Те же немецкие части, которые сумели бы высадиться на британском побережье, встретила бы почти полумиллионная группировка британских и эвакуированных французских войск. Немцам пришлось бы сражаться при нехватке боеприпасов, продовольствия, снабжения, при крайнем затруднении в эвакуации раненых и подвозе подкреплений, с резко превосходящим по численности противником. Исход такого десанта предугадать было нетрудно — это почти гарантированное поражение. «Не удивительно, что при более тщательном знакомстве с деталями операции ни одна из заинтересованных инстанций не проявила особого энтузиазма. Геринг с самого начала не проявлял к ней интереса», — отмечает Ф. Руге[241].
Потому после возражений флотского и воздушного командования было решено сначала сломить британские ВВС и захватить господство в воздухе. Тогда у Люфтваффе была бы возможность защищать транспорты и баржи, атаковать британский флот и подавлять артиллерию на британском побережье. Однако воздушная битва за Британию окончилась для Германии поражением, а Королевские ВВС перешли к наступательным действиям. «В создавшихся же условиях противник в начале сентября смог даже перейти в контрнаступление и бомбить флот вторжения в его базах, причем были потоплены или повреждены 21 транспорт, 214 барж и 5 буксиров — около 10 % всего тоннажа выделенного транспортного флота. В результате во второй половине сентября этот флот был частично рассредоточен, что в случае осуществления операции привело бы к потере времени. 12 октября операция была окончательно перенесена на следующую весну; тем самым с ней было покончено», — так Ф. Руге подвел итоги неудачной операции против Великобритании[242].
Поражение в битве за Британию и неудача с организацией высадки прямо и непосредственно толкнули Гитлера к подготовке нападения на СССР. Британия оказалась крепким орешком: для ее разгрома требовалось первоначально построить мощный флот, большую флотилию десантных барж и судов, построить на побережье батареи береговой артиллерии и обеспечить полное господство в воздухе. Для этого Германии нужны были большие ресурсы.
Потому сразу же после переноса операции «Морской лев» на весну.1941 года, по существу ее отмены, Гитлер начал подготовку к войне против СССР. В Польше в ноябре 1940 года стали строить инфраструктуру, а в декабре 1940 года было принято окончательное решение о вторжении с утверждением плана «Барбаросса». Вся экономика Германии и оккупированных стран начала работать на обеспечение этого вторжения.
Советский Союз до войны всерьез опасался интервенции коалиции европейских государств и предпринимал все меры, чтобы этого не допустить. Однако в предвоенных оценках все же рассматривалась коалиция Франции и Великобритании со странами Восточной Европы: Чехословакии, Польши, Румынии, Финляндии. Германия в этих расчетах, как демилитаризованная страна, фактически не рассматривалась.
В июле 1940 года объединение Европы против СССР состоялось, причем в наихудшем варианте, значительно более худшем, чем в довоенных оценках. Во главе этой европейской коалиции появилась агрессивная, нацеленная на захваты Германия с ее мощными вооруженными силами, уже не сдерживаемая ни Францией, ни Великобританией. Надежды на скорое освобождение Европы от империалистической войны и ига капитала полностью растаяли в октябре 1940 года. Потому в планы войны с Германией потребовалось вносить срочные коррективы.
Резкое усиление Германии
После оккупации Франции, Бельгии и Голландии военно-экономический потенциал Германии еще больше увеличился. В зону немецкой оккупации попали важнейшие промышленные и аграрные районы Западной Европы.
Во Франции немцы захватили основные промышленные и аграрные районы страны. Особенно ценным захватом были Эльзас и Лотарингия. На этих территориях, захваченных Францией по итогам Первой мировой войны, не только располагались крупные запасы железной руды, месторождения бокситов и калия. В Лотарингии французы в конце 1920-х и в начале 1930-х годов построили мощную металлургическую промышленность. Строительство велось за счет немецких репараций и инфляции, но в таких масштабах, что экономический кризис во Франции всерьез наступил только в 1934 году, когда строительная программа подошла к концу.
Лотарингия превратилась в мощный металлургический район, с годовой мощностью в 3,8 млн тонн чугуна, что составляло около половины всей французской выплавки металла[243]. Захват Лотарингии позволил немцам значительно перестроить свою черную металлургию: «В результате капитуляции Франции положение с железной рудой коренным образом изменилось. Объединяя французскую руду с немецким углем, оккупация германскими войсками основных железорудных районов Франции создает мощную базу черной металлургии на обоих берегах Рейна. Тем самым значение импорта шведской железной руды для Германии становится второстепенным»[244].
