— А любовь? Она тоже выгорит дотла и превратится в привычку? — спросила я.
— Твой зверь постарается уничтожить ее первой — ведь она более всего угрожает ему. Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не знаешь, что такое ежечасно сражаться со своим зверем! Ты не знаешь, что такое Голод! То, что изменит тебя, то, что заставит смотреть на друзей и на родителей, как на звено в твоей пищевой цепочке! Ты знаешь, что такое ярость?
Лицо Артура исказилось. Он вдруг яростно схватил меня за плечо — так, что я вскрикнула от боли.
— Ты что, все еще думаешь, что это красиво? Вечная жизнь и бесконечный запас патронов бывает только в компьютерной игре. Ты хочешь узнать, что такое кровь и ярость?
В его глазах метались тени. Он грубо притянул меня к себе, и я с ужасом заметила, что клыки у него во рту удлинились.
— Ты хочешь узнать, как чувствует себя пакет томатного сока?
Я зажмурилась, потому что вдруг почувствовала, что он и вправду может меня убить.
Секунда, минута, вечность… Кто скажет, сколько длилось это испытание. А потом я почувствовала, что его рука разжалась, и я очутилась на полу, жадно хватая ртом воздух.
Наваждение прошло. Я вдруг безусловно поверила Артуру и поняла, что никогда не буду в безопасности среди вампиров, что я не хочу быть такой, как они, и лелеять свой выдуманный хрустальный мирок, умирая день ото дня, разучившись чувствовать, сопереживать, любить…
Вампиры — это не всегда красиво. Это страшно. Вот и сейчас в глазах Артура ярость и вместе с тем обреченность.
— Прости, я напугал тебя, — его голос звучал как обычно, и я осмелилась снова открыть глаза.
Артур сидел передо мной на корточках, с тревогой всматриваясь в мое лицо.
Когда он попытался обнять меня за плечи, я невольно вздрогнула и отстранилась, помня его недавнюю ярость.
— Извини, — повторил он, убирая руки, — я и вправду тебя напугал, но зверь есть в каждом из нас — дикий зверь, алчущий чужой боли и крови. Приручить его невозможно. Можно лишь присмирить на время, но однажды он обязательно вырвется наружу. Неужели кто‑нибудь захочет для своего любимого подобной участи? Я люблю тебя и больше всего на свете хочу для тебя счастья.
Глаза Артура смотрели прямо мне в душу. Они согревали меня, и я вдруг поняла, как замерзла за все эти дни. Я словно очнулась от наваждения. Хрустальный шар реальности разбился. Его вторая оболочка тоже оказалась обманкой. Волшебный мир вампиров, показавшийся мне идеалом красоты и гармонии, был всего лишь ловушкой. Как я могла поверить старейшине? Как могла считать, что мне уготовано высокое предназначение в Доме? Ну, конечно, они хотели использовать меня, а я грезила, упоенная сказками о будущем могуществе, словно под властью какого‑то морока. Теперь он сгинул без следа, оставив только страх и недоумение.
— Я поняла, — прошептала я и прильнула к его плечу, — я согласна бежать.
— Решено, — сказал Артур. — Я уже все продумал. Сегодня мы…
И вдруг он замолчал и, оттолкнув меня в сторону, метнулся к двери. Я оглянулась. В дверном проеме высилась тонкая фигура в алом платье.
Жюли! Должно быть, она слышала наш разговор. По крайне мере достаточно, чтобы понять наши планы. И выдать нас…
Артур приглушенно зарычал и двинулся к ней, словно готовый к прыжку леопард.
Жюли казалась спокойной.
Она лишь предостерегающе выставила вперед руку.
— Я не выдам вас. — Нет, она все‑таки волновалась, потому что акцент в ее голосе стал слышнее. — Более того, я помогу вам.
— Я тебе не верю, — Артур продолжал медленно подходить к ней, не сводя с вампирши напряженного взгляда.
— Я не выдам вас. На это у меня есть… свои причины. — Жюли даже на сантиметр не сдвинулась с места, и я поняла, что, если Артур нападет на нее, она не даст ему отпора.
— Артур! — крикнула я. — Ей можно верить! Я знаю!
Он нерешительно остановился, но все еще был настороже, готовый в случае необходимости прыгнуть и вцепиться в ее горло.
— Я помогу вам, — повторила Жюли. — Артур, ты знаешь, что выбраться из этого дома совсем непросто. Вам наверняка потребуется помощь.
— Хорошо.
Я с облегчением почувствовала, что Артур расслабился: беда миновала.
