Зажигалка у него нашлась в кармане, я же пижонски прикурил от пальца. Гоблин сделал две глубокие затяжки и заговорил:
– Я расскажу все. С самого начала! Я полюбил ее, лишь только увидел, ведь она такая!.. Ее нельзя не любить! Она сама красота, само счастье! И что она нашла в этом гадком Зельдене, не пойму?
– Не отвлекайся, – посоветовал я, подумав, что оба гоблина: и Чикерс, и Зельден – говорили почти одинаковыми словами, описывая Лину. Он продолжил:
– Я с ней много разговаривал, она была очень умна, но в ответ на все мои предложения только лишь смеялась. А смех у нее звенел как колокольчики… А волосы мягкой волной спадали с плеч…
Я покашлял, и гоблин замолчал, жадно затянувшись сигаретой.
– А сегодня я решил: будь что будет, но она наконец станет моей! Я принес тот порошок в клуб, подсыпал ей в бокал, она выпила. Если бы все прошло так, как я задумал, она не смогла бы меня ослушаться, она пошла бы за мной хоть на край света!..
– Так, отсюда поподробнее. Что за порошок? Как ты его подсыпал?
– Он подавляет волю, заставляет выполнять любое желание. Я принес порошок с собой в клуб! А потом просто выждал момент и подсыпал его в шампанское. Лина не заметила ничего и выпила.
– Так, я понял. Ты опоил ее и хотел заставить уйти с тобой? И что же случилось потом?
– А потом ее убили, – просто ответил гоблин.
– Кто убил? Ты знаешь?
– Нет, я как раз отошел на несколько минут, меня позвали. А когда вернулся, она была уже мертва.
– И что, никто этого не заметил?
– Не знаю, – гоблин честно попытался вспомнить. – Она пролежала мертвой буквально пару минут, потом ожила.
– Из-за порошка?
– Да. Я как увидел ее, откинувшуюся на диванные подушки, сразу понял – что-то неладно. Рядом никого. Как раз вышел новый диджей, все ринулись к стеклу и смотрели на сцену. Только Лина осталась на диване. Я сел рядом и увидел, что у нее изо рта течет кровь. И только после этого заметил рукоять ножа, он торчал прямо из тела. Я испугался, выдернул нож, потекла кровь. От страха я не мог даже кричать, понял, что она мертва, и все, что смог, лишь сказать ей: «Живи!» И она ожила, несмотря на то, что осталась мертвой. Я поднял ее… точнее, все сделал порошок. Ее мозг еще не успел умереть окончательно и воспринял приказ. Я тут же ушел, ведь если бы Зельден выяснил, что это я подсыпал порошок, то сразу подумал бы, что я ее и убил. А тогда он не стал вызывать бы вас, а просто прикончил меня на месте, не разбираясь и не задумываясь о последствиях…
– И куда ты пошел?
– Просто вышел на улицу из клуба, на меня никто и не обратил внимания, как, впрочем, обычно. Я стоял и размышлял обо всем, что произошло. Как долго это продолжалось – не помню. Перешел дорогу, прошел вверх по улице и увидел, как вы подъезжаете. Вы оставили машину, едва прикрыв дверцу, и, как только скрылись из виду, я просто сел и поехал домой. Я не знал, что вы из «СК».
Н-да, тут, кажется, я сам виноват. Гоблин был прав – машину я запирал редко, надеясь на охранные заклятья, но на представителей Малых Народов действовало далеко не любое волшебство. Как видно, синий гоблин оказался не подвержен панической атаке, а может, уже настолько перепугался, что никакой разницы и не ощутил. Вот ведь как бывает! Надо написать в Москву, пусть улучшают базовые системы защиты…
– Так, ладно, про машину забыли, главное, что ты ничего с ней не сделал. Расскажи, куда ты дел нож?
– Да вот он, валяется, – брезгливо показал пальцем Чикерс. – Я прихватил его совершенно автоматически, не думая…
Я проследил взглядом за кривоватым указательным пальцем синего гоблина и в самом деле увидел на полу рядом с балконной дверью узкий нож с волнистым лезвием длиной в ладонь человека.
