Любовь мексиканского сыщика - Наталья Александрова 10 стр.


– Никому мы не звонили… – Василиса обиженно засопела, совсем как Бонни, когда его ругают, – дядя Вася же тебе слово дал…

– Грош цена его слову! – Творогова несло. – А уж ты – вообще известная врунья!

– Когда я тебе врала? – возмутилась Василиса. На такой прямой вопрос у капитана Творогова ответа не было.

Его напарник попытался разрулить ситуацию, но убедился, что Творогову попала вожжа под хвост, а когда это случается, сделать ничего нельзя.

– Подозреваемая пропала! – орал он. – Ты понимаешь, что по твоей вине убийца ходит на свободе?

– Не ори на меня! – Василиса тоже была не лыком шита и не позволяла с собой так разговаривать. – Я-то при чем, если вы ее упустили? Работать надо лучше!

– Ах ты! – У капитана едва не вырвалось непечатное слово, но Бахчинян вовремя ткнул его кулаком в бок.

– А я тебе верил! – орал Творогов. – Значит, так. Если к завтрему Соколовская не объявится – будем ставить вопрос об отъеме лицензии, так и передай Куликову! А тебя я вообще больше знать не желаю! Между нами все кончено!

– Ну, между нами ничего особенного и не было… – холодно заметила Василиса, она лучше держала себя в руках, – так что вы, гражданин капитан, зря на мою квартирку рассчитывали, не обломится вам…

Тут Бахчинян вырвал у напарника трубку с намерением прекратить это безобразие, но Василиса уже отсоединилась.

– Ты что наделал? – напустился он на Творогова. – Ты зачем хорошую девушку обидел?

Тот молчал, нахохлившись, как воробей на ветру.

– Ох, Леха, если характер свой не переломишь, так и будешь на кухне ночевать, – вздохнул Ашот. – Что за жизнь? Всем ты мешаешь, угла своего нету, все об тебя спотыкаются…


– Бонни, ты был абсолютно прав насчет Творогова! – сказала я, швырнув трубку. – Отвратительный тип!

– Про квартиру – это ты зря, – заметил дядя Вася, – Леша тебя не за квартиру любит…

– Ой, не говорите мне о нем больше никогда! – крикнула я. – Лучше слушайте, что у них там стряслось!

– Вот те на! – проговорил дядя Вася, узнав новости. – Пропала, говоришь, наша Елена Максимовна? Но все равно, ты как хочешь, не верю я, что это она Анфису убила!

– Вы можете верить или не верить, а для милиции то, что она сбежала, – прямое доказательство вины. Считайте, что она сама созналась. И что нам теперь делать – ума не приложу!

– Что делать? – повторил Василий Макарович. – Известно что: аванс получили, надо его отрабатывать. Делать то, за что нам заказчица деньги заплатила.

Я от такого ответа растерялась. Выходит, мой любимый шеф руководствуется философией стоиков – делай, что должен, и будь, что будет? Или я его неправильно поняла?

– Нам Соколовская деньги заплатила, чтобы мы следили за ее мужем, – сказала я рассудительно, как учительница младших классов, объясняющая условия задачки на сложение зайчиков и белочек. – Сейчас это уже неактуально: девицу, с которой встречался ее муж, убили, Уколов наверняка перепугался и какое-то время будет сидеть тише воды ниже травы, а самое главное – у нашей заказчицы сейчас есть более серьезные проблемы, чем неверность мужа.

– А я тебе вот что скажу, – возразил мне дядя Вася. – Какие у нее проблемы – это не наше дело, а мы должны до конца довести расследование. Сейчас он, может, и правда затихарился, но прежде-то наверняка ходил налево, по нему видно. Вот мы и должны в его прежних похождениях разобраться. А то, что девицу эту убили…

– Кстати, – пробормотала я, – насчет этого у меня имеются серьезные сомнения.

– Сомнения? – теперь пришел дяди-Васин черед удивиться. – Какие могут быть сомнения? Ты же сама была на месте убийства!

– Да не в том сомнения, что Анфису убили, а в том, что у Уколова с ней был роман. Во-первых, он явно бабник и нашел бы себе девицу попривлекательнее. Во-вторых, я с девчонкой одной в бизнес-центре познакомилась, так она сказала, что ни с кем из тамошних он не крутил, а уж она бы знала, если бы что-то было. А что он с ней пару раз пообедал, так это ничего не значит.

– Правильно рассуждаешь! – согласился со мной дядя Вася.

Я прямо прослезилась: чтобы он вдруг признал, что я умею думать?! Нет, он стал совершенно другим человеком! Интересно, что на него так повлияло?

