— О, да; время идетъ.
— Вы ни чуточки не измѣнились, — сказалъ онъ просто изъ доброты сердечной.
— Да вѣдь и не такъ ужъ много времени прошло.
— Какъ разъ годъ скоро… черезъ недѣлю. Хорошо поживаете?
— Да, благодарю.
— Да, да, конечно. Большая перемѣна. Замужемъ и все такое. Теперь вы важная дама.
— А ведро съ патокой, — сказала вдругъ Марта.
Бенони только поглядѣлъ на ребенка, но не разслышалъ. А Роза немножко сконфузилась такого дешеваго лакомства и сказала:- Да, это тебѣ. Ты вѣдь такъ любишь… Дѣти и патока, — сказала она, обращаясь къ Бенони.
— Да, да, дѣти и патока, — отозвался онъ. По-правдѣ то, Бенони самъ при случаѣ не прочь былъ полакомиться хлѣбомъ съ патокой, но выходило, что Роза не признавала патоки, — значитъ, важный у нея былъ домъ!.. — Но вамъ, пожалуй, пора домой, — сказалъ онъ, — я не буду васъ задерживать своей компаніей.
— Вы меня не задерживаете, — отвѣтила она. — Да, да, Марта, намъ, пожалуй, надо поторопиться… А я хотѣла сказать тебѣ… вамъ одну вещь; извиниться передъ вами за то, что все не отослала вамъ… вы знаете чего. Прямо не хорошо съ моей стороны.
Опять насчетъ кольца и креста!
— Не стоитъ и разговаривать объ этомъ, — сказалъ онъ.
— Я столько разъ собиралась, но все какъ-то…
— Если эти вещи васъ стѣсняютъ, бросьте ихъ въ воду. Тогда и съ глазъ долой, какъ изъ памяти вонъ, — по пословицѣ.
Роза вспомнила, что она уже распорядилась кольцомъ, надѣла его на покойника. Но нельзя же было пускаться тутъ въ долгія объясненія.
— Неужели вы думаете, что я захочу бросить ихъ въ воду? — сказала она.
— Такъ вы не захотите?
— Нѣтъ.
Радость теплой струйкой пробѣжала по его сердцу; онъ почувствовалъ такую благодарность, что у него вырвалось: — У меня есть еще вещицы, которыя я готовилъ для васъ; но, пожалуй, нельзя послать ихъ вамъ?
— Нѣтъ, нѣтъ, — сказала она, качая головой.
— Нѣтъ, нѣтъ. Впрочемъ, это просто-напросто ложка да вилка. Само собой — серебряныя, но… серебро самое простое. Впрочемъ, вы могли бы получить и всю дюжину, ежели бы захотѣли только.
— Благодарю васъ, но…
— Нѣтъ, нѣтъ, я знаю, вамъ нельзя предлагать. Я такъ только подумалъ на минутку… Нѣтъ, что же это я все стою и задерживаю васъ, — вдругъ перебилъ онъ себя самого и заторопился уходить. Онъ, какъ мальчикъ, струсилъ, что зашелъ больно ужъ далеко со своей болтовней о серебрѣ.
Она ухватилась за предлогъ и кивнула ему:- Да, да, прощайте!
— Прощайте, — отвѣтилъ онъ. Онъ былъ такъ странно взбудораженъ и порывался было протянуть руку, но, не встрѣтивъ поощренія, ухватился въ своемъ замѣшательствѣ за ведро Марты. — О, да какое тяжелое! — сказалъ онъ, приподнимая и взвѣшивая его въ рукѣ. — Ты просто молодчина, что тащишь его; вотъ тебѣ за это денежка, — сказалъ онъ и далъ дѣвочкѣ четвертакъ. Пожалуй, это была не плохая выдумка; ему самому показалось, что онъ спасъ положеніе… Но вообще онъ не вполнѣ ясно сознавалъ ходъ вещей.