– Я не хотел никому зла! Я любил ее!
Как ни странно, я верил ему, а может, просто хотел верить. Тем не менее я подошел к ножу, по дороге прихватив газету со стола, и бережно завернул свой трофей. Мало ли, вдруг да остались самые что ни на есть банальные отпечатки личности на ноже? Многие детективы пренебрегают проверкой подобных фактов, резонно замечая, что любой мало-мальски грамотный преступник никогда не оставит подобных улик.
– Я любил!..
Воспользовавшись тем, что я, поднимая нож, оставил путь к отступлению свободным, Чикерс рванул вперед с такой скоростью, что я, даже при большом желании, не смог бы его догнать.
Входная дверь громко хлопнула, возвестив о том, что бегство синего гоблина успешно удалось. Я не погнался за ним и даже решил не звонить Лене, объявляя о побеге. Все равно поимка Чикерса сейчас ничего бы не дала. Он сказал все, что знал…
Ох уж мне эти гоблины. Вечно им неймется!.. Это же надо, до чего дошла нынешняя толерантность – гоблин открыто говорит о своей любви к человеку! Да за такое еще двести лет назад маги вырезали бы все гоблинское поселение до последнего детеныша, а сейчас ничего, живем по соседству, никаких эксцессов, права у всех равны.
Нет, я не за возвращение старых времен, но просто во всем должна быть мера. Гоблинам гоблинское, так я считаю.
И все же, поразмыслив, я набрал номер Лены и пересказал ситуацию. Она помолчала с минуту, обдумывая, потом предложила:
– Вези нож в офис, будем с ним разбираться.
– Может быть, утром? – попробовал я. Не получилось.
– Сейчас, раз уж нас с тобой дернули на это дело, не будем терять времени. Приезжай, жду.
Выбора не было, пришлось ехать. Я аккуратно закрыл дверь, замок щелкнул. По крайней мере, квартиру синего гоблина не ограбят обычные человеческие отморозки, а то потом претензии пойдут одна за другой, не отпишешься.
Я вышел во двор. Чикерса, само собой, уже давно и след простыл. Мою машину он на этот раз оставил в покое, не тронул, скрылся на своих двоих. Интересно, куда?
Впрочем, что-то мне подсказывало, что с гоблином мы еще встретимся.
Офис нашего отдела располагался в месте крайне живописном – прямо на берегу речки, протекавшей через весь Чертанск. Река была не очень чистой, впрочем, вид из окон все равно радовал глаз. Мы занимали небольшой, отдельно стоящий двухэтажный корпус, официально относившийся к Музею естественных наук. Директор музея сдал нам в долгосрочную аренду пустующую пристройку и не прогадал: шеф всегда платил по счетам вовремя и полностью. Вывеска на двери «Детективное бюро расследований «Зоркий глаз» привлекала временами сторонних клиентов, не имеющих ни малейшего представления об истинной сути мира, но, лишь взглянув на наш прайс-лист, большинство таких клиентов в ужасе бежали прочь, а тех же, кто оставался, мы обслуживали на общих основаниях, выполняя поручения тщательно и со всем старанием. Ведь не хватало еще, чтобы нас обвинили в дискриминации большинства…
На первом этаже находилась приемная, совещательная комната, небольшой спортзал, карцер и три кабинета. Один – наш с Виком, второй принадлежал Брайну с Чингизом, там они отсыпались после выездов, а единоличной владелицей третьего была Лена.
Ольга – наша секретарша, отвечала за порядок в приемной, отделенной от остальных помещений шикарной дверью из дорогостоящего красного дерева. Впрочем, обычно дверь эту оставляли широко распахнутой, а вся наша жизнь проходила сообща в совещательной комнате. Так было удобнее: все под рукой, все на месте.