– Правильно рассуждаешь, – повторил он. – Мне тоже показалось, что здесь что-то не так. Я ведь видел их вместе, так вот Уколов себя вел как-то странно. Такое впечатление, что он с Анфисой общался для отвода глаз. С другой стороны, Соколовской позвонила какая-то женщина и сказала, что про похождения ее мужа весь город знает. Кроме этого самого бизнес-центра. Значит, его любовница не оттуда.

– Ага, – кивнула я, – очень хорошо. У нас будет гораздо меньше работы: нужно проверить всех девиц в городе, кроме тех, кто работает в этом бизнес-центре. Вот радость-то!

– Ты подожди прикалываться! – обиженно проговорил дядя Вася. – Я к чему веду? Нужно попытаться узнать, кто та женщина, которая звонила Елене Максимовне. А уж она наведет нас на настоящую любовницу.

– Да? И как вы это себе представляете?

– Обыкновенно! – невозмутимо ответил дядя Вася. – Соколовская пропала, но фирма-то ее осталась. Завтра пойду туда, поговорю с сотрудниками. Секретарша про свою начальницу всегда знает больше других.

Елена выскочила на площадку, аккуратно прикрыв за собой дверь, ей не хотелось, чтобы муж слышал, что она уходит. Она протянула руку к кнопке лифта, тот был занят. Лифт шел вверх, и ее мгновенно пронзила волна страха – вдруг там эти, из милиции. Перехватят ее прямо на площадке и выведут в наручниках.

Она круто развернулась и бросилась к черной лестнице, затем побежала вниз, вздрагивая от стука собственных каблуков.

Надо успокоиться, твердила она на ходу, нельзя так распускаться. Она всегда выбиралась из любой ситуации с малыми потерями, всегда умела найти наилучший выход из любого, самого трудного положения. Да, но в такое положение она не попадала никогда, тут же возразил в ее голове чужой противный голос.

Она выскочила во двор и устремилась было к парковке, но тут же одумалась. Она не может взять свою машину, это очень глупо, ее тут же вычислят и остановят.

Охранник у входа едва не высунулся из своей будки, еще бы, он ни разу не видел ее без машины. Елена улыбнулась ему безмятежно, один бог знает, чего ей это стоило.

Пришлось идти до проспекта, потому что ловить машину на виду у парня было еще более глупо – он сразу ее заподозрит.

Остановились раздолбанные «Жигули» – неужели с ней все так плохо? Она махнула рукой – проезжай, мол, не по Сеньке шапка – и села только в третью машину.

В салоне было ужасно грязно и возмутительно пахло парфюмерией. Да еще орало радио – какой-то шансон. Она назвала нужную улицу, водитель заметил брезгливость на ее лице и все понял.

– Ты радуйся, что хоть на такой можешь ехать! – сказал он и поглядел хитро.

Елена вздрогнула – что он хочет этим сказать? Неужели водитель знает, что ее ищет милиция по подозрению в убийстве? И что вполне возможно, что эту ночь она проведет в камере? А уж там всяко хуже, чем в этой машине…

– Езжай уж, – вздохнула она, – недосуг мне… И радио выключи!

Преодолевая отвращение, она откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза.

Вот и все. Сейчас она приедет в офис фирмы «Томограф» и поговорит с ее владельцем Дмитрием Голубцовым. Поговорит наедине. И начистоту. Пришла пора расставить все точки над «i».

Две крупнейшие фирмы по поставке и установке медицинского оборудования – ее «Медсервис» и его «Томограф». Самый главный ее конкурент. Готовый, как выяснилось, на все. Даже на такую беспримерную подлость.

Что ж, у нее развязаны руки, она тоже готова на все.

Шея заболела от неудобного сиденья, Елена заворочалась и едва не застонала. Неужели это конец? Да ерунда, она все выдержит… Нужно отвлечься и подумать о другом.

Но перед глазами у нее встало детство, их маленький городок на берегу тихой речки, несколько кирпичных домов в центре, в основном – деревенские аккуратные домики с палисадниками. Летом сонная тишина, и куры бродят по пыльной дороге, не боясь редко проезжающих машин. Вода в речке на мелком месте теплая, как парное молоко, а на другом берегу, на горе, – развалины монастыря, и остатки позолоты на куполах сверкают в лучах заходящего солнца.

Но она редко плескалась на мелком месте, она заплывала на середину речки, где течение. И всегда рядом с ней был Митька Голубцов, Голубец, Голубчик…

Они жили через улицу, дома стояли напротив. Матери их были подругами, часто забегали по-соседски, обменивались разными мелочами по хозяйству, делились всем, что имели.

Выросли у Митькиной бабушки в палисаднике чудесные алые мальвы – на следующий год и у Лениной мамы такие же.

