Мы шли и шли. Коридор казался бесконечным. Тускло‑серые, едва различимые в темноте стены и высокий потолок, смутно белеющий над головами.
Вдруг Жюли резко остановилась.
— Постойте. Здесь была дверь, я припоминаю. А вот и она. Сейчас попробую открыть.
Она принялась возиться с основательно проржавевшими засовами.
Предусмотрительность вампиров оказалась вовсе не на высшем уровне. Похоже, сотни мирных лет сделали их беспечными — ну как же можно содержать свои секретные ходы в таком ужасающем состоянии.
Мы ждали: коридор был слишком узок, чтобы мы могли прийти ей на помощь.
Но вот дверь наконец поддалась и стала открываться с воистину душераздирающим скрипом.
Я смотрела на небольшую странную комнатку, залитую серым, словно пыльным, светом и думала, что снова попала в один из своих кошмаров.
Я хотела закричать Жюли, чтобы она не входила туда, но голос не повиновался, а горло словно набили сухой колючей ватой. Даже Морковкин испуганно жался ко мне, предчувствуя беду.
— Полина, ну что же ты стоишь, пойдем, — Артур легонько подтолкнул меня в спину, и я, как и раньше Жюли, шагнула в эту комнатку.
Пьедестала, затянутого черным бархатом, здесь не было. Были только мраморные плиты и колонны, прислонившись к одной из которых стояла стройная фигура. Черные «лодочки» на высоченных шпильках, облегающие кожаные штаны, коротенькая куртка, открывающая пупок, небрежно откинутые за спину светлые волосы и холодные, ужасные глаза.
— Всем привет, — сказала Лиз, демонстрируя в улыбке слепяще‑белоснежные зубы, — а я уже заждалась. Знаете, когда‑то, в восемнадцатом году, я лично расстреливала предателей и трусов. Тех, кто в сто раз хуже последней белогвардейской сволочи. Давненько мне уже не приходилось заниматься этим.
Она смотрела только на Артура — лишь на него одного. Кем он был для нее — учеником, предавшим своего учителя? Или кем‑то более важным?…
— Извини, Лиз, но получилось, что мы теперь по разные стороны баррикады. Как я понимаю, ты пришла одна? — Артур тоже смотрел ей в глаза и потихоньку оттеснял меня себе за спину.
— Я видела тебя там, на пожаре, проследила, куда ты идешь, и решила преподнести на выходе небольшой сюрприз.
Артур понимающе кивнул. Мы с Жюли стояли неподвижно, ожидая исхода переговоров. Хорошо бы Артур внушил Лиз, чтобы она просто отпустила нас.
— Скажи напоследок, что такого в этой девчонке, что ради нее ты пошел против своего Дома и стал виновником гибели братьев?
Артур вздрогнул, и Лиз торжествующе усмехнулась:
— Да. Кое‑кто погиб в устроенном тобой пожаре. Прекрасная идея: уходя, подожгите дом. Можно поинтересоваться, кто автор?
Я низко опустила голову.
— Это неправда, Лиз, ты знаешь, что никто не мог погибнуть. Погорела электропроводка, и вообще там больше дыма, чем огня, — возразил Артур, закрывая меня от ее взгляда. Напрасно. Я ее даже не интересовала.
— Не мог или не погиб? Ты ушел слишком рано и не знаешь, как все пошло дальше. Огонь подчиняется лишь себе и ветру. А сегодня на улице ветрено. Знаешь ли, хорошая тяга. Сможешь ли ты жить дальше, зная, что на тебе смерть твоих братьев? — Лиз разглядывала его с нескрываемым любопытством.
— Я не живу уже шестнадцать лет, если ты не помнишь, — отрезал Артур.
— Правильно, — улыбнулась Лиз, и я поняла, почему у зверей улыбка является демонстрацией угрозы. — Кстати, а знает ли девчонка, почему тебя инициировали? Неужели даже не догадывается, что специально ради нее? Для того, чтобы подготовить для нее нужную приманку? Только сопоставьте даты. Славная парочка! Она родилась — ты умер!
Я закрыла уши руками. Только не слушать ее! Только не позволить ее словам снести мне голову. Лиз сейчас била изо всех сил, не жалея — и по мне, и по Артуру.
— Замолчи! — крикнул ей Артур.
Я чувствовала, что его зверь пробудился и ярость наполняет его. Мне не нужно было глядеть в темно‑вишневые глаза, чтобы знать, что они сверкают лютой злостью.
Лиз торжествовала.
— И что ты теперь сделаешь? Убьешь меня? Убить своего учителя — долг чести для каждого ученика? А теперь представь себе, что Полина, — она впервые назвала меня по имени, — однажды решит так же! Это же гораздо слаще, если учитель, которого ты убиваешь, вместе с тем является и твоим возлюбленным!
