– Полковник во второй раз нас выручает. Вызывает огонь на себя. И мы его бросим за это? Да пусть хоть целая эскадрилья вертолетов заждется! Командир…
Согрин встал и стряхнул снег с приклада автомата. И сменил рожок с патронами на полный, таким образом показывая свою готовность вступить в бой.
– Направление засек?
– Самый траверс. Полковник стрелял снизу вверх.
Еще несколько автоматных очередей донеслось. А через пять секунд новые очереди, но уже явно с другой позиции.
– Они его «в клещи» берут, – понял Согрин. – Вперед, а то опоздаем. Одному от «клещей» не избавиться.
Группа в темпе двинулась уже хорошо знакомой дорогой – только что сами протоптали ее. Вечерний мороз сделал наст более жестким, и теперь снег на обувь не налипал. Но Сохно, идущий, естественно, первым, и без того взял такой темп, словно его собственная жизнь зависела от быстроты.
Расклад ситуации просчитывался просто. Боевики вышли по траверсу хребта на след спецназовцев. И, наверное, постарались бы нагнать их, не отвлекаясь на исследование происшедшего на склоне, потому что с изменением погоды легко было отличить утренние и дневные следы, когда наст был талым, от вечерних, проложенных в примороженном снегу. Но выстрел отставного полковника спутал их планы. Оставлять за спиной даже одного человека – это опасно для каждого, следовательно, опасно для всех. Каждый общую безопасность рассматривает через свою персональную безопасность. И боевики остановились, свернули на склон, чтобы захватить или уничтожить неизвестного стрелка. В принципе, имея достаточные силы, сделать нетрудно. Часть группы передвигается справа, вторая часть прикрывает первую группу огнем, не давая отставному полковнику высунуться и прицелиться. Потом ситуация повторяется. Вторая часть группы заходит слева, а первые прикрывают их. И даже притом, что они не видят неизвестного стрелка, плотность огня позволяет им покрыть значительное пространство, и тем обезопасить свое передвижение.
Сохно без подсказки командира свернул чуть в сторону, чтобы зайти боевикам с тыла, и рассечь их на две группы, к чему они сами только что, судя по звукам автоматных очередей, стремились. Численность одного джамаата, разделенного пополам, можно хорошо использовать против единичного противника, но против троих, тем более специалистов подобной войны, имеющих в своем составе снайпера с винтовкой, оснащенной ночным прицелом… В таких обстоятельствах работает философский принцип перехода количества в качество. И трое опытных офицеров спецназа против одного джамаата, обычно равного по численности армейскому отделению или незначительно превосходящему его, заняв правильную позицию, уже становятся реальной угрозой боевикам.
– Здесь! – сказал Сохно.
След отчетливо показал место, где боевики на какое-то время залегли после выстрела отставного полковника, откуда они отстреливались, веером рассыпав по снегу пустые, выброшенные автоматом гильзы, а потом, посовещавшись, разделились на две группы и двинулись с двух сторон в обхват стрелка. Небольшая лужица крови и обрывки упаковки санитарного пакета наглядно показали, что старик не промахнулся и одного из многочисленных противников ранил. Рана, однако, оказалась, по всей вероятности, не серьезной. И боевик не остался на месте дожидаться товарищей, а тоже принял участие в обхвате.
Согрин, спустившись на пять шагов, поднял к глазам бинокль. Кордебалет, тоже спустившись с полковником на одну линию, встав на колено, приник к прицелу «винтореза». Следы, оставленные боевиками, показали, где их искать. Только один Сохно, оставшись наверху, попытался всмотреться в темноту собственными глазами и ничего увидеть, естественно, не смог. Но он и без прибора определил приблизительное место, где находился отставной полковник. Впрочем, это оказалось совсем не сложным, поскольку естественно предположить, что две группы пошли в обхват с одинаковых по удаленности дистанций. Согрин поднял руку и приветственно помахал в темноту, словно полковник имеет на своем старинном ружье прицел ночного видения и может в этот прицел его увидеть. Никто, однако, ему не ответил, если не считать ответом одиночный громкий выстрел, и следующие за ними неприцельные, рваные автоматные очереди. Старик продолжал вести бой, но теперь боевики не были ему так заметны, как во время продвижения по горному хребту, когда силуэты отчетливо просматривались снизу на фоне неба. Но и сами спецназовцы рисковали в этой ситуации стать мишенью для боевиков, и потому полковник Согрин коротко приказал:
– Толя, под склон, быстро… Сходим со следа… Стороной двинем…
Сохно не шагнул, он прыгнул вниз и в сторону. И не возможной пули испугался, а не захотел выдавать своего присутствия раньше срока. Согрин с Афанасьевым разошлись в разные стороны, понимая, что свежая тропа в насте может послужить ориентиром при возможном обстреле.
