Смуглая кожа, кудрявая шевелюра и большие добрые карие глаза парня за ее спиной (я дал бы ему лет двадцать с небольшим) придавали ему сходство с итальянским цыганом. Стройная фигура его двигалась плавно и грациозно, будто в танце. Многие женщины в зале, как молодые, так и постарше, кидали на него алчные взоры, но он видел только сидящую перед ним в красном бархате сестру Клер, и она то и дело поворачивалась к нему, улыбаясь и поглаживая страусовыми перьями его безупречный костюм. Глядя, как он разговаривает с ней, я мысленно извинился за то, что обозвал его жиголо. Передо мной был влюбленный, чувствительный молодой человек. Так же очевидно было, что сестра Клер тоже в него влюблена, хотя я допускал, что ее невинная душа не отдает себе в этом отчета. Они явно чувствовали себя вместе непринужденно и счастливо, держались так, будто во всем зале не было никого, кроме них, совершенно не замечая наблюдающую за ними толпу.
Внимание Клер было разделено поровну между молодым человеком и вращающимся кругом с постукивающим шариком. Сделав ставку, она не сводила с рулетки светлого взгляда. Словно не сомневалась в успехе. И везло ей невероятно. Она явно играла без какой-либо системы, следуя движению души, и делала ставки от пятидесяти до ста фунтов. Почти все остальные игроки следовали ее примеру. Она выигрывала в одиннадцати случаях из двенадцати; на моих глазах крупье со страдальческим видом пододвинул ей очередные фишки на сумму около двух тысяч фунтов.
— Последняя ставка,— тихо сказал мне Жан.
— Откуда ты знаешь?
— Учитывая ее сверхъестественное везение, казино заключило соглашение с Клер. За вечер она проигрывает только два раза, называет это «предупреждением Всевышнего». Если ее не остановить, может разорить казино. Когда пришла играть в первый раз, сорвала банк. Это была полная сенсация, особенно когда они выяснили, кто она,— сообщил Жан.
— Господи, да ты шутишь,— промолвил я.— Это просто невероятно.
— Истинная правда,— возразил Жан.— Ей каждый вечер неизменно везет. Для любого другого вход в казино был бы закрыт, но они узнали, что она монашенка и главный персонаж одного громкого дела. Что им оставалось делать? Общественность не позволила бы запретить ей играть. Пришлось заключить договор. Клер играет раз в неделю три часа и заканчивает, когда выигрыш достигает двух тысяч пятисот фунтов. Разумеется, казино на этом тоже выигрывает, ведь народ так и валит посмотреть на играющую монахиню.
— А как это все началось? — озадаченно справился я.— И при чем тут платье мисс Бут-Уичерли, черт побери?
— Сестра Клер сама тебе все расскажет,— ответил Жан.— Они придут к нам на ужин, так что наберись терпения. Только не вздумай смеяться, Джерри, потому что она очень серьезно относится к тому, что произошло.
— Смеяться? Я совершенно сбит с толку, какой тут смех. Когда мы вернулись в дом Шульцев, Жан налил всем троим по стаканчику, и мы вышли на широкую веранду, оплетенную бугенвиллеей с пурпурными и розовыми цветами; внизу, под горой, сверкали огни Монте-Карло, будто небрежно разбросанные драгоценности.
— Сдается мне,— рассудительно произнес я,— в вашей повести хватает пробелов. Может быть, вы заполните кое-какие из них, пока не приехала монахиня, которая сорвала банк в казино Монте-Карло?
— Только предварительные сведения,— отозвался Жан.— Самое поразительное ты услышишь из уст самой сестры Клер.
— Валяй,— сказал я.
— Родилась она в Девоншире, ее родные были католики. Когда она стала постарше, ее отец поступил на работу садовником в большой римско-католический монастырь поблизости от Вулвергемптона. Девочка трудилась вместе с ним и вскоре стала специалистом по выращиванию фруктов, овощей и цветов для монастыря, который служил также сиротским приютом, что весьма устраивало сестру Клер, страстно любящую детей. В свободное от сада время она помогала монахиням в их делах. Когда умер отец, заняла его место. Тогда-то и решила сама стать монахиней. Ну вот, однажды она где-то прочитала статью про Сан-Себастьян и деятельность сестер-благотворительниц и сразу загорелась, посчитав это знамением свыше. Клер всегда была убеждена, что у Господа приготовлена для нее работа, и нетерпеливо ждала знамения. Вот и явилось оно в виде той статьи. Она заключила, что должна трудиться в Сан-Себастьяне.
