За городом дорога сначала была точно так же насыщена транспортом, но очень быстро стала почти свободной. Донимали только знаки, почти постоянно заставляющие ограничивать скорость, но старший лейтенант Арцыбашев позволял себе, имея в запасе пару дополнительных водительских удостоверений, пренебрегать даже сплошной линией, совершая обгон. Однако машин ДПС ему не попадалось, а свернув на боковую дорогу, ведущую в сторону деревни, Арцыбашев вообще оказался почти на свободной трассе. Там, где дорога проходила через лес, складывалось впечатление, будто попал в сказку и пробираешься по ней по какому-то тоннелю. Ветви деревьев почти полностью закрывали небо над узким дорожным полотном, где едва-едва могли бы разъехаться две встречные машины. Все ветви были заснежены, каждая держала на себе по сугробу, и выглядело все это чарующе.
Совершив еще два поворота, Василий Иванович увидел указатель – «Заборье»…
Свернув на нужную улицу, Василий Иванович чуть-чуть пробуксовал в снегу, но все же сумел справиться с дорогой и подъехал к дому со странным ощущением, что отец бывал здесь. Понятно, что дом на его имя оформили уже после смерти, тем не менее, имя генерала Арцыбашева словно бы само по себе уже имело какое-то осязаемое значение и будто бы присутствовало здесь.
Едва машина остановилась, от дома, стоящего чуть дальше, на звук двигателя вышел очень крупный человек. И только с близкого расстояния стало видно, что человек этот пожилой – так уверенно, по-богатырски он вышагивал.
Приблизившись, человек протянул для приветствия широченную, как лопата, руку. И сразу начал деловым тоном хозяина:
– Здравствуй, сынок. Мне уже звонили, что ты приедешь. Дом я протопил, жить там теперь можно. В одном углу мох «подбил», там слегка продувало. Остальные стены еще держатся. Не промерзнешь. Я со свечкой проверял, откуда дуть может. Только с пола слегка, да и то не везде. Я свои половички принес, застелил, чтоб прикрыть. Дровишек на неделю хватит. Если что, я подброшу.
– Меня Василий зовут, – с улыбкой представился Арцыбашев-младший, глядя на пожилого человека снизу вверх, хотя сам тоже не был низкорослым.
– Василий, стало быть, Иванович. Знавал я твоего отца, но не близко. Я – Петро Никифорович Охамело, полковник милиции в отставке. Фамилии моей не дивись, фамилия у меня уникальная, и я ей горжусь. Фамилий много в мире разных, и все так или иначе в разных языках повторяются, а вот Охамело больше нигде не встречал. С Запорожской Сечи идет. Ну да проезжай во двор. Я все расчистил, можно заехать. Сейчас ворота открою…
Снег был расчищен аккуратно и словно бы даже утоптан. Сосед в дом заходить не стал – не хотел быть назойливым. Однако предупредил:
– Что понадобится, заходи. На столе под клеенкой бумажка. Там мой номер. Можешь и позвонить, я сам прибегу. Я на подъем легкий. Дрова в дровянике, спички и береста на печке…
И ушел. А Василий, прежде чем войти в дом, обошел его вокруг. Сработала привычка военного разведчика. И только осмотрев весь двор вместе с сараями, поднялся на крыльцо, распахнул дверь и шагнул сначала в маленький пристрой, служащий, видимо, прихожей или, если говорить деревенской терминологией, сенями. Дальше дверь вела уже в жилое помещение.
Дом был небольшой, рубленый, из тех, что зовутся строителями «шесть на шесть», то есть шесть метров в длину и шесть метров в ширину – общепринятая в русских домах длина бревна. Почти посреди дома – большая русская печка, между печкой и одной из стен – дощатая перегородка, а с другой стороны даже перегородки не было, только на шнуре висела старенькая, вся протертая временем занавеска. Сразу за порогом находилась кухня. Здесь и электрическая плита была, и в самой печи можно было, наверное, что-то приготовить. Василий Иванович прошел дальше, за занавеску, в единственную комнату, имеющую много окон, а из мебели – только диван, стол, пару скамей и сундук. В углу был прибит деревянный, с затейливой резьбой иконостас, но икон на нем не было.
Дом был протоплен, и печь еще держала тепло. Наверное, и вечером топить не потребуется. Осмотревшись и привыкнув к запаху помещения, в котором давно уже жили только мыши, Василий стал проводить ревизию, чтобы определить необходимость в минимальных бытовых покупках. Закончив, решил позвонить Самойлову. Но до этого выполнил необходимую, как ему казалось, процедуру – воспользовался шифрованной связью. Вышел из дома, сел в машину и без труда справился с «бортовым компьютером». Доложил с пометкой «срочно», что через пять минут выходит на контакт с Самойловым, и просил проконтролировать все разговоры гэбиста после его звонка. Монитор выдал сообщение, что письмо отправлено.