Внизу еще раз выстрелило ружье старика, теперь уже чуть в стороне и ниже, чем раньше. Отставной полковник понимал, что в статичном положении ему придется туго. Но теперь на этот выстрел ответили не автоматные очереди, а «винторез» Кордебалета донес через наушники «подснежников» три коротких хлопка.
Согрин перевел бинокль правее, чтобы рассмотреть результат скорострельной стрельбы своего снайпера. Но от него боевиков скрывали кусты.
– Как?
– Одного положил, одного, раненого раньше, ранил вторично…
– К старику их не допускай, – попросил Сохно.
– Группа остановилась. Залегли… – успокоил Кордебалет товарища.
– Левую группу останови…
– В левой группе уже есть потери, – сообщил Согрин. Голос его спокоен, почти скучен и деловит. – Старик одному голову разнес. Осталось пять человек. Среди них – снайпер с СВД. Шурик, обеспечь нам безопасность. И старику тоже. Снайпер идет последним. Часто к прицелу прикладывается.
– Ищу. Сейчас найду, – пообещал Кордебалет.
Через пару минут он выстрелил, и опять трижды.
– Правильно, – подсказал Согрин. – У того парня бинокль с ПНВ. Он и давал всем направление. Карауль, сейчас бинокль попытаются забрать.
Снизу раздалось несколько автоматных очередей. Боевики стреляли и справа, и слева. Они не видели неизвестного им снайпера, но уже поняли, кто против них работает. И обстреливали сейчас тропу, только что ими же и проложенную. Предусмотрительность командира спасла спецназовцев. Но частые вспышки, яркими мазками возникающие в ночи, дали ориентир. Сначала этим воспользовался отставной полковник. И погасил одну из вспышек в левой группе. Тут же дал короткую, в три патрона, очередь Согрин, и тоже заставил замолчать один автомат. И сам, меняя позицию, перекатился на три метра ниже, хотя его автомат и с пламегасителем. Сохно приладил кобуру своего «стечкина» к рукоятке, чтобы стрелять более прицельно. И двумя одиночными выстрелами заставил одного из боевиков замолчать, а второго сменить позицию. И сам перескочил за следующий камень. Только Кордебалет позицию менять не стал. Большой глушитель «винтореза» никогда не показывает при выстреле пламени, и только прибор ночного видения в состоянии определить тепловую струю, исходящую из ствола. Но Кордебалет и стрелял в человека, который пытался подобраться к убитому им боевику с ПНВ.
– Все, – сказал Согрин, отложив автомат и снова подняв бинокль. – Левой группы не существует. Что там справа?
– Они за склоном спрятались, – объяснил Кордебалет.
– Командир… Я прогуляюсь? – спросил Сохно.
– Все прогуляемся. Мы их не видим, и они нас не видят. Вперед!
И он первым стал быстро спускаться. Подполковники устремились за ним. И только метров через тридцать справа раздалась автоматная очередь. Согрин оказался в неудобном положении, и вынужден был упасть лицом вниз, и так, на животе, заскользить по крутому склону до камней, которые его скольжение задержали. Кордебалет с Сохно остановились более удачно, упав набок и сразу отыскав каждый себе подходящее укрытие. Сохно спрятался за камнем, Кордебалет свободно поместился в ложбинке.
– Никого не задело? – спросил командир.
– Бог милостив, – ответил Сохно, и тут же перебежал вправо на добрый десяток шагов, чтобы укрыться за небольшой скалой.
Новая автоматная очередь прозвучала уже тогда, когда он этой скалы достиг, и выбила искры из камня. Но Кордебалет уже засек стрелка и прильнул к прицелу винтовки.
– Там только один… Раненый остался… – Прозвучал выстрел. – Оставался… Остальные ушли в сторону. И выше. Они нам за спину заходят.
– Сколько там человек?
– Пятеро осталось.
– Поднимаемся. – Согрин хотел выпрямиться, когда со стороны, теперь уже с более высокой, следовательно, более удобной позиции, прозвучали сразу две очереди, и полковника спас только бронежилет, о который с громким треском ударились две пули и срикошетили.
Согрин отпрыгнул в сторону и сразу упал за камень.
Согрин отпрыгнул в сторону и сразу упал за камень.
– Я же говорил, можем завязнуть. Где Толя?