Мнение о том, что без поставок шведской руды Германия не могла вести войну, оказывается не вполне правильным. Основную часть производства черного металла немцы обеспечивали своими ресурсами и ресурсами захваченных европейских стран. Таким образом, в конце 1940 года у Германии было два крупных металлургических района: Рурско-Лотарингский и Силезский, которые располагались в глубине территории Рейха.
Во Франции Германия также захватила настоящую житницу. На оккупированной территории располагалось производство 70 % французского зерна, 65 % поголовья скота и 86 % производства животного масла. Все это немедленно стало объектом самого разнузданного грабежа. В 1940/41 году, т. е. непосредственно перед нападением на СССР, из Франции было вывезено 550 тысяч тонн продовольственного и 588 тысяч тонн фуражного зерна, 1161 тысяча тонн сена и соломы, а также 192 тысячи тонн мяса[245]. Основательно немцы пограбили французские запасы вина.
Бельгия также была крупным трофеем, в которой главную роль играла тяжелая промышленность. Эта небольшая страна имела мощности по выплавке чугуна в размере 4,5 млн тонн, хотя в 1938 году было выплавлено 2,4 млн тонн[246].
Немцы захватили крупную угольную промышленность. Перед войной Франция добывала 46,5 млн тонн угля, Бельгия — 29,5 млн тонн, Голландия — 14,2 млн тонн. Суммарно добыча угля в оккупированных странах составляла 90,2 млн тонн. Германия в 1938 году добывала 186 млн тонн угля. Добавим к этому добычу угля в Чехословакии в размере примерно 39 млн тонн. Со всеми захватами получается годовая добыча на уровне 315 млн тонн. По немецким данным, добыча угля в 1940 году составляла 346 млн тонн угля[247]. Разница между моими расчетами и немецкими данными, видимо, приходится на то, что немцы использовали всю добывную способность захваченных шахт, тогда как до войны мощности использовались частично из-за экономического кризиса и сокращения рынка сбыта.
Для сравнения, СССР в 1940 году добывал 165,9 млн тонн угля. Иными словами, в угольной промышленности Германия буквально за полгода стала вдвое сильнее СССР. Для немецкой военной экономики уголь имел исключительное значение как источник сырья для производства топлива, и появилась возможность перевести промышленность и гражданское потребление топлива на синтетическое топливо и горючий газ. К 1943 году расход бензина в промышленности и в гражданском секторе сократился с 3,4 млн тонн до 0,9 млн тонн, а мазута с 1,1 млн тонн до 0,27 млн тонн[248]. Высвободившееся нефтяное топливо и нефтепродукты пошли на нужды Вермахта.
По немецким данным, прирост экономического могущества Германии в результате захватов выражался в следующих цифрах[249]:
1938 1941 Увеличение(раз) Население (млн человек) 76 205 3,2 Уголь (млн тонн) 185 346 1,8 Железная руда(млн тонн чистого железа) 3,4 25,8 7,5 Медная руда(тыс. тонн чистой меди) 31 98 3,1 Бокситы (тыс. тонн) 93 1269 13,9 Нефть (млн тонн) 0,5 1,3 2,6 Чугун (млн тонн) 16,3 36,5 2,2 Сталь (млн тонн) 20 40,4 2,02 Алюминий (тыс. тонн) 131 195 1,4
В советских исследованиях[250] используются те же немецкие данные, только в конечном итоге учитываются еще и данные по союзникам Германии, в силу чего увеличение экономической мощи Германии выходит еще большим. Хотя с таким подходом вряд ли можно полностью согласиться. У Германии не было полного контроля над военно-экономическим потенциалом своих союзников.
В советских исследованиях[250] используются те же немецкие данные, только в конечном итоге учитываются еще и данные по союзникам Германии, в силу чего увеличение экономической мощи Германии выходит еще большим. Хотя с таким подходом вряд ли можно полностью согласиться. У Германии не было полного контроля над военно-экономическим потенциалом своих союзников.