А Марта позабыла присѣсть и поблагодарить. Когда она вспомнила объ этомъ, большой чужой человѣкъ уже шелъ своей дорогой, и Роза сказала ей: — Бѣги за нимъ! — Марта поставила ведро на землю и побѣжала, догнала Бенони, присѣла, поблагодарила и вернулась назадъ. Бенони постоялъ, съ улыбкой глядя ей вслѣдъ, а потомъ медленно продолжалъ путь.
Онъ уже съ годъ не бывалъ въ такомъ растроганномъ, взволнованномъ состояніи духа. Онъ вперилъ взглядъ въ пространство и думалъ, по временамъ забывая даже переставлять ноги, и на минуту пріостанавливаясь. И ее-то онъ когда-то обнималъ… ее вотъ, что прошла мимо. Да, да, Роза, — видно, судьба такая… А въ чемъ она была? Въ накидкѣ что ли? Пожалуй, въ накидкѣ. Ничего-то онъ не разглядѣлъ.
Онъ поднялся въ контору Макка, сообщилъ о своемъ возвращеніи съ Лофотенъ и выложилъ счеты. Онъ все еще былъ въ томъ мягкомъ, умиленномъ настроеніи, и лицомъ къ лицу съ Маккомъ не говорилъ уже: моя рыба, мой грузъ, какъ собирался, но освѣдомился:- Довольны ли вы и угодно ли вамъ начать промывку завтра? Арнъ Сушильщикъ, вѣрно, и въ этомъ году будетъ присматривать, какъ въ прошломъ.
— Разумѣется, — отвѣтилъ Маккъ. — Онъ вѣдь знаетъ дѣло.
Бенони въ сущности подумывалъ самъ присматривать за сушкой собственной рыбы. Иначе чѣмъ же онъ займется лѣтомъ? Но Маккъ поставилъ на этомъ крестъ, а Бенони не былъ расположенъ теперь перекоряться съ Маккомъ; онъ все еще находился подъ страннымъ впечатлѣніемъ только-что пережитаго.
Маккъ же какъ будто норовилъ снова поставить Бенони на свое мѣсто, указать ему всю разницу между ними. Онъ ни словомъ не упомянулъ о томъ, что рыба въ сущности была ни чья иная, какъ Бенони, а напротивъ задалъ нѣсколько хозяйскихъ вопросовъ по поводу кое-какихъ подробностей въ счетахъ.
— Зачѣмъ это ты скупилъ столько рыбы въ понедѣльникъ 13-го по такой высокой цѣнѣ? Цѣна въ этотъ день стояла на десять скиллинговъ ниже.
И Маккъ показалъ эстафету, свидѣтельствовавшую о томъ. Ахъ, этотъ воротила Маккъ! Вездѣ и за всѣмъ у него былъ глазъ.
Бенони отвѣтилъ:- За тѣмъ, что, двѣ недѣли спустя, я могъ зато скупать на цѣлыхъ двѣнадцать скиллинговъ дешевле, чѣмъ всѣ другіе скупщики. У васъ, вѣрно, есть эстафета и насчетъ этого? Такое было у насъ соглашеніе.
— Съ кѣмъ?
— Съ нѣкоторыми нашими рыбаками, которымъ хотѣлось побывать дома на Пасхѣ. Имъ тогда нужны были лишнія деньги. Зато я вернулъ убытокъ съ лихвой послѣ Пасхи.
— А представь себѣ, что эти люди погибли бы на пути домой?
— Надо было рискнуть, — отвѣтилъ Бенони. — Вы сами на моемъ мѣстѣ оказали бы людямъ такую же услугу.
— Но ты-то не имѣлъ права.
Бенони съ раздраженіемъ отвѣтилъ:- Полагаю, такое же, какъ вы.