Конечно, трубку отставного полковника КГБ и без того прослушивали постоянно. Тем не менее, чувствуя важность момента, Василий Иванович решил предупредить дополнительно.
После этого, подождав пять минут, старший лейтенант решил звонить. Связь в деревне была вполне устойчивой, хотя по дороге и поблизости от Заборья не было видно обычной для современного сельского пейзажа вышки. Отставной полковник ответил сразу, и слышно его было хорошо.
– День добрый, Иван Александрович, – поприветствовал Арцыбашев-младший предполагаемого убийцу своего отца.
– Здравствуйте, Василий Иванович. Рад слышать вас.
Судя по голосу, он был действительно рад, что наметившаяся связь не прервалась.
– Как у нас обстоят дела?
– К сожалению, я не успел пока ничего выяснить относительно гонорара, но приготовил для вас пару адресов издательств, которые могли бы заинтересоваться монографией Ивана Васильевича. Вы когда у нас в городе будете?
– Я сегодня там ночевал, в отцовской квартире… Но мне там сложно. Душевно тяжело. Потому с утра в деревню уехал.
– В деревню? – не понял Иван Александрович.
– У отца домик в деревне был. Теперь тоже мое наследство. Я с ним сюда только один раз и наведывался. Сейчас вот решил, что здесь мне спокойнее будет.
– А какая деревня? – Вопрос прозвучал чрезвычайно заинтересованно.
– Недалеко от города.
– А называется как?
– Я здесь никого принимать не собираюсь и потому так ее и называю – «деревня недалеко от города». С кем будет необходимость встретиться, я в городе встречусь. Хотел вот сегодня к вам заглянуть.
– Буду рад. И сразу обращусь к вам с просьбой. Я понимаю, что вы хотите самостоятельно выходить на редакции. Это ваше право. Но хотя бы почитать монографию вы мне позволите? Поймите заядлого коллекционера… Душа горит и просит. Просто требует.
– Да разве ж мне жалко! – Василий не стал требовать гонорар за прочтение.
– Тогда милости прошу ко мне. Адрес запишите…
– Говорите, я запомню.
Самойлов продиктовал адрес. Этот район Арцыбашев знал.
– Во сколько прибудете? – поинтересовался отставной полковник.
– Часа, думаю, через три-четыре, если вы разрешите. Мне еще необходимо кое-какие хозяйственные покупки сделать. Деревенский дом совсем пустой. Там никто постоянно не жил. А папа, когда приезжал, даже посуду с собой привозил…
– Я буду вас ждать.
Голос отставного полковника звучал слегка обиженно, словно его сильно задел тот факт, что старший лейтенант не пожелал назвать деревню.
– Еще один вопрос, Иван Александрович. Как к коллекционеру. Скажите, сабля, та самая, что украдена у отца, без ножен имеет ценность? И ножны без сабли, сами по себе, ценность имеют? Я понимаю, конечно, что вместе они – это полный комплект. А по отдельности?
– У вас есть ножны? – Самойлов выдал себя таким вопросом, подтвердив то, что предполагалось. Даже если он не участвовал в нападении на квартиру генерала Арцыбашева, все равно знает, что сабля была украдена без ножен. Но если он не участвовал, то откуда знает?
– Я знаю, где они находятся, – сказал Василий.
Самойлов молчал и дышал в трубку так громко, что старшему лейтенанту подумалось, будто отставного полковника КГБ хватил удар.
– Приезжайте… – наконец сказал Иван Александрович ослабевшим голосом.
Даже по телефону было заметно, что у Самойлова язык от волнения еле ворочался.
– У меня тут еще одна мысль появилась, только сейчас… – Это уже было сказано для маскировки. – А что, если и сама сабля не была украдена? Что, если ее в доме вообще не было? Просто отец куда-то спрятал ее, как спрятал ножны… Может такое быть?
– Не знаю… – тихо и неуверенно сказал отставной полковник КГБ.
– А сколько сабля с ножнами может стоить? – спросил Василий Иванович.
– Не меньше элитной квартиры в Москве. – Иван Александрович, кажется, начал брать себя в руки. – Но это только в том случае, если они составляют комплект. Сабля без ножен стоит меньше половины. Ножны без сабли вообще стоят только как изделие, украшенное позолотой и драгоценными камнями. Ножны по отдельности никому не нужны. Их никто не купит. Даже музей.
– Но можно же продать драгоценные камни? По отдельности…
Иван Александрович чуть не задохнулся от такого предположения.
– Приезжайте скорее, – сказал он хрипло.