Но самое главное, во Франции, Бельгии и Голландии немцы захватили большое количество разнообразных материалов и сырья. К примеру, было захвачено 8,8 млн тонн бензина, масел и других нефтепродуктов, что соответствовало примерно полуторагодовой добыче и производству нефтепродуктов в Рейхе[251]. Бельгийцы перед войной создали крупные запасы авиационного бензина для войны с Германией. В 1939 году они составляли 150 млн литров (примерно 120 тысяч тонн), а в мае 1940 года были еще больше[252]. Большая часть этих запасов досталась немцам в качестве трофеев. Таким образом, к 5,5 млн тонн собственной добычи и производства добавилось еще
8,8 млн тонн трофейных нефтепродуктов, и топливные запасы Германии в 1940 году возросли до 14,3 млн тонн. Кроме того, после поражения Франции и Великобритании, Германия получила полный доступ к румынской нефти.
Нападение на СССР Германия готовила в условиях избытка топлива и нефтепродуктов, что и обусловило массированное использование танков и авиации в начале войны. Без захватов французских и бельгийских трофеев подобное нападение вряд ли было бы возможным.
Помимо этого, во Франции захвачено 42 тысячи тонн меди, 27 тысяч тонн цинка, 19 тысяч тонн свинца. Это запасы, соответствующие примерно месячному потреблению этих металлов в Германии. Бельгия после оккупации поставляла порядка 4 тысяч тонн меди и 3,7 тысячи тонн свинца[253]. Также Бельгия в 1941 году поставила 687 тысяч тонн металла и 596 тысяч тонн цемента[254]. Все это также было израсходовано на подготовку к нападению на СССР.
В завершение этой темы стоит сказать пару слов о знаменитой «бараньей дискуссии», которую Виктор Суворов начал еще в книге «Ледокол». По его мнению, готовность войны Германии против СССР определялась бараньими тулупами. Но приведем весь соответствующий отрывок целиком: «Голиков считал (совершенно обоснованно), что для войны против Советского Союза нужна очень серьезная подготовка. Важнейшим элементом готовности Германии к войне против Советского Союза являются бараньи тулупы. Их требуется огромное количество — не менее 6 ООО ООО. Голиков знал, что в Германии нет ни одной дивизии, готовой воевать в СССР. Он тщательно следил за европейскими баранами. Он знал совершенно точно, что как только Гитлер действительно решит напасть на СССР, он должен отдать приказ на подготовку операции. Немедленно Генеральный штаб даст приказ промышленности начать производство миллионов тулупов. Этот момент неизбежно отразится на европейском рынке. Несмотря на войну, цены на баранье мясо должны дрогнуть и пойти вниз из-за одновременного уничтожения миллионов животных. В этот же момент цены на бараньи шкуры должны были резко пойти вверх»[255].
Попытки оппонентов Виктора Суворова опровергнуть этот «бараний аргумент» были неудачными. Его пытались высмеивать, шельмовать, не обращая никакого внимания на существо вопроса. Увы, и среди оппонентов «капитана Ледокола» хватало малограмотных людей, совершенно не знающих обстановки в Европе перед нападением на СССР и не знающих хозяйственных вопросов. Получился пустой и запальчивый спор невежд — одна из наиболее позорных страниц дискуссии вокруг «Ледокола». Между тем свалить этот «бараний аргумент» не составляло труда.
Во-первых, еще перед войной в Германии, понимая крайнюю ограниченность ресурсов по шерсти и текстильному сырью, всерьез занялись производством текстильных суррогатов. Собственное производство заменителей возросло с 90 тысяч тонн в 1932 году до 352,5 тысячи тонн в 1938 году. Доля собственного текстильного сырья выросла до 40 % от потребностей. В особенности резко выросло производство искусственной шерсти (вистра), с 2,7 тысячи тонн до 155 тысяч тонн, а также выросло производство искусственного шелка с 28,2 тысячи тонн до 65 тысяч тонн[256]. Сырье для них было одинаковое — вискоза. Так же серьезно увеличилось вторичное использование шерсти, с 34 до 58 тысяч тонн. Собственное производство искусственной шерсти в 2,5 раза превышало импорт шерсти и пряжи. Сырье для производства вискозы в Германии имелось — это древесина. По сульфатному способу целлюлозу можно получать из любого вида растительного сырья, например из конопли или картофельной ботвы. Для химической обработки целлюлозы в Германии производилось достаточно хлора и гидросульфида натрия (на производство хлора шло около 2 % всей электроэнергии), а из сульфитного щелока, отходящего после обработки целлюлозы, можно было производить спирт, белковые дрожжи, растворители — весьма ценные продукты для военной промышленности. Нацисты очень гордились успехами немецкой химической промышленности и в 1937 году в газетах даже рекламировали «платья из древесины», т. е. одежду из вискозного шелка и вистры.
