– Что? – не понял следователь.
– Промывание желудка сделаю, клизму и все такое! – весело подмигнула ему медсестра.
– А поподробнее о «все такое»? – уточнил Виталий Николаевич.
– Если у самого вырвать не получится, то вставим шланг.
– Не надо! – сразу же встряла Яна, болея душой за своего приятеля. – Мы справимся сами!
– Как скажете, – пожала мощными плечами женщина в белом халате.
– Яна, я не справлюсь… Никогда так не делал… – растерялся Виталий Николаевич.
– А хочешь я принесу… ну, эти… косточки и откроем баночки, и мы вместе очистим свои желудки? – спросила его Яна, смотря на него честными голубыми глазами.
– Нет! Я сам! – сразу же включился следователь.
– Лучше – сам, – согласилась медсестра, не поняв ни слова из того, о чем они говорили. – Странная у вас девушка, больной, очень странная. Но красивая, – вынуждена была она признаться.
Яна поправила свои длинные волосы.
– Я вам открою тайну: красивым женщинам прощаются многие странности.
– Это точно, – вздохнула женщина и достала шприц, наполненный лекарством. – Снимайте портки, товарищ майор.
– Отвернись! – буркнул Виталий, обращаясь к Яне. – Ты хоть и «моя девушка», но не настолько.
– Как дети, ей-богу! – покачала головой медсестра, выпуская через иглу струйку воздуха во избежание его попадания в тело служащего государственных органов.
Глава 14
Яна Карловна Цветкова в свои годы голову сломала, мучаясь вопросом, откуда у нее возник жуткий, навязчивый, всепоглощающий страх воздушных перелетов? Вот не могла она этого понять, и все тут!
«Возможно, из-за непонимания механизма того, как громадная металлическая махина, нагруженная людьми и тяжелым багажом, летит в таком легком и невесомом воздухе? Вот так прямо – раз, и взлетает! И даже не пыхтит, не тужится, не машет крыльями! – размышляла Яна. – Или оттого что кто-то из моих предков разбился когда-нибудь, упав с высоты, и передал мне негативную генетическую память?» Строила она и другие предположения. Убеждала, уговаривала себя не бояться. И все же каждый полет воспринимала как маленькую смерть.
В аэропорт она вошла, одетая, как всегда, своеобразно – тонкие черные колготки, замшевые черные туфли на высоченных каблуках и с блестящими пряжками, черное маленькое платье, светлые волосы собраны в тугой пучок. А вот на лице не наблюдалось ни грамма косметики, что для нее было совсем не характерно. Еще более удивительным казалось то, что на Яне не имелось никаких украшений, тогда как обычно от их неимоверного количества мадам Цветкова походила на новогоднюю елку. Складывался образ такого полного и глубокого траура. В руке она несла розовый чемоданчик в стразах – единственный яркий аксессуар, а на плече болталась большая мягкая замшевая сумка, тоже с блестящей пряжкой.
Именно в таком виде ее и увидел Марек Касински, уже ожидавший с билетами.
– Привет… Тебя просто не узнать! Что-то случилось? – сразу же забеспокоился мужчина.
– Все хорошо… – сквозь зубы прошептала Яна.
– Ты очень бледна…
– Это не я бледна, а платье слишком черное, – возразила она.
– Ты выглядишь, как покойница! – не унимался рыжий гигант.
– Такое не говорят женщинам, особенно тем, кому не так давно вручили части мертвых тел.
– Сама же ввязалась! Кстати, где они?
– Здесь, – качнула розовым аксессуаром госпожа Цветкова.
– Как, прямо там?! В таком ярком, да еще и в стразах чемодане?! С таким жутким привлечением внимания?! – изумился ученый.
– А что, собственно, тебя удивляет? Все очень тонко продумано. Надеюсь, здесь, на просвете, то есть рентгеновской установке, нет анатомов?
– Чего?
– Ничего. Только ничему не удивляйся… Наверное, пора уже на регистрацию?