2Следующий звонок был адресован Петро Никифоровичу Охамело.
– Товарищ полковник, большая просьба к вам. Я сейчас в город съезжу, купить кое-что и дела кое-какие сделать. К вечеру, скорее всего, вернусь. Если кто-нибудь посторонний приедет, из дома, пожалуйста, не выходите. И не потому, что это чревато неприятностями для вас. Это может нам помешать. Очень нужно, чтобы кто-то приехал…
– Понял, сынок. Я человек дисциплинированный, хотя никого и не боюсь… Но раз надо, так и сделаю.
– Купить вам что-нибудь нужно?
– Завтра в десять утра автолавка приедет. Все, что заказывал, привезут. Разве что водочки бутылку…
– Хорошо, не забуду.
Петро Никифорович сам сказал, что человек он дисциплинированный. Значит, с этой стороны можно было быть спокойным, и он никому не помешает, если кто-то приедет. Хотя и сложно было предположить, что Самойлов настолько оперативен, что сумеет так быстро среагировать и появиться в деревенском домике. Но предусмотреть следует все, в том числе и визит людей Ивана Александровича в то время, когда сам старший лейтенант будет находиться у инициатора обыска. А обыск будет в любом случае, в этом можно было не сомневаться. Возможно, последует даже попытка силового давления на Василия. Хотя последнее маловероятно. На отца тоже силового давления, скорее всего, не оказывали, поскольку понимали бесполезность таких действий. Но там сабля была на виду. Ножны же пока неизвестно где, и потому обрывать нить нельзя. Иван Александрович слишком осторожный человек для таких рискованных шагов.
Интересно было бы отследить сеть его контактов. Если предыдущие помощники в данный момент выступают против него, это, как понимал Арцыбашев, вовсе не говорит, что Иван Александрович остался без силовой поддержки. А такая поддержка возможна.
В это время Василию позвонили.
– Василий Иванович, разговаривать можешь?
– Да. Я один… Собираюсь выезжать в город.
– Твой телефон поставлен на контроль «прослушки», так что пока можешь обходиться без клавиатуры и шифровального отдела, если что-то срочное, – сказал Дед Морозов, показывая, что получил шифротелеграмму. – И оперативнее так-то получится. Пока еще шифровальщики с другого этажа поднесут… Будем до особого распоряжения пользоваться трубками. Я сам клавиатуру не люблю, не писатель…
– Вам распечатку моего разговора с Самойловым принесли?
– Нет еще. Но если это срочно, я могу со своего компьютера запись прослушать. Что-то интересное?
– Разве что только для аналитика, который будет делать выводы о психическом состоянии Ивана Александровича. Я «зарядил» ему информацию о ножнах. Мне лично показалось, что это был крайне тяжелый нокдаун. А перед этим – еще и легкий – это когда я сказал, что у отца был дом в деревне и я сейчас там. Его поразило, что он этого не знал. А вообще, можете, товарищ полковник, и прослушать. Я хорошую комедию разыграл. Боюсь, что перестарался, и уважаемому отставному полковнику КГБ станет плохо с сердцем. Но это не моя вина, а его беда.
– Хорошо, я прослушаю. И доложу командующему. Он приказал докладывать о каждом твоем шаге. Все-таки у тебя это первая операция такого порядка, и командующий беспокоится. Тебе когда можно позвонить?
– В принципе, в течение часа я буду еще на трассе, там разговаривать можно.
– Ладно. Ты же не час с Самойловым разговаривал?
– Пять минут.
– Тогда мы с Юрием Петровичем успеем пару раз прослушать, обменяться мнениями и позвонить. До связи, Василий Иванович!
Василий Иванович не торопился. Постоял, приложив ладони к теплой, даже слегка горячеватой печке, словно набирал тепла в руки, соображал, не забыл ли чего. Вроде бы все сделал правильно, осталось только «контрольку»[14] на дверь приладить. Это много времени не заняло. «Контрольку» соорудил из кусочка мха, выдранного между бревнами сруба. Приклеил слюной так, чтобы один конец касался двери, второй засунул в щель между досками. Если дверь открыть и закрыть снова, мох окажется зажатым между дверью и дверной коробкой. Только после этого вышел во двор, открыл ворота настежь, осмотрелся, полюбовался вертолетом, пролетающим в стороне, и выехал на улицу. Отставной полковник Охамело проводить его не вышел, и ворота пришлось закрывать самому. Дверь и калитка остались незапертыми.
Уже знакомая дорога настолько нравилась Василию Ивановичу своей сказочной зимней живописностью, что не хотелось ехать по ней быстро, и старший лейтенант уже жалел, что не наградил его Господь художественными талантами, потому что любому художнику в таких местах раздолье. Можно целые галереи картин писать, не сходя с места. И ничего выдумывать не надо.