Достала по случаю Ленина мама красивого тюля на занавески – глядь, и в Митькином доме точно такие же топорщатся фестонами.

Они вместе, в один год, пошли в школу, но не сели за одну парту – не потому, что боялись, что будут дразнить женихом и невестой, Елена с детства никого и ничего не боялась, просто она хотела поставить себя в классе самостоятельно, чтобы никто не защищал и не покровительствовал.

Они вместе, в один год, пошли в школу, но не сели за одну парту – не потому, что боялись, что будут дразнить женихом и невестой, Елена с детства никого и ничего не боялась, просто она хотела поставить себя в классе самостоятельно, чтобы никто не защищал и не покровительствовал.

Ленина мама была вдовой. Отца своего Лена не помнила, он разбился на машине, когда ей не было и двух лет. Они жили тогда в Ленинграде, в одной квартире с Лениной бабушкой. У мамы со свекровью отношения были плохие с самого начала – та никак не могла простить сыну, что он женился на нищей девчонке из провинции. А после несчастья отношения и вовсе испортились – свекровь совсем потеряла разум от горя, устраивала скандалы по всякому поводу и вовсе без повода и договорилась до того, что обвиняла невестку в смерти ее сына – он-де пытался заработать на семью, оттого и сорвался на машине в плохую погоду не то за клюквой, не то за елками к Новому году.

Лена слышала эту историю много раз от мамы гораздо позже. А тогда приехала из родного города Ленина вторая бабушка, стукнула кулаком по столу и забрала к себе дочку с внучкой. Характер у той бабушки был боевой, неуступчивый и твердый, за словом в карман она не лезла и решения всегда принимала самостоятельно, потом, через много лет, мама часто вздыхала, говоря Лене, что та характером удалась в бабку и жить ей будет трудно.

Тогда же они уехали в родной Зареченск и стали жить в маленьком чистеньком домике, где в палисаднике цвели мальвы и золотые шары.

Когда Лена училась во втором классе, умерла бабушка, и через несколько месяцев мама вышла замуж. Соседки поговаривали, что связь эта длилась давно, только бабушка со своим властным характером не разрешала маме выходить замуж за простого человека. Мамин муж был и правда простоват.

Высокий, худой и молчаливый, он выглядел мрачноватым, потому что улыбался крайне редко. Работал он шофером-дальнобойщиком, дома отсутствовал по неделям. А когда приезжал, то копался в саду или мастерил что-нибудь в доме. В положенное время у Лены родилась сестра, девочку назвали Лизой. Отец к малышке относился внешне спокойно, подходил редко, а на руки и вовсе не брал – боялся.

К Лене отчим относился равнодушно, скупо кивнет при встрече, да и отвернется. Но не обижал, за все время пальцем не тронул и грубого слова не сказал.

Мама после родов сильно располнела, увлеклась вареньем и консервированием и выглядела вполне счастливой. Соседки ей откровенно завидовали – муж работящий, непьющий, а что молчит все время, так оно и лучше – дети меньше мата в доме услышат.

Лена училась хорошо, причем без всякого напряжения. Помогала матери – не по внутренней склонности к домашнему хозяйству, а по справедливости. Бабушка успела внушить ей, что дармоедов в любом коллективе не любят. Живешь в семье – будь добра делать то, что можешь. Все работают, никто не обязан тебя обслуживать. Учителя ее все же не хвалили – слишком самостоятельная и гордая.

С Митькой они понимали друг друга не с полуслова, а с полувзгляда, они просто думали одновременно одну и ту же мысль. Они проводили вместе все время, это даже нельзя было назвать дружбой, просто они были двумя половинками одного целого.

Лизка, конечно, здорово подпортила Лене жизнь. Приходилось возиться с ней, гулять, играть, в общем, присматривать. И тут Митька оказался очень кстати – у него уже было двое младших братьев, он научился таскать их на закорках и вытирать носы, так что с маленькой Лизкой освоился очень быстро.

Шли годы, и когда Лене исполнилось шестнадцать лет, пришло письмо от бабушки из далекого Петербурга. Бабушка писала своей бывшей невестке о том, что она очень жалеет, что они в свое время так плохо расстались, что она была не права, упрекая невестку во всех смертных грехах, что не сумела себя сдержать от горя и что теперь она болеет и совершенно одна. Она не просит ни денег, ни какой другой помощи, но если внучка надумает приехать в большой город после окончания школы, она рада будет принять ее, потому что квартира хоть и маленькая, но все же двухкомнатная, и места хватит.

Видно, ей здорово одиноко, сказала Ленина мать, прочитав письмо, если зовет в гости внучку, которую не видела пятнадцать лет.

