– Чего это ты просек? – ревниво спросил Крячко.
– А то, что они меня кончат, если я им правду скажу, – вот что! – заявил Дужкин. – Хорошо, у них какие-то тут дела еще были. Они меня на этого урода оставили, на Макара. Макар, он сволочь, но мы с ним как-никак сто лет знакомы. Он меня бил, но не сильно. И все извинялся, что бьет. Мол, если бить не будет, его самого замочат. А я думаю, что ему просто бабок отвалили за меня. Он, сука, и жрать мне не давал… Но, правда, бил не очень сильно. А сегодня эти как раз с утра заскочили. Спросили, что и как, – приказали выбить из меня признание во что бы то ни стало к их возвращению и опять укатили. Ну, Макар стал со мной проводить беседу, а тут вдруг Ангел! Влетает и говорит, мол, какие-то люди Дугу ищут и сюда уже идут. Ну, Макар, он долго не раздумывает. Ах, говорит, сука, стукач поганый! И раз Ангела в висок! А вы его кулак видели? Ну, короче, Ангел с копыт, Макар его в яму запихал пока, а тут и Змей подвалил. Но Макар его уже ждал – приложил багром, тот даже и не пикнул. Макар хотел и его в яму, а тут вы пришли…
– Ну, теперь твоему Макару тоже только и осталось, что в яму, – сказал Гуров. – Тебе за побег, конечно, накинут, но изо всей этой своры ты самый счастливый оказался. А если нам поможешь, так, глядишь, выторгуем мы для тебя пару годков. И всего-то нам надо знать, где ты раздобыл лицензию. Ведь не на помойке же нашел? Это ты следователя мог дурить, а у нас живой интерес.
– Ясно, – кивнул Дужкин. – Мне тут особо скрывать и нечего. Но раз у вас интерес насчет лицензии, то я про лицензию и буду говорить, ладно? А зачем и почему все остальное, этого я вам рассказывать не буду… А дело было так… Примерно две с половиной недели назад я взял у кореша лодку с мотором…
Глава 7
На середине реки было совсем хорошо – прохлада, исходящая от огромной массы воды и тучи сверкающих брызг, создавала ощущение свежести и комфорта. Единственное, что вызывало разочарование, – несколько подзатянувшееся путешествие, потому что остров в русле Волги, про который Гурову рассказал Дужкин, оказался довольно далеко от города. Гуров даже начинал опасаться, что они попадут на место, лишь когда стемнеет. Это заставляло и его, и полковника Крячко нервничать, а лодочник, которого они не столько наняли, сколько принудили везти их на дальний волжский остров, вообще был мрачен и зол, как тысяча чертей.
Полученное от Дужкина признание многое объясняло, но тоже никак не могло поднять настроения. Гуров во всем предпочитал убеждаться лично, однако если рассказ Дужкина оказывался правдой, то дела были совсем плохи. Собственно, Гуров почти не сомневался, что дела плохи, но теперь предстояло уточнить, насколько плохи.
Их с Крячко и без того ожидала куча неприятностей, о которой Гуров пока не хотел даже думать. Кровавая потасовка в доме Макара наверняка будет связана местным начальством с именами столичных коллег и вызовет у них множество неприятных вопросов. Непременно кто-нибудь накатает на них в Москву «телегу» и, пожалуй, будет сто раз прав. Гуров и сам соглашался, что повели они себя в данном случае не по правилам. Но времени оставалось совсем мало, а если учитывать, что лицензией Дужкин завладел уже более двух недель назад, то упущено было практически все, и навести на след их могла теперь только случайность.