Так что «уничтожать миллионы животных» не было особой необходимости. Примерно половина всех потребностей в шерсти покрывалась химической промышленностью.
Во-вторых, и в этом самая большая ошибка Виктора Суворова в «бараньем вопросе», в оккупированной Германии никакого рынка уже не было. Как в Германии, так и на оккупированных территориях процветал прямой отъем животноводческой продукции у производителей. «Расово полноценных» немецких крестьян Гитлер обязал расставаться с продуктами животноводства сразу после их получения еще в августе 1939 года, а «расово неполноценных» крестьян оккупированных стран просто грабили по своему усмотрению. Выше уже приводились примеры в достаточном количестве. На оккупированных территориях заготавливалось 59,4 тысячи тонн шерсти[257]. В Германии производилось 19,6 тысячи тонн шерсти. Итого, ресурсы составляли 79 тысяч тонн натуральной шерсти и 155 тысяч тонн вистры. Всего — 234 тысячи тонн. Это очень немало. В 1940 году СССР, со всеми своими бараньими стадами — 79,9 млн голов, получал 161 тысячу тонн немытой шерсти[258].
Так что все рассуждения Виктора Суворова о баранах — это демонстрация дремучего невежества. Не знаю, что там ему рассказывали в Военно-дипломатической академии и в ГРУ по поводу деятельности Ф.И. Голикова на посту начальника ГРУ РККА, но после самого краткого обзора положения с шерстью в Германии становится совершенно очевидно, что отслеживанием рыночных цен на баранов вскрыть подготовку Германии к войне было нельзя. Хотя бы по элементарной причине отсутствия рынка в Германии и оккупированных странах, не говоря уже о вистре.
Проблема с зимним обмундированием была связана не с отсутствием шерсти, а с просчетами в планировании нападения на СССР. На совещании у генерал-квартирмейстера сухопутных войск 29 июля 1941 года было решено подготовить зимнюю униформу для 58 дивизий, которые должны были остаться для оккупационной службы, тогда как все остальные части должны были отвести в Германию[259]. Зимней одеждой было обеспечено 32 % из всего числа дивизий, сосредоточенных для нападения на СССР. Немецкое командование после удачной войны во Франции, Бельгии и Голландии рассчитывало так же легко и быстро сокрушить и Советский Союз. Когда же в ноябре 1941 года зимнее обмундирование потребовалось, его не смогли вовремя подвезти, поскольку для его перевозки требовалось 225 эшелонов. Большой вклад в затруднение снабжения немецких войск внесли партизаны, действовавшие за линией фронта. Просчет командования дорого обошелся немцам и был одной из причин поражения под Москвой.
Таким образом, с какой стороны ни смотри, а «бараний аргумент» Виктора Суворова ничего не стоит. Это фальшивка, на которую купилось множество его сторонников в силу своей неграмотности и нежелания изучать факты. Сама по себе попытка с помощью подобного фальшивого аргумента «доказать» превентивный характер нападения Германии на СССР ярко и наглядно показывает все фальсификаторство Виктора Суворова.
В Советском Союзе всерьез отнеслись к военно-экономическому усилению Германии. В конце 1940 года вышла книга С. Вишнева «Экономические ресурсы Германии. Экономическая база Германии в новой европейской войне», которая представляет собой, очевидно, выдержки из обширного отчета о новых военно-хозяйственных возможностях Германии, подготовленного для высшего руководства страны и Генерального штаба. В нем была сделана довольно подробная оценка промышленного потенциала вероятного противника. Был сделан следующий вывод: «Принимая во внимание накопленные запасы, размеры внутренней добычи, возможности суррогатиро-вания и ресурсы оккупированных территорий, можно считать Германию обеспеченной следующими видами сырья: каменным и бурым углем, железной рудой и ломом, алюминием, магнием, цинком, азотистыми и калиевыми удобрениями, лесом и льном. Значительная часть потребности может быть покрыта (без импорта) по меди, свинцу, коже, каучуку. Весьма напряженным будет баланс по жидкому топливу, марганцу, никелю и олову, редким металлам, текстильному сырью и техническим жирам»[260].