Маккъ только пожалъ плечами. Вдобавокъ онъ не пригласилъ Бенони къ себѣ въ горницу для угощенія, но подъ конецъ бесѣды сказалъ:- Пожалуйста! — и отворилъ дверь въ лавку. Когда же они пришли туда, Маккъ собственноручно налилъ большой стаканчикъ коньяку и поднесъ Бенони.
Тутъ? У винной стойки? Маккъ Сирилундскій, видно, забылъ съ кѣмъ имѣетъ дѣло! Тутъ Бенони самъ могъ спросить себѣ стаканчикъ и заплатить за него. Онъ былъ обиженъ и сказалъ:- Нѣтъ, спасибо.
Маккъ сдѣлалъ удивленное лицо: — Какъ? Я угощаю, а ты отказываешься?
— Нѣтъ, спасибо, — повторилъ Бенони.
Маккъ перемѣнилъ тонъ, но съ прежней увѣренностью сказалъ:- Охъ, были бы всѣ такіе трезвенники, какъ ты, Гартвигсенъ! А Свена Дозорнаго ты привезъ обратно? Теперь опять начнетъ бражничать и выкидывать разныя штуки.
— Это все глядя по тому, какъ съ нимъ обращаются. Свенъ Дозорный никогда не пьетъ зря.
— Не доставало только, чтобы Элленъ теперь стала обращаться съ нимъ дурно. Они вѣдь женятся, — сказалъ Маккъ…
Прошло, однако, не мало дней, а они все не женились. Еще бы! Стояла весна, у Макка опять горѣли глаза, словно гранаты, и онъ заставлялъ Элленъ все откладывать да откладывать свадьбу.
— Не могу я обойтись безъ тебя въ домѣ, пока не кончится тингъ, — говорилъ Маккъ, — и къ тому же надо сперва дождаться новой горничной; нельзя намъ остаться безъ прислуги…
Новая горничная, которую ждали, была рослая и крѣпкая для своего возраста дѣвушка, но шелъ ей всего шестнадцатый годъ. Она была второй дочерью Мареліуса изъ Торпельвикена, сестрой той Эдварды, что такъ скоро выучилась болтать по-англійски. Наряды, которыми обзавелась Эдварда, не давали покоя младшей сестрѣ, вотъ и ей захотѣлось пойти въ услуженіе…
Тингъ состоялся въ этомъ году необычайно рано, и начальство пріѣхало въ ботфортахъ съ мѣхомъ и въ шубахъ. Зато этотъ тингъ вышелъ въ добромъ старомъ духѣ: засѣдалъ самъ судья, а высшую власть представлялъ амтманъ. И людямъ опять не возбранялось разспрашивать насчетъ законовъ у судьи, чтобы не платить за совѣты адвокату. Зато на столѣ адвоката Аренцена и не высилось уже такой стопы бумагъ, какъ въ прошломъ году. Что дѣлать! Люди стали находить, что судиться — дорогая затѣя. И никто вѣдь отъ этого ничего не выигрывалъ, всѣ только тратились да терпѣли убытки. Этотъ самый Николай Аренценъ принесъ общинѣ скорѣе зло, чѣмъ добро, — разсуждалъ про себя народъ.
Самъ Николай Аренценъ отнюдь уже не представлялъ собой закона и ♂. За эти нѣсколько недѣль, съ возвращенія рыбаковъ съ Лофотенъ, онъ успѣлъ испытать, что такое значитъ упасть въ добромъ мнѣніи людей. Въ прошломъ году онъ началъ съ того, что бралъ за совѣтъ по далеру, а въ нынѣшнемъ только половину. Когда же люди и тутъ принимались торговаться съ нимъ, онъ отвѣчалъ: — Дешевле не могу, надо же мнѣ чѣмъ нибудь жить. — Тѣмъ не менѣе адвокату Аренцену пришлось еще спустить цѣны; онъ сталъ справляться въ законахъ по важнымъ вопросамъ всего за два четвертака и бралъ на себя трудъ еще составить бумагу за какіе нибудь двѣнадцать скиллинговъ прибавки. И все-таки, все-таки дѣлъ у него не прибавлялось, напротивъ.
