– Что, теперь в станице про нее гадости говорить станут?
– Пошептывать-то точно. Особенно там, где есть девки на выданье. Чтоб не соперничала.
– Так вроде парней-то в станице много.
– Много-то много, но самостоятельных-то среди них мало. А никудышные кому нужны? Маяться с ними всю жизнь? Вот и получается, что Данка многим здесь мешает. Да и ведет себя не лучшим образом, финтифлюшничает все. То одному улыбнется, то другому. А парням-то много ли надо? Тут же разборки начинают. Так что получается, что она смуту сеет и раздор, одним словом.
– Но так же все девчонки делают, – Родион вспомнил своих знакомых девиц. – Кокетничают, это же нормально.
– Это для города, может, и нормально, а у нас не полагается, – недовольно разъяснила ему Елена Гавриловна. – Нехорошо это.
Родион возражать не стал. Нехорошо, так нехорошо. Не ему судить. В чужой монастырь со своим уставом, как известно, не ходят.
В кармане зазвонил родительский телефон. Он достал его и ответил:
– Слушаю, мама. – В трубке прозвучал нервный голос, и Родион как можно небрежнее проговорил: – Нет, у меня все хорошо, не волнуйся. Да, я все поручения отца выполнил, скоро приеду. Пока!
Он отключил телефон, и Елена Гавриловна проницательно заметила:
– Материнское сердце не обманешь! Только с тобой неприятность приключилась, она тут же и позвонила.
– Скорее всего про мои подвиги ей кто-то сообщил. Вот только кто?
– Да кто будет звонить в Москву, сообщать о тебе! Все же думают, что ты наш какой-то родственник. Ну, кроме управляющего. А Потапыч никому ни о чем докладывать не будет. Нет, это материнской сердце. Я тоже сразу чувствую, когда у детей неприятности.
– Да, наверное, – предпочел согласиться Родион.
Любопытная Елена Гавриловна кивнула на телефон, который он еще держал в руке.
– А что у тебя телефон-то такой немодный? Кнопочный, как у меня. Вон даже у Егорки и то с экраном. И в интернете он ползает, хотя ему дед и запрещает.
Признаваться, что телефон мамин, было невместно, и Родион глубокомысленно поведал:
– Сенсорные телефоны для безделушек хороши, а серьезными делами на них заниматься нельзя. Того и гляди какую-нибудь шпионскую программку подцепишь. А кнопочный – он надежный. Никакой вирус не подсядет. Деловые люди кнопочными телефонами пользуются. Но у меня и обычный есть. Но он для баловства, – и он достал из кармана смартфон.
Елена Гавриловна восторженно охнула и горделиво вздернула нос.
– Ух ты! В нашем семействе я, оказывается, самый что ни на есть деловой человек! Вот скажу-ка я домочадцам об этом за обедом, пусть завидуют!
Родион посмеялся. Как мало, однако, надо для гордости непритязательным людям, всего-то старый телефон. Распрощавшись с Еленой Гавриловной, пошел к конторе. Боли почти не чувствовалось, но некоторая скованность в движениях все же мешала. Родион понадеялся, что в ближайшее время ему подобных подвигов совершать не придется.
Дана уже сидела на своем месте, что-то печатая с пулеметной скоростью. Родион позавидовал: ему бы так. А то пока набьет текст, столько времени проходит.
Подняв голову, она сдержанно поздоровалась и даже попыталась кривовато улыбнуться. Понятно, ей здорово не по себе. Еще бы, втравить его в такую переделку! Или ей вовсе не поэтому стыдно? Подумаешь, парни из-за нее бока друг другу намяли! Наверняка для нее это не впервые.
– Как ты себя чувствуешь? – она старалась быть корректной, но получилось чопорно и даже высокомерно.
– Нормально, стараниями твоей бабули, – безразлично ответил Родион.
– Да, бабуля у меня что надо! – неожиданно развеселилась Дана. – Тебе никто не говорил, что в молодости парни из-за нее даже стрелялись? В смысле, дуэли устраивали?
– Нет, – ошарашено признался Родион. – И что, со смертельным исходом?
– Их поймали, и перестрелять друг друга не дали. Как ты думаешь, кто это был?
– Один из них, предполагаю, был Константин Петрович, а кто другой?
– А другой был твой дед! – и Дана залилась звонким смехом, глядя на неверящее лицо Родиона.
– Приеду домой, непременно выясню у него все нюансы несостоявшейся дуэли.
– Он тебе расскажет? – удивилась Дана. – Мне так никто ничего не рассказывает. Обо всем узнаю окольными путями.
На Данин смех в приемную из кабинета выглянул председатель.
– Все скалишься? – укорил он не в меру жеманную, по его представлениям, секретаршу. – Один сабантуй уже организовала, мало кажется? Дальше в том же духе продолжаешь? Эх, жаль, нельзя теперь девок пороть, а ведь как это полезно було!
