Она «тащилась» от рок-музыки и марихуаны, а также знала толк в том, что называла «коротенькое рандеву» и «полюби папочку». У нее был дружок, но он год назад поступил в морское училище. С тех пор Джули не видела его, хотя все еще писала ему каждую неделю. Она и две ее подружки, Руфь Хонингер и Мэри Бет Гух, не пропустили ни одного рок-концерта в Вихите, а в сентябре прошлого года автостопом добрались до Канзас-Сити, чтобы увидеть Ван Халена и Гигантов Хэви-метал на концерте. Она «потрахалась» с басистом ансамбля и сказала, что это было «самое сильное впечатление всей жизни»; она «кричала и плакала» в течение суток после смерти отца, а за ним и мамы, хотя ее мать и была «грязная шлюха», а ее отцу не нравился Ронни, ее дружок-моряк; после окончания колледжа она намеревалась стать манекенщицей в Вихите или «отправиться в Голливуд и подписать контракт с одной из этих компаний, которые делают „звезд“, ведь я прекрасно смотрюсь на фоне разных декораций, а Мэри Бет сказала, что поедет со мной».
Сказав это, она вдруг вспомнила, что Мэри Бед Гух умерла и, значит, уже никогда не станет манекенщицей или «звездой»… и так далее, и тому подобное. Это был уже не словесный поток, нет — целый шквал, который обрушился на Ника.
Когда же поток слов начал иссякать, ибо в мире нет ничего бесконечного — ей захотелось «заняться этим» снова. Ник покачал головой, и она надула губы.
— Знаешь, а я ведь могу и не захотеть идти с вами, — капризно сказала она.
Ник пожал плечами.
— Ладно, ладно, — торопливо сказала она. — Я не это имела в виду. Я шучу.
Ник посмотрел на нее. Было в Джули что-то такое, что ему очень не нравилось. Что-то нестабильное. Он понял вдруг, что она солгала насчет своего возраста. Ей не было семнадцать, как не было четырнадцать или двадцать один. Ей было столько, сколько вы бы хотели, чтобы ей было. «Ее сексуальность, — подумал Ник, — всего лишь проявление чего-то другого… симптом». Симптом — это слово, которое применяют к тем, кто болен, верно? Думает ли он, что Джули больна? Наверное, да; и Ник испугался, представив, какое впечатление она может произвести на Тома.
— Эй, твой приятель просыпается, — сказала Джули.
Да, Том действительно проснулся и сидел сейчас на скамейке, запустив пальцы в давно нечесанные волосы и растерянно озираясь по сторонам. Ник вспомнил о желудочных таблетках.
— Эй, парень! — с этим воплем Джули бросилась к Тому. На каждом шагу ее грудь вздымалась, как парус. Изумление и растерянность в лице Тома усилились. Он бросил умоляющий взгляд на Ника. Тот нехотя кивнул.
— Я Джули, — сказала девушка. — Как поживаешь, миленький?
Погруженный в мысли — и нелегкие — Ник снова вошел в аптеку, чтобы взять лекарство для Тома.
* * *— Нет-нет, — Том отрицательно покачал головой. — Нет, не буду. Том Каллен не любит лекарства, право слово, они плохие на вкус.
Ник настойчиво протягивал ему таблетку, но Том продолжал качать головой. Ник оглянулся на Джули, надеясь, что она поддержит его, но девушка повела себя совсем странно.
— Правильно, Том, — сказала она. — Не пей таблетки, они — яд.
Ник растерянно моргнул. Она подмигнула ему, давая понять, что пошутила. Желая убедить Тома, что таблетки не ядовиты, Ник достал еще одну и принял ее. Тома это не убедило.
Нет-нет, Том Каллен не станет принимать яд, — сказал он, и Ник, в душе проклиная девушку, увидел, что Том испуган. — Папа не велит. Папа говорил, что если яд убивает крыс, то он убьет и Тома! Никакого яда!
Резко повернувшись к Джули, Ник, на мгновение заколебавшись, отвесил ей пощечину. Том широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел на него.
— Ты… — начала она, не в состоянии подобрать подходящие слова. Ее лицо потемнело от гнева. — Ты мерзкий ублюдок! Это была просто шутка, кретин! Ты не смеешь бить меня! Не смеешь, черт тебя побери!
Она бросилась на Ника, но он отшвырнул ее. Она упала на землю и заверещала:
— Я убью тебя! Не смей трогать меня!
Раскалывалась голова. Ник достал из кармана ручку и дрожащими руками написал печатными буквами записку. Затем вырвал листок и протянул его Джули. Девушка оттолкнула его руку. Тогда, схватив правой рукой Джули за шею, левой он поднес записку к ее глазам. Том с ужасом наблюдал за происходящим.
Она воскликнула:
— Хорошо! Я прочту! Я прочту твою вонючую писульку!