– Да, идем.
И они пошли.
– Извините, гражданка… – даже привстала со своего стула женщина, проверяющая багаж на «телевизоре», обращаясь к высокой пассажирке в черном.
– Да? – приподняла одну бровь Яна.
– Что у вас в чемодане? – спросила служащая аэропорта, сдвинув свои широкие, явно не знавшие щипчиков брови и сосредоточенно рассматривая на экране зафиксированную картинку аксессуара в стразах.
– Моя Долли, – монотонным голосом ответила Яна.
– Извините, кто?
– Моя девочка, моя маленькая сладенькая псинка, моя доченька Долли, – терпеливо пояснила Яна.
– Собака? – поняла и ужаснулась одновременно женщина.
– Это для вас она – собака. А для меня она была всем! Я никогда в жизни не расставалась с ней, с моей девочкой… – В голосе Яны проявились истерические нотки.
– Но в салон самолета с животными нельзя! Есть специальное отделение, с учетом, конечно, того, что у животного имеется ветеринарный паспорт с отметками о всех прививках. Зачем вы упрятали ее в чемодан? Как нехорошо! А стразами закамуфлировали дырочки для воздуха, да? Ай-ай-ай… – покачала головой служащая аэропорта.
К их диалогу прислушивался ничего не понимающий Марек, стоявший невдалеке.
Яна неприязненно посмотрела на собеседницу. Та тоже несколько сменила тон.
– Доставайте свою собаку, не задерживайте очередь!
Розовый чемоданчик оказался перед хозяйкой, и мадам Цветкова щелкнула замком. Глазам удивленной публики предстала собачка типа таксы, стоящая на деревянной подставке с трогательной табличкой «Долли». Глазки у нее были грустные, взгляд стеклянный.
– Что такое? – опешила женщина. И сама же себе ответила: – Это чучело!
– А вы думали, я живую собачку запихнула в чемодан? – возмутилась Яна. – Как вы посмели потревожить память моей Долли! Посмотрите, какие у нее грустные глазки… Она опечалена и сердится! Не плачь, моя девочка…
Пассажирка погладила чучело собаки по голове.
Работница аэропорта выглядела сконфуженной.
– Извините, я не знала… это чучело… у меня нет инструкций на сей счет, я не совсем…
– Что, вам нужна справка о прививках? Что моя Долли не бешеная? – распалялась Яна, все сильнее наглаживая собачку и прекрасно понимая, что ее визави сейчас больше всего хотела бы получить справку от психиатра о нормальности хозяйки Долли, но оснований потребовать ее у женщины не было.
– А везете вы ее с собой зачем? Просто потому, что никогда не расстаетесь? – уточнила женщина, вытирая пот со лба.
– Вы меня с моей девочкой за ненормальных держите? – нахмурилась мадам Цветкова.
– Нет, что вы…
– А я уж подумала, что да! – рявкнула странная пассажирка. Но снизошла до пояснения: – Мы с Долли летим на родину.
– Чью? – не поняла женщина.
– Ну, не мою же! – Лицо Яны исказил очень реальный нервный тик. – На родину Долли, конечно! Она там родилась, оттуда была привезена щенком в Россию, где я ее и приобрела. И вот, когда моя девочка почила… – вытерла слезу дама в черном, – она мне приснилась. И знаете как?
– Как? – выдохнула служащая.
Казалось, уже весь аэропорт слушал этот диалог, причем затаив дыхание.
– Бежит моя Долли по бережку, счастливая и свободная. На лице, то есть на морде, улыбка, глазки сияют… Травка такая зеленая, бережок такой крутой, а вокруг горы. Большие и красивые, внизу покрыты зеленью, с отвесными каменными ущельями, а вверху укрыты ледниками, величественными и блестящими, словно шапками. И манит меня моя девочка взглядом и лает, мол, как мне здесь хорошо! Стала я думать: где же находится место, куда хочет моя девочка? Она ведь явно свою последнюю волю мне таким образом высказала! И случайно посмотрела передачу про Норвегию, в которой увидела именно то место. Это было знаком свыше! Долли желала вернуться на родину! И вот я везу мою девочку, чтобы там ее кремировать и развеять прах над фьордами. Ах, я не увижу больше на самом видном месте моей лапулечки, моей красотулечки… Никогда уже не посмотрю в ее глазки… Но я твердо намерена дать свободу моей Долли, как она и просила.
