Мальчик молчал.
– Так ты согласен или нет? – нетерпеливо спросил Каштан.
– Я больше не хочу этим заниматься, – тихо сказал Игнат.
Каштан быстрым движением схватил мальчика за ворот ветровки и притянул к себе.
– Слушай сюда, пацан, – холодно заговорил он, – мне плевать, что ты хочешь, а что нет. Ты сделаешь то, о чем я попрошу. Или я потребую, чтобы ты вернул долг прямо сейчас. Без всяких отсрочек.
– Я ведь сказал, что сейчас у меня ничего нет. Но завтра…
– Завтра, – перебил его Каштан, – тебя найдут в реке с разбитой головой. И никто – слышишь, никто за тебя не вступится. А если вздумаешь убежать, я тебя из-под земли достану. Я не собираюсь с тобой шутить, парень. Но я предоставляю тебе выбор.
Каштан разжал пальцы и откинулся на спинку скамейки.
– Ну, так как? – спросил он. – Ты готов обсудить дело?
– Ладно, – ответил мальчик угрюмо. – Но это будет последний раз.
– Конечно.
– И ты простишь мне долг? – все еще недоверчиво спросил мальчик.
Каштан кивнул:
– Да. До последней копейки.
Мальчик перевел дух.
– Значит, сегодня ночью? – повторил мальчик.
– Сегодня ночью, – кивнул Каштан. – Провернем эту операцию и разбежимся. Согласен?
Мальчик глубоко вздохнул и тихо ответил:
– Да.
7
На «операцию» Каштан сам не пошел – у него нашлись какие-то другие, более важные дела. Вместо Каштана с мальчиком отправились его верные опричники – Штырь и Шар. Штырь, тощий и длинный, как деревянная палка, и такой же крепкий, Шар – приземистый, широкоплечий, сильный и упорный, как барсук.
Подсадив мальчика до форточки первого этажа, парни отошли от здания шагов на двадцать и достали по сигарете. Курили они молча, стараясь держать сигареты в пригоршне так, чтобы пылающие огоньки не привлекали чужого внимания.
Однако на этот раз избежать чужого внимания парням не удалось. Какой-то прохожий внезапно свернул с освещенной части дороги в темень и остановился перед бандитами.
– Хороший вечер, парни, – громко сказал он.
Штырь вытянул худую шею и прищурился на незнакомца, а Шар посмотрел на него исподлобья. Фонарь светил незнакомцу в спину, поэтому лица его было не разглядеть.
– Слышь, дядь, шел бы ты отсюда, – с угрозой в голосе произнес Штырь.
– Да, дядя, иди своей дорогой, – пробасил Шар. И добавил с усмешкой: – Если не хочешь нарваться.
Мужчина продолжал стоять.
Штырь и Шар переглянулись.
– Ну, все, мужик, ты нарвался! – грозно рявкнул Штырь, достал из кармана куртки нож и выщелкнул лезвие.
Незнакомец и на этот раз не шелохнулся.
Тогда Штырь подал знак Шару, и тот стал обходить высокого незнакомца слева, одновременно доставая из-под куртки обломок железной трубы.
Однако странный незнакомец снова ничего не предпринял.
– Вали его, Шар! – крикнул тогда Штырь и кинулся на незнакомца, ожидая, что тот повернется и бросится бежать.
Но Штырь просчитался. Вместо того чтобы убежать, таинственный незнакомец сам шагнул навстречу Штырю и – принял бой.
Спрыгнув на землю, мальчик быстро огляделся по сторонам и увидел неподалеку огонек сигареты. Мальчик поправил на плече кожаный рюкзачок и рысью побежал на огонек. Не добежав двух метров, он остановился и удивленно воскликнул:
– Каштан? А где Штырь и Шар?
– Ушли.
Каштан швырнул окурок в лужу и повернулся к мальчику.
– Я все сделал, – сказал мальчик. Он снял рюкзак с плеча и тряхнул им в воздухе. – Здесь то, что ты просил. Теперь я тебе ничего не должен!
