕНИЕ РУКОПИСИ, НАЙДЕННОВ В ДУХОВКЕ
«Надо отдать Ганеше должное — организатором он оказался отменным. Не прошло и двух недель, как огромное войско несколькими колоннами двинулось к полноводному Синдху, где под присмотром множества крокодилов подневольные шудры строили мосты из сплавною леса.
Успех начинаниям Ганеши обеспечивали драконовские меры, применяемые к ослушникам.
Царьков, волынивших с мобилизацией, публично стегали плетьми, чиновников, не успевших вовремя снарядить обоз, клеймили раскаленным железом, всех прочих подданных, уличенных в разгильдяйстве, лени, саботаже и дезертирстве, живьем закапывали в землю.
Беспощадному наказанию подвергались даже слоны, посмевшие покинуть походную колонну, или учинившие между собой драку.
Ганеша не отпускал меня от себя ни на шаг, постоянно изводя вопросами типа «Какова глубина построения пехоты яванов?-или „Сколько жен имеют цари аурасаков?“.
Впрочем, любой мой ответ подвергался беспощадной критике. Иногда даже казалось, что царь царей, раздосадованный своей минутной слабостью, только подбирает подходящий повод для расправы. Хотя что могло быть проще — один его жест, и Ачьюту разорвут на части.
В связи с резко изменившимися обстоятельствами прежняя практика сосуществования с предком, дававшая ему известную свободу действий, уже не устраивала меня. Приходилось все время быть начеку, ведь Ачьюта, дальше родного Семиречья нигде не бывавший, мог не только сморозить какую-нибудь глупость, но и ненароком оскорбить царя царей.
Как говорится, пора было переводить стрелки на себя. Вот только как это сделать, не вызвав шок у предка?
И тогда я придумал следующий ход — не таясь больше, войти в прямой контакт с Ачьютой, выдав себя за бога Вишну, а его, соответственно, объявив своей аватарой, то есть воплощением. Мифология индуизма просто кишела подобными случаями. У каждого мало-мальски авторитетного небожителя были сотни имен и десятки аватар.
Вскоре наш внутренний диалог состоялся. То, что человек другой эпохи принял бы за белую горячку или приступ шизофрении, ортодоксально мыслящий ариец расценил как божественное откровение.
Теперь во всех ответственных случаях я действовал сугубо самостоятельно, принимая на себя полный контроль над нашим обшим телом. Бывало, правда, и так, что, предварительно пообщавшись, мы принимали компромиссное решение. Но это в основном касалось бытовых вопросов. К тому времени я полностью адаптировался в новом для себя мире, выучив не только разговорный, но и письменный санскрит.
В конце концов, сферы нашей ответственности четко разделились. Я общался с Ганешей и его ближайшим окружением, выполнял все поручения, требовавшие здравомыслия, осмотрительности и эрудиции, а также роизносил подобающие случаю официальные речи. Ачьюта, в свою очередь, сшибал из лука летящих цапель, демонстрировал чудеса управления колесницей, забавлялся с женщинами и изредка, испросив мое дозволение, употреблял сому.
Оба мы были ярыми врагами Ганеши, только я сознательным, а Ачьюта интуитивным. Неудачи паря царей радовали нас, а успехи огорчали.
Тогда мне казалось, что предпринятая этим выродком военная авантюра закончится на заснеженных перевалах Гиндукуша или, в лучшем случае, в голодных степях Прикаспия, где огромной армии придется использовать для пропитания не только несчастных слонов, но и коней.
Конечно, по-человечески мне было жалко ариев: и рыцарей-кшатриев, и проповедников-брахманов, и безответных вайшьев, на плечи которых легли все заботы о материальном обеспечении похода, — но ведь, в конце концов, они сами влезли в хомут, который так расхваливал лукавый Ганеша. Вот пусть теперь и расплачиваются за свою легковерность. Увы, это неизбежная участь любого народа, поддавшегося на уговоры демагогов и популистов.