Дана стремительно отвернулась и принялась за работу, яростно выбивая дробь из ни в чем не повинной клавиатуры. «При таком напоре бедную клавиатуру надолго не хватит, – мелькнуло в голове Родиона, – трещит, как на пишущей машинке!»
Ксан Потапыч крепко пожал руку Родиону.
– Наслышан, наслышан про твои подвиги! Надо же, Степку Павленка к уму-разуму призвать! Об этом у нас многие мечтали, но никто не осмеливался. А ты хоть и вдвое его меньше, а не сдрейфил!
Родион не считал, что он настолько уж меньше Степки-разбойника. Заметив сумрачное выражение его лица, председатель поправился:
– Ну, не вдвое меньше, это я преувеличил, росту-то вы почти одного будете, а по габаритам. Но вот не все решают мускулы и нахальство. Это нашим парням хороший урок.
Родион справедливости ради добавил, что росту Степка сантиметров на пятнадцать повыше будет, но председатель от этой поправки отмахнулся, как от малозначимой.
Они принялись за составление соглашения. Родион вытащил из принесенной с собой папки несколько образцов, и Ксан Потапыч, перечитав их все внимательнейшим образом, остановился на одном, с его точки зрения, самом для хозяйства выгодном.
Дали соглашение Дане на перепечатку.
– Может, тебе файл дать для скорости? – Родион с сочувствием посмотрел на ее угнетенное лицо.
Дана пожала плечами.
– Мне все равно. Я эти пару бумажек за пять минут перепечатаю.
– Да ладно, не трудись, – и он протянул ей флешку.
Она вставила ее в компьютер, скопировала файл и отдала обратно. Моментально в нужных местах проставила название хозяйства, его реквизиты, распечатала и подала Родиону. Он внимательно прочитал ее поправки и с уважением похвалил:
– Умеешь работать, молодец!
Она искоса посмотрела на него, и саркастично поблагодарила:
– Благодарствую! Я будто шубу с барского плеча получила!
Родион даже не поморщился, видимо, привык. Что с нее взять? Ехидничать она мастерица, это он давно усвоил.
В контору зашел сердитый Константин Петрович. Поманил за собой Родиона, зашел в кабинет к председателю и плотно закрыл за собой дверь.
– Я на сегодняшний вечер договорился с атаманом сход станичный назначить. И пяти степенным мужикам велел за этими паршивыми Павленками домой зайти. И приволочь их на сход хоть живыми, хоть мертвыми.
Ксан Потапыч его горячо поддержал:
– Правильно! У меня самого такая мысль была, но мне в дела станичников влезать невместно, я не атаман.
Константин Петрович строго указал Родиону:
– Тебе тоже надо быть! Расскажешь, как дело было!
– Да мне как-то неудобно. Может, это лучше Дана сделает?
Мужики переглянулись. Родиону почудилось в их переглядках обидное «пришлый – он пришлый и есть».
– У нас бабы на сход не допускаются. Бывает, в каких станицах они на круг и прорываются, но только не у нас. К тому же мы порой и сечем провинившихся, а уж бабам это видеть вовсе ни к чему.
Родион очумело покрутил головой. Анахронизм какой-то!
– Ладно, если надо, то приду.
Константин Петрович кивнул и ушел. Ксан Потапыч прочел все копии соглашения, и только тогда поставил на каждом листе свою размашистую подпись. Видно было, что в деловой казуистике он поднаторел.
Председатель посмотрел на наручные часы марки «Победа», и предложил:
– Может, ко мне на обед? Хозяйка будет рада.
Но Родион отказался:
– Меня Елена Гавриловна ждет, спасибо. К тому же мне нужно мазью намазаться, а то бока снова болеть начали.
– Ну, Елена Гавриловна известная у нас знахарка, – не стал упираться Ксан Потапыч. – И я знаю, каково это, когда ребра болят. Самому по молодости немало драться приходилось. И не просто так, а за правое дело.
С этими загадочными словами, заставившими Родиона задуматься, какие такие правые дела нужно было решать кулаками, они вышли из кабинета. Даны уже не было, и председатель собственноручно запер дверь конторы.
Родион вернулся в дом Константина Петровича. Все уже сидели за столом. Родион не посмел попросить Елена Гавриловну сначала намазать его мазью, уж очень специфический был у нее аромат. Без аппетита поел, иногда взглядывая на бледную Дану. Мальчишки, наоборот, были не в меру оживлены, и без присутствия сдерживающего их язык деда наговорили бы сестре много неприятного.
После обеда Елена Гавриловна намазала Родиона мазью в его комнате, и посоветовала полежать, что он и сделал. И тут же заснул; ночью от боли постоянно просыпался, и нормально выспаться ему не удалось.
