Я с невольным стоном перевернулся набок – и тут меня вырвало мерзкой желто-зеленой жижей с привкусом прокисшей ванили.
«Твою мать, – прошелестела в голове такая же, как я сам, полудохлая мысль. – Касси… яд зонной росянки… в воду подлила…»
Зонная росянка – хищное растение-мутант с длиннющими листьями, произрастающее на зараженных болотах Зоны отчуждения. На кончиках этих листьев – шипы с капельками сладко-ванильного наркотического яда, висящими на остриях. Жрет зонная росянка любую органику. Квазимуха ли прилетит на запах смертоносного нектара, болотные черви ли приползут полакомиться мясистыми побегами, ворона ли позарится на неестественно-блестящие капельки – тут их и захлестнут, завернут в себя, проколют шипами хищные листья.
Говорят, где-то на севере Зоны нашли росянку с пятиметровыми листьями, в один из которых была завернута голова сталкера – вернее, то, что от нее осталось. Не иначе, собирал яд сталкерюга, да и не успел увернуться от стремительного удара хищного листа.
Дело в том, что яд зонной росянки – очень дорогой и сильный наркотик, вызывающий эйфорию, временное отупение и неистовое сексуальное желание. Казалось бы, идеальная дурь, но, тем не менее, наркоши ее не жалуют. Уж больно тяжелый от нее отходняк, крутит так, что мама не горюй. А еще нередки случаи передоза. Хапнул чуток больше, буквально на миллиграмм – и всё, транзитом уехал в Край Вечной войны. И меньше дозы употреблять бессмысленно. Не вштырит, но отходняк все равно будет в полном объеме.
В общем, пытаться поймать кайф от этой местной экзотики занятие для экстремалов, кому своя жизнь ни капли не дорога. И, по ходу, сегодня вечером я стал тем самым экстремалом. Расслабился от вида красивой сволочи, когда понял, что стрелять в меня она не собирается, – и получил свое в полном объеме.
И потерял тоже в полном…
Когда мое тело перестало сотрясаться в рвотных спазмах, я поднял чугунную голову и увидел то, что уже ожидал увидеть.
То есть, ничего.
Ни Касси возле потухшего костра, ни своего рюкзака, ни, разумеется, оружия.
Ни-че-го.
«Развела как лоха… и оставила подыхать… вот сволочь…»
Впрочем, чего я ожидал? Весь мир это одна большая Зона отчуждения, где нельзя доверять никому. Ибо доверие – слабость, потому что доверяющий это потенциальная жертва, не ждущая удара в спину. То есть, можно бить, не опасаясь получить ответку. Кто ж в здравом уме откажется так ударить? Правильно, никто. Соответственно, исходя из того, что каждый в этом мире занят лишь обеспечением личного благополучия, то доверять кому-либо все равно, что подставлять шею под топор палача, надеясь, что тот проявит снисхождение и не выполнит свою работу…
Такие вот мрачные мысли шевелились у меня в голове, пока я тащил свое непослушное тело к озерцу. Над Зоной занимался тусклый рассвет, и первые лучи солнца, скользящие по поверхности воды, явно и четко обозначили на ней большие радужные пятна. Блин, а вечером их незаметно было… Стало быть, и это отравленное озеро не исключение из общего правила – всё имеет свой изъян, просто его порой не сразу замечаешь.
Впрочем, выбирать мне не приходилось. Как говорится, клин клином вышибают. И хотя меня трясло от холода – промерз за ночь насквозь, – я все равно шагнул в ледяную воду и немедленно погрузился в нее по макушку. Вынырнул, стуча зубами, после чего заставил себя два раза переплыть озерцо сначала туда, потом обратно. Мокрая одежда и обувь тянули вниз, но это только придало мне сил – когда кто-то или что-то мешает, со мной всегда так. А когда подошвы плотно зашнурованных «берцев» вновь коснулись дна, я зачерпнул отравленную воду ладонями и начал пить.
Вода пахла бензином, ржавчиной и тиной, но я не останавливался до тех пор, пока меня снова не вырвало. Душевно так, аж в глазах помутнело.
Зато сразу после этого стало легче. Исчез ванильный привкус во рту, и хотя меня все еще слегка потрясывало, это, думаю, уже было из-за холода. Если человек не сдох сразу, жестокий отходняк от яда зонной росянки проходит бурно, но довольно быстро. Особенно если знать, как ускорить процесс.
Я знал. В свое время сталкер Баян поделился опытом. Поэтому я вытащил свое обессиленное тело из озерца, и заставил его двигаться. То есть, побежал по едва заметному следу на серой траве – с грузом оружия и припасов Касси не могла уйти далеко.