Глава 8
Самый легкий способ сбежать из дома — просто из него выйти. К этому немудреному выводу Артур с Жюли пришли после долгих и горячих дебатов. Они собирались спасать меня, в общем, не принимая мое мнение в расчет. Конечно, ведь оба были опытными и мудрыми, а я — девчонка, что с меня взять. Объект для забот, дитя, только вылезшее из песочницы, и к тому же умудряющееся на каждом шагу вляпываться в неприятности.
Наконец они обо всем договорились. Оказывается, я и Жюли просто поменяемся местами. Я выйду из дома, переодевшись в ее платье, и пройду на стоянку, где меня будет ждать Артур, пока она будет создавать видимость моего присутствия.
— И что же будет потом, когда обман раскроется? — спросила я этих великих стратегов.
Жюли беспечно пожала безупречными плечами:
— А ничего.
Артур взглянул на меня, а потом на нее.
— Полина права. Нужно найти другой способ. Они накажут тебя.
— Это отличный способ, — Жюли горячилась и говорила очень быстро, то и дело переходя на французский. — Это самый легкий способ, чтобы Полина смогла выбраться отсюда. А обо мне не беспокойтесь. Что они могут сделать? Только вот это, — она пренебрежительно кивнула в сторону страшного постамента, — но разве я не искала все это время смерти. Между прочим, прекрасный способ избавиться от проклятия.
— Мы не можем принять такую жертву, — твердо произнес Артур. — Если кто‑то и должен остаться здесь, то скорее я.
— Я без тебя никуда не пойду, и не надейся, — предупредила я. — А давайте убежим все втроем?
— Не обсуждается, — отрезала Жюли. — И вообще мы здесь уже слишком долго, как бы вас не потеряли. — Артур, — она обращалась уже только к нему, снова игнорируя меня, — пойми, это самый лучший способ спасти Полину. Речь идет не только о ней и о вашей любви, но и о большой войне, которую развяжут, если только их план с Полиной удастся. Не позволяй использовать свою любимую, словно какое‑то оружие! Пусть хотя бы вы будете счастливы.
Артур молчал, опустив голову.
— Полина, — обратилась Жюли ко мне, — я хочу, чтобы ты выбралась отсюда. Пожалуйста, будьте счастливы. За себя и… за меня с Сергеем. Поставьте за нас свечку в церкви. Знаешь, девочкой я любила приходить в церковь. У меня было белое кружевное платье, все в оборочках и бантах. Такое милое. Я ходила в нем на службы. А теперь я проклята, я уже хотела войти в храм и позволить божественному огню сжечь меня, но не могу: вдруг там будут дети, и это их испугает.
Пока она говорила, у меня на глаза наворачивались слезы.
— Ты же помолишься за нас? — Жюли требовательно заглянула мне в лицо.
— Да, — я кивнула, и она обрадовалась так сильно, что у меня в глазах снова предательски защипало.
— Пойдем, решим все завтра, — сказал Артур, взглянув на часы.
— Пойдем, — согласилась Жюли, — я достану парик для себя и для Полины. Она хорошо говорит по‑французски и вполне сможет выдать себя за меня.
Они отправили меня в мою комнату и велели лечь спать, чтобы набраться сил перед завтрашним испытанием.
Я лежала на кровати без сна, думая о том, что же будет завтра. Похоже, проклята вовсе не Жюли. Проклята я. Из‑за меня погибли Джим и Натали, а Виола стала вампиром. Друзья и близкие люди уходили из моей жизни. Сначала настоящие родители, я даже не помнила их, лишь видела во сне… Затем — Джим, верный друг, отдавший за меня свою жизнь. Потом те, кто вырастили и воспитали меня, затем Вика и Димка… Неужели я приношу несчастья? Неужели моя судьба — одиночество? И именно сейчас, когда я встретила самого лучшего в мире парня и только начала мечтать о счастье!
Я прижала к себе смешного плюшевого зайца и вдохнула шедший от него запах пыли и каких‑то легких сладковато‑горьких духов. Неужели я брошу здесь и этого друга, как в том стихотворении про войну, когда спасающие свои жизни немцы оставили в штабной машине куклу.
Неужели я такая же, как они, и тоже легко могу бросить и предать своих друзей? А затем — спокойно жить, зная, что обрекла их на смерть?…
Надо обязательно что‑то придумать. Я придумаю что‑нибудь…
Было тихо. Такая тишина всегда царила в этом доме. Густая, липкая, ощущаемая почти физически. Мне казалось, что, если бы даже в комнате было окно, я все равно не смогла бы увидеть ни звезд, ни солнца…
Я шла по коридору, прижимая к себе Морковкина. Коридор был узким и бесконечно длинным. Наверное, мы продвигались по нему уже не менее часа. Темно‑серые стены, голый бетонный пол, высокий потолок, смутно белеющий высоко над головой… Кто‑то говорил, что идти легко — надо просто попеременно переставлять ноги: правая‑левая, правая‑левая. Но мне казалось, что я пробираюсь сквозь густой тягучий туман, каждый шаг давался с трудом, будто на ноги навесили пудовые гири.