— Постой,— возразил я.— Наверно, она прочитала в журналах не одну сотню статей. Почему именно эту посчитала знамением?
Жан осторожно стряхнул белый пепел со своей сигары.
— А потому,— заметил он,— когда стоишь на коленях среди цветов, моля Всевышнего направить тебя на истинный путь, и видишь вдруг обернутый вокруг только что полученной рассады лист из журнала именно с этой статьей, только естественно посчитать это знамением, особенно если ты сестра Клер.
— Понятно,— сказал я.
— Для сестры Клер,— продолжал Жан,— камни служат указаниями, деревья и цветы — предзнаменованием. Ее бог находится повсеместно, он постоянно ее наставляет и направляет, а потому необходимо все время быть начеку, чтобы истолковать его пожелания. Понял?
— Кажется, начинаю понимать,— задумчиво произнес я.
— Она глубоко убеждена, что пребывает в постоянном соприкосновении с Всевышним; не осознав этого, ты не поймешь ее дальнейших действий. Добавь к этому ее абсолютную непорочность. Что бы она ни делала по воле Господа, это не может быть предосудительным, и она скорее пойдет на костер, чем откажется выполнять его указания.
Сестра Клер из породы мучеников, в ее жилах течет кровь святых.
Жан помолчал, наполняя наши стаканы.
— Так вот, приняв решение (а когда такой человек что-то решает, его никто не переубедит), она взялась за дело и не успокоилась, пока шесть лет назад не перебралась-таки в Сан-Себастьян. Успешно заправляла маленькой фермой и садом и находила время для занятий с младшими детьми. А затем случилось одновременно три события. Во-первых, в монастырь поступило распоряжение избавиться от половины детей — дескать, приют перенаселен. Во-вторых, Мишель потерял свою работу в Монте-Карло и вынужден был вернуться в монастырь. И в-третьих, мисс Бут-Уичерли скончалась, завещав приюту в числе прочего свои платья. Взятые по отдельности, эти события, казалось бы, никак не связаны между собой, но сложите их вместе, и если вы сестра Клер, воспримете как знамение свыше.
— Но мне по-прежнему неясно...— начал я. В это время раздался звонок в дверь.
Служанка проводила сестру Клер и Мишеля к нам на веранду, и при свете свечей на обеденном столе бархатная шляпа и платье приобрели гранатовый оттенок. Жан представил меня.
— Счастлива познакомиться с другом мисс Бут-Уичерли,— сказала сестра Клер, сжимая мою руку ладонями и ослепляя меня сиянием голубых глаз.
Я заметил, что кожа ее рук загрубела от физической работы, однако они излучали тепло и энергию наподобие той, какую ощущаешь, держа птицу в руках, сложенных чашечкой.
— Бедный, вы, наверное, были потрясены, услышав о ее кончине,— продолжала она.— Но вас должно утешать сознание, что она была орудием в руках Всевышнего и оставила по себе такую добрую память, верно?
— Понимаете,— ответил я,— Жан только-только начал рассказывать мне, как все было. Не могли бы вы поподробнее объяснить, как произошло это... э?..
— Это чудо? — подхватила сестра Клер.— Конечно, объясню.
Приняв от Жана стакан лимонада, она пригубила, потом наклонилась в мою сторону, готовясь рассказывать.
— Надеюсь, мистер Даррелл, вы не сочтете меня тщеславной особой, но с юных лет я прониклась убеждением, что предназначена Господом для какой-то особой задачи. Должна с сожалением сознаться, что я очень нетерпеливый человек, это один из многих моих недостатков, и я предпочитаю... как это говорится? Ну да — не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Однако в распоряжении Господа бездна времени, и его нельзя торопить. И еще, он должен вас подготовить для исполнения его воли, а это сразу не делается. Когда же он сочтет, что вы готовы, то подаст вам знак. Понятно?
— Вполне,— серьезно ответил я.
— Иногда знаки бывают явственные, иногда, увы, не очень, и боюсь, иные их вовсе не замечают. Мсье Шульц рассказывал вам про статью в журнале?
Я кивнул.
— Такой очевидный знак,— радостно улыбнулась мне сестра Клер.— Я будто слышала его голос.
— Могу я предложить вам пересесть к столу, пока ужин не остыл? — сказала Мелани.— Там и продолжите свой рассказ.
— О, конечно! Конечно! — воскликнула сестра Клер.— Я голодна, как полный приют детей!
Я услышал ее тихий музыкальный смех, увидел, как глаза Клер засветились юмором. Нетрудно было понять, почему Мишель влюблен в нее. Направляясь к столу, я шел рядом с ним.
— Вы говорите по-английски? — спросил я. Он коротко улыбнулся.
— Нет... совсем мало. Клер, она учит меня. Она очень хорошая учительница,— гордо произнес Мишель.
— Могу я предложить вам пересесть к столу, пока ужин не остыл? — сказала Мелани.— Там и продолжите свой рассказ.
— О, конечно! Конечно! — воскликнула сестра Клер.— Я голодна, как полный приют детей!
Я услышал ее тихий музыкальный смех, увидел, как глаза Клер засветились юмором. Нетрудно было понять, почему Мишель влюблен в нее. Направляясь к столу, я шел рядом с ним.
— Вы говорите по-английски? — спросил я. Он коротко улыбнулся.
— Нет... совсем мало. Клер, она учит меня. Она очень хорошая учительница,— гордо произнес Мишель.
— Не сомневаюсь,— сказал я.
За столом Мелани посадила меня напротив сестры Клер.
— Пожалуйста, рассказывайте дальше,— попросила ее Мелани.— Уверена, мистер Даррелл не притронется к еде, пока все не услышит.
— Да-да, она права, сестра,— подтвердил я.
— Не называйте меня сестрой.— По лицу Клер пробежала тень.— Понимаете, я больше не монахиня.
— Простите... Тогда позволите мне называть вас мисс Клер?
— Разумеется,— радостно улыбнулась она.— Мне будет только приятно.— Она ковырнула ложкой сочную дыню и вздохнула.— Дети были бы в восторге от такого лакомства. Я должна послать им несколько дынь.
— Вы по-прежнему... э... поддерживаете связь с сиротским приютом? — спросил я, надеясь услышать продолжение ее истории.
— Поддерживает связь? — рассмеялся Жан.— Да она, по сути, содержит его!
Сестра Клер покраснела.
— Я только помогаю,— твердо произнесла она.— Еще бы не помогать, ведь такова воля Господа.
Наступила небольшая пауза; я пытался представить себе, каким образом Всевышний внушил монахине мысль заняться азартными играми.
— Итак,— заговорил я снова,— вы покинули Вулвергемптон и приехали в Сан-Себастьян.
Она кивнула:
— Да, это было шесть лет назад. Я немного разбиралась в садоводстве, и мне поручили управлять их маленькой фермой. Первое время мне пришлось нелегко, ведь я ничего не знала про коров и свиней, даже про кур, но я быстро освоилась. В свободное время водила детей на прогулки или устраивала для них игры, эти занятия мне больше всего нравились. Вы даже не представляете себе, какие там были милые дети, и я стала специально выращивать кое-что для них, например сладкую кукурузу и клубнику; они просто обожали эти лакомства. Я была очень счастлива, но все равно, понимаете, чувствовала, что у Господа припасены для меня еще задачи.
Она управилась с дыней и откинулась на спинку стула, задумчиво глядя на свою тарелку. Потом подняла глаза, сияющие, будто озаренные солнцем сапфиры.
— И вот однажды Всевышний приступил к раскрытию того, что им было предначертано для меня. Помню, я встала рано утром: до мессы нужно было сделать кое-какие дела. Управилась со всем так быстро, что еще оставалось время, и после завтрака я решила прополоть клумбы под окном сестры Мари. Я разбила там небольшой цветник, зная, как сестра Мари любит цветы, однако за делами на ферме малость забыла про него. Одуванчики очень хороши в салате, но совсем не красят бордюры цветников. Помню, день выдался жаркий и окна кабинета сестры Мари были открыты, так что я слышала все, что там говорилось. Уверяю вас, я вовсе не любительница подслушивать. На самом деле, как только я услышала голоса, хотела дать знать о себе и удалиться, но первые слова заставили меня похолодеть, и я застыла на месте, поверьте мне, будто в трансе.
Теперь-то я точно знаю, что сам Господь того пожелал, но тогда я об этом не подозревала. Обращаясь к сестре Мари, мэр Сан-Себастьяна говорил: «Таким образом, сестра Мари, боюсь, что, если вы не сможете пристроить к. приюту новый флигель, придется вам куда-то отправить часть детей». Можете себе представить, какой ужас меня охватил! Расстаться с детьми, большинство которых прожили у нас не один год, которые привыкли воспринимать приют как родной дом, а нас как родителей, было просто немыслимо. Сестра Мари, естественно, ответила мэру, что о строительстве нового флигеля не может быть и речи, мы и так еле сводим концы с концами. Мэр был добрый, порядочный человек, он сказал, что все понимает и знает, что дети не страдают, хотя им и приходится спать по шесть человек в одной комнате. Однако местный совет постановил, что это негигиенично и недопустимо. Уходя, предупредил сестру Мари, что будет ждать ее ответа три недели, до следующего заседания совета. Можете себе представить мое отчаяние! Я знала, что сестра Мари ничего не сможет сделать и что нам придется расстаться с частью детей. Боюсь, я оказалась так слаба, что горько расплакалась. А когда пришла в себя, подумала, что Господь не допустит такого несчастья, и обратилась к нему с молитвой за указанием. И тогда произошло первое чудо.
Служанка поставила на стол перед сестрой Клер миску с красной лесной земляникой и кувшинчик со сливками.
— О, лесная земляника! — радостно воскликнула сестра Клер по-французски, потом снова перешла на английский: — Я ходила с детьми в лес у Сан-Себастьяна, мы там собирали ягоды и приносили в приют. Боюсь, они больше съедали, чем собирали, но им это так нравилось.
— Так в чем же состояло первое чудо? — спросил я, строго следя за тем, чтобы она не отвлекалась от главной нити повествования.
- А, ну да, в том, что Мишель потерял работу. Мишель рос в приюте задолго до того, как я попала в Сан-Себастьян. Сестра Мари устроила его на работу в пекарне в Монте-Карло, но старик пекарь заболел и вынужден был закрыть свое заведение. И Мишель вернулся в приют в тот самый день, когда мэр принес сестре Мари дурные новости. Она пригласила меня к себе в кабинет, я думала, что она хочет рассказать мне как раз об этом, и собиралась признаться, что все слышала. Однако сестра Мари ни словом не коснулась этого вопроса, и я поняла, что она не хочет делиться с нами этим бременем, надеется сама найти какой-то выход. А меня пригласила, чтобы поговорить о Мишеле. Сказала, что пока она будет пытаться найти ему другую работу, может быть, для него найдется дело на ферме; сестра Мари знала, что есть вещи, с которыми я физически не могу справиться. Я обрадовалась, потому что крыша коровника нуждалась в починке и... да мало ли еще какие дела нашлись бы для Мишеля с его сильными искусными руками. Так он начал работать вместе со мной, и вместе нам удалось много чего сделать. И вот однажды я говорю Мишелю, что у Господа припасена для меня задача и я жду знака свыше. Любой другой человек, наверно, посчитал бы эти слова самонадеянными, но Мишель сразу понял меня. Он даже проявил такое сочувствие, что я не выдержала и поделилась ужасной новостью про угрозу нашему приюту, которая не давала мне покоя. Он был потрясен не меньше меня, но сколько мы ни обсуждали этот вопрос, не видели никакого способа решить проблему. И тут произошло второе чудо. Сестра Мари пригласила меня в свой кабинет и рассказала, что мисс Бут-Уичерли скончалась, завещав нам всю свою мебель и платья. Попросила меня отправиться вместе с Мишелем в Монте-Карло, упаковать платья и договориться об их доставке в приют, а мебель продать. Я-то еще никогда не бывала в Монте-Карло, зато Мишель знал все ходы и выходы. Мы поехали туда на автобусе, и там я совершенно растерялась, понимаете, так давно не бывала ни в каком городе, что просто опешила от всего этого шума и суеты. Все время, пока мы там находились, у меня был словно туман в голове.
