Сергей практически не слушал этот бред. Он насторожился лишь при слове «Сичеслав». Кажется, так ярые националисты величают Днепропетровск.
— Только мы, Серега, болеем душой за нашу страну и точно знаем, каким путем ее вести. Народ за нас, он уже расшевеливается. Мощная армия под националистическим стягом!.. Вот помяни мое слово, не пройдет и двух месяцев, как мы заасфальтируем весь Донбасс, а через полгода погоним кацапов из Крыма. Это же не народ, не население, а быдло низкосортное! Их убивать надо без жалости, а остальные тогда и не пикнут! — Коряка разлил, жадно выпил. — Так что, Серега, согласен? Оформляем кандидатом, членские взносы минимальные, назначаем испытательный срок. Делов-то — на пару «экшенов» съездить. Мы как раз собираемся в компании с милицией прижать одного производственника в Сичеславе. Его завод выпускает литиевые батареи, и есть слушок о связях данного типа с террористами. Можем на тебя рассчитывать?
— А с Петром Соенко что будет? — мрачно спросил Сергей. — Только не говори, что не знаешь, как Гладышев его бизнес уводит.
— Ах да. — Коряка удрученно почесал затылок. — Он же типа родственник твой. Не парься, договоримся с Гладышем.
«Хотел бы я посмотреть на это», — подумал Сергей.
— А училка-то наша еще самого прикольного не знает. — Коряка снова потянулся к бутылке. — А мы уже выяснили. Отпрыск ее, которого в армию забрали, в Сичеславе в госпитале лежит. Написал матери, что легкое ранение, а у самого ноги напрочь отрезаны. Обидно!.. Их отделение попало под свою же бомбежку. Всех насмерть посекло, а ему только ноги оторвало. Пытался с собой покончить, но откачали. За правое дело пострадал. Жалко. А вот второго, Павла Ткаченко, даже и нет. Продался сепарам, воевал против наших парней. Луганск окружать начали, он жену с годовалым ублюдком в машину посадил, которая через гуманитарный коридор шла в Московию. А сам с ходу в бой — ну, успел там чего-то матушке чиркнуть. Из боя не вышел, снарядом накрыло, голову оторвало. Да и не жалко, все равно кочан. Семейство до границы не доехало, под обстрел попало. Две машины не успели проскочить. Жену на куски разорвало, но туда ей и дорога. Так что, братишка, подумал над моим предложением?
Он поднял голову. В глазах мелькнуло беспокойство, но ясным пониманием не обернулось. Просвистел кулак и вдребезги разбил носовой хрящ. Коряка навзничь повалился на тряпку, упала бутылка, водка тонкой струйкой потекла на землю. Остап захрипел. Сбежавшие зрачки пытались вернуться на свои места. Рожа сделалась пунцовой от боли.
— Серега, ты что творишь? — с усилием выдавил он. — Ты же, падла, ответишь! Мы же мать твою на мелкие кусочки…
А вот про мать он зря. Сергей не стал бы продолжать, заставил бы себя. Но от этих слов его голова загорелась еще больше. Воистину, когда Бог хочет наказать, Он лишает разума!
Гайдук прорычал что-то страшное, нечеловеческое и с кулаками бросился на стонущего подонка! Он лупцевал его как боксерскую грушу, не оставляя живого места на физиономии. Голова Коряки дергалась то влево, то вправо.
Он остановился, когда Остап перестал шевелиться. Сергей тупо посмотрел на то, что наделал, пришел в себя, и волосы зашевелились на его голове. Теперь ему не отвертеться, как в прошлые разы. Люди видели, как он садился в машину к Коряке, ехали через полгорода, были на заправке.
Гайдук прощупал пульс Остапа и недоверчиво хмыкнул. Жив. Коряка слабо застонал. Сергей не стал его добивать — не фашист же. Хай живе. Он огляделся, не стал ли кто свидетелем встречи старых друзей. Нет, природа была тиха и невинна.
С этим городком надо было срочно что-то делать. Если не он, то кто? Отставной капитан пружинисто встал. Кто там еще небитый остался? Он забрал второй стакан, скомкал его, затоптал свои следы на глинистых проплешинах, прыгнул в траву, начал взбираться на обрыв и через несколько минут уже пропал в лесу.
— Ты избил Коряку? — Клавдия Павловна содрогнулась. — Сережа, ты сошел с ума. Он жив?
— Жив, мама. — Сергей жадно хлебнул ледяной воды из банки, ногой придерживая дверцу холодильника. — В том и беда, что жив. Забей я его до смерти — и не было бы никаких проблем. Мама, милая, я перемудрил. Не успел приехать, а уже всех близких подставил. Но так же нельзя!.. Как вы живете в этом беспределе?
— Нет предела беспределу, Сережа. — Клавдия Павловна грустно улыбнулась. — Это еще не самое страшное, уверяю тебя. Ты даже половины не знаешь. Мы привыкли, это наша жизнь. Что же теперь с тобой будет, сынок?