Звук моих шагов эхом отдавался от стен, и иногда мне вдруг казалось, что за нами кто‑то идет. И тогда сердце панически колотилось в груди, я оглядывалась — никого — и с облегчением переводила дыхание.
— Не бойся, Морковкин, все будет хорошо, — успокаивала я плюшевого зайца, глядящего на меня добрыми доверчивыми глазами.
Мы шли и шли, и, наконец, вдали показался светлый прямоугольник. Выход!
Я бросилась вперед, а за спиной — или это только мне показалось? — хрипло засмеялись.
Коридор закончился неожиданно. Так, как порой заканчиваются кошмары. Буквально шаг — и я очутилась в комнате, освещенной неярким, будто пыльным светом. Посреди комнаты находился постамент, задрапированный черным бархатом — совсем как тот, который я видела в комнате казней.
На противоположном конце помещения виднелась дверь, и я почему‑то была абсолютно уверена, что она ведет наружу, на свободу.
Стараясь не приближаться к постаменту, я обошла его по большой дуге. Вот и дверь. Только бы выбраться! Только бы спастись!
— Не бойся, Морковкин, — прошептала я, потому что сама ужасно боялась.
Массивная бронзовая ручка в виде головы оскалившегося льва неприятно холодила пальцы. Я повернула ее, толкнула дверь — и ничего…
Единственная дверь, ведущая наружу, мой последний шанс на спасение, была заперта.
Я крутила ручку, колотила в дверь кулаками — ничего не помогало. Теперь я ясно слышала, как из темного коридора кто‑то мерзко хихикал.
Страх колотился в висках, заполнял мое тело без остатка.
В поисках выхода я огляделась и вдруг заметила, что покров на пьедестале отдернут. Под ним находилась огромная черная плита, к которой была привязана хрупкая бледная женщина. Жюли.
— Полина! — позвала она, и я приблизилась к камню, не в силах отвести от нее взгляд. — Убей меня, Полина, и ты получишь свободу. А еще — силу. Твоя сила ждет тебя — нужно только перерезать мне горло.
Она жутко улыбнулась.
— Нет! — крикнула я, отступая на шаг. — Я не могу! Я не хочу! Мне не нужно!
— Вспомни, Полина, как это приятно, когда сила вливается в тебя. Просто впусти ее! Позволь ей вырваться наружу!
Я почувствовала покалывание в кончиках пальцев. Почему бы и вправду не впустить в себя силу? Тогда мне уже не придется бояться — пусть это они, те, кто преследуют меня в темноте, боятся меня.
Я шагнула к Жюли.
— Вот видишь, как это просто, — похвалила она, — ну теперь убей же меня, как ты убила Морковкина.
Я взглянула на свои руки. В правой руке у меня был нож — черный и гладкий, будто целиком вырезанный из какого‑то камня, а в левой — смешной плюшевый заяц, из распоротого брюха которого на пол вывалились комья грязно‑серой ваты.
— Не‑е‑е‑ет! — изо всех сил закричала я.
И проснулась.
Плечо ужасно горело в том самом месте, где некто или скорее нечто оставило свой след после прошлого ночного кошмара. Я спустила лямку ночнушки: ничего, наверное, мне просто показалось. Сны опять принялись преследовать меня.
Спокойнее. Не нужно беспокоить Артура. У него и так достаточно проблем из‑за меня. Я осторожно перевела взгляд на Морковкина. На секунду мне показалось, что его брюхо вспорото и оттуда торчит кусок ваты. Но нет, это, к счастью, всего лишь блик от включенной лампы. Все в порядке. Как сейчас мне нужен тот, кто объяснил бы, что со мной происходит, кто помог бы разобраться в мире и в себе.
— Мама, ну почему ты оставила меня? — прошептала я, и вдруг мне почудилось, будто кто‑то ласково коснулся волос, едва ощутимо провел по щеке, а в воздухе пронесся сладко‑горький аромат духов. — Все будет хорошо, — прошептала я и, как ни странно, мгновенно уснула.
Остаток ночи я проспала без сновидений и проснулась довольно бодрой, даже выспавшейся.
Но главное: в голове, словно сам собой, возник новый план. Осталась сущая ерунда — уговорить на него Артура и Жюли.
Сигналом к действию должна послужить сирена пожарной сигнализации.