Там было всего четыре слова: «Ты нам не нужна».
— Будь ты проклят! — воскликнула Джули, заливаясь слезами. Поднявшись, она сделала несколько шагов по дороге. В ее глазах сверкала ненависть. Ник почувствовал усталость. Почему именно она, из всех возможных вариантов?
— Я не останусь здесь! — обернулась к нему Джули Лори. — Я ухожу. И ты не сможешь остановить меня.
Неправда, может. Как она до сих пор этого не поняла? «Странно», — подумал Ник. Она воспринимала все происходившее как голливудский сценарий, в котором ей была отведена главная роль. Фильм, в котором Джули Лори, известная также под прозвищем «ангельское личико», всегда добивалась того, чего хотела.
Он достал из кармана револьвер и направил его Джули под ноги. Она замерла, и по ее лицу пробежала судорога. Теперь ее взгляд изменился, и она сама сразу стала другой, стала впервые со времени их знакомства настоящей. В ее мир вошло нечто, с чем она не могла совладать. Пистолет. Внезапно Ник почувствовал себя не только усталым, но и больным.
— Я не это имела в виду, — торопливо заговорила девушка. — Я сделаю все, что ты захочешь, честное слово.
Ник сделал рукой с пистолетом жест, означающий одно: уходи.
Она повернулась и начала идти, оглядываясь через плечо. Она шла все быстрее и быстрее, затем перешла на бег. Наконец она завернула за угол и исчезла из виду. Ник спрятал пистолет. Он весь дрожал. Ему было настолько не по себе, будто Джули лори была не человеком, а инопланетянкой с враждебными намерениями.
Он оглянулся в поисках Тома, но Тома нигде не было видно.
Поиски бедняги заняли минут двадцать. Том сидел на скамейке двумя улицами ниже. К груди он прижимал свою железную дорогу. Увидев Ника, он начал плакать.
— Пожалуйста, не заставляй меня принимать это, не заставляй Тома Каллана принимать яд, право слово, папа говорил, что если яд убивает крыс, то он убьет и меня… Пожалуйста!
Ник понял, что все еще держит в руке таблетки. Он отбросил их в сторону и показал Тому пустые ладони. Похоже, его диарея прошла сама собой. Спасибо, Джули.
Тяжело поднявшись со скамейки, Том направился к нему.
— Извини, — повторил он. — Извини. Извини Тома Каллена.
Вместе они вернулись к главной улице… и замерли там, пораженные. Оба велосипеда были безнадежно испорчены. Все содержимое их рюкзаков валялось по обе стороны дороги.
Затем совсем рядом с лицом Ника что-то пролетело — Ник кожей почувствовал это — и Том вскрикнул и бросился наутек. Ник остановился, озираясь по сторонам в ожидании второго выстрела. Стреляли, как он понял, из окна гостиницы. Порох опалил воротник рубашки, но сейчас это было неважно.
Он повернулся и помчался вслед за Томом.
Он не знал, выстрелит ли Джули снова; все, что он знал — что пока ни он, ни Том не убиты. «Мы и так в достаточной степени убиты самой жизнью», — думал он, и это было почти правдой.
* * *В эту ночь они спали в амбаре в трех милях севернее Пратта, и Тому приснился кошмарный сон, из-за чего он проснулся и разбудил Ника. На следующее утро, часам к одиннадцати, они добрались до Юки, где нашли в местном магазинчике пару отличных велосипедов. Ник постепенно отходил от пережитого потрясения.
Только двенадцатого июля, где-то в три часа дня Ник заметил огонек фары. Остановившись (Ник при этом, от неожиданности не справившись с управлением, упал с велосипеда в кювет), он пристально вгляделся в дорогу. Огонек приближался со стороны возвышающегося неподалеку холма. Ник не верил собственным глазам. Это был грузовичок-«пикап», и он медленно приближался.
Подъехав, «пикап» остановился. Последней мыслью Ника перед тем, как открылась дверца и из кабины вылез водитель, было: сейчас он увидит Джули Лори, победно улыбающуюся. В руках у нее будет пистолет, из которого она раньше пыталась пристрелить их, и тогда у них не останется никаких шансов остаться в живых. Нет ничего страшнее женщины в гневе.
Однако вместо Джули они увидели сорокалетнего мужчину в широкополой шляпе, а когда тот улыбнулся, из его глаз во все стороны разбежались солнечные зайчики.
И сказал этот мужчина буквально следующее:
— Боже правый, как же я рад видеть вас, ребята! Скорее залезайте в кабину, и мы уедем отсюда к чертовой матери.
Так Ник и Том встретились с Ральфом Брентнером.
41
Раскалывалась голова.