Разбудил его стук в дверь. Он тут же сел, сообразив, что проспал.
– Нам пора, Родион! Давай собирайся! – Константин Петрович был по-спартански краток.
Родион натянул на себя трикотажную тенниску, светлые брюки, и вышел. Константин Петрович ждал его во дворе, хмуро поглядывая на небо.
– Гроза будет ночью, – сообщил он гостю. – Надо бы управиться до нее.
Потемнело, подул сильный холодный ветер. Погода будто сама способствовала наказанию виновного. На центральной площади уже кучковались почти все взрослые мужчины станицы. Все дружно здоровались с Константин Петровичем и уважительно жали руку Родиону.
Под конец рука у него начала побаливать, но он утешился тем, что по плечам его никто не хлопал, видимо, понимая, что после тесной встречи со Степаном для него это весьма болезненно.
Подошли еще мужики, оглядывая круг.
– А где Павленки? – звучал один и тот же вопрос.
Но вот из проулка показалась целая процессия. К удивлению Родиона, трое здоровенных мужиков, среди них и Степан, шли в окружении казаков в полном обмундировании с шашками наголо.
Все затихли, уж очень это походило на арест. А, может, таковым и являлось? Родион уже понял, что порядки у казаков свои, порой если и не вступающие в противоречие с современными законами, то идущие с ними параллельно.
Вид Степки-разбойника его порадовал: у того красовался огромный фингал под глазом и нос распух явно не от слез.
Казаки расступились, пропуская арестованных в центр круга.
– Так, явились-таки! – удовлетворенно постановил Константин Петрович. – А теперь давай-ка поговорим! Ты зачем, Степка, к моей внучке приставал? Ты какое право над нашими девками насилие совершать имеешь? Тебе кто такие права давал?
Степка сердито сплюнул и прогнусавил:
– Я бы не полез, если б она меня сама не завлекала! Хи-хи да ха-ха!
Константин Петрович отринул его никчемные обвинения:
– А это по девчачьему уставу положено. А ты что, прикажешь небось нашим девкам в паранджу завернуться, и носа из дому не показывать? Так мы, чай, не мусульмане. Мы – вольные казаки, и у нас женщины завсегда в почете были!
Мужики одобрительно зашумели. Такого поворота Степка и его родственнички не ожидали. Они думали переложить вину в несостоявшемся соблазнении на девку-соблазнительницу, и вдруг оказалось, что она вольна была Степку соблазнять.
Павленок-старший хотел было возразить:
– Ну, бабская свобода до известных пределов должна быть! А не так, чтоб чуть не в кровать тащить!
Константин Петрович взъярился:
– Ты говори, да не заговаривайся! Когда это и кого Данка в койку тащила?
Молодые парни тоже возмущенно зашумели.
– Не было этого никогда! Пусть не говорит зря!
Мужчина в форме атамана сурово потребовал:
– Степан! А ну-ка расскажи, как дело было! Да не ври!
Степан неохотно сказал:
– Ну, посмотрели мы кино. Потом я ее провожать пошел. Ну, она то да се. Хихикала, мочи нет. Ну я ее и прижал маленько. Ничего такого не было.
– Не было, говоришь? А с чего тогда ты с Родионом сцепился?
– А чего он лезет, куда не надо?
Снова все зашумели.
Атаман требовательно поднял руку. Гул затих.
– Родион, а тебе это дело как видится?
Родион распрямил плечи и поморщился – побитые ребра отдались острой болью.
– Я, как вы знаете, здесь гость, и в станице и днем-то не ориентируюсь, а в темноте и подавно. Вот посмотрел я кино, – хорошая комедия, люблю ее, – вышел, и понял, что не знаю, куда идти. Все как-то быстро так разошлись, я уж думал, мне придется на ступеньках дома культуры ночевать, – все невольно засмеялись, – но тут услышал голос Даны, и решил идти за ней. До дому она бы меня довела. Шли мы, шли, и тут Степан начал к Дане приставать, в подлесок какой-то тащить. Заявил, что после этой ночи она всяко-разно за него замуж пойдет, потому что он ее давно присмотрел. Лапать ее начал, ну, и пришлось вмешаться, хоть и не хотелось.
Атаман повернулся к Степану.
– Что, по следам папани решил пойти? Семейную традицию поддержать?
Степан пожал плечами.
– А что тут такого? Маманя-то что, недовольна, что ли?
Павленок-старший вступил в разговор с неожиданной страстью:
– Да, я Глашу украл. И что? Да она за мной, как за каменной стеной! Если б не я, то она сдуру за Митьку Авдеева бы выскочила, и что бы с ней сталось?