Мальчик повернулся, чтобы идти.
– Эй, парень, – окликнул его хриплый шепот. – Есть разговор.
«Ну вот, как я и думал. Они не станут оставлять свидетеля, ведь я могу их сдать. Но бежать я от них больше не буду». Мальчик сжал кулаки и обернулся, собираясь дорого продать свою жизнь.
Каштан шагнул под фонарь. Свет фонаря упал ему на лицо, и мальчик вскрикнул. Перед ним стоял отец Андрей собственной персоной.
– Дьякон! – изумленно проговорил мальчик. – Что вы тут делаете?
– Ты так быстро ушел из ресторана, что мы не закончили разговор, – улыбнулся отец Андрей. – Я пришел его закончить.
Мальчик еще несколько секунд пялился на дьякона, потом завертел головой по сторонам.
– Если ты ищешь своих друзей, то их здесь нет, – сказал дьякон. – Они попытались напасть на меня, но у них не вышло.
– И где они теперь? – спросил мальчик.
Отец Андрей усмехнулся и ответил:
– Полагаю, уже очень далеко. – Затем протянул руку и потребовал: – Дай мне рюкзак.
Мальчик прижал рюкзак к груди.
– Зачем?
– В нем есть вещи, которые тебе не принадлежат. Мы вернем их владельцу.
– Там только мои вещи!
Дьякон поморщился.
– Перестань. Ты ведь умный парень.
– Да. Хорошо. Я отдам. Вот, держите!
Мальчик сделал вид, что протягивает рюкзак дьякону, но вместо этого швырнул его за железную ограду сквера. Дьякон повернулся к ограде, и мальчик, воспользовавшись моментом, дал деру.
Однако ускользнуть от странного дьякона было не так-то просто. Мальчик всегда считал себя отличным бегуном, но дьякон, несущийся за ним по пятам по ночному городу, не отставал ни на шаг. Так они бежали минуты две, потом мальчик резко отпрыгнул в сторону, ловко, как кошка, взбежал по стене дома, запрыгнул на балкон второго этажа, с него перебрался на балкон этажом выше, потом еще выше, взлетел на крышу, перебежал на другой конец и, не останавливаясь, перепрыгнул через железную ограду на жестяную крышу беседки.
Он был уверен, что оторвался от дьякона, потому что ни один взрослый на свете не смог бы повторить этот трюк.
Спрыгнув с крыши беседки на землю, мальчик обежал колючий кустарник и оказался аккурат в том месте, где должен был лежать, дожидаясь его, кожаный рюкзачок.
Рюкзачка, однако, не было. Мальчик опустился на колени и принялся шарить руками в траве и вдруг услышал над самым ухом:
– Привет, Игнат! Что-то потерял?
Мальчик вскочил на ноги обернулся. Отец Андрей стоял перед ним, насмешливо склонив голову набок. На плече у него висел кожаный рюкзак.
– Но как вы… – «Как вы здесь оказались?» – хотел спросить мальчик, но лишь закусил губу, испытывая по отношению к дьякону чувство, похожее на трепет, который испытывает человек, столкнувшись с чем-то сверхъестественным.
– Ты здорово утомил меня своей беготней, – сказал дьякон. – Пойдем-ка ко мне домой и поговорим. С первого раза у нас не получилось стать друзьями. Думаю, горячий чай с вишневым вареньем поможет растопить лед.
– А как же рюкзак? – упавшим голосом спросил Игнат.
– Мы вернем его содержимое владельцу, – ответил дьякон. И добавил: – С сегодняшнего дня, Игнат, ты больше не вор, а добропорядочный член общества.
8
– Черт, – пробормотал Левкус, шагая по мягкому ковру. – Черт, черт, черт…
Он вошел в гостиную и нахмурился.
– Павел Иванович! – всхлипнула полная женщина, поднимаясь с кресла навстречу Левкусу.
Левкус обнял женщину и погладил ее ладонью по спине.
– Нужно крепиться, Марь Иванна. Нужно крепиться.