Мир перед глазами то тускнел, то вновь начинал играть красками. А чего еще он мог хотеть, если всю последнюю неделю не было такой ночи, чтобы его не посещал один и тот же кошмар, из-за которого он просыпался в холодном поту?
Однако вместо Джули они увидели сорокалетнего мужчину в широкополой шляпе, а когда тот улыбнулся, из его глаз во все стороны разбежались солнечные зайчики.
И сказал этот мужчина буквально следующее:
— Боже правый, как же я рад видеть вас, ребята! Скорее залезайте в кабину, и мы уедем отсюда к чертовой матери.
Так Ник и Том встретились с Ральфом Брентнером.
41
Раскалывалась голова.
Мир перед глазами то тускнел, то вновь начинал играть красками. А чего еще он мог хотеть, если всю последнюю неделю не было такой ночи, чтобы его не посещал один и тот же кошмар, из-за которого он просыпался в холодном поту?
Мысли возвращались к туннелю Линкольна. Именно туннель и снился ему. Там все время кто-то находился позади него, но во сне это была не Рита. Это был дьявол, и он сталкивал Ларри в пропасть с бесстрастной усмешкой на лице. Чернокожий человек не был ожившим трупом; он был хуже, чем оживший труп. Ларри пытался убежать от этого кошмара, но как убежишь, если чернокожий дьявол, черный колдун, видит в темноте, как кошка? И еще видение звало: «Иди ко мне, Ларри, иди же; мы вместе отправимся тудааааааааа…»
Ларри чувствовал, как дыхание чернокожего опаляет его плечи; это чувство не покидало его и после пробуждения. Впору в один прекрасный день не проснуться вовсе!
Днем видение исчезало. Чернокожий был порождением тьмы. Днем оставалось только Большое Одиночество, разъедающее его мозг. Днем его мысли часто возвращались к Рите. Милая Рита, женщина-девочка. Смерть ее, наступившая во сне, была легкой и безболезненной, и вот теперь он…
Да-да, сходит с ума. Именно так, не правда ли? Именно это с ним и происходит. Он сходит с ума.
— Сумасшедший, — простонал он. — Боже, я становлюсь сумасшедшим.
После того, что случилось с Ритой, он не мог вести мотоцикл. Перед ним будто возник внутренний барьер. Поэтому он шел теперь пешком — сколько же дней? Четыре? Восемь? Девять? Он не знал.
Когда же он отказался от мотоцикла? Не вчера, и, наверное, не позавчера, да и какое это имеет значение? Постой, это, кажется, было в городке под названием Госсвиль, хотя и это не важно. Факт остается фактом: он не может пользоваться мотоциклом. Велосипед тоже не для него. Попробовав проехать пятнадцать миль, Ларри всю ночь потом корчился от боли в суставах.
С тех пор он шел пешком. Он прошел несколько маленьких городков, расположенных вдоль шоссе 9. Там были магазинчики, в которых стояли новенькие мотоциклы с ключами, висящими на руле, но если он смотрел на них слишком долго, перед глазами появлялась картина автокатастрофы и он сам, лежащий в луже крови и обсиженный мухами. Тогда Ларри торопился уйти подальше от магазина.
Он потерял вес — а как иначе? Он шел целыми днями напролет, от рассвета до заката. Он не спал. Кошмар будил его задолго до четырех часов, и он, включив фонарик, с нетерпением ждал первого луча солнца, готовый снова тронуться в путь. Ел он теперь очень мало, хотя уже давно перестал испытывать чувство голода. Лицо его потемнело, а глаза запали.
В тот день ему с самого утра было как-то не по себе, и увидев на дороге старый развесистый клен, Ларри, не задумываясь, лег в его тени на землю, решив — поскольку торопиться некуда — полежать и передохнуть.
В тени было градусов на пятнадцать прохладнее, чем на солнце, и Ларри с блаженством потянулся. Болела голова: было трудно повернуть шею.
— Парень, ты болен, — сказал Ларри и откинувшись на теплую, пахнущую летом землю, прикрыл глаза. Где-то неподалеку журчала вода. Звук ее манил и успокаивал одновременно. Через минуту он встанет и подойдет к воде, умоется и вдоволь напьется. Через минуту.
Он уснул.
Шли минуты, а сон его становился все глубже. По небу, отбрасывая на лицо Ларри отблески, медленно катилось солнце.
Неожиданно рядом в кустах что-то зашуршало — и все тут же стихло. Затем через некоторое время в зарослях появилась голова мальчика лет десяти-тринадцати, слишком высокого для своих лет. Все тело мальчика было покрыто укусами москитов и комаров, застарелыми и свежими. В правой руке мальчик держал мясницкий нож. Лезвие было длиной не менее фута, с заостренным концом. На гладкой стальной поверхности отражалось солнце.