Часть II БЕГУЩИЕ В НОЧИ
Глава 1
Вой сирены пожарной сигнализации оповестил меня, что все уже готово.
Я покрепче прижала к себе Морковкина. Его пушистое ухо щекотало мою щеку, а черные блестящие глаза смотрели преданно и доверчиво. Он доверял мне и верил в успешность моего плана даже больше, чем я сама.
— Уже скоро. Все будет хорошо, — пообещала я, с наслаждением вдыхая запах пыли, смешанный со слабым, едва различимым ароматом сладковато‑горьких духов.
Мы с Морковкиным сидели и ждали. Артур должен создать угрозу пожара (и судя по трубному звуку сирены, он успешно с этим справился) не только для того, чтобы ввести отвлекающий фактор, но и для того, чтобы обезвредить записывающие камеры. Нам вовсе не повредит, если никто не засечет, как именно мы бежали. А если очень повезет, наш побег вообще могут заметить не сразу. Я гордилась Артуром, без колебаний взявшим на себя самую трудную роль. Только бы он не попался. Только бы его не схватили!
— Полина, идем.
Жюли появилась совершенно бесшумно. Она была совсем такая же, как всегда: алый корсет с пышной складчатой юбкой, очерченные ярко‑алой помадой тонкие губы. При взгляде на нее у меня сжималось сердце: ее душа заблудилась в прошлом — среди выцветших афиш и пыльных воспоминаний. Что же станется с ней за пределами иллюзорного мира, построенного вампирами? Приживется ли она там? За Артура я была спокойна, он сильный, но Жюли сейчас очень напоминала мне надломленный бурей цветок.
— Да, идем, — я встала и, по‑прежнему прижимая к груди Морковкина, последовала за ней.
Она осторожно вела меня по коридору и несколько раз останавливалась, предостерегающе поднося палец ко рту.
И тогда я тоже замирала, стараясь не дышать, пока Жюли вновь не кивала в знак того, что мы можем продолжать путь. Пару раз я и сама слышала топот и чьи‑то голоса. Пожар принес в дом много хлопот. Я старалась не думать о том, что может случиться, если мы просчитались и огненная стихия вырвется из‑под контроля. Я не хотела никого убивать. Честное слово, не хотела!
— Пришли. Будем ждать его здесь, — прошептала Жюли, отодвигая ковер и нажимая под ним неприметный рычаг.
Часть стены — совсем так, как я видела это в фильмах, отъехала, открывая вход в узкий темный коридор, откуда на меня тут же пахнуло сыростью.
— Входи, нам остается только ждать, — Жюли первой шагнула в полумрак потайного хода, и я последовала за ней.
Дверь закрылась, и нас поглотила тьма. Густая, чернильная тьма. Дотронувшись до ледяного камня, облицовывающего стены, я мгновенно отдернула руку и едва сдержала крик. Страх волной плеснулся в моем сердце. А еще меня кольнуло странное чувство, что это уже было со мной когда‑то… Причем совсем, совсем недавно.
Жюли молчала, и я, чтобы отогнать вертящийся вокруг меня шакалом страх, начала про себя считать.
«Один, два, три… Ну где же Артур?… Десять, одиннадцать… Должно быть, они поймали его! Лучше выйти и сдаться им прямо сейчас!.. Девятнадцать, двадцать, двадцать один… Нет, с ним все в порядке. Он уже идет сюда и появится с секунды на секунду… Пятьдесят три, пятьдесят четыре… Почему же его все еще нет?…»
Артур появился на числе сто шестьдесят семь. Сто шестьдесят семь раз я приходила в отчаяние, умирая от страха за него. Сто шестьдесят семь раз я возрождалась, доверившись зову надежды.
К обычному, чуть пряному запаху его туалетной воды, добавился запах дыма, но я прижалась к его груди, жадно вдыхая эту смесь.
— Все хорошо. Все в полном порядке, — прошептал он, гладя меня по волосам.
— Идемте, нельзя терять ни минуты, — напомнила нам Жюли.
И мы пошли. Впереди — она, затем — я, замыкал шествие Артур. Он сжимал мои пальцы, так что я почти не боялась, чувствуя особенное тепло его руки, а еще ту нежность и заботу, что лилась из его души в мою. Всякий раз, когда Артур был рядом, страхи отступали, словно дикие звери от яркого огня — огня его любви, что согревал меня даже самой темной ночью.
Мы шли и шли. Коридор казался бесконечным. Тускло‑серые, едва различимые в темноте стены и высокий потолок, смутно белеющий над головами.
Вдруг Жюли резко остановилась.
— Постойте. Здесь была дверь, я припоминаю. А вот и она. Сейчас попробую открыть.