— Зачем ты пришла?! — выкрикнул Артур, шагнув к ней. Его руки были сжаты в кулаки.
— Чтобы убить тебя, — сказала Лиз, улыбнувшись.
Ее глаза сверкали холодным огнем, и я вдруг поймала себя на мысли, что она удивительно красива и смертоносно опасна.
— Ты хочешь драться со мной, — Артур кивнул, — ну что же, это справедливо. — Он неторопливо расстегнул ворот рубашки, снял и положил у подножья колонны куртку.
Я чувствовала себя так, словно на меня вылили ведро холодной воды, а после того выставили на мороз. Они решили устроить поединок. Здесь и сейчас. Весьма забавно. Учитывая то, что Лиз — один из лучших воинов дома, а Артур по вампирским меркам еще очень молод и, следовательно, недостаточно силен. Очень честный поединок, а мне, видимо, отводится роль зрителя, и первый ряд партера — к моим услугам. Сиди себе и смотри, как чекнутая вампирша убивает твоего любимого!
Злость закипала в моей груди, мне даже стало трудно дышать.
Артур и Лиз встали друг напротив друга.
— Вот и пришло время распутать наши запутанные отношения, — Лиз облизнула язычком ярко накрашенные губы и иронично посмотрела на Артура.
— Пусть все решит поединок, — кивнул он, и они слегка поклонились друг другу.
Очевидно, я имела честь лицезреть дуэльный кодекс вампиров в действии. Господи, ну что за цирк! Разве Артур не понимает преимущества Лиз? Я мысленно потянулась к нему. Странно, его ярость улеглась. Сейчас он был спокоен и собран, как настоящий боец, готовый вступить в опасную, но не безнадежную схватку.
Еще секунда — и будет поздно. Так или иначе, быть зрителем я не собиралась. Сосредоточившись, как учил меня Артур, я изо всех сил обрушила на Лиз ментальный удар. Вампирша покачнулась. Громкий хлопок — и на груди ее заалела кровь.
Не веря своим глазам, я оглянулась и увидела Жюли, о которой мы все уже успели позабыть. Жюли сжимала в руке крошечный пистолет — очень изящный, инкрустированный перламутром. Вокруг дула расползался едва заметный дымок.
— Серебряная, — тихо сказала она, и я поняла, что это о пуле.
Лиз зарычала — назвать изданный ею звук иначе я просто не могла — и вдруг ринулась на меня. Последнее, что я видела — это ее рука, стремительно приближающаяся ко мне…
Резкая вспышка и боль. Я отлетела к одной из плит и, врезавшись в нее спиной, осталась сидеть на полу, не понимая, что происходит. А происходило нечто совершенно ужасное. Удар Лиз пришелся по оттолкнувшей меня Жюли, и он был так силен, что тело француженки взлетело в воздух и упало на орошенные темной вампирской кровью плиты. Лиз, вложившая в бросок последние силы, упала рядом.
— Что ты сделала! Зачем ты вмешалась! — крикнул мне Артур, в мгновение ока оказавшийся возле Жюли и приподнявший ее неестественно запрокинутую голову.
Я с трудом встала. Пол под ногами так и ходил ходуном. Я оперлась о камень, служивший чьей‑то могилой. Почему‑то именно сейчас я вдруг поняла, что мы находимся на кладбище, в чьем‑то семейном склепе.
Темная, почти черная кровь медленно растекалась по полу, угрожающе подползая к моим ногам.
— Они убили друг друга. Жюли выпустила в сердце Лиз серебряную пулю, а Лиз свернула ей шею. Даже вампиры такое не могут пережить.
Покачиваясь, я приблизилась к Жюли и, присев перед ней на корточки, попыталась заглянуть в ее измазанное кровью лицо. Самое чудовищное, что она еще была жива, если так, конечно, можно было сказать о вампире. Ее глаза смотрели куда‑то в пространство, а на губах застыла легкая, почти блаженная, улыбка.
Я посмотрела на тело Лиз и ужаснулась: оно вдруг почернело и стало осыпаться седым прахом.
Легенды опять оказались правы. Медлить было нельзя.
— Нужно немедленно отнести Жюли в церковь! Здесь наверняка должна быть церковь! — я просительно заглянула в лицо Артуру.
Он кивнул.
— Полина, посмотри, нет ли там кого…
Я поднялась по невысокой лестнице и распахнула прикрытую дверь склепа. В лицо мне ударил свежий ветер, пахнущий прелой листвой и дымом. Было, наверное, не больше двух часов пополудни, но небо было хмурым, свинцово серым. Я стояла на пороге старинного мраморного склепа, а вокруг меня раскинулось старое кладбище, заросшее высокой, уже наполовину пожухшей травой. Мраморные ангелы с растрескавшимися лицами безмолвно проливали вековые слезы. Старые кресты устремлялись в небо, тщетно пытаясь пронзить нахмурившееся тучами небо. Склепы, могилы, и никого — насколько хватало глаз.