Медленно и осторожно мальчик приблизился к Ларри. Голубые глаза, слишком маленькие для детского лица, были посажены чуть наискось, что делало мальчика похожим на китайца. Это были очень выразительные глаза, и сейчас они выражали решимость. Мальчик поднял нож…
Женский голос тихо, но настойчиво сказал:
— Нет.
Мальчик со все еще занесенным для удара ножом повернулся на голос. Лицо его приняло обескураженное выражение.
— Это всегда успеется, — сказал женский голос.
Мальчик помедлил, переводя взгляд с лезвия ножа на Ларри, и затем, не скрывая разочарования, спрятал нож в висящие у пояса ножны.
Ларри так и не проснулся.
* * *Когда же наступило пробуждение, первой мыслью Ларри было, что теперь он наконец чувствует себя хорошо. Вслед за первой мыслью пришла вторая: ему зверски захотелось есть. Затем настал черед третьей мысли: солнце, как ему показалось, светит как-то необычно.
Ларри встал и с наслаждением потянулся. Похоже, он проспал почти целые сутки. Взглянув на часы, он понял, что необычного увидел в солнечном свете. Было двадцать минут десятого утра. В животе сильно заурчало. Хочется есть. Вероятно, в большом белом доме найдется какая-нибудь еда. Во всяком случае, это подсказывает его пустой желудок.
Склонившись над ручьем, Ларри вгляделся в свое отражение. Господи, ну и грязен же он! Умывшись, он попытался кое-как отчистить одежду.
Сзади зашевелились кусты, и оттуда выглянули два зеленоватых глаза. Глаза наблюдали за Ларри, в то время, как объект наблюдения, ни о чем не подозревая, направился к дому. Вот он поднялся по ступеням, толкнул дверь и исчез в полумраке холла. Тогда кусты зашевелились сильнее, и оттуда вылез уже знакомый нам мальчик, держащий руку на рукоятке ножа.
Вслед за мальчиком показалась женщина, опирающаяся рукой на плечо своего спутника. Высокая, приятной наружности, она с явной неохотой покидала свое укрытие. Едва заметная в черных, как смоль, волосах, седина делала ее еще привлекательнее. Она была из тех женщин, от которых, лишь раз увидев их, нелегко оторвать взгляд. Если вы мужчина, то при виде ее невольно начнете представлять, как должны выглядеть эти прекрасные волосы, в беспорядке рассыпавшиеся на подушке после ночи страсти. Вы попытаетесь угадать, какова она в постели. Но такая, как она, никогда не подпустит к себе мужчину слишком близко. Она слишком горда. И она готова сколько угодно ждать своего принца, своего единственного Мужчину.
— Подожди, — сказала она мальчику.
Тот нетерпеливо оглянулся.
— Как ты думаешь, зачем он пошел в дом?
Джо — так звали мальчика — пожал плечами, поигрывая ножом в ножнах.
— Узнаем. Когда он выйдет оттуда, просто пойдем за ним.
— Нет, Джо. Оставь это, — твердо сказала она. — Он — человек. Он приведет нас к… — Она умолкла. К другим людям, следовало ей закончить свою мысль. Он человек, и приведет нас к другим людям. Но она не была уверена, это ли имеет в виду, да и вообще не знала, что имеет в виду. В глубине души она даже жалела, что они с Джо встретили Ларри. Поэтому она легонько потянула мальчика за руку, призывая вновь укрыться за кустами. Но Джо сердито высвободил руку. Он не сводил глаз с большого белого дома. Потом внезапно перепрыгнул через кусты и ничком упал на землю. Женщина — ее звали Надин — в тревоге последовала за ним, обеспокоенная поведением Джо. Она увидела, что он лежит с закрытыми глазами, прижимая к груди нож.
Надин села рядом, и прильнув к небольшой щели в листве, принялась наблюдать за домом. Лицо ее, благодаря несколько отрешенному взгляду прекрасных глаз, делало женщину похожей на рафаэлевскую Мадонну.
* * *В течение этого дня Ларри несколько раз казалось, что его кто-то преследует. Однако, когда он оглядывался и пытался увидеть преследующего, перед ним была только пустая дорога. Похоже, те, кто следуют за ним, до смерти боятся его. Поэтому сам он ничуть не был испуган. Тот, кто может бояться старину Ларри Андервуда, который, как известно, и мухи не обидит, вряд ли сам может быть опасен.
Отъехав от белого дома на четыре мили на найденном в сарае велосипеде (почему-то вместе с хорошим самочувствием Ларри опять почувствовал себя в состоянии пользоваться транспортными средствами), он притормозил, оглянулся и крикнул:
— Эй, если здесь кто-то есть, почему бы вам не выйти? Я не причиню вам зла.
Никакого ответа. Он стоял у обочины и ждал. Чирикнув, взмыла в небо птица. И все. Больше никакого движения. Подождав немного, он снова тронулся в путь.