Посередине пути пришлось остановиться, чтобы спокойно поговорить с полковником Морозовым, который позвонил даже позже, чем обещал. Для разговора Василий вышел из машины, чтобы не терять время и хотя бы постоять рядом со сказочным лесом, посмотреть на деревья по ту сторону обочины.
– Василий Иванович, ты нас с командующим просто радуешь.
– Спасибо, товарищ полковник, я рад, что еще умею кого-то радовать.
– Такой цирк, понимаешь, устроил! Мы дважды прослушали вдвоем, потом аналитика пригласили, еще и с ним дважды прослушали, с остановками. Аналитик говорит однозначно, что Иван Александрович пару дней после этого разговора будет чувствовать себя неважно. С сердцем он, судя по его медицинской карте, справится, но хорошо, что дело обошлось без инсульта. А то по первым секундам после твоих слов можно было подумать, что у него язык парализовало. Правда, к его чести следует заметить, что оклемался Иван Александрович быстро. Закалка старая, и его так легко не прошибешь. Голос, конечно, у него ослаб. Аналитик верно говорит, что чувствовать он себя будет не лучшим образом. Тем не менее Самойлов сразу включился в дело. Мы прослушали его последующие разговоры, и в энергичности ему не откажешь. Тебя, как мы с Юрием Петровичем считаем, должны интересовать как раз эти разговоры.
– Конечно, товарищ полковник. Для того я его и провоцировал.
– Так вот, Самойлов, как оказывается, до сих пор считает себя непотопляемым броненосцем и звонит в органы местной власти так, как звонил когда-то в органы власти советской, будучи полковником КГБ. Кстати, в его предыдущих разговорах, которые мы прослушивали – это еще со старой его трубки, которой он уже не пользуется, – дважды проскальзывала фраза, что люди его профессии не уходят в отставку. Находятся не на службе, но и не в отставке. Это не было утверждением, это было намеком, что он по-прежнему имеет отношение к силовым структурам. Видимо, пока это еще действует безотказно. Короче говоря, Иван Александрович после твоей провокации звонит напрямую одному из заместителей губернатора и начинает отчитывать того за неточные сведения. Оказывается, Самойлов делал запрос по всей недвижимости, что принадлежала генералу Арцыбашеву. Заместитель губернатора извиняется и обещает перезвонить через десять минут. Но звонит уже через пять. Опять извиняется за невнимательность исполнителей и сообщает, что Ивану Васильевичу принадлежал еще дом в деревне Заборье. Поскольку названия улицы и номера дома там нет, то план деревни с обозначенным домом можно взять только в земельном комитете района. А на это требуется время. Иван Александрович ворчит, что разучились чиновники работать, и от плана отказывается. Ему только название деревни нужно. Сразу после этого звонит некоему Джамбулату и отправляет его туда с требованием найти дом, принадлежащий генералу Арцыбашеву. К дому должен вести свежий автомобильный след. Это будет указателем. Дом обыскать. Там должны находиться ножны от сабли. Джамбулат после этого обзванивает троих друзей, и вчетвером они собираются ехать. Скорее всего, встретишь их по дороге.
– Что и требовалось доказать, – улыбнулся Василий Иванович. – Пусть поищут. Я тем временем вторую провокацию запущу, это добавит уважаемому Ивану Александровичу хлопот.
– Будешь звонить?
– Нет. Только при личном общении. Его это вроде бы не должно касаться. И потому, если я сообщу по телефону, это будет выглядеть назойливо.
– Жалко. Мы с командующим хотели бы послушать. Это весело…
– В следующий раз, товарищ полковник, я придумаю, чем вашу скуку разогнать, – пообещал старший лейтенант.
* * *Совершив необходимые покупки и уложив их в сравнительно небольшой багажник автомобиля, Василий Иванович поехал к отставному полковнику КГБ. Дом он нашел без труда, и даже не петлял среди кварталов одинаковых строений, потому что, один раз глянув на указатель, просто высчитал, где находится нужное ему место. Во дворе девятиэтажного дома было даже небольшое место для стоянки транспорта, куда Арцыбашев и поставил свою «БМВ», к которой уже почти привязался за шустрый пронырливый нрав. Посмотрев снизу вверх на дом, пожелал, чтобы окна выходили во двор, дабы можно было приглядывать за машиной, и прихватив с собой только папку с документами, направился к нужному подъезду, оборудованному домофоном. Возможно, что Иван Александрович ждал у окна и предположил, что молодой офицер в форме, что приехал на старенькой «БМВ», – к нему. По крайней мере, он словно бы ждал у трубки домофона, чтобы ответить на вызов.