Спортзал же использовали в основном лишь Чингиз и Брайн для ежедневных тренировок. Мы же с Виком занимались не так часто, пару раз в неделю, лишь чтобы держать форму. Лену в зал загнать представлялось мне всегда невозможной задачей, а Оля иногда перед работой бегала на дорожке, стараясь держать фигуру в тонусе.
А карцер был крохотный – метров шесть, не больше. Да и пользовались им на моей памяти крайне редко, он служил скорее в устрашающих целях, ну и так, на всякий случай.
Под зданием располагался небольшой бассейн, вода в который поступала прямиком из реки, проходя, конечно, через множество фильтров.
А вот второй этаж – другое дело. Ровно половину занимал кабинет шефа, куда мы заходили крайне редко. Шеф часто бывал в разъездах, а когда находился в городе, предпочитал спускаться в комнату для совещаний, а не вызывать нас к себе. А вторую половину мы отвели под бумажный архив. Несмотря на то, что в наше время почти все документы перевели в электронный вид, тем не менее часть бумаг была настолько секретна или настолько никому не интересна, что тратить время на оцифровку было просто жаль. Так что толстые папки продолжали пылиться на стеллажах, лишь Оля время от времени протирала их влажной тряпкой.
Охрану мы никогда не держали. Во-первых, вряд ли кто из Малых Народов решил бы рискнуть жизнью, пробравшись к нам в офис. Мы ребята злые и мстительные, нашли бы наглецов, чего бы это нам ни стоило. А обычные криминальные элементы были осведомлены о серьезной репутации владельцев данного помещения. Уж не знаю, кем они представляли себе нашего шефа, одним ли из столпов местной мафии или крутым полицейским, вышедшим на пенсию и открывшим свой маленький сыскной бизнес, но к нам не лезли ни люди серьезные, ни мелкая шпана. Во-вторых, защитные заклятья, разработанные специально для подобного рода учреждений, крайне эффективны. Хотя, как я сегодня успел убедиться, на каждое заклятье найдется свой перепуганный гоблин, которому оно окажется нипочем. В-третьих, даже обычные решетки на окнах и надежные замки обеспечивали нам относительный покой. К тому же, Музей неплохо охранялся, и в ночное время раз в полчаса совершались обходы по всей территории, включая наше здание. Внутрь, конечно, никто не заходил, но выбитое стекло или приоткрытую дверь заметили бы сразу и приняли соответствующие меры, вызвав либо полицию, либо кого-то из нас. И, наконец, в-четвертых, на ночь мы включали спецзаклятье – так называемый щит, который отразил бы любую атаку извне, как гордо заявлял в свое время шеф. Такая вот дополнительная защита на всякий случай. Я считал это излишеством, но, конечно, спорить с шефом не решился бы ни за какие деньги.
К счастью, пока что ни разу за все время моей работы в «СК» у нас в офисе не возникало опасных ситуаций, если не считать того случая, когда Вик случайно пролил на новую Олину блузку кофе. В тот раз чуть не дошло до смертоубийства, но тут и щит бы не помог, не догадайся Вик моментально испариться из здания.
Поэтому я оставил Сенксанкятр на парковке рядом с принадлежавшим Лене «Мерседесом С-220» – она у нас была любительница классического стиля, – и, набрав код на двери, зашел в здание.
В приемной было темновато, а вот в общем зале горели все лампы. Лена сидела за одним из рабочих компьютеров, рядом с ней валялась стопка свежих распечаток: времени она явно не теряла. Лена выглядела слегка растрепанной, что, впрочем, не удивительно: была уже глубокая ночь, но, тем не менее, ее красота не пострадала: светлые волосы до плеч, ярко-синие глаза, изящная – за ней бегали толпы поклонников всех возрастов, рас и даже полов.
– Показывай нож! – потребовала она, как только я вошел в комнату.
Я протянул ей завернутый в газету нож, она положила его на стол, развернула газету и внимательно уставилась на предмет. Я почувствовал легкое дуновение – заклинание! Глаза у Лены увеличились в размерах, словно собирались вывалиться из глазниц, но так лишь казалось. На самом деле заклятье было совершенно безвредно, оно лишь ненадолго усиливало зрение до уровня дорогого микроскопа.