— Дело не во мне, мама! — возмутился Гайдук. — Я еще нигде не пропадал, выкручусь и из этой истории. Дело в вас — в тебе, Даше, в ее семье, в Диане Бойко. — Он украдкой покосился на окно, выходящее к соседскому дому, и залился густой краской.
— Понятно. — Мама вздохнула. — И у соседки успел отметиться. А я-то гадала, чудится ли мне, что ты вторую ночь не спишь и топаешь по саду. Бедная женщина, а ей-то ты чем навредил?
— Мама, дело не в этом… — Он чуть не сорвался на крик, но кое-как сдержался. — Боюсь, тебе надо уехать. Давай отвезем тебя в Калутин. Там живет дядюшка Костика Гаевского. Я договорюсь…
— Вот только этого хулигана нам здесь не хватало — Костика Гаевского, — ужаснулась мама. — Нет уж, Сережа, мы не будем ничего делать. Не волнуйся, у них не поднимется рука на пожилую женщину. А тебе, Сережа, надо уехать, где-нибудь отсидеться. — В глазах Клавдии Павловны заблестели слезы. — Зря ты приехал сюда, Сережа, только беду накликал. Почему так все несправедливо, сыночек? — Плечи женщины задрожали.
Он обнял ее и сказал:
— Я тоже, мама, никуда не уеду. Сам натворил, вот сам и разберусь. Есть у меня одна авантюрная задумка. А что у нас насчет клоповника, мама? Помнишь, я любил в нем в детстве прятаться, когда обижался на вас с отцом. Однажды Даша — когда была маленькая — заперлась в нем, и мы ее целый день с собаками искали, ты даже в морг звонила. Помнишь, мы ценные вещи в нем прятали, когда в отпуск в Ялту собирались?
Мама посмотрела на него как-то странно, вытерла слезы и стала подниматься на чердак по старой скрипучей лестнице. Обычное дело — в каждом порядочном доме должно иметься укромное местечко, о котором никто не подозревает.
За изгибом лестницы перед входом на чердак была небольшая ниша, пролезть в которую можно было только на коленях, с риском пропороть голову о неровности потолка и ржавые гвозди. Она не освещалась. На первый взгляд в ней ничего не было. Дверца, ведущая в эту кроличью нору, сливалась со стеной. И та, и другая обросли плесенью. Похоже, родители не забирались туда уже много лет.
Сергей отстранил Клавдию Павловну, включил фонарик в телефоне и перебрался с лестницы в нишу. Ему пришлось согнуться в три погибели. Ручки на двери, разумеется, не было, но знакомая выемка от выпавшего сучка осталась. Дверца заскрипела, но податливо открылась.
«Надо бы смазать», — мелькнула правильная мысль в голове Гайдука.
Фонарик осветил узкий закуток. Там валялись пыльные доски, стопка пожелтевших газет, ржавый инструмент, которым не пользовались много лет. Сохранился даже спущенный надувной матрас, обломки гитары и задубевшие сухари в миске, обросшие плесенью.
— Реликты древней цивилизации, — пошутил Сергей. — Президентский люкс, мама. Можно жить и ни в чем себе не отказывать.
— Прибраться надо, — вытягивая шею, пробормотала женщина. — Сколько лет я сюда не заглядывала. Представители древней цивилизации не отличались чистоплотностью.
— Сам приберу, — пообещал Сергей. — И поживу тут немного, если не возражаешь. Перетащу сюда свои вещи. А ты говори незваным гостям, что я уехал. Прибежал из леса весь испуганный, собрал сумку и был таков.
Несколько часов он не выходил из дома. Нервы натянулись до предела. Сергей специально не выходил на крыльцо, хотя видел сквозь занавески, как курсировала по периметру Диана, бросала на его окна вопросительные взгляды. Обострялось ощущение удавки, сжавшей горло.
«Где твое хваленое хладнокровие? — пилил он себя. — Мог бы не бить Коряку, потерпеть немного».
Звонок Даши чуть не сбросил его с лестницы.
— Сережа, это ты во всем виноват, — заявила сестрица в полный голос. — Нашу Лизу выгнали из детского садика.
— Подожди, — оторопел Сергей. — Как выгнали? Какое они имеют право? За что?!
— Откуда я знаю, за что? Зачем я тебя попросила ее забрать? Никогда себе не прощу…
— Но что я сделал? — возмутился Гайдук. — Приехал, забрал, с вашей мымрой почти не ругался.
— Почти?! — Даша захлебнулась от гнева, закашлялась. — Эта змеюка Усич позвонила минуту назад, сказала, что в понедельник я могу ребенка не приводить. Ее ангельское терпение лопнуло, отвратительный ребенок, ничтожные родственники!.. Она обматерила нас…
— Прости, Серега, ