- К сестре! Пусть приготовит!
Сказав это, толстенький широкоплечий хирург с папироской в зубах отплыл к другим раненым.
"Вот это не Варька! - подумал про себя Сашка. - Не будет зря орать".
15
Утром 1 сентября Исламкул покинул кишлак так же неожиданно, как и пришел. Хамдам был удивлен.
Басмачи, уходя, не взяли с собой даже отобранного от джигитов оружия.
"Действительно, что-то странное есть в этом налете, - подумал Хамдам. - Неужели эмир прошел через Якка-Тут?"
Когда к вечеру этого же дня Хамдам узнал о взятии Бухары, он поспешил донести штабу о своем бое с басмачами в ночь на 31 августа, об однодневном плене. Он исказил факты и так их приукрасил, так завуалировал правду, что поведение его стало выглядеть доблестным и мужественным. Кто мог проверить его? Кто угодно. Но все свидетели, тридцать человек личной охраны, из которых осталось только двадцать восемь, думали так, как думал Хамдам. Это были головорезы и слуги, специально подобранные Насыровым. Да и обстановка была не такова, чтобы кто-нибудь имел время в чем-нибудь заподозрить Хамдама. Наоборот, нашлись в новом бухарском правительстве люди, которые отнеслись к Хамдаму с полным доверием.
Хамдаму передали, что сам Карим Иманов одобрительно отзывался о нем. Хамдам торжественно на радостях роздал своим джигитам подарки. Это еще более привлекло к нему сердца джигитов.
Эмир исчез. Это исчезновение очень обеспокоило всех. Штаб дал задачу во что бы то ни стало выследить бежавшего. Воздушная разведка ничего не обнаружила. Ни на востоке, ни на юге, ни на севере, ни на западе - нигде не оказалось никаких следов. Ни одного облачка пыли на верблюжьих тропах, ни одной группы всадников у колодцев. Безжизненная, мертвая степь... Ровный блеск тяжелых соленых озер... Тишина...
Штаб уже думал, что эмир упущен, когда неожиданно один из летчиков, Ухин, искавший эмира на западе и юго-западе, сообщил, что верстах в сорока южнее станции Кызыл-Тепе им замечен отряд в сотню всадников и караван из сорока арб и двадцати верблюдов с грузом.
Никто не мог сказать, является ли подозрительный отряд действительно отрядом эмира или это маскировка. Некоторые считали, что в этом отряде нет эмира и нужно продолжить дальнейшие поиски, так как естественнее всего предположить, что поезд эмира раскололся на части и движется в двух или даже в трех направлениях, чтобы тем самым затруднить преследование и лишить уверенности преследующих. Другие отрицали это предположение, но все-таки настаивали на развертывании разведки. Третьи успокоились и радостно вызванивали по всем телефонам и выстукивали по телеграфу, что эмир найден, надо не дать ему уйти. Словом, началась горячка.
В Карши полетел самолет с предписанием каршинской группе летчиков следить за продвижением замеченного отряда и не пускать его к афганской границе.
От приезжих из Бухары Хамдам узнал, что Юсуп тоже гонится за эмиром, что в степи он наткнулся на хвост неизвестного каравана, отбил несколько арб, груженных золотом и драгоценностями, и взял в плен каких-то сановников. Один из них был в шелковых алых шароварах с золотыми лампасами, в голубой венгерке, на левом плече у него висела старая, потемневшая генеральская эполета. Другой - в орденах, в обер-офицерских погонах царских полков.
Хамдам смеялся над добычей Юсупа и при всяком случае распускал слух, как бы подсказывал своему собеседнику, в особенности военному начальству, что если бы не судьба, если бы он, Хамдам, участвовал в погоне за эмиром, все кончилось бы иначе, то есть эмир был бы уже закован в цепи. Хамдам иначе и не мыслил ареста эмира.
16
Пятого сентября, вместе с эскадроном, Юсуп вернулся в Якка-Тут. Он был угнетен, разбит. Бегство эмира, неудача с ним портили ему настроение. "Уж лучше бы погибнуть, да кончить его! Вот это было бы дело", - думал он.
Джигиты развели костер. Юсуп сидел на станции, дожидаясь ординарца. Никто не приходил. В кишлаке было тоскливо и тихо. Кое-где во дворах горели огни. Юсуп встал и нехотя пошел к Хамдаму. Ему сказали, что Хамдам допрашивает пленных.
...За этот день разъезды Хамдама несколько раз сталкивались с басмачами, рассеивая их шайки. От пленных Хамдаму стало известно, что среди эмирских частей действовали отряды Иргаша и что Иргаш, в числе других курбаши, поддерживал отступление эмира. Джигиты, болтавшие обо всем, сообщили Юсупу все эти новости. От них же Юсуп узнал о внезапном ночном нападении Исламкула.
Юсуп почувствовал, что все события в Якка-Тут идут как-то по-своему, необычно. Все имеет свой странный неуловимый привкус.
...Хамдам допрашивал каждого пленного. Сортировка затянулась.
Если наивный, усталый, измученный человек отвечал ему без колебаний, он отправлял его в Бухару. Пленные - простоватые дехкане - были искренни. Они не умели прятать чувств.
Если же Хамдам замечал хоть каплю смущения в ответе пленного, или уловку, или старание замаскироваться, пленный оставался в Якка-Тут. Сомнительным Хамдам решил лично подарить свободу. Отпуская этих людей, он давал им понять, что с этой минуты их судьба в его руках.
Последним оставался Дадабай.
Хамдам сидел во дворе за маленьким деревянным столиком. За спиной Хамдама стояла личная охрана. Два тусклых фонаря слабо освещали двор.
Хамдам спросил Дадабая:
- А Иргаш тоже скрылся с эмиром?
- Не знаю.
- А как же ты очутился здесь? Значит, ты изменил советской власти? Перебежал к белобухарцам? Понимаешь ли ты это? Ведь ты теперь дважды изменник!
- Почему дважды?
- А первый раз, помнишь, я простил тебя. А теперь ты опять принялся за старое.
Дадабай молчал. Он был почти раздет, в ободранной рубахе, в грязных штанах. Хамдам с презрением посмотрел на бывшего богача.
Дадабай пугливо озирался. Его глаза всюду встречали либо винтовки, либо огни фонарей, либо взгляд Хамдама. Он подумал: "Я сейчас умру. Сейчас Хамдам рассчитается со мной". Тогда, желая хоть чем-нибудь застраховаться от опасности, надеясь на невозможное, он закричал, чтобы пригрозить Хамдаму:
- Я не хочу отвечать тебе. Ты двоедушный человек! Если ты с большевиками - будь с большевиками. А если против большевиков, за басмачей, - то иди против! Ты думаешь, я не знаю, зачем сюда при...
Но Дадабай не успел договорить: Сапар, по знаку Хамдама, бросился на него и воткнул свой кулак прямо в глотку ему. Дадабай замычал, Сапар пинком опрокинул его. Схватив за ноги визжавшего Дадабая, Сапар поволок его в сторону конюшни. Хамдам отвернулся, чтобы не видеть, как Дадабай колотится головой по земле.
Через минуту в глубине конюшни Дадабай был расстрелян. Из конюшни вышел Сапар, облизывая руки, искусанные в кровь.
В эту минуту Юсуп появился в воротах.
Узнав Юсупа, Хамдам вскочил.
- Приехал уже? Так скоро? Дорогой гость! - воскликнул Хамдам.
Юсуп нахмурился.
- Ну, отправляй всех в Бухару! - крикнул Хамдам Сапару. - Чего стоишь!
Несколько конвойных окружили десятка полтора басмачей. Басмачи, глядя исподлобья на Хамдама, прошли мимо него со связанными руками.
- Кто кричал здесь? Что случилось? - спросил Юсуп, озираясь.
- Сейчас, сейчас! Все расскажу, - хлопотливо ответил Хамдам.
- Это пленные?
- Сторонники эмира. Зверье! - сказал Хамдам, тряхнув головой. - Я расстрелял одного из них за мятеж. Он набросился на меня.
Хамдам вздохнул и вытер мокрый лоб.
Ночь была теплая.
- Пойдем к пруду! - сказал Хамдам.
- Но ведь это бесчинство!
- Я защищался.
- Но ты не имеешь права расстреливать.
- Он враг. - Хамдам повысил голос. - Все знают Дадабая как врага советской власти. Это дело политическое. И всю ответственность за это дело я беру на себя.
- Какой Дадабай? - вдруг вспомнил Юсуп. - Из Андрахана?
- Ну да! Тот самый. Уж не он ли подослал убийц к Аввакумову? - вдруг, точно обжигаясь, проговорил Хамдам, чувствуя, что за э т о г о человека Юсуп вступаться не будет.
- Все равно. Нельзя было без суда. Ты же знаешь! Запрещено.
- А зачем он возмущает народ? Здесь фронт. Зачем он порочит власть в глазах джигитов? Я и так потерялся. Не понимаю, что делаю.
В глазах Хамдама появилась скорбь. Юсуп удивленно посмотрел на него.
Хамдам схватил его за локоть:
- У меня горе. Садихон убежала.
Лицо Юсупа на мгновение застыло, как будто Хамдам оглушил его.
- Куда убежала? Что такое? - упавшим голосом спросил он.
- Неизвестно. Ничего не известно, - сказал Хамдам. - Я и сам не понимаю. Скорей бы домой!
Хамдам сложил руки, как для молитвы, и прошептал:
- Великий боже, помоги мне стерпеть это!
Он сдавил ладонью рот как будто бы затем, чтобы сдержать рыдание.
Если бы Хамдам в другой раз вздумал сыграть эту сцену, он бы, наверное, многое испортил в ней. Но сейчас вдохновение и удобный момент помогли ему. Вспомнив веселую Садихон, он заплакал, как великолепный актер, потом вытер слезы, раскрыл полевую сумку, вынул письмо Насырова и отдал его Юсупу.
- Вот прочитай! - сказал он. - А потом приходи, будем ужинать!
Он ушел в дом.
Юсуп бросился во двор к мигающему фонарю и прочитал письмо. Насыров писал:
"...Сегодня ночью случилось страшное дело: двое людей напали на женщин. Люди были в масках. Они увезли Сади. Я не знаю, что думать. Или Садихон убежала сама и все это бегство было подстроено, или, как говорят в Беш-Арыке, твои враги мстят тебе за то, что ты стал красным. Да помилует тебя аллах! Я буду искать днем и ночью твою любимую жену".
Двор был пуст. Реяли над фонарем летучие ночные мыши. Юсуп присел к деревянному столику, стоявшему около столба, и просидел там до тех пор, пока керосин не истощился в фонаре. Когда фонарь потух, Юсуп вышел к воротам.
17
Все чувства, все мысли Юсупа вдруг притупились. Мозг оцепенел. Ноги отяжелели. Каждый шаг становился мучительным. Ему казалось, что на него обрушилась гора и засыпала его.
"Ведь час тому назад все было хорошо, - подумал он. - Правда, я был расстроен, но это не то... А что же теперь? Страшнее всего, что за последнее время я не вспоминал Сади. Я был спокоен. Я был слеп и глух..."
Он опустился на камень возле ворот. Он сидел, собравшись в комок, прижавшись к стене. Баранья шапка с красной жестяной звездой спустилась ему на глаза. Он почувствовал, что он один в мире, что его окружает глубокая тишина.
Мысленно он вновь видел большой дом Хамдама в Беш-Арыке, резные красивые ворота, длинную галерейку, ряд столбиков, густой, тенистый сад, окна женской половины, зеленые ставни, стены, выкрашенные белилами, стертые каменные ступени, старый пышный орех...
Юсуп опустил голову.
...Начиналось утро. Юсуп и не заметил, как улица сделалась веселой, оживленной, солнечной. Конюхи вели с водопоя коней с блестевшими от воды губами. Скакали всадники. Полуголые мальчишки стайками вертелись возле стен и показывали пальцами на понравившихся им джигитов.
Алимат подошел к Юсупу и поздоровался с ним.
- Ординарцы приехали, - сказал он. - Привезли приказ: в Бухару идем! А там погрузка... Коканд! Отвоевали! Домой! - радостно повторил он.
- Что ты слыхал о Садихон? - тихо спросил его Юсуп, подымая голову.
Алимат засмеялся и подмигнул ему:
- Будет тебе! Это же твое дело, я понимаю.
- Какое дело?
- Да ведь по твоему приказу ее украли!
- Да ты что, с ума сошел? - накинулся на него Юсуп.
- Не ты? - удивленно прошептал Алимат. - Ну, тогда я не знаю... Тогда это враги Хамдама...
По улице пронесся ветерок, заблеяли овцы. Нияз подвел к Юсупу Грошика. Юсуп вскочил в седло и подъехал к своему эскадрону.
Из ворот выехал Хамдам.
- Ты почему не зашел? - крикнул он Юсупу.
- Некогда было. Получи! - ответил Юсуп, передавая Хамдаму письмо.
- А куда мне его? - со злостью отозвался Хамдам и, вздыбив без нужды коня, помчался в сторону обоза: там кто-то из обозников скандалил с жителями.
Через полчаса полк тронулся.
...Эскадроны растянулись по дороге. Ехали почти без строя, гурьбой, вразвалку. Навстречу эскадронам попадались гонцы из Бухары. Они останавливались в кишлаках и кричали:
- Есть ли здесь беженцы? Возвращайтесь в Бухару! В Бухаре мир и спокойствие, мир и спокойствие!
По всем дорогам брели пешеходы, шли покорные ослики с домашней поклажей.
Полк в один переход дошел до предместья Бухары. Вонь, отбросы, собаки, глухие дома, суета, Кругом глазели любопытные: дети, женщины, торговцы, ремесленники. Под навесом кожевенной мастерской стояли чаны. В чанах мокла кожа. Город принялся за работу. Война кончилась, и снова надо было пить, есть, добывать для этого деньги, думать о завтрашнем дне. Сапожники, портные, грузчики, хлебники, мастера - каждый принялся за свое дело и ремесло. Снова на базар потянулись продавцы и покупатели. Молодой полуголый кожевник, заслышав шум идущего полка, бросил свою работу и выскочил к всадникам на дорогу. За ухом у него торчала маленькая осенняя роза - обычное украшение узбека. Черная, грязная жижа стекала с рук кожевника. Он улыбался, приветствуя всадников. Около знамени гремели литавры.
"Быть может, больше настойчивости - и все случилось бы иначе? упрекал себя Юсуп. - Быть может, силой надо было посадить ее к себе на седло? - думал он. - Но что делать с женщиной, которая привыкла к подушке и чачвану, скрывающему ее лицо?"
Торговцы протягивали джигитам сочные матовые гроздья зеленого винограда. Женщины, встречаясь, кокетливо прикрывали чачваном только половину лица.
Когда эскадроны вошли в город, они увидели красное знамя на башнях дворца. Возле цитадели несли караул стрелки татарской бригады.
- Да здравствует Красная Бухара! - крикнул им Юсуп и отсалютовал шашкой.
- Ура! - закричали джигиты.
- Ура! Ура! - улыбаясь, отвечали часовые. Их голоса тонули среди возгласов джигитов.
Хамдам ехал задумавшись. Он тоже вынул шашку и помахал ею. Он не чувствовал ни радости, ни ликования. Он кричал и приветствовал народ, но делал все это, пересиливая себя.
Когда они проезжали мимо эмирских казарм, там стояли русские части. Из раскрытых окон громко доносилась песня:
Нам ненавистны тиранов короны,
Цепи страдальцев народа мы чтим...
"Быть может, Сади действительно сбежала в Коканд и прячется там?" думал Юсуп. Он старался убедить себя в этой мысли и не мог: "Непохоже, чтобы она сделала так. Что же случилось?"