Суть-то была въ томъ, что люди потеряли вѣру въ адвоката Аренцена, представлявшаго законъ. И если даже случалось кому-нибудь зайти къ нему за совѣтомъ по дѣлу, то, ради вѣрности, все-таки заходили потомъ къ ленеману: такъ ли? Ни для кого больше не было тайной, что Аренценъ проигрывалъ свои дѣла одно за другимъ и даже былъ оштрафованъ высшей судебной инстанціей въ Троньемѣ.
Стоило ли послѣ того Николаю Аренцену соблюдать часы, отсиживать въ своей конторѣ положенное время? Люди знать его не хотѣли. И онъ отвѣчалъ женѣ, упрекавшей его за отлучки изъ конторы:- Я цѣлую недѣлю высидѣлъ чинно и благородно на своемъ стулѣ и все ждалъ, — никто не пришелъ. Я сидѣлъ, какъ красная дѣвица, и чуть съ ума не сошелъ отъ собственной неприступности, но никто такъ и не пришелъ.
Люди махали рукой на тяжбы. Противныя стороны старались, при встрѣчѣ въ Сирилундѣ, помириться у винной стойки Макка. — Вотъ что я скажу тебѣ,- обыкновенно начиналъ одинъ, — мы съ тобой прожили по-сосѣдски сорокъ лѣтъ. — Да, — подхватывалъ другой, — и еще до насъ покойные родители наши. — А ужъ послѣ такого начала оба умилялись душой, глядѣли другъ на друга влажными глазами и угощали одинъ другого, соперничая между собою добрымъ сосѣдскимъ расположеніемъ. Адвокату Аренцену случалось самому, опоражнивая стаканчики у той же стойки, бывать невольнымъ свидѣтелемъ такихъ идіотскихъ примиреній, которыя отнимали у него хлѣбъ…
И вотъ, адвокатъ Аревценъ сидѣлъ на тингѣ за своимъ столомъ, сытый и пьяный, прикидываясь будто погруженъ въ свои дѣла. Но стоило ему сдѣлать маленькую передышку и поднять глаза отъ бумагъ и протоколовъ, онъ встрѣчалъ блуждающій взоръ Левіова изъ Торпельвикена, стоящаго за рѣшеткой. Послѣ того, какъ состоялся приговоръ окружнаго суда по его дѣлу, Аренценъ сказалъ ему:- Есть еще куда обжаловать рѣшеніе, — въ Высшій судъ; но за это надо прибавить адвокату особо. — Левіонъ тогда ушелъ отъ него и сталъ задумываться. Теперь, съ перваго же дня тинга, онъ торчалъ тутъ съ такой выжидающей физіономіей, что адвокату Аренцену невтерпёжъ было смотрѣть на эти вытаращенные глаза. И Аренценъ, прикидываясь, будто вдругъ вспомнилъ о чемъ-то, поспѣшно доставалъ изъ кармана записную книжку и принимался перелистывать ее. Во время же перерыва Левіонъ изъ Торпельвикена прямо подошелъ къ судьѣ и, протянувъ ему бумагу съ рѣшеніемъ суда, спросилъ: надо ли ему судиться дальше?
Судья, повидимому, не страдалъ больше ни безсонницей, ни религіозными сомнѣніями; это все было только въ прошломъ году, когда предстояло засвидѣтельствовать извѣстную закладную, а почтовый пароходъ доставилъ судьѣ полбоченка морошки… Теперь толстякъ судья былъ опять въ полномъ здравіи и, по обычаю, охотно разговаривалъ съ народомъ.
Невзирая ни на присутствіе адвоката Аренцена, ни на толпившійся въ залѣ народъ, судья напрямикъ отвѣтилъ Левіону:- Надо ли тебѣ судиться дальше? Нѣтъ, не надо. Ступай-ка ты со своимъ адвокатомъ да брось это дѣло въ собственный водопадъ. Вотъ тебѣ рѣшеніе высшаго суда и мое.
Въ послѣдній день тинга была прочтена и засвидѣтельствована также купчая Бенони на тресковыя горы. Въ залѣ оставалось немного слушателей, но у всѣхъ эта новая бумага Бенони вызвала на губахъ улыбку. Въ прошломъ году онъ отличился знаменитой закладной, въ этомъ году купилъ цѣлый участокъ горъ изъ булыжника да еще потратился на засвидѣтельствованіе купчей. Такими сдѣлками бѣдняга Бенони живо доведетъ себя до сумы!
Но никому, никому не приходилось горше, чѣмъ адвокату Аренцену. Маккъ, согласно обѣщанію, призвалъ его къ себѣ и поговорилъ съ нимъ съ глазу-на-глазъ; но толку не вышло. Тогда Маккъ запретилъ своимъ приказчикамъ отпускать молодому Аренцену у стойки крѣпкіе напитки; но изъ этого также толку не вышло. Молодой Аренценъ живо нашелъ посредниковъ. Въ послѣдній день тинга онъ все толкался между прибывшими изъ крайнихъ шкеръ, стараясь сбыть новенькое золотое кольцо, что ему и удалось-таки. Это было кольцо, подаренное Бенони Розѣ.
XXIV
Наконецъ-то Свенъ Дозорный съ Элленъ Горничной поженились и поселились въ той же каморкѣ, гдѣ лежалъ и все не помиралъ Фредрикъ Менза. Въ самомъ дѣлѣ, Элленъ такъ любила своего милаго, что не разъ громко выражала желаніе поскорѣе развязаться со своей службой въ горницахъ. Но ей приходилось еще нѣкоторое время помогать новой горничной. И каждый разъ, собираясь идти въ господскій домъ, она крѣпко прижималась къ мужу, какъ вѣрная жена.
Пришла и пора обычной рубки въ общественномъ лѣсу. Бенони вышелъ изъ дому и направился туда, гдѣ хозяйничали дровосѣки. Ему хотѣлось удостовѣриться въ томъ, что они не переходятъ его новой межи и не рубятъ въ перелѣскѣ на горахъ. Да и не прочь онъ былъ показать себя хозяиномъ такого обширнаго участка.
Но люди рубили только крупныя деревья; очень имъ нужно было тратить время на какіе-то прутики Бенони! Ему и не выпало случая повеличаться, говоря: вотъ гдѣ межа; лѣсъ по сю сторону мой. Люди только мелькомъ взглядывали на него, — а, это Бенони, — и опять уходили въ свою работу. О, какъ они, видно, презирали его за покупку этихъ горъ, — онъ это чувствовалъ.
Бенони совсѣмъ притихъ и смиренно ходилъ отъ одной группы дровосѣковъ къ другой, говоря:- Богъ въ помощь!
— Спасибо! Чему тутъ помогать? Тутъ и лѣсу-то больше нѣтъ.
Поговорили еще на этотъ счетъ. Бенопи намекнулъ, что ему понадобятся рабочіе очистить и сравнять площадки для сушки рыбы. Пора.
Но никто на это не отозвался. Опасались, видно, что поденщина пропадетъ за такимъ человѣкомъ, который только-что разорился. И на что ему площадки?
Бенони объяснилъ, что собирается зимою заняться скупкой трески.
Но этому никто и вѣрить не хотѣлъ. У него же нѣтъ ни одного судна.
— Придется купить себѣ небольшую яхту, — прибавилъ Бенони.
Люди стали пересмѣиваться между собой. Бенони собирается покупать яхту!
И никто не называлъ его Гартвигсеномъ.