Согрин не увидел Сохно за скалой, куда тот только что перебегал.
– Я дальше, – донесся голос Сохно в наушниках. – Выхожу на их след. Подопру их сзади.
– Добро, – согласился Согрин.
– Командир… – голос Кордебалета зазвучал виновато. – У меня заряд в батарее кончается. Почти ничего не видно.
– Плохо, Шурик… – издалека сказал Сохно. – Когда я подойду к ребятам сзади, ты вслепую не стреляй, а то в меня попадешь.
– Похоже, мы к утру не успеем, – полковник вздохнул так громко, что этот вздох через «подснежник» донесся до всех.
– Мочилов сильно расстроится, – сказал Кордебалет.
– Надо предупредить его, чтобы вертолет не высылали. Район опасный, мало ли что. Тоже на нас спишут. – Полковник вытащил трубку спутникового телефона.
Новая автоматная очередь взрыхлила снег совсем недалеко от Согрина, и он вместе с трубкой вжался в снег. Набрал номер.
– Слушаю, Игорь Алексеевич… Что-то случилось?
– Да, Юрий Петрович… К вертолету мы не успеваем. Ведем бой, и не можем из него выйти. Залегли под огнем, не имеем пока возможности встать. Сохно пошел в обход. Ждем, когда поможет. Сможешь дать вертолету отбой?
– Отбой дать смогу. Но тебе выйти следует как можно скорее. Это приказ!
– Мы стараемся.
– Когда сможешь быть в Грозном?
– Только завтра к вечеру. Добираться будем пешком и на попутках.
– Не забывай, какие ценные сведения ты несешь. Не опаздывай.
– У меня хорошая память. Вечером будем на месте.
2И по Ханкале, и по Грозному, и по всем близлежащим дорогам был объявлен план «Перехват». Фотографии, выполненные милицейским фотографом в госпитале, роздали всем патрулям и постам, всем подразделениям комендантских и милицейских сил, срочно поднятым по тревоге на прочесывание участков, где есть возможность спрятаться и отсидеться до света, когда будет возможность затеряться в толпе. Было рекомендовано особо внимательно отнестись ко всем развалинам домов в Ханкале, поскольку разыскиваемый человек, ориентировочно, потерял память и не знает, куда ему идти. Следовательно, он будет искать место, где можно просто спрятаться, и никому не попасться на глаза. Впрочем, развалинам в Грозном тоже было уделено внимание. Но если в Ханкале это обошлось спокойно, то в самом Грозном такая операция повлекла определенные последствия. Сразу было задержано несколько человек, скрывающихся в развалинах. А в самом центре столицы республики, недалеко от площади Минутка, на строительстве нового дома развернулась нешуточная перестрелка. Силами ОМОНа в бригадном вагончике строителей, стоящем на спущенных резиновых колесах, была блокирована банда боевиков из пяти человек, очевидно, готовящихся этой ночью совершить вылазку. На предложение сдаться боевики ответили залпом из пяти подствольных гранатометов, отчего омоновцы, готовые к захвату одного человека, но не готовые к мощному вооруженному отпору, сразу потеряли двух бойцов убитыми и трех ранеными.
Обшитый металлическими листами вагончик словно специально кто-то готовил к долговременной обороне – он выдерживал автоматные очереди слабосильных АК-74 без труда. И не помогали подствольные гранатометы. Металлические листы обшивки спасали боевиков и от таких выстрелов. Два маленьких окошка вагончика, забранные частой решеткой, сваренной из толстой арматуры, не давали возможности всем боевикам вести огонь одновременно, не подставляя себя фронтально. Но для омоновцев это было слабым утешением. В результате перестрелка грозила затянуться надолго.
Ситуация осложнялась тем, что рядом со стройкой находились два отремонтированных и заселенных жилых дома. И уже несколько раз пули со звоном били стекла в окнах. Жителей одного в авральном порядке эвакуировали, то есть, по-русски говоря, просто выставили зачем-то на улицу, не подготовив автобусы для вывоза, а со вторым домом разобраться оказалось еще труднее. Двери подъездов выходили как раз в сторону строительной площадки, и боевики имели возможность расстреливать жильцов, едва они покажутся. Взять на себя решение о эвакуации никто не осмелился, но офицеры пробежали по всем квартирам с требованием не подходить к окнам. Чтобы быстрее завершить опасную ситуацию, пришлось вызвать подкрепление. Вместе с подкреплением прибыл и отряд спецназа МВД на БТРе, и группа спецназа ФСБ.