Кстати, по большому счету со мной она просчиталась. Надо было не надеяться на яд, а пристрелить меня, пока я был в отключке. А еще надо было не полениться расшнуровать мои «берцы», и найти за высоким голенищем правого кайдексовые ножны, в которых покоился мой нож «Сталкер». Я бы не сказал, что этот маленький нюанс уравнивал мои шансы с подлой «всадницей», но, по крайней мере, давал надежду вернуть похищенное.
Кто-то, возможно, скажет: «фи, он, похоже, собрался резать девушку». Да, применю оружие без проблем, если эта девушка попытается выстрелить в меня. А если не успеет, просто заберу свое, дав напоследок увесистого пинка по упругой заднице. Ибо подлость – она вне всех этих «фи».
И вообще, по меркам Зоны я очешуеть какой благородный. Мужика б за воровство своего имущества прирезал в любом случае без проблем, а с дамой возможны варианты – если, конечно, дама не вздумает дурить и отдаст мое по-хорошему. Насколько мне известно, другие в Зоне со слабым полом не церемонятся. Потому девчонки встречаются тут очень редко. Только полные оторвы, типа этой Касси, или моей Сорок Пятой.
Кстати, странно… Вспомнил о жене – и впервые ничего не почувствовал. Ни сердце не кольнуло, ни взгрустнулось ничуть. Перегорел? Возможно… Любым чувствам рано или поздно наступает конец, если они не подпитываются взаимностью. Но, может, все-таки осталось что-то?
Я прислушался к себе, как врач прислушивается к хриплому дыханию больного, отходящего в луч-ший мир.
Нет, ничего. По ходу, от моих былых чувств к жене ничего не осталось. Умерли, сердешные, отмучились. Остался лишь долг. Придуманный мною, но, тем не менее, существующий.
Долг перед той, кого я когда-то любил до безумия? Да нет, скорее, долг перед самим собой, перед своими воспоминаниями, перед прошлым своим… Перед той Машей, что носила мне передачи в тюрьму. И пусть она стала совершенно другой, и от чувств к ней ничего не осталось, долг никуда не делся. Поэтому сейчас мне очень нужно найти Кузнеца… но сначала неплохо бы было вернуть мою испорченную «Бритву», иначе, блин, на фига мне Кузнец? Правильно, тогда Кузнец мне не нужен…
От бега мокрая одежда на мне стала сначала сырой, а потом просто высохла. И если поначалу я стучал зубами от холода и последствий отравления, сейчас мне даже стало немного жарко, и я несколько сбавил темп. Неплохая зарядка получилась. Токсины вышли с по́том и теперь моя «песчанка» слегка пованивала ванилью. По ходу, в дальнейшем с этого запаха меня будет воротить по жизни. Ну да ладно. Найду Касси, отберу свое добро и в ближайшем баре сменю свою «песчанку» на новую камуфлу, облегчусь на две сотни «пээмовских» «девяток», все равно они после смерти Фыфа мне без надобности…
Подумал – и тут же одернул себя. Хорош делить неубитого медведя. Ты сначала найди эту чертову «всадницу», и потом останься в живых, ибо Касси не просто смазливая девица, а тренированный, и при этом хорошо вооруженный воин.
В отличие от некоторых…
А потом я услышал выстрелы.
Стреляли со стороны небольшой рощицы кривых деревьев, обсыпанных скукожившимися красноватыми листьями. И не поймешь сразу, то ли от радиации их скрючило, то ли потому, что осень на дворе.
Впрочем, судьба листьев меня интересовала гораздо меньше судьбы моего имущества. Следы Касси на траве вели явно к этим деревьям, значит что? Правильно, значит, скорее всего, это сейчас бывший мой автомат рявкнул три раза подряд короткими очередями – и заглох. Плохо. Если, конечно, Касси досталась мутанту, и он сейчас ее вдумчиво кушает, я подожду. Покушает и уйдет, а я заберу свое добро.
Но чуйка подсказывала мне – ни фига так просто ничего не решится. Не мутанты напали на зеленоглазую воровку. И это плохо вдвойне, так как отбивать свое имущество теперь придется не у одной агрессивной сталкерши, а у нескольких вооруженных типов.
Кстати, в очередной раз не подвела меня чуйка, в разы обострившаяся после того, как я побывал внутри «веселого призрака». Уже подбегая к роще, я услышал возбужденные мужские голоса, и тут же снизил скорость, сменив бег на осторожные, крадущиеся шаги. Не в моем положении носиться по Зоне как наскипидаренный олень. Когда у тебя за душой один только нож, ходить надо тихо-тихо и дышать через раз, чтоб тебя случайно не заметили.
Впрочем, скорее всего, мои предосторожности были излишними. Я крался меж деревьями, голоса становились все громче, и уже понятно было – те типы впереди слишком заняты, чтоб обратить внимание на еле слышное шуршание травы под подошвами моих «берцев».