Из-за дефицита времени Гуров не стал задерживаться в разоренном, залитом кровью доме, а позвонил Реброву, объяснил ситуацию и приказал тому заняться этим делом. Ребров мог спокойно не подчиняться приказу, но то ли был настолько ошеломлен случившимся, то ли слишком уважал Гурова, что перечить не стал. Гуров же и Крячко в компании Дужкина немедленно отправились на берег Волги искать человека с лодкой, который бы смог их доставить на небольшой волжский остров. Правдами и неправдами им удалось найти такого человека. Небритый худой мужик по имени Аркадий, владеющий старой «казанкой», в конце концов согласился отвезти их, запросив втридорога. На уговоры и сборы ушло не меньше часа, и многие на берегу наблюдали за ними. Гурова это не слишком вдохновило – ему хотелось отплыть как можно незаметнее. Но не получилось.
Аркадий на полпути уже начал сомневаться, что получит деньги с милиции, и оттого впал в страшную мизантропию. Назад он не повернул только потому, что интуиция подсказала ему – с пассажирами сейчас лучше не связываться. Поступил он, надо сказать, чрезвычайно предусмотрительно, потому что Гуров скорее бы выбросил лодочника за борт, чем согласился повернуть обратно.
Его, кстати, беспокоило еще одно обстоятельство. Островков на пути попадалось немало, и Гурову все они казались на одно лицо. Он начал сомневаться, сумеет ли Дужкин отличить свой остров от всех прочих и существует ли этот остров вообще. Не является ли вся история очередной отмазкой недалекого жулика? Дужкин так и не объяснил, для чего он посещал этот клочок земли. Единственное, что мог предположить на этот счет Гуров, – Дужкин по старому пиратскому обычаю прятал на острове денежки. Способ непростой, но достаточно надежный, если учитывать, среди какой публики приходилось вращаться этому человеку. Пожалуй, остров сокровищ был для него самым надежным местом. Но Дужкин прямо ничего так и не сказал, а Гуров не настаивал. Ему требовалось увидеть не то, что Дужкин на острове, возможно, прятал, а то, что он там, возможно, нашел.
Кое-какие сомнения насчет правдивости показаний Дужкина у Гурова все-таки сохранялись. Во-первых, сам мошенник ни внешне, ни своим поведением не вызывал ни малейшего доверия, что вообще-то было странно для человека подобной профессии. Как правило, аферисты в совершенстве владеют способностью располагать к себе любого. Но Дужкин был исключением из правил – вероятно, в каком-то смысле приятным. Ведь он попадался чаще, чем другие его коллеги, и, соответственно, меньше приносил вреда. Хотя если у него было что прятать на «необитаемом» острове, значит, промысел все же давал Дужкину какую-то прибыль.
Во-вторых, Гурова беспокоило возможное психическое расстройство их спутника. Ведь он долгое время находился в состоянии стресса, подвергался насилию и содержался в заточении. Все это могло привести к неадекватному восприятию действительности и к появлению фантазий. Правда, тогда непонятно, где Дужкин взял лицензию…
Чтобы снять сомнения, Гуров попытался исподволь еще раз расспросить Дужкина о его бегстве из тюрьмы и о новом заточении. Толкового разговора не получилось, мешали присутствие постороннего человека, шум лодочного мотора и вообще вся обстановка, более напоминающая выезд на рыбалку, чем очередной этап расследования. Но кое-что Дужкин все-таки к своему рассказу добавил.
– Получается, что тебя вытащили из тюрьмы люди, которых ты в жизни прежде ни разу не видел? – спросил у него Гуров. – А они никогда не видели тебя, но им позарез понадобилось выяснить, где ты взял лицензию Быкова. Ради этого они на риск шли, деньги тратили… Замечательная история. Почти сказка. Зачем это им?
– Я сам удивился, – признался Дужкин. – Во-первых, откуда пронюхали про лицензию? От ментов – вот что вам скажу. Это ваши – хотите обижайтесь на меня, хотите нет. И вообще, они с самого начала так держались, что любой поймет – эти баланду никогда не хлебали. И прикид, и разговоры… Нет, точно менты. Только не наши здешние, а из Москвы. По привычкам тоже видно – наглые как танки.