– Что с ними возиться… – Командир группы спецназа ФСБ запрыгнул на БТР, и сказал несколько слов командиру отряда спецназа МВД.
Мощная машина быстро развернулась, сделала круг, набирая скорость, и с разгону ударила в угол вагончика. Вагончик удара не выдержал и завалился набок, подставив единственное свободное окно небу – из такого положения не постреляешь. Тут же на боковую поверхность, теперь обращенную к тому же небу, запрыгнули два офицера спецназа ФСБ, бегом следовавшие за БТРом, и «уронили» сквозь решетку две газовые гранаты. Остальное было делом техники. Если стены выстрелы гранатомета выдерживали, то двери этого было не дано. Трех раненых и двух просто обалдевших от газа боевиков вытащили на свежий воздух и сразу ткнули кашляющими физиономиями в сугроб. Руки за спину, на руки наручники – ситуация стандартная.
– Подождите… – командир группы ОМОНа, обнаружившей боевиков, подошел с фонарем и поочередно осветил лицо каждого из задержанных, сверяя его с фотографией.
Беспамятного неизвестного, из-за которого и поднялся такой переполох, среди боевиков не оказалось. Омоновец вздохнул, потому что приказ никто не отменял, и поиск следовало продолжать.
Подполковник Хожаев отставил стакан чая и передал последнюю страницу протокола допроса Толида Хармуша капитану Трапезникову. Тот читал быстрее, чем подполковник, и через минуту тоже отложил страницу и взялся за свой стакан. Трапезников даже замерзнув, не любил пить чай, от которого пар валит, и всегда дожидался, когда тот слегка остынет. Подполковник же за это время свой стакан уже оставлял пустым.
– И что нам это дает? – с откровенным скепсисом спросил капитан.
– Ничего не дает. Первые допросы всегда бывают такими. Ничего не видел. Ничего не знаю. Спросите у убитого. Хармуш еще ориентируется в обстановке, присматривается. Поведение естественное. Надо его слегка поторопить, а для этого следует попросить «вертухаев»,[22] чтобы его посильнее прижали в камере. Пусть для начала спать не дают. У них много для этого способов. И воду пусть поставят соленую. Уже к утру начнет говорить иначе. Не начнет, пусть к нему в камеру кого-то подселят. Они знают, кого…
Хожаев поднял трубку внутреннего телефона и позвонил дознавателю. Оказалось, тот уже распорядился.
– К утру сам на допрос попросится. Я по глазам вижу, это не тот орешек, который трудно расколоть.
– Еще имей в виду, – сказал подполковник. – Нам показания не для суда надо, а для оперативной работы. И как можно быстрее.
– Выбьем, – пообещал дознаватель.
Подполковник положил трубку и посмотрел, что пишет на отдельном листе бумаги капитан Трапезников. Но читать перевернутый текст он не умел и потому просто дождался, когда капитан закончит работу.
– Я запрос подготовил, – сообщил Трапезников. – Исхожу при этом из предпосылки, что наш Неизвестный прибыл в Грозный с последним или хотя бы с предпоследним поездом. Омоновцы говорят, он очень удивился, что оказался в Грозном. Значит, он не местный. По крайней мере, постоянно проживает не здесь. Разошлем фотографию всем проводникам вагонов. Пятьдесят на пятьдесят, что кто-то вспомнит.
– Фотография плохая. Спящий, с побоями, с перевязкой. На мертвого слишком похож. Таких только спецы определяют.
– Тем не менее это шанс.
– И на память проводников полагаться…
– По нынешним временам у проводников работа такая, что приходится к каждому пассажиру присматриваться. Тем более к пассажиру с восточной внешностью. Кстати, их специально на это инструктируют.
– Ты представляешь, какая это работа?
– Представляю. И даже представляю, сколько людей придется задействовать. И сколько времени такое мероприятие займет. Но я носом чувствую, что повозиться стоит. Это не простой человек с улицы.
– Надо полагать, если отпечаток его пальчика обнаружен на вычищенном сейфе в секретной части ООН. У них там охрана и система сигнализации – нам и не снилось… Я читал… Надо очень постараться, чтобы через лазерную стену пройти. Лучших мировых спецов наш парень вокруг пальца обвел.
– А как он уложил этих… В палате… Если даже офицер-десантник восхищается… Сейчас можно утверждать одно: наш Неизвестный крупный специалист. Но мы не знаем главного – специалист в какой области и на кого работает? Плюс к этому пластическая операция. Боюсь, что его мало кто сможет опознать, если вообще сможет. А что это нам говорит?