– Сторонних отпечатков личности нет. Вижу только синий волосок, прилипший к рукоятке. Это Чикерс. Так, очень интересно. Все, как я и думала – это жертвенный нож! Лину принесли в жертву!
Этого еще не хватало. Жертвоприношения – пожалуй, самое неприятное в нашей работе… по крайней мере, для меня. Я до сих пор никак не могу привыкнуть к зрелищу овечьих внутренностей, повешенных котов, замученных птиц, а уж когда кто-то готовит действительно страшное волшебство, то в дело идут и человеческие тела. Но как назло, с периодичностью раз в год, а то и чаще, очередной умник вдруг воображает себя великим черным магом, и начинается…
Поймать такого недоучку обычно бывает достаточно просто, но дел он успевает натворить изрядно. Служба Зачистки дружно матерится, отскребая нарисованные кровью пентаграммы и прочие магические знаки со стен и потолков.
Но тут – дело иное. Работал явно не дилетант. Удар один – точный, прямо в печень. Жертва умерла бы мгновенно, не издав ни звука, если бы не влюбленный гоблин. И время подобрано удачно – все гости отошли к стеклу, никто ничего не заметил, несмотря на изрядное скопление народа. И ведь убийца, скорее всего, толкался среди них, я опрашивал его сегодня, но не имею ни малейшего представления, ни единой догадки о том, кто это мог быть…
Жаль, что Зельден не установил несколько камер в той комнате, хотя прочие залы были ими просто-напросто утыканы. Насколько все могло бы стать проще, но нам, как всегда, не повезло. Очевидно, гоблин использовал эту комнату в личных целях, развлекаясь там с подружкой, и не хотел, чтобы подобные записи могли существовать в принципе…
– Где-то я встречала похожие ножи, – Лена застучала по клавишам. – Сейчас, минуту…
Я подошел к кофе-машине, скромно стоявшей у стены, и нажал на кнопку двойного эспрессо. Раз мне сегодня не суждено поспать, то излишек кофеина не помешает. Все равно поиски Лены займут какое-то время.
Машина заурчала и через несколько секунд открыла створку, выдав мне стаканчик с напитком. Я сел на край стола, напротив Лены, отхлебнул кофе и достал сигарету.
– Не кури здесь! – не отрываясь от работы, потребовала моя коллега. Я всегда поражался ее умению подмечать любую мелочь. Ведь сейчас она даже не смотрела в мою сторону, полностью погруженная в поиски. А может, она просто спрогнозировала мои действия, что было не очень-то и трудно…
Я убрал сигарету обратно в пачку.
– Так, смотри, Лис, я не ошиблась. Вот он, этот нож или очень на него похожий!
Принтер на столе загудел и выплюнул листок бумаги, Лена ловко подхватила его на лету и протянула мне.
Да, на рисунке был тот самый нож, что я отобрал у Чикерса. Те же изгибы, тот же узор, рукоять из неизвестной мне породы дерева.
Ниже шло краткое описание, которое я полностью прочитал, удивляясь все больше и больше.
«…Громобой. Жертвенный нож некоторых гоблинских племен, обитавших преимущественно в лесах. Шаманы, приносившие жертвы с помощью этого клинка, призывали таким образом удачу в охоте и войне, повышали рождаемость в племени и даже отпугивали чужих богов. Клинок традиционно выполнялся из кварца, длина его не превышала тридцати сантиметров. В жертву приносили различных животных, а в особо сложных случаях, когда требовалось вмешательство богов, – первых красавиц племени, которых украшали для этой цели изделиями из бирюзы и морскими ракушками, поскольку ракушки среди лесных племен считались большой редкостью…»
Я внезапно вспомнил, что на Лине были надеты бирюзовые серьги и кулон, а в прическу вплетены три ракушки. Я поначалу не придал этому никакого значения, мало ли, как украшают себя современные девушки, но теперь у меня задрожали руки. Неужели кто-то приготовил Лину заранее для жертвоприношения, обдуманно и хладнокровно, и исполнил свой план.