– Ну ты с комплиментами поосторожнее! – вмешался Крячко. – Они тебе что, документы ментовские показывали? Нет? Ну и не трепись, раз не показывали! Как они друг друга называли хотя бы? По званиям, что ли?
– А правда, имена какие-нибудь упоминались? – заинтересовался Гуров.
– Да какие имена? Четверо их было, а погоняло только одно помню – Сивый там у них вроде как главный…
– Сивый? Уверен? – встрепенулся Гуров. – Как выглядит? Молодой, приятной внешности, бабам нравится?
– Про баб не знаю, а мне его внешность без разницы. Моя бы воля, тет-на-нет я бы эту внешность ему так разрисовал – его бы и мама родная не узнала…
– Ну, это вряд ли! – усмехнулся Гуров. – Подозреваю я, что этот Сивый тебя одной левой бы сделал. Он что, такой же мозгляк, как и ты?
– Ты не смотри, начальник, что я с виду такой… не очень… Я если разозлюсь, ко мне лучше не подходи! Но вообще-то… – вдруг потух он, – вообще-то да, этот Сивый – здоровый лось. И, как правильно говоришь, морда у него смазливая. Наверняка баб у него миллион. Меня они тоже стороной не обходят, так что я в этом деле понимаю…
– Тьфу! Ну и балабол! – разозлился Гуров. – Тебя слушать – все равно что по испорченному телефону разговаривать. Половина слов непонятна. Ты сам-то себя понимаешь?
– Для меня главное, чтобы люди меня понимали, – проникновенно сказал Дужкин. – Профессия у меня такая, начальник. С людьми работаю. До сих пор никто не жаловался. А что меня на пустяке повязали, так это с каждым может случиться. Фортуна. А если я маленько путано сейчас излагаю, так посидите неделю в подвале – сами все слова позабудете… А Сивый наверняка москвич, и наверняка из ваших. Тренированный, наглый… Уж извините, что есть, то есть…
– Тьфу! Ну и балабол! – разозлился Гуров. – Тебя слушать – все равно что по испорченному телефону разговаривать. Половина слов непонятна. Ты сам-то себя понимаешь?
– Для меня главное, чтобы люди меня понимали, – проникновенно сказал Дужкин. – Профессия у меня такая, начальник. С людьми работаю. До сих пор никто не жаловался. А что меня на пустяке повязали, так это с каждым может случиться. Фортуна. А если я маленько путано сейчас излагаю, так посидите неделю в подвале – сами все слова позабудете… А Сивый наверняка москвич, и наверняка из ваших. Тренированный, наглый… Уж извините, что есть, то есть…
– Нет, Лева, мы его до цели не довезем! – убежденно заявил после этого полковник Крячко. – Я его сейчас собственноручно сброшу в набежавшую волну! Что-то разговорился он слишком, и все не по теме!
Лодочник Аркадий прений, которые проводились у него за спиной, не слышал, но тем не менее обстановку почувствовал и посмотрел на своих пассажиров предельно мрачным взглядом. Поездка нравилась ему все меньше и меньше.
Солнце уже начало подбираться к самому краю высокого обрыва на берегу, и Гуров с Крячко совсем приуныли, но тут Дужкин неожиданно вытянул руку и указал на зеленое пятно острова, выраставшего прямо по курсу лодки.
– Ну вот мы и на месте, – объявил он. – Это и есть тот самый остров.
– Где ты прячешь свои нечестно нажитые капиталы? – пробурчал Гуров.
Дужкин поперхнулся, закашлялся и посмотрел на него с ужасом. Но Гуров больше ничего не говорил, и Дужкин тоже не стал комментировать его замечание.
– Туда, что ли? – хмуро спросил Аркадий, не глядя в глаза пассажирам. – Вы назад вообще когда думаете? В темноте, что ли, возвращаться собираетесь? Никаких денег не надо.