Пожелтело небо, приближался вечер...
Десятого сентября, рано утром, Фрунзе получил постановление Революционного Военного Совета Республики: он назначался командующим войсками другого, Южного фронта.
Фрунзе шагал по коридорчику вагона, обдумывая свою предстоящую поездку в Харьков, и вспоминал все то, что было пережито здесь, под этим среднеазиатским небом, таким любимым и таким ему знакомым с детства... Обдумывал он и то, как нужно будет действовать в дальнейшем, отражая удар Врангеля, белого генерала, который начал действовать из Крыма и, по слухам, так же как и эмир, снабжался Антантой.
Мысли командующего были прерваны приходом секретаря.
- Ах да... Приказ! Будьте добры, зайдите через полчасика...
Фрунзе вернулся в купе и на краешке стола, опираясь грудью о его ребро, начал быстро писать свой последний, прощальный приказ туркестанским войскам.
С каждой строчкой он как бы погружался в свою жизнь за последние два года, с ее важными событиями и тревогами, с ее тяжкой военной работой, начатой еще в декабре 1918 года, когда он был назначен комиссаром Ярославского военного округа... И как потом пошло все другое... то есть Самара, командование 4-й армией, Восточный фронт и борьба с колчаковщиной. Как после Восточного фронта вместе с Валерианом Куйбышевым они спешили сюда, в Туркестан...
"Я рад отметить, - писал Фрунзе, - что армии Туркестанского фронта до сих пор честно выполняют свой долг Начав с разгрома колчаковских, дутовских и толстовских банд, они довершают ныне свою работу, очищая Туркестан от контрреволюционных полчищ местных самодержавных властителей. Уверен, что и впредь красные полки Туркестанского фронта, куда бы их ни поставила рука Революции, сумеют поддержать свою боевую революционную славу.
Мой прощальный привет вам, товарищи!"
- Да, вот и все, - с грустью сказал он и поставил точку.
В тамбуре послышался шум, кто-то ругался с проводником. Громко звеня шпорами, широкоплечий командир вошел в узкий коридор и протискивался вперед боком. Часть лица у него была забинтована.
- Разрешите? - сказал он, вваливаясь в купе к Фрунзе. - Поскольку желаю лично поблагодарить за орден... Товарищ Фрунзе, это правда? Покидаете нас? Мне Блинов сказал...
- Лихолетов?
Сашка схватил обеими руками руку Фрунзе, которую тот подал ему, потряс несколько раз, как драгоценность:
- Только проститься... Извиняюсь. И более не задержу. Я от имени всего полка. Возьмите и нас, если понадобится. Хоть в Крым, хоть к черту на рога. Полк жизни своей не жалеет.
Сказав это, Сашка откозырял и выскочил из вагона. Фрунзе послал за ним, но буйного Сашку уже не могли отыскать. Он со станции исчез.
18
Вернувшись в Беш-Арык, Юсуп стремился повстречаться с Рази-Биби, старшей женой Хамдама, От нее он надеялся получить хоть какие-нибудь сведения об исчезновении Садихон. Часто, даже излишне часто, с подозрительной настойчивостью он навещал дом Хамдама, но ни одна из его попыток не имела успеха. Биби не покидала своей половины. Он не мог с ней встретиться.
Однажды, нечаянно увидав Юсупа, почти наткнувшись на него во дворе, Рази попросту сбежала от него. Он успел только заметить ее испуганные и дикие глаза.
От джигитов Юсупу удалось узнать не больше того, что было в письме Насырова. Многие думали вначале, что бегство Сади было действительно устроено Юсупом. Очевидно, Алимат еще в Бухаре наболтал об этом. Теперь люди отказались от этой мысли, но не все: некоторые еще продолжали шептаться и судачить по-прежнему. Юсуп же был убежден, что Сади похищена людьми Хамдама. Откуда у него родилось это убеждение, он и сам не знал. Он ничем не мог его подкрепить. Он принужден был молчать.