Когда женщина, всхлипывая, села обратно в кресло, Левкус двинулся к кабинету судьи.
Капитан Звягинцев, выходивший в это время из кабинета, увидел Левкуса, кивнул ему и вернулся вместе с ним в кабинет. Левкус пожал ему руку и подошел к старинному дивану, обтянутому коричневой кожей. Судья лежал на диване с закрытыми глазами и по виду был больше похож на спящего, чем на мертвеца.
Пожилой эксперт Штерн курил у окна. Увидев Левкуса, он поспешно затушил окурок в пепельнице и шагнул навстречу майору. Левкус сделал нетерпеливый жест и проговорил:
– Давай, Василь Петрович, только без вступлений.
– Полагаю, что смерть наступила в результате сердечного приступа, – отрапортовал старик Штерн.
– Отпечатки, следы борьбы?
Эксперт покачал головой:
– Ничего. На столе стояла кружка с недопитой водой, а рядом – таблетки валидола. Человеку просто стало плохо, он принял валидол и лег на диван.
– И умер, – глухо договорил Левкус. – Что еще?
Василий Петрович повернулся, достал из чемоданчика пакет и протянул его майору:
– Посмотрите на это.
Брови майора взлетели вверх.
– Как? – спросил он дрогнувшим голосом. – Опять? Шахматная фигура?
– На этот раз конь, – сказал судмедэксперт. – Он был во рту у судьи.
Левкус взял пакетик с черным шахматным конем, повертел его в руках и вернул эксперту.
– Вот черт… – пробормотал он в который раз за вечер.
– Есть еще кое-что странное, – сказал Штерн.
Левкус цепко прищурился.
– Что именно?
– Откиньте судье со лба волосы.
– Зачем?
– Откиньте и увидите.
Левкус склонился над лежащим на диване мужчиной и брезгливым движением откинул с его лба слипшиеся волосы.
– И что? – спросил он.
– Приглядитесь внимательно, – сказал эксперт.
Левкус прищурил глаза и внимательно посмотрел на лоб мертвеца. Теперь и он различил четыре бледно-голубые цифры – у самых корней волос. Цифры эти были: 27–29.
– Зачем?
– Откиньте и увидите.
Левкус склонился над лежащим на диване мужчиной и брезгливым движением откинул с его лба слипшиеся волосы.
– И что? – спросил он.
– Приглядитесь внимательно, – сказал эксперт.
Левкус прищурил глаза и внимательно посмотрел на лоб мертвеца. Теперь и он различил четыре бледно-голубые цифры – у самых корней волос. Цифры эти были: 27–29.
– Черт… – пробормотал Левкус не то ошеломленно, не то испуганно. – Что это значит?
Звягинцев и Штерн молчали.
– Вот что, Звягинцев, – сказал тогда Левкус, – сфотографируй эту надпись и покажи ее жене судьи. И дочери. А также знакомым и коллегам – всем, кого найдешь. Может, они знают, что это за цифры.
Звягинцев кивнул и подозвал молодого фотографа.
– Вась, сделай несколько четких снимков!
Тот кивнул и защелкал фотоаппаратом. Еще минут пятнадцать Левкус топтался возле трупа, задавая вопросы Звягинцеву и Штерну. Наконец, в кабинет вошли два санитара с носилками и грубовато осведомились:
– Можно, что ли, уносить?
– Уносите! – разрешил Левкус.
Мужчины молча переложили тело судьи на носилки и так же молча вынесли его из кабинета. За дверью послышались рыдания – это вдова увидела мертвого мужа.
Звягинцев и Левкус посмотрели в сторону двери и вздохнули.
– В углу комнаты мы нашли таблетку, – тихо сказал капитан.
– Валидола? – прищурился на него Левкус.
Следователь покачал головой:
– Нет, другая. Коричневая. Я уже отослал ее на экспертизу.
– Хорошо, – сказал Левкус, хотя ничего хорошего в этом известии не было.
Левкус достал сигареты, закурил.
– Что думаешь, Василий Петрович? – спросил он пожилого эксперта. – Это в самом деле сердечный приступ?
– Насколько я могу судить, да, – ответил эксперт, слегка смутившись. – Вскрытие покажет.
Левкус представил себе бодрое, румяное, улыбающееся лицо судьи Трофимова и усмехнулся.
– Н-да… Судья здорово бы удивился, если б услышал этот наш разговор. Наверно, надеялся прожить сто лет. Гимнастика, плавание, обтирание снегом… Не помогло. И что это за цифры у него на лбу? Насколько я помню, большего педанта и аккуратиста, чем Трофимов, найти было нельзя. Он даже руки мыл, как хирург, – тщательно отскабливая каждый палец.
Эксперт молчал, не зная, что сказать.
– Отравление исключаешь полностью? – вновь заговорил майор Левкус. – Сейчас ведь есть яды, по эффекту схожие с сердечным приступом?
– Всякие есть, – ответил Василий Петрович. – Но, даже если это так, мы, скорей всего, ничего не найдем.
– Почему?
– Во-первых, современные яды очень быстро разлагаются, не оставляя следов.
– А во-вторых?
– Во-вторых, у нас здесь не Москва, Павел Иванович. Нужны условия, аппаратура, реактивы… Здесь ничего этого нет.
– Я достану все, что нужно, – угрюмо сказал Левкус. – И немедленно. – Он вмял окурок в пепельницу, хмуро посмотрел на Штерна и приказал: – Поехали в лабораторию.
Пожилой эксперт вздохнул и тоже нахмурился, давая понять, что не видит в такой спешке никакого смысла, однако с Левкусом предпочел не спорить.
Глава 2 Дама под черной вуалью
Гастингс, Англия, сентябрь 1895 г.1
Банкет по случаю окончания шахматного турнира удался на славу. Лакеи, прислуживающие у стола, не успевали обновлять гостям бокалы, фужеры и рюмки.
На дальнем конце стола сидели двое не старых еще мужчин и тихо беседовали.
– Я только что из России, – говорил один, в золоченом пенсне, – и не следил за турниром! Кто победил?
– Первое место занял Гарри Пильсбери, – ответил ему товарищ. – Он американец, и ему всего двадцать три года. Он сумел обойти нашего Чигорина и обоих чемпионов мира – и первого, и второго. У парня большое будущее!
– А чемпионы – это кто?
– Э, да ты, я вижу, совсем далек от шахмат. Вон тот пожилой господин с каштановой бородой и одутловатым лицом – видишь?
– Ну.
– Это первый чемпион мира – Вильгельм Стейниц. Он австриец. А рядом с ним – молодой усач.
– С подвижным лицом?
– Угу. Этот усач – второй чемпион, Эмануил Ласкер. Он немец. Ему двадцать семь лет, в прошлом году он обыграл Стейница и забрал у него титул.
– Ясно. А что же наш Чигорин? Тоже чемпион?
– Он побивал Стейница несколько раз, но на матчах за звание чемпиона проигрывал. Однако многие считают его лучшим шахматистом мира. На этом турнире он занял второе место – аккурат за молодым американцем.
Собеседник поправил пальцем сползающее золоченое пенсне и уточнил:
– Выходит, тоже обошел чемпионов?
– Выходит, так. Потому такой радостный.
– Что ж, выходит, и мы, русские, что-то можем!
– Многое можем, друг мой, многое! Дайте срок, и русские шахматисты завоюют шахматную корону. Да что завоюют – завоевать это полдела. Они будут удерживать ее двадцать… нет, тридцать лет подряд!
– И вы правда в это верите?
– Конечно! Стейниц сам назвал нашего Чигорина лучшим шахматистом в мире! А Ласкер, я слышал это от компетентных людей, так вот, Ласкер боится играть с Михал Иванычем!
– Что ж, ура Чигорину?
– Ура Чигорину!
Мужчины чокнулись фужерами и выпили.