Когда Яна закончила свою речь, вокруг воцарилась тишина, и только что крики «браво» не раздались со всех сторон.
– И вот теперь вы мешаете моей девочке обрести вечный покой… – вздохнула Яна.
– Я совсем даже не против, – служащая аэропорта смешалась, – но вы тоже меня поймите. Есть определенные правила и инструкции. Случай для меня неординарный, и я могу пропустить вас только на одном условии…
– На каком?
– Ваша девочка полетит в багажном отделении. Вы не против?
Яна выдержала театральную паузу, которой позавидовал бы Станиславский, и произнесла:
– Моей девочке уже все равно. Ради того, чтобы обрести свободу, она готова лететь в багажном отделении.
Казалось, вся очередь вздохнула с облегчением. Долли была благополучно водворена в чемодан. Госпожа Цветкова прошла дальше…
– Тебе где лучше, у иллюминатора или у прохода? – спросил у своей спутницы Марек уже в самолете.
– Ты издеваешься? Мне будет плохо везде!
– Переживаешь за Долли? – усмехнулся Касински.
– Тебе где лучше, у иллюминатора или у прохода? – спросил у своей спутницы Марек уже в самолете.
– Ты издеваешься? Мне будет плохо везде!
– Переживаешь за Долли? – усмехнулся Касински.
– Не язви.
– В тебе погибла гениальная актриса.
– У меня мать – актриса, во мне это наследственное.
– У тебя бы получилось.
– Знаю. К сожалению, наши возможности не всегда совпадают с нашими желаниями. Я бы могла, но ни за что бы не хотела повторить путь матери.
Яна плюхнулась в кресло и пристегнулась, не дожидаясь напоминания стюардесс.
– Кости в Долли?
– Встроены в ее скелет, как будто всегда там и находились, – кивнула Яна и нервно зевнула, пытаясь унять дрожь.
– Гениально…
– Конечно, внимательный патологоанатом даже на чемоданном рентгене заметил бы, что три ребра у собачки человеческие… Но прокатило.
– А трупный материал там же?
– Да.
– Гениально…
– Чего ты заладил? Гениально и гениально… Это не моя задумка, умный человек подсказал.
– И кто он? – поинтересовался Марек.
– Работник следственных органов, – сказала Яна, облизывая пересохшие губы.
– Понятно… А сейчас он где?
– А сейчас он в больнице, но к нашему делу это не имеет никакого отношения.
Пока шла посадка, Яна в нескольких словах поведала попутчику о своем обращении к хорошему знакомому.
– Потом меня выгнали, а его забрали на шунтирование. Вечером я себе места не находила, все в больницу звонила. Наконец узнала, что операция прошла успешно. А еще позже позвонил сам Виталий и уставшим голосом, словно с того света, посоветовал мне сходить к человеку, который делает чучела животных. Знаешь, как я испугалась? Чуть с ума не сошла! Решила, что следователь предлагает из меня сделать чучело. Что на него наркоз так подействовал…
Марек засмеялся на весь салон.
– Сильно же ты должна была допечь своего знакомого, чтобы могла подумать такое.
– Сильно… – вздохнула Яна. И вдруг схватилась за горло.
– Ты что? – покосился на нее спутник.
– Если бы ты только знал, что для меня означает полет на самолете!
Она устремила на него глаза, полные такого непреодолимого ужаса, что Марек сразу же перестал улыбаться. Взял ее руку в свою и воскликнул:
– Какая холодная! Яна, ты дыши…
– Что?