Сестра Клер остановилась, пригубила лимонад. - Боюсь, я слишком много говорю,— виновато произнесла она.— Надеюсь, вам не слишком скучно меня слушать.
Хор голосов заверил ее, что совсем не скучно.
— Так вот,— продолжала она.— Должна сознаться, когда мы пришли в квартиру мисс Бут-Уичерли, я была несколько удивлена и разочарована, ведь Мишель был так уверен, что мы найдем что-нибудь драгоценное, что поможет нам спасти приют. Мебель, сразу видно, была слишком изъедена червями, много за нее не выручишь, что же до платьев, они хоть и отлично сохранились, были слишком старомодными, их вообще никто не возьмет. Но сколько же их там было... И такая чудесная материя...
В жизни не видела, чтобы у одного человека было столько одежды.
— Я знаю,— отозвался я.— Однажды мисс Бут-Уичерли устроила для меня показ мод. Это длилось три часа, и под конец она достала платье, в котором была на балу, где присутствовал король Эдуард Седьмой, синее с желтым шелковое платье и синий с золотом бархатный плащ. Потрясающе красивое сочетание; думаю, в молодости она была восхитительна. Не удивительно, что Эдуард ущипнул ее за попку.
— Джерри! — всколыхнулась Мелани, но сестра Клер только рассмеялась.
— Я рада, что вы видели тот плащ и помните его,— сказала она.— Потому что с этого-то плаща все, собственно, и началось.
— Каким образом? — удивился я, вспоминая, как мисс Бут-Уичерли, накинув плащ на плечи, исполнила передо мной несколько пируэтов, так что золотое шитье разбегалось струями по волнам синего бархата.
— Сами понимаете, нам ведь нужно было разобрать и осмотреть весь гардероб,— продолжила сестра Клер.— Каждая вещь была аккуратно обернута в папиросную бумагу с камфарой, но все равно я должна была убедиться в их сохранности. И пришлось же нам потрудиться, распаковывая и снова упаковывая все эти платья, а в то же время интересно — как будто мы распаковывали радугу. Так вот, на самом дне одного чемодана мы нашли большую картонную коробку, а в ней то самое платье с плащом, про которое вы говорили. Коробка эта была так велика, что занимала всю площадь чемоданного дна. Мишель снял с нее крышку и вытащил платье. Помните, вокруг ворота и рукавов были пришиты мелкие белые бусины, напоминающие жемчуг? Подняв платье вверх, Мишель сказал — хорошо бы это в самом деле был жемчуг: мы могли бы его продать и не пришлось бы больше опасаться за судьбу приюта. Я ответила, что не сомневаюсь — если Богу угодно, чтобы мы нашли деньги для приюта, он укажет нам способ. Мишель в эту минуту доставал из коробки плащ, помните — синий с золотом, такой красивый, точно летнее небо и лютики? Он зацепился углом за край коробки, и Мишель приподнял ее, а под коробкой лежала упавшая туда в незапамятные времена сумочка. Маленькая сумочка из того же материала, что плащ, с золоченой застежкой и короткой золоченой цепочкой. Я сразу подумала про Лину — так звали одну девочку в приюте, которая очень любила красивые вещи. Вот был бы для нее чудесный подарок, сказала я себе и тут же сообразила, что другие дети станут ей завидовать. Сами понимаете, какой с них спрос, с детишек. Как бы то ни было, я подняла сумочку и сразу почувствовала — что-то не так...