В том. что поход закончится пшиком, меня, кроме всего прочего, убеждала и вся история Древней Евразии, которую, слава богу, я знал не понаслышке. Ни в «Ригведе», ни в «Шуузине» [3], ни у Геродота, ни у Тацита не встречалось никаких упоминании о попытках ариев покинуть хорошо обжитый ими Индийский субконтинент и, по примеру других великих кочевых народов, проложить дорогу в богатые и процветающие страны Запада.
Столь масштабная этническая подвижка, усугубленная широкими военными действиями, не могла забыться бесследно, тем более, что обе конфликтующие стороны — и завоеватели, и те, кто им противостоял. — не только владели письменностью, но и успели создать великую эпическую литературу.
Одна «Махабхарата» чего стоит. Это целая библиотека сама по себе. Подробнейший справочник о жизни и деяниях древних ариев. Немалое число книг, входящих в этот цикл, посвящено подвигам прославленных героев — «Дронопарва», «Карнапарва", „Бхишмапарва“, однако никакой „Ганешапарвы“ не существует. Значит, нечего было воспевать сказителям-риши. Мыльный пузырь, даже громадный, не оставляет после себя следов.
Странно, но в этот момент мне даже не приходило в голову, что река истории, не встретив в положенном месте дамб и плотин великой предопределенности, которые должен был воздвигнуть я или кто-то другой, равный мне возможностями, свернула совсем в другое русло.
А тем временем армии Ганеши, за много веков до рождения Наполеона предвосхитившего его тактику: «Маршировать порознь, сражаться вместе», — уходили от берегов Синдху все дальше и дальше.
Разрозненные местные племена, и прежде подвергавшиеся набегам ариев, почти не оказывали сопротивления, руководствуясь древней восточной мудростью, гласившей, что лучший способ борьбы с бешеным слоном — это уступить ему дорогу. Не дожидаясь прихода захватчиков, они со всем своим скотом и скарбом уходили в глухие места, где можно было переждать не только вражеское нашествие, но и всемирный потоп.
Главным противником великой армии, по традиции называвшейся «Акшаухини», что означает «Средоточие четырех родов войск», оказались не смертные люди, а незыблемая природа. Плодородные равнины и тенистые леса Пенджаба вскоре сменились суровой горной страной, где все тропы и дороги вели к одному-единственному перевалу, затянутому сумраком непогоды. Здесь в разрывах туч даже днем мерцали звезды, а пронизывающий ветер приносил с заоблачных вершин ледяную пыль, сначала приводившую молодых воинов в восторг, а позже порождавшую одну лишь глухую тоску. Здесь не было ни пиши для людей, ни фуража для лошадей, ни топлива для костров. Не было даже воды, а утолять жажду снегом арии не додумались.
Колесницы не могли передвигаться по горным тропам. Их пришлось разобрать и навьючить на слонов, и без того перегруженных. Паче чаянья, эти громадные животные, привыкшие к тропическому климату, стойко переносили холода и снегопады, а если и страдали в горах, так только от бескормицы.
Зато начался падеж среди благородных сайндхавийских скакунов, которых, как правило, запрягали в колесницы знати. Каждого такого коня сопровождал отдельный конюх, головой отвечавший за него. Мне частенько случалось видеть, как люди, желавшие сохранить собственную жизнь, скармливали свою скудную пищу четвероногим питомцам.
Пали духом не только простые воины, но и командиры. Лишь один Ганеша делал вид, что ничего чрезвычайного не происходит. Впрочем, наши бедствия почти не касались его. Слуги несли царя царей в теплом и удобном паланкине, а недостатка в вине и пище он не испытывал даже тогда, когда другие жевали сухой рис.
Однажды на очередном перевале гололед сделал дорогу непроходимой, и все попытки смельчаков продвинуться вперед заканчивались падением в пропасть. Дабы спасти положение, я посоветовал воспользоваться солью, которую везли в обозе.
Это не только сохранило множество жизней, но и подняло мой авторитет бывалого человека, который укрепился окончательно после того, как конюхи по моему совету перековали лошадей, сменив гладкие подковы на шипастые.
Как ни странно, но это еще больше настроило Ганешу против меня. Правильно сказано: хочешь заиметь неприятность — прояви инициативу. Впрочем, такое поведение царя царей было вполне предсказуемо. Стране и армии полагалось иметь только одного умного и прозорливого человека — его самого.