– Дыши глубже и внятно, – повторил ученый очень спокойно и четко.
– Внятно – это как?
– Отдавая себе отчет, то есть полностью контролируя акт дыхания. На раз-два – вдох, затем задержка дыхания на три-четыре, и полный, контролируемый выдох на пять-шесть. Попробуем. Итак, глубокий вдох – раз, два. Молодчина. Не дыши – три, четыре. Теперь расслабляющий выдох… Нет, не рывком, как у подстреленной лани, а спокойный. Живот расслаблен, и там как бы горячий ком ощущается, который согревает все внутри и не дает твоим ладоням так замерзать. Вот руки уже теплеют. А еще нам мешает свет, он отнимает внутреннее тепло, поэтому будь хорошей девочкой, закрой глаза. Молодец! Надо сосредоточиться на своем дыхании. Оно сейчас для нас – самое главное. Дыхание – это жизнь! Пока мы дышим, с нами ничего не случится.
– Нас зашатало… мы уже летим… – слабо, словно с того света произнесла Яна.
– Раз-два! Вдох! – голос Марека заполнял все вокруг. – Никакого страха сейчас нет. Мы не летим, ты качаешься на волнах, в теплом ласковом море. Раз волна, два волна…
Яна поплыла по лазурному морю, глядя на приветливую, солнечную линию пляжа, где резвились дети, загорали люди. И ничто не омрачало их отдых. Безоблачное небо с жарким солнцем и приятный вид растительности в бело-розовых цветах, похожих на флоксы, успокаивали….
Вдруг мерное покачивание тела нарушили грубоватые толчки течения из морских глубин.
– Что это? – подумала она вслух с легким налетом беспокойства.
– Пора на берег! – раздался голос рядом с ней.
Яна увидела мокрое лицо Виталия Николаевича, плавающего неподалеку, и удивилась:
– Ты что тут делаешь?
– За тобой приплыл. Возвращаться пора, – выплюнул он воду изо рта.
– Я не хочу, мне здесь хорошо.
– Яна, пора!
– Виталий, отстань, я еще поплаваю…
– Говорю тебе – пора!
Внезапно голос следователя стал жестким и грубым. Виталий вцепился в надувной матрас, на котором плавала Яна, и начал его трясти.
– Ты что творишь? Не смей! Я не умею плавать! – закричала она и попыталась отцепить его руки от своего матраса.
Но Виталий Николаевич и не думал сдаваться. Наоборот, с остервенением пытался стряхнуть ее с плавучего средства, то есть лишить жизни, ведь для не умеющей плавать Яны это было однозначно… то есть равноценно. И она что есть силы огрела его по голове невесть откуда взявшимся розовым чемоданчиком со стразами.
Следователь ойкнул и, удивленно смотря на Яну, ушел под воду, пуская пузыри. Она, правда, успела извиниться. Но из воронки, которую образовало погружающееся тело Виталия, вынырнула собачка Долли на подставке и уставилась своими глазками-пуговками на хозяйку с немым укором.
– Вот черт! – выругалась Яна. – А ты чего здесь делаешь?
Собачка залаяла и с остервенением вцепилась в матрас Яны острыми и неожиданно длинными зубами.
– Ах ты тварь! Ты же чучело! – закричала Яна, вцепляясь в шерсть и что есть силы пытаясь оттолкнуть Долли от себя и матраса.
Собака вдруг заорала грубым человеческим мужским голосом:
– На раз-два-три пришла в себя!
Яна вдохнула воздух и открыла глаза, в которые сразу же ударил свет. И увидела перед собой весьма добродушное лицо Марека. Причем выяснилось, что она вцепилась в его длинные рыжие волосы и трясет его голову почем зря.
– Яна, очнись, вернись к нам, – спокойно произнес норвежский ученый.
Цветкова мгновенно пришла в себя и наконец-то оставила его волосы в покое.
– Ой… Где это я? Я спала?