– Мля, сочняк бабец, а? Вот уж свезло так свезло!
– Что сочняк то да, но злая, сучка! Мне руку чуть не прокусила, глянь, до сих пор укус кровит.
– Гы-гы! А она точно не ядовитая? По ходу, больно на мутантиху похожа, глянь глазищи-то какие. Скукожишься на фиг с ее укуса и превратишься в ктулху.
– Ему и превращаться не надо. И так харя один в один, только щупалец не хватает.
– Гы-гы-гы!
– Я вам дам «гы-гы», уроды. Слышь, Хрюндель, ты с нее штаны сымешь когда-нибудь или нет? А то я до вечера своей очереди не дождусь.
– Иди сам сыми, умный, мля! Она ж брыкается как фенакодус!
– Блин, да дай ты ей еще раз по тыкве, как щуке свежевыловленной, она и сомлеет. Только не убей на хрен, мы ж не некрофилы какие-нибудь.
…Судя по голосам, доносившимся из-за деревьев, говоривших было четверо. И не трудно догадаться, почему они беседовали столь громко и возбужденно. Женщины в Зоне редкость, а такие, как Касси и на Большой земле нечасто попадаются. Вот и тряслись у воинов ручонки в предвкушении соития всей жизни. И не трудно было догадаться, что ждет Касси, после того, как пленившие ее удовлетворят свою похоть. Оставлять в живых женщину-воина после изнасилования это же до конца жизни ходить да оглядываться в ожидании пули в затылок или ножа меж лопаток. Женщины гораздо более мстительны, чем мужчины, и поэтому для ловца удачи гораздо проще устранить проблему в зародыше, нежели нажить ее в полном объеме.
Я осторожно выглянул из-за дерева. И увидел то, что примерно и ожидал увидеть.
Касси лежала на траве, распятая меж двумя деревьями – ее руки были крепко примотаны ремнями к вылезшим из земли корням дендромутантов. Небось, оглушили девушку, привязали, надеясь поразвлечься, а она возьми да очнись. Прямо скажем, кайфоломная ситуация, когда пленная девушка – воин, а у пленивших небогатый опыт в групповых изнасилованиях.
Мне хватило беглого взгляда, дабы понять, что за публика так быстро и ловко отловила строптивую «всадницу». На поляне кучковался отряд армейских сталкеров. Бывших военных – охранников Периметра, решивших, что гораздо выгоднее самостоятельно добывать артефакты в Зоне, нежели гоняться по ней за шустрыми и безбашенными ловцами удачи.
Этих парней, знающих Зону как свои пять пальцев, вояки с Большой земли считали предателями, и при поимке расстреливали на месте без суда и следствия. Впрочем, поймать отступника – задача не из легких. Вполне можно вместо очередной медали на грудь словить пулю в глаз, что с учетом опыта армейских сталкеров гораздо вероятнее той медали.
Поэтому военное начальство, скрепя сердце, предпочитало договариваться с отступниками, нежели расходовать личный состав, посылая его в Зону фактически на верную смерть. Платили им впятеро, а то и вдесятеро против их прежних зарплат, и вновь отправлялись в Зону опытные вояки, теперь уже точно зная, ради чего горбатятся.
Многие кадровые военные мечтали стать армейскими сталкерами, но решались на это единицы, которые в одну харю могли справиться с тремя-четырьмя противниками. Те, кому сам черт не брат, а Зона – мать родная. Те, кто не боялся большого срока или даже расстрела за дезертирство, те, кто был уверен, что сможет прогнуть военное начальство на совершенно другие деньги за свои услуги.
В общем, их было четверо. И в трех шагах от Касси лежал мой рюкзак. И за спиной самого здорового сталкерюги болтался мой «КС-23», который такой бугай, ясное дело не отдаст без боя. А еще впереди у меня был целый день в Зоне, прожить который без оружия просто нереально.
Конечно, сойдись я с четырьмя армейскими сталкерами лоб в лоб, имея при себе лишь один нож, шансов бы у меня тупо не было бы. Вообще. Ни одного. Но сейчас у меня имелось одно маленькое преимущество.
Все четверо смотрели на Касси, причем один, ухмыляясь, заходил со стороны головы пленницы, демонстративно разминая мясистые кулаки, а второй, владелец неухоженной, засаленной черной бороды, торопясь, расстегивал штаны.
– Ну чо ты там телишься, анестезиолог? – нетерпеливо крикнул бородач – видать, самый авторитетный в группе, которому по штату положено было первому отведать трофейных прелестей «всадницы». – Сказано же, бей по тыкве!
– Куда бить-то? – сомневаясь, проговорил «анестезиолог», становясь на колени и прикидывая, как бы половчее двинуть Касси, чтоб она перестала трепыхаться. – Не рассчитаю, убью же на хрен.