Высокий, широкоплечий мужчина лет сорока, с красивой каштановой бородой и ясным взглядом поднялся с места и постучал вилкой по бокалу.
– Господа, прошу слова! – крикнул он басом.
Шум тотчас стих. Один лишь американский шахматист продолжал по инерции что-то говорить своему соседу. Грузный, пожилой человек со встрепанной бородой, сидящий с другой стороны от американца, ткнул его локтем в бок и сказал:
– Тише, Гарри! Великий русский говорит!
– Не такой великий, как вы, Вильгельм, – со смехом сказал пожилому бородачу Чигорин. – Господа, я хочу поднять этот тост за лучших шахматистов мира, которые собрались за этим столом! Первым сегодня стал Гарри Пильсбери, – продолжал Чигорин. – Ему всего двадцать три года. В сравнении с ним я и мистер Стейниц совершенные старики!
Стейниц покосился на молодого победителя и усмехнулся в бороду.
– Но с нами еще не покончено! – громогласно объявил Чигорин. – Мы еще себя покажем! Именно в этом и заключается суть моего тоста. Я пью за новый турнир и уверен, что он пройдет в Санкт-Петербурге!
– Там, говорят, жуткий холод, – заметил Гарри Пильсбери, совсем юный, худощавый, светловолосый.
– Это верно, – согласился Чигорин. – Но, слава богу, у нас есть чем согреться. – Он поставил бокал с шампанским на стол и взял пустой фужер. – А ну-ка, господин распорядитель, налейте мне русской водки. Да ну, куда ж вы льете? В фужер ее! Да не скупитесь, лейте до краев!
Солидный господин во фраке послушно наполнил Чигорину фужер.
Молодой усач, которого человек в пенсне назвал новым чемпионом и которого звали Эмануил Ласкер, заметно оживился.
– Вы собираетесь выпить эту водку залпом? – поинтересовался он.
– Разумеется! – басом ответил Чигорин.
– Гм… – В глазах Ласкера зажегся интерес. – Если вы выпьете этот фужер залпом и не поморщитесь, я приеду в Россию.
– Считайте, что вы уже там.
– Десять баксов на то, что поморщится, – шепнул Ласкер на ухо юному Пильсбери.
– Принято, – ответил тот.
Чигорин запрокинул голову и в три глотка опустошил хрустальный фужер. Затем швырнул его через плечо и сказал:
– На удачу!
– На удачу! – подхватила публика, сидящая за длинным столом.
Усатый Ласкер нагнулся к американцу и сказал ему на ухо:
– А этот русский умеет пить.
– Главное, что он умеет играть в шахматы, – с мягкой улыбкой ответил ему Пильсбери. Он повернулся к Чигорину, который все еще возвышался над столом, и громко спросил: – Господин Чигорин, а на каком языке мы будем говорить в России?
– Я выучу русский язык! – заявил вдруг Ласкер пьяным голосом. – Сто новых слов в день для меня пустяк!
– Когда я учил испанский, мне и ста пятидесяти было мало, – мягко заметил Гарри Пильсбери.
– А у меня на изучение новой лексики обычно уходит около двух месяцев! – невозмутимо объявил бородатый патриарх Стейниц.
– Что ж, господа, в таком случае, у вас не будет проблем с общением! – весело сказал Чигорин. – Кстати, несколько российских меценатов уже дали согласие поддержать Санкт-Петербургский турнир!
Стейниц пригладил ладонью косматую бороду и сказал:
– В таком случае… ура турниру?
– Ура турниру! – крикнул Чигорин.
Несколько голосов нестройно поддержали его, и шампанское полилось рекой.
2
Санкт-Петербург. Тремя месяцами позжеВ два часа пополудни возле гостиницы «Корона» остановились сани. С них сошел молодой человек выше среднего роста, с тонким, породистым лицом и большими серыми глазами. Одет молодой человек был в пальто и кепи, в правой руке он держал прекрасную трость с золотым набалдашником, а в левой – большой саквояж из желтой свиной кожи, с золотыми, ярко сверкающими на солнце застежками.