– Мы в Осло, в самолете. Прилетели, – объяснил Марек, вытирая пот со лба. – Душно что-то здесь.
– В Осло… прилетели… – как эхо, повторила Яна, оглядываясь по сторонам. – Надо же! Мне снился такой глупый сон, а вроде и не пила совсем… И что сейчас?
– А сейчас мы возьмем такси и поедем в один очень симпатичный ресторанчик, а то я умру от голода, – сообщил Марек.
– Я тоже так наплавалась, что есть хочу, – кивнула Яна и потянулась. – Очень славно я поспала.
Они покинули салон, спустились по трапу, и Цветкова обернулась.
– Спасибо тебе, самолетик! Ты первый, кого я не боялась. То есть не успела испугаться, а просто отрубилась сразу. Устала сильно, видимо. Вот бы все время так – не помню ни минуты полета.
В зале выдачи багажа возникла задержка. Мало того, норвежская полиция оттеснила народ в одну половину зала и вежливо, но твердо велела ждать. Через какое-то время люди начали волноваться и интересоваться, в чем дело, почему их не выпускают из аэропорта. Но никакой информации не было. Затем просочились слухи, что, оказывается, прилетел самолет королевской семьи Норвегии и сначала должны были выйти царственные особы.
Наконец заработал транспортер, и Марек выловил с его ленты свою сумку и розовый чемоданчик Яны.
– Идем? – обратился он к Яне.
– А вещи?
– Я же взял.
– Ты думаешь, я полетела в другую страну с одним трупиком собачки?! – воскликнула Яна.
– Нет? – спросил Марек.
– Ты что, у меня еще пять чемоданов! Я их просто заранее в багажное отделение сдала. Мои – вон те два огромных черных кожаных чемодана. Я их называю «братья-близнецы», или «города-побратимы». И вон та веселая тройка в клетку-шотландку разного размера тоже моя, – заявила Цветкова, ставя спутника перед фактом.
Тот быстро нашел грузчика с тележкой, куда сложили всю груду чемоданов, и путешественники направились к выходу из аэропорта, на стоянку такси. Яна не увидела там грузовиков и поэтому не знала, как Марек решит эту проблему с ее багажом. Но ученый и здесь не растерялся – взял две машины. В одной разместились только вещи, в другой сам с Яной. Потом он сказал водителю, куда ехать, и покосился на спутницу.
– Начну знакомить тебя с суровой природой Норвегии.
– Я сюда затем и приехала. Не в костях же ковыряться! – Тут Яна покосилась на шофера. – Ой!
– Ничего, шофер по-русски не понимает, можешь рассказывать государственные тайны.
– Хорошо, что я не знаю никаких тайн, а то я такая болтливая… Есть хочу еще больше! Столько времени просидели в аэропорту! Кто там из королевской семьи прилетел-то?
– Принцесса Эмилия. Я с ней знаком. Хочешь, и тебя ей представлю? – Касински усмехнулся.
– Да зачем мне ваша Эмилия?
– А она поклонница России, и язык ваш знает, и собирает все русское…
– Эх, не захватила я матрешек…
– Ага! Только трупный материал! – начал смеяться Марек. – Да еще с такой задумкой оригинальной! Долли… Ой, не могу! Слушай, а вам с чучельником пришлось убить эту собачку, чтобы закамуфлировать нашу находку?
– Да ты с ума сошел, что ли? Чтобы мы животное убивали! Долли давно умерла, то есть была чучелом уже два года. Это была личная собака Димы, так зовут чучельника. Он ее очень любил, вот и сделал чучело, которое заодно служит образцом для его клиентов. Дима отдал мне его, потому что у нас ведь сроки поджимали, а он в долгу перед моим другом следователем, который попросил его нам помочь. Чучельник аккуратно удалил три собачьих ребра и присоединил к скелету три наших ребра. Дима, конечно, профессионал, но я не смогла наблюдать за его работой. И вообще, специфически отношусь к такому роду деятельности.