Неподалеку я разглядела небольшую покосившуюся церквушку. Ее стены посерели и заросли мхом, а на крыше укоренились небольшие деревца. Церковь выглядела заброшенной, и я не была уверена, подойдет ли она для нашей цели, но все же кивнула Артуру, и он вышел на улицу. Он шел — прямой и удивительно красивый. Его красота была словно порез, словно открытая рана — такая, что на него было больно смотреть. Жизнь и смерть — вот что удивительным образом сочеталось в нем. Вот что порождало эту нереальную красоту. Он, находящийся между жизнью и смертью и, словно неверный возлюбленный, не принадлежащий ни той, ни другой.
Я шла за ним, сдерживая дыхание и не сводя взгляда с его бледного благородного лица, но он даже не замечал этого.
Подойдя к церковному крыльцу, Артур остановился и положил Жюли на ступеньки.
Я закрыла глаза, а когда открыла, ее тело уже разлеталось сизым пеплом. На ступеньках лежал лишь медальон — тот самый, с портретом. Вот и случилось почти что так, как в моем кошмаре. Жюли принесла себя в жертву ради меня и, если есть на небе Бог, они уже воссоединились с Сергеем.
Пасмурное серое небо, маленькая замшелая церковка… Все случилось именно так, как хотела Жюли. Еще один маячок, еще одна веха на моем пути.
Вымазанные в чужой крови, уставшие так, как будто прошли насквозь весь земной шар, мы с Артуром опустились на землю. Я оперлась на его плечо, прижала к груди Морковкина и закрыла глаза. Где‑то хрипло кричали вороны, а дворник‑ветер сметал последние крупинки пепла со старого церковного крыльца.
Жизнь продолжалась.
Глава 2
Они медленно шли между могил — щуплая старуха с грязно‑седыми, развевающимися на ветру патлами и лохматый пес с развесистыми ушами. Они могли позволить себе не спешить, прекрасно зная, что их дождутся.
Старуха почему‑то показалась мне еще более постаревшей. Ее сморщенная кожа была неприятного коричнево‑серого оттенка, а шагала она неуверенно, опираясь на палку и несколько приволакивая ноги. А вот пес совершенно не изменился. Он оставался в точности таким, каким я видела его ну хотя бы в недавнем сне.
Артур при виде их забеспокоился и вскочил на ноги.
— Погоди, — остановила я его. — Я их знаю, это ко мне.
Эти слова сорвались с языка прежде, чем я вообще успела подумать. Если бы Артур спросил у меня что‑нибудь, я пришла бы в замешательство, но он, так и не задав ни одного вопроса, опустился на землю и принялся ждать.
Подойдя к нам, старуха остановилась, а Хугин, свесив розовый язык, рассматривал нас со своей всегдашней любознательностью.
Артур, грациозно вскочивший на ноги, когда странная пара приблизилась к нам, поклонился старухе.
— Может быть, присядете, мадам? — Он стащил с себя куртку и расстелил ее на ступеньках лестницы.
Старуха одобрительно кивнула, но села не сразу, все еще пытаясь отдышаться.
Наконец хрипы перестали терзать ее тощую грудь, и она, тяжело опустившись на выщербленные ступеньки старой церкви, перевела дыхание.
— Вот ведь, голубки, — проговорила гадалка, массируя грудь костлявой грязной рукой, — годы у меня уже не те, чтобы резво бегать, а вы заставляете старую, больную женщину скакать за вами по всему кладбищу, — она неодобрительно поглядела на нас.
Хугин сел рядом с ней и чуть склонил набок голову, будто прислушиваясь к ее словам.
— Простите, мадам, но с кем имею честь? И разве мы договаривались с вами о встрече? — Артур вопросительно посмотрел на меня и, переведя взгляд на старуху, кивнул, будто отвечая на собственный вопрос.
Я растерянно развела руками. Сама не знаю, чем мы заслужили упрек и каким образом могли заставить старуху, как она выразилась, скакать за нами по всему кладбищу.
Гадалка хихикнула. Ее черные глаза сверкали вовсе не старческим светом, а взгляд, обращенный к Артуру, можно было даже счесть кокетливым.
— Эх, ребятки, — сказала она, — молодой человек правильно догадался. Я из тех, кто видит судьбы. Люди называют нас по‑всякому. Ведьмами, колдуньями, магами — каких только словов‑то не придумали. Ну да бог с ними, — странно, мне почему‑то показалось, что старуха произносит слово «бог» по‑особенному, будто имеет в виду какого‑то конкретного бога, но не того, коего обычно поминают всуе люди.