– Не надо так не надо, – легко согласился полковник Крячко. – Нам еще лучше. А ты без нас не вздумай удрать. Мы ведь тебя потом разыщем, и тогда ты пожалеешь, что вообще нас встретил…
– Уже пожалел, – сказал Аркадий.
Он выключил мотор, лодка сбавила скорость и по инерции бесшумно пошла к зеленому острову. Через минуту нос лодки ткнулся в песчаный берег. Гуров проворно соскочил на песок и обернулся к Дужкину.
– Далеко нам идти? – деловито спросил он.
Дужкин неопределенно махнул рукой.
– Понятно! – Гуров обернулся к лодочнику и довольно резко предупредил: – В самом деле, не вздумайте что-то перепутать! Оставайтесь здесь и дожидайтесь нашего возвращения. За помощь правоохранительным органам вам будет заплачено полностью, хотя вы и назвали совершенно несуразную сумму. Но если вы бросите нас здесь, с вами придется разговаривать в другом месте и по всей строгости закона!
– Да уж, попал ты, мужик! – развязно добавил Дужкин, подмигивая Аркадию. – С ментами кто завяжется, тот уже не развяжется. И бабок они тебе не заплатят, не надейся. Спасибо скажешь, если статью тебе не пришьют и целым отпустят!
– Кончай трепаться, гражданин Дужкин! – сказал Гуров. – Язык у тебя как помело. Человек и правда подумает, что у нас к нему претензии. А у нас к честным людям претензий нет.
– А кто такой честный человек? – хитро прищурился Дужкин. – Каждый на свой лад честный. А руки-то, они вот как устроены – к себе гребут, не от себя!
– Ладно, шагай! – прикрикнул на него полковник Крячко. – Развел тут философию, философ!
Втроем они зашагали по рыхлому песку к зарослям ивы, которые густо покрывали этот довольно большой остров, торчавший прямо на середине полноводного русла Волги. Песок, который за день хорошенько прокалился на солнце, теперь постепенно отдавал тепло. В зарослях было душно, тесно из-за перепутанных ветвей, и вдобавок тысячами летали комары. Через минуту полковник Крячко, немилосердно искусанный, вовсю хлестал себя по щекам, по рукам, по загорелой шее и почему-то призывал все кары небесные на голову несчастного Дужкина.
– Я-то тут при чем, начальник? – обижался Дужкин. – Я, что ли, комаров выдумал? Природа! Между прочим, берите пример с гражданина полковника – его тоже кусают, а он как огурец!
Гуров действительно стоически терпел наскоки комариного племени, но только лишь потому, что не хотел ударить лицом в грязь перед Дужкиным, которому укусы насекомых были нипочем. Гуров никак не мог угадать, была ли то его врожденная особенность или же после издевательств в доме Макара подобные неприятности просто воспринимались Дужкиным как цветочки.
Бродили они среди душных зарослей около четверти часа, и Гуров опять начал сомневаться, не водит ли их завзятый мошенник за нос, чтобы улучить момент для бегства, но тут вдруг в горячем, наполненном комариным гудением воздухе поплыл тошнотворный, пугающий аромат разложения. Едва учуяв его, Гуров остановился как вкопанный и больно сжал плечо Дужкина. Тот искоса посмотрел на обоих своих спутников и сказал обыденным тоном, от которого почему-то делалось особенно жутко:
– Ага. Он и есть. Значит, тут и лежит. У нас почему-то этот остров не любят. Редко кто здесь останавливается. Я потому его и выбрал.
– Так, веди к телу! – решительно приказал Гуров. – Побыстрее покончим с этим делом.
Он отпустил плечо Дужкина, и тот пошел дальше, раздвигая руками тяжелые ветки. Теперь с каждым шагом запах смерти становился все сильнее и удушливее. Полковник Крячко разом забыл про комаров и прочие неудобства. Лицо его будто застыло и сделалось серым как камень. Наконец Дужкин остановился и, зажимая пальцами нос, прогнусавил, оборачиваясь:
– Вот он лежит! А вы мне не верили, начальники! Тут я его и нашел. Ну, взял документы, есть грех. И чего такого? Ему они уже не нужны…
– Заткнись! – сказал Гуров.