Пока онъ стоялъ такъ, по лѣсу прошли двое чужихъ господъ въ клѣтчатыхъ платьяхъ; это опять пріѣхалъ сэръ Гью Тревельянъ вмѣстѣ съ другимъ господиномъ. Пожитки ихъ несъ одинъ изъ мѣстныхъ жителей.
Бенони поклонился, и всѣ остальные тоже, но двое британцевъ не отвѣтили. Они шли себѣ, перекидываясь между собою словами и откалывая отъ горъ небольшіе куски камня. Глаза у сэра Гью посоловѣли отъ хмеля. Вскорѣ господа скрылись изъ виду.
— Ну, опять Мареліусъ изъ Торпельвикена получитъ за своихъ лососокъ цѣлую кучу денегъ, — заговорили люди.
— А дочка его Эдварда — отца своему ребенку.
— Да, да, тутъ, небось, пахнетъ не малыми деньгами! Везетъ же этому Мареліусу на дочекъ!
Когда Бенони повернулъ обратно домой, нѣсколько дровосѣковъ все-таки крикнули ему вслѣдъ что, пожалуй, не прочь расчистить горы Бенони, если поденщина будетъ идти имъ отъ Макка.
— Поденщина? — сказалъ Бенони глубоко уязвленный. — Маккъ Сирилундскій солиднѣе меня что ли? У меня за этимъ самымъ Маккомъ пять тысячъ далеровъ.
— Ну, ихъ тебѣ не видать больше, — послѣдовалъ отвѣтъ.
Да, несмотря ни на что, Макку довѣряли всѣ, а Бенони никто…
Однажды къ Бенони пришелъ посланный сказать, что сэръ Гью Тревельянъ зоветъ его поговорить съ нимъ. А посланнымъ былъ самъ Мареліусъ изъ Торпельвикена.
— Чего ему нужно отъ меня? — спросилъ Бенони.
— Не знаю.
— Скажи ему, что Бенони Гартвигсена можно застать здѣсь, въ его собственномъ мѣстожительствѣ.
Мареліусъ попытался было уломать Бенони, но этотъ отвѣтилъ:- Спроси-ка его, пошлетъ ли онъ такимъ манеромъ за Маккомъ Сирилундскимъ? Такъ пусть зарубитъ себѣ на носу, что я не считаю себя хуже Макка.
Бенони какъ разъ въ тотъ день разозлилъ негодный Стенъ Лавочникъ, который напомнилъ ему про его долгъ въ лавку.
— Еще что? — спросилъ Бенони. — А твой Маккъ не долженъ мнѣ пяти тысячъ далеровъ?
— Ничего этого мнѣ не извѣстно, — отвѣтилъ Стенъ. — И какъ ни какъ, то — особый счетъ. А тутъ работница твоя забирала въ лавкѣ всю зиму и весну; это, наконецъ, составляетъ сумму…
— А тебѣ-то, чортъ подери, какое дѣло? — спросилъ Бенони, взбѣшенный. — Щенокъ ты этакій! Смерть ходячая! Спустить бы съ тебя штаны да всыпать по родительски горячихъ!
Стенъ Лавочникъ не посмѣлъ больше перекоряться и, прикусивъ языкъ, пробормоталъ:- Я только такъ сказалъ, ради порядка. Я все запишу, что только потребуется; мнѣ-то все едино — на чей счетъ писать. Макку только будетъ хуже.
— А развѣ Маккъ говорилъ тебѣ что-нибудь насчетъ моего долга въ лавкѣ? Коли такъ, лучше бы ему помолчать. Вѣдь треска-то на скалахъ не Маккова треска, а моя!
— Ну, объ этомъ ты лучше потолкуй съ самимъ Маккомъ, — сказалъ Стенъ и вызвалъ хозяина изъ конторы.
Бенони разомъ притихъ и насчетъ трески — ни слова.
— Ты хотѣлъ поговорить со мной? — спросилъ Маккъ.