Это точно не Чикерс. Синий гоблин не только не отличался самообладанием, но вряд ли девушка приняла бы от него подарки, и, тем более, надела их. А в то, что тут простое совпадение, я не верил.
Я высказал свои предположения Лене, она кивнула.
– Ты прав, я тоже это заметила. Девочку готовили к смерти. Вот вопрос: знала ли она сама об этом? И какую цель преследовал убийца? Какую проблему он пытался решить таким способом?
– Этого я сказать не могу, потому что не знаю. Зато я, кажется, знаю, от кого Лина могла принять украшения в подарок. Ведь, не думаешь же ты, что она надела их случайно?
– Не думаю, – кивнула Лена. – Это Зельден. Я уже выслала за ним ребят несколько минут назад. Брайн был крайне недоволен вызовом, он, кажется, весело проводил время, судя по звукам, что раздавались на фоне. А вот Чингиз принял вызов спокойно. Почему так?
Лена, несмотря на высокие аналитические способности, которыми я всегда восхищался, иногда не понимала простых вещей.
– Все как обычно. Брайн гуляет с девочками, а Чингиз спит дома, с женой. Поэтому первый недоволен, а второму все равно. Все же двенадцать лет брака дают себя знать: будь ты хоть сам Будда, но напор страстей давно перерос во что-то иное…
Гений нашего отдела задумалась о природе вещей. Сама она до сих пор не вышла замуж, потому что, как я считал, все еще искренне удивлялась огромному разнообразию человеческих характеров и привычек. Она сама не знала, кого бы ей полюбить, да так, чтобы на всю жизнь, от кого родить детей и не жалеть потом об этом. Ведь вокруг столько замечательных людей, и не только людей…
Вот так она и мучилась все двадцать пять лет своей жизни, выбирая и сравнивая, но пока ее старания привели лишь к паре романов, закончившихся, почти не успев начаться.
Внезапно раздался удар, сотрясший все здание, я полетел на пол, а сверху на меня упала испуганная Лена.
– Что это? – спросила она, устраиваясь поудобней на моей груди.
– Кажется, в нас стреляли!
Я мягко отстранил ее и поднялся было на ноги, но тут же вновь свалился от второго удара (или выстрела): я тоже никак не мог понять, что же, черт возьми, происходит?!
– Защита выдержит? – полюбопытствовала Лена, спрятавшись на всякий случай под столом.
– Шеф ставил, самолично, так что должна выдержать все, вплоть до прямого ядерного удара.
– Ну, уж это ты загнул, – захихикала Лена, – ядерный удар никакой щит не выдержит, пусть даже Яхонт Игоревич год бы тут сидел, корпел. Все же, понимаешь ли, при взрыве подобного рода высвобождается столько свободной энергии, что…
– Прости, перебью тебя, но, думаю, этот вопрос сейчас не актуален. Кажется, по нам бьют из крупного калибра, но все же не настолько крупного, как тебе, может, хотелось бы.
– Да ты что! – возмутилась Лена. – Я вовсе не желаю, чтобы в нас кидали бомбами, какого бы размера они ни были!
– Ну вот и славно… Ты звякни ребятам, пусть поторопятся, а я пока пойду проверю, кто это там развлекается…
– Только осторожней, а то Оля мне не простит твоей бесславной гибели.
– А при чем тут Оля? – подозрительно поинтересовался я. Лишь бы меня опять не сватали без меня, как бывало уже пару раз. Оля у нас всего год, а планы Лены по устройству личной жизни всех, кто, по ее мнению, в этом нуждался, были грандиозны. И то, что наш аналитик сама слабо разбиралась в этих вопросах, ничего не значило. Со стороны, мол, виднее, как она считала, и пока переубедить ее не удавалось.
Третий удар швырнул меня вперед, прервав цепочку рассуждений. На этот раз упал я удачно, оказавшись в приемной, неподалеку от окна, выходящего на парковку.