– В макушку тресни, – посоветовал бугай, новый владелец моего карабина.
– А можно в висок, – нервно хмыкнул четвертый, аж с двумя «калашами» на плече – видать, бородатый и спец по вырубанию девчонок сдали ему свои стволы на хранение перед тем, как заняться пленницей.
Угу. Стало быть, этот четвертый самый нижний по рангу в группе. Значит, самый неопасный, хотя и держит в свободной руке российский пистолет-пулемет «АЕК-919К», по виду смахивающий на знаменитый израильский «Узи». Типа, прикрывает собратьев по оружию, пока те развлекаются. А лысый бугай с моим КС за спиной в своих лапищах дополнительно «Грозу» держит, автоматно-гранатометный комплекс, хоть и несуразный с виду, но на коротких дистанциях совершенно убойный.
Бугай стоял ко мне спиной, и это было хорошо. Коли я эту кеглю уложу, с остальными, может, будет полегче. Если, конечно, мне повезет…
«Анестезиолог» занес кулак над головой Касси, окружающие затаили дыхание…
И в это мгновение я прыгнул вперед.
Кулак «анестезиолога» опустился на макушку Касси. Та, естественно, сдавленно вскрикнула, прежде чем потерять сознание. И ее вскрик совпал с хрипом лысого, в шею которого я вогнал свой нож чуть не по самую рукоятку.
Бил я двумя руками, в точку чуть ниже мясистого затылка. Ибо если удается вонзить клинок между четвертым и пятым шейными позвонками, все тело ниже шеи мгновенно парализует. Плюс если во-ткнуть нож еще и достаточно глубоко, то, помимо этого, рассекается трахея. А я воткнул именно глубоко, скорее всего, кончик клинка аж спереди вышел, развалив кадык.
Впрочем, я этого не видел, так как стоял позади мертвого тела – хрипящего, медленно оседающего вниз и еще не осознавшего, что оно уже мертво. Мгновенно убить человека ножом непросто, есть лишь несколько верных способов. И тот, что я применил, был верным на сто процентов.
Правда, после такого удара выдергивать клинок обратно бывает затруднительно. Зажимает его меж позвонками, плюс падающее тело увлекает за собой нож, вырывает рукоять из руки. Я, естественно, дернул «Сталкера» назад, но лишь чуть не завалил на себя мертвеца. Застрял клинок… Вот незадача-то! А «Гроза» у свежеубитого вот-вот вывалится из рук, сведенных предсмертной судорогой…
Счет шел на доли секунды, но я ничего не мог поделать. Нож с характерным изгибом клинка заклинило намертво, а тот ушлепок с автоматами за спиной уже поднимал руку со своим «аеком», явно намереваясь рассечь меня очередью.
Проклиная все на свете, я коленом уперся меж лопаток трупа и со всей силы рванул рукоять вбок и на себя…
И нож поддался. В шее трупа что-то хрустнуло, из рассеченной сонной артерии вяло плеснула кровь – когда сердце уже не работает, и характерного фонтанирования не происходит. Вот ведь интересно как: ты только что голову чью-то фактически откромсал, так, что она уже набок заваливается, и сам ты падаешь вниз, потому что твой враг уже нажал на спуск, и в твою сторону летит веер пуль, и тебе ничего не остается, как падать вниз, надеясь укрыться за трупом… А мозг по пути выхватывает детали, кадры твоей жизни, причем выборочно выхватывает, словно альбом на память составляет.
Рожа автоматчика с удивленными глазами – мол, надо же! Откуда-то взялся некий тип, который кореша в момент завалил!..
Голова убитого мною бугая, все больше заваливающаяся вправо, открывающая неаппетитный мясной срез с отверстиями крупных, грубо перерезанных артерий…
Приближающаяся земля с травой, более темной, чем обычно, от кровищи, плеснувшей на нее…
И моя рука, взметнувшаяся навстречу мигающим вспышкам, огненными цветами распускающимся на дульном срезе автомата…
И окровавленный нож, птицей выпорхнувший из этой руки, летящий по воздуху, вращаясь и разбрызгивая вокруг себя тяжелые рубиновые капли…
Вот такая поэтичная хрень промелькнула в моей голове, пока я падал на землю. Хрень потому, что война – это ни разу не красиво, как не бывает красивой грязь, кровь и боль человека, в глаз которого вонзается остро отточенная сталь…
В труп бугая ударили пули. Тело качнулось назад, грозя завалиться на меня. Но я успел оттолкнуть его, и оно мешком рухнуло на бок, при этом клок кожи, поддерживающий связь головы с телом, порвался, и та покатилась по траве, похожая на ушастый мяч.
Я же катнулся по земле, по пути подхватывая «Грозу», оброненную лысым. Лично для меня агрегат неудобный, но на безрыбье и ухват оружие.