Хугин кивнул, видимо, одобряя слова старухи, и она продолжила:
— Полина мне не чужая. Уж кому, как не мне, ее семью знать. Отец ее вот только больно самостоятельный был. Никого слушать не хотел.
Я затаила дыхание: неужели она и вправду может рассказать о моих родителях?…
— Вот и Полина‑то вся в него пошла, — снова вздохнула старуха, хитрым глазом покосившись на Артура. — Я же ее предупреждала, предупреждала, а она, дитя малое, в самую‑то трясину и полезла.
— Р‑ррр! — подтвердил правдивость ее слов Хугин.
Видимо, спешить эта парочка не привыкла, но Артур многозначительно покосился на склеп, из которого мы вышли, и старуха, в очередной раз проявив недюжинную осведомленность и сообразительность, затрясла седой головой:
— Да‑да, знаю, касатик, некогда нам тут засиживаться да языки точить. Опосля обо всем и поговорим. А сейчас помогу уж Полиночке, сиротке‑то нашей, — запричитала она дребезжащим голосом так старательно, будто играла в театре роль доброй старой бабушки. — Ступайте, голубки, за мной. Старая Софья ужо вас спрячет. Так, что твоим век не сыскать. Разве что сам их туда выведешь, — она уставилась на Артура.
Я хотела закричать, что Артур не предатель и никогда не приведет вампиров к тайному убежищу, но он, глядя старухе в глаза, серьезно ответил:
— Спасибо, я буду стараться.
— Знаю, милок, знаю, — снова закивала, вернее, затрясла патлатой головой гадалка. — Великую силу тебе любовь дала, раз тому, кто кровь тебе дал, сопротивляться можешь. Поэтому и пришла. Иначе никак не справиться. Ну что же, идем. Старым‑то косточкам только в могилке и отдохнуть. Эх, нет мне, горемычной‑то, все покоя…
Она глубоко вздохнула и, тяжело опираясь одной рукой на протянутую руку Артура, другой — на суковатую палку, поднялась с крыльца:
— Пошли, голубки, пошли. А Хугин за нами след хвостом заметать будет. Он на это дело большой мастер… Никогда не разыщут.
Пока мы тащились к воротам, я пыталась расспросить ее про Хугина: и вправду ли его я видела во снах, но старуха лишь кряхтела да жаловалась на тугоухость, и я не стала докучать ей.
Надеюсь, у меня еще будет время, чтобы расспросить ее обо всем в подробностях.
У ворот кладбища я оглянулась. Покосившаяся церквушка едва виднелась вдали.
«Господи, — прошептала я, хотя никогда не умела молиться, — прими душу рабы твоей Жюли и не прогони ее от ступеней рая. Даруй ей встречу с любимым, а также прими душу Лиз и прости ей все прегрешения».
Когда мы вышли за пределы кладбища, оказалось, что расположено оно в черте города, и старуха повела нас по улице, бормоча что‑то насчет того, что лучше прятать иголку в стоге сена, а елку — в лесу. Несмотря на преклонные годы, она явно не слишком доверяла всяким транспортным средствам, поэтому весь путь мы проделали пешком, потратив на это приблизительно час.
Нашей целью оказалась старая девятиэтажка в одном из спокойных спальных районов города.
— Вот, — сказала старуха, оглядывая здание с такой гордостью, как будто это был дворец, построенный известным архитектором, — здесь вы пока и будете жить. Поживете недельку‑другую, а там посмотрим.
Мы подошли поближе.
Старушки, сидящие на лавочке у подъезда, увидев нашу спутницу, довольно заулыбались.
— Здравствуй, Петровна! Ой, а внучка‑то как подросла! Уже невеста! — загалдели они.
Наша старуха в рекордные сроки поговорила с каждой, и мы вошли в подъезд.
— Ну и ловко вы с ними! Они что, приняли меня за вашу внучку? — спросила я, когда мы, вместо того чтобы сесть в лифт, принялись подниматься по лестнице.
— Эх, дитятко, мало ли можно, умеючи, — вздохнула старуха и остановилась в пролете лестницы, тяжело переводя дух, — за мои‑то годы с кем угодно общаться научишься, а верные люди, запомни, нигде не помешают.
Хугин, всю дорогу следовавший за нами и вызывавший мой самый живой интерес (а правда ли он, как сказала старуха, хвостом следы заметает или это просто такое образное выражение?…), поднырнув у нас под ногами, пошел первым.
У неприметных дверей расположенной на третьем этаже квартиры он остановился и, повернув к старухе как всегда оскаленную, будто улыбающуюся морду, тихо гавкнул.
Она немного постояла, переводя сбившееся от подъема дыхание, порылась в карманах широкой черной юбки, забрызганной по подолу высыхающей грязью, и, выудив оттуда одиночный ключ, повернула его в замочной скважине и открыла дверь.