Он постоял еще несколько секунд, а потом сделал шаг вперед и присел на корточки возле груды высохших и завядших веток, из-под которых шел уже почти невыносимый смрад и над которыми роем сновали отвратительные зеленые мухи.
– Это я его прикрыл, – шепотом сообщил Дужкин. – Хоронить мне его не с руки было, да и не положено это, верно? Он ведь не своей смертью помер, это очевидно. Если бы я его похоронил, вы бы в первую очередь меня тягать стали, не так разве?
– Заткнись! – повторил Гуров с раздражением и принялся разбрасывать ветки, которые прикрывали мертвеца.
Зловеще гудя, мухи взмыли в воздух. Гуров отмахнулся и продолжил свое занятие. Дужкин не выдержал и отступил на несколько шагов. Лицо его сделалось бледным.
– Не люблю покойников! – признался он, персонально ни к кому не обращаясь.
– Мародерствовать зато ты любишь! – буркнул в ответ Крячко, но тут же замолчал, потому что Гуров уже разбросал по сторонам ветки и они увидели обезображенный, полуразложившийся труп, по которому ползали черви.
Несколько секунд вокруг царило полное молчание. Потом Гуров негромко сказал:
– М-да, картина! Ну и сукин ты сын, Дужкин! Бросил человека здесь, можно сказать, на поругание. Польстился на бумаги, а про христианские обычаи забыл?
– Да ведь слабая у меня натура, начальник! – жалобно сказал Дужкин. – Знаешь ведь! А насчет христианства я так скажу. В бога я не верю, потому что мне со школы внушали – бога нет. Бога нет, бога нет… Откуда же он теперь появился? Я считаю, неоткуда ему взяться.
– Ладно, помолчи! – Гуров обернулся к другу: – Ну что, Стас, как насчет опознания? Ты можешь подтвердить, что это и есть Быков?
Крячко развел руками.
– Ну ты же видишь, в каком состоянии труп! – хмуро сказал он. – Если бы сразу! А благодаря этому вот… – Он мотнул головой в сторону Дужкина. – Тут теперь детальная экспертиза нужна. А почему он голый? Ты его так голым и нашел? Где же у него документы были?
– Он в плавках был, – тихо сказал Дужкин. – А в плавках типа такой потайной карман был. Непромокаемый. То есть он эти ксивы при себе всегда носил. На крайний случай. Вот, видать, такой случай и подошел…
– Не понимаю! – сказал Гуров. – В плавках, с документами… Если его тут выбросили, то почему документы не забрали? Нелогично!
Немного помолчав, Дужкин сказал:
– Извиняюсь, начальник, но я думаю, он сам сюда приплыл. Выплыл и спрятался. Наверное, погоня за ним была.
– Погоня? Какая погоня? Откуда он приплыл? От кого прятался?
– Ну ты, начальник, даешь! – обиделся Дужкин. – Это не мое дело, гадать, от кого да почему. Я свидетельские показания дал, теперь с меня взятки гладки… Да! Я ведь совсем забыл. Наверное, он раненый сюда уже приплыл. У него на правой ноге рана была – кровища и все такое. Может, подстрелили, может, ножичком пырнули. Короче, истек он кровью. Уйти – ушел, от кого хотел, а от судьбы не уйдешь!
– А от кого он хотел уйти? – спросил Гуров, пристально всматриваясь в лицо Дужкина. Он все надеялся, что мошенник, из которого нужно было все вытягивать клещами, вспомнит еще что-нибудь.
Но, кажется, Дужкин действительно выложил уже все, что знал. Он развел руками и с выражением сказал:
– Ну хоть пытай, начальник!
– Ясно! – Гуров поднялся во весь рост, повернулся к напарнику: – Ну что скажешь, Быков это или не Быков?