Лена показала письмо Митьке, тот подумал и кивнул – соглашайся. Они-то собирались ехать в Москву, но теперь решили несколько изменить планы.

«Мне помощи ни от кого не нужно, – нахмурилась Лена, – сама всего добьюсь».

«Может, ей нужна помощь? – Митька глядел неуверенно, он редко возражал Лене. – Все же она тебе родня…»

Тогда она только пожала плечами – что еще за родня? Была у нее одна бабушка, которая учила ее всегда рассчитывать только на себя, ни у кого не одалживаться и добиваться всего собственным трудом и упорством. И никакой второй бабки она не знает.

Они приехали в Петербург, подали документы в Строительный институт, сдали экзамены успешно, получили общежитие, и только тогда Елена явилась к бабушке.

Старая женщина, увидев ее, заплакала, повторяя сквозь слезы, что внучка очень похожа на своего отца. Лена отвернулась, поморщившись, – слово «отец» ей ни о чем не говорило.

В квартире было пыльно и захламлено – слабые старушечьи руки не в силах уже были навести порядок. Лена взялась за уборку – вымыла окна, выстирала занавески. В следующий ее приход бабушка показала ей завещание, в котором оставляла квартиру своей внучке. Что ж, ее учили, что ничего нельзя брать даром, поэтому Лена честно отрабатывала будущую квартиру – приносила продукты, стирала, гладила, убирала.

Квартира давно просила ремонта, все потихоньку разваливалось – падали полки, ломались розетки, из кранов текло… Лена приводила Митьку, он кое-что умел починить, а потом с удовольствием пил с бабушкой чай и рассматривал старые фотографии. Лена только пожимала плечами – она не могла понять такой пустой траты времени.

Учеба давалась им легко, если бы не надо было зарабатывать на жизнь. Денег из дома им не присылали – у Митьки подрастали двое братьев, отец потерял работу и перебивался случайными заработками, мать мыла полы в двух магазинах и получала там гроши.

У Лены мать не работала, а с отчима, понятное дело, денег требовать ей не приходило в голову – с какой стати? Мама присылала иногда с оказией то трехлитровую банку варенья, то связку сушеных грибов, то яблоки из собственного сада.

Митька разгружал коробки с мороженой рыбой на хладокомбинате, ночами дежурил на автостоянке. Лена агитировала на выборах, проводила социологические опросы, гуляла с собачкой бабушкиной соседки.

Иногда было очень плохо. Хотелось есть – много, вкусно, еще хотелось одеваться и развлекаться, еще – просто полежать у моря на теплом песочке и ни о чем не думать.


После окончания института они вместе пошли работать в частную фирму, которая занималась монтажом и установкой медицинского оборудования. Хозяином этой фирмы был сын крупного советского функционера. Фирму он создал на отцовские деньги и благодаря отцовским связям, но сам работать не умел и не хотел, с подчиненными держался хамски, платил им гроши и постоянно повторял, что на улице стоит очередь из безработных, желающих занять их место. Из-за этого дела у фирмы шли ни шатко ни валко.

После одной особенно некрасивой сцены Дмитрий не выдержал, психанул и ушел из фирмы, напоследок громко хлопнув дверью. И Елена ушла вместе с ним.

Они решили, что не будут за гроши вкалывать на чужого дядю и лучше начнут свое собственное дело.

К этому времени они изучили рынок и завели полезные знакомства, но у них не было стартового капитала. Первый год они работали на износ, без выходных и праздников, сумками привозили из Германии хирургические инструменты, электронные тонометры, анализаторы и прочее мелкое оборудование.

Дело понемногу расширялось. Они купили небольшой грузовичок и теперь возили более крупные товары.

Упорство и трудолюбие принесли свои плоды. Их совместная фирма начала разрастаться, они сняли офисное помещение и склад, наняли нескольких сотрудников.

Через два года они обошли по прибылям и обороту своего бывшего хозяина, переманили его лучших работников и заняли ведущее место на рынке.

И тут в жизни Дмитрия появилась Вероника.

С самого начала Елена относилась к Митьке Голубцову как к брату. Только дружба, никаких романтических отношений!

Как-то раз под настроение он полез к ней целоваться, но она оттолкнула его, сказав:

– Митька, ты что, с ума сошел? Мы же – старые друзья, и не нужно портить эту дружбу!

Потом, когда у них появилось общее дело, между ними сложился негласный договор – не смешивать работу с личной жизнью.

Они и не смешивали. Конечно, у Мити были какие-то девушки, но Елену это не касалось. Но как-то раз Митя познакомил ее с невысокой коротко стриженной брюнеткой.

– Познакомьтесь, это – Лена, мой компаньон, а это – Вероника…

Назад Дальше