– А этого никто не знает. Дмитрий от горя задурил, он Глафиру больше жизни любил. Так что и в этом тоже ты виноват. А сейчас и сыновей на то же подвигнуть хочешь? – И атаман решительно постановил: – Вот что, Павленки! Если еще что-то против наших правил учудите, не жить вам больше в нашей станице. Выгоним! А сейчас, Степан, снимай портки, мы тебя драть будем! Заслужил!
Степан глумливо заявил:
– А вот посмотрим, кто это сделать сможет!
И тут же упал, сваленный двумя стоявшими рядом с ним крепкими казаками. Штаны с него быстрехонько спустили, и по голой заднице загуляли розги, перемешанные с крапивой. Брат, посмотрев на сумрачного отца, не вмешивающегося в экзекуцию, тоже остался стоять, где стоял.
Закончив порку, атаман приказал:
– А теперь иди восвояси! Надеюсь, теперь ты надолго запомнишь, что можно, а что нельзя!
Степан вскочил, натянул штаны и ушел, сердито пообещав на прощанье:
– Я этого так не оставлю!
Павленки тоже пошли прочь, набычившись и бросая вокруг свирепые взгляды, но молча, без угроз.
Казаки еще порешали какие-то хозяйственные дела, но к Родиону они отношения не имели, и в них он не вникал.
Когда он с Константином Петровичем шел обратно, не удержался и спросил:
– А что, жена у старшего Павленка не сопротивлялась? Как он смог ее силой увезти?
– А так и увез. Он влюбился в нее, вишь, а она за другого замуж собиралась, за Митька Авдеева. Павленок ее несколько месяцев в своем балагане продержал, пока не понесла. Вот и пришлось ей за этого придурка идти. А Митек с горя уехал. И где сейчас обитает, никто не знает. Ходят слухи, что спился, но так или нет, не знаю.
– А что жена? Смирилась?
– А кто этих баб разберет? Но что Павленок возле нее пташкой вьется, это все знают. И главная в их доме она, а вовсе не он. Но живут они справно.
– Дана говорила, что они тут у вас первые богатеи.
– Ну, первые не первые, а деньги у них есть, это точно.
– А что сейчас с Даной будет?
– А что с ней будет? – удивился Константин Петрович. – Ничего с ней не будет. Я ведь ей не отец, чтоб пороть. А он ей все спускает. Любимица. – Он произнес это с такой нежностью, что Родион понял, что пороть Дану как было некому, так и будет некому. Не потому ли она такая своевольная и выросла?
Подгоняя их, в небе длинной огненной змеей сверкнула молния, и вслед за ней раскатисто прогрохотал гром. Они ускорили шаг и успели под крышу аккурат тогда, когда по земле забарабанили крупные капли дождя.
Глава четвертая
Они пришли домой. Из-за грозы стол был накрыт в доме, в большой комнате рядом с кухней. Все сидели за столом, но никто не ел, ждали главу семьи. Константин Петрович с нарочитым укором, пряча довольные глаза, произнес:
– Чего ж не ели?
Елена Гавриловна, враз раскусившая его потуги, сухо заметила:
– Да чтоб ты не обижался. Сколько б ты потом на нас дулся?
Константин Петрович поспешил возразить:
– Я никогда не дуюсь, с чего ты взяла?
Прекращая готовую разгореться перебранку, Сашка с горящими глазами спросил:
– Что, пороли Степку?
Дед холодно докучные расспросы пресек:
– А какое тебе дело? Ты лучше за собой последи, голубчик! Кто сегодня рубаху порвал, перелезая через чужой тын?
У Сашки от неожиданного дедова откровения огнем загорелись уши. Елена Гавриловна погрозила ему пальцем:
– Так вот где ты рубаху-то располосовал! А мне заливал: упал, упал!
– А он и не соврал. Он и в самом деле упал. Только с соседского забора. Когда ему Никитич засвистел. И чего тебе на чужих огородах-то надобно? Там все то же, что и у нас.
– У соседей всегда вкуснее, – со знанием дела объяснил Родион. – В детстве мы с сестрой и братом обожали викторию с соседского участка. У самих этой виктории было – завались. Причем сортовой, крупной, сладкой. У соседей она и мелкой была, и кислой, росла, как дичка, по всему участку, а вот казалась вкуснее нашей. Я недавно с соседкой разговорился, она меня этой викторией угостила, так есть ведь невозможно, кислятина одна. Наверное, права пословица «запретный плод сладок».
Дед с намеком посмотрел на внучку и подтвердил:
– Сладок, ох, сладок! Вот недавно Данка чуть было этого запретного плода досыта не наелась. А все потому, что тоже любит судьбу на прочность пытать, как Санька свою рубаху.
Дана сверкнула глазами и молча уткнулась в тарелку. Усмехаясь, Родион тоже принялся за еду. Больше на опасные темы не говорили, и ужин прошел спокойно.
После ужина Елена Гавриловна снова смазала боевые раны Родиона своим вонючим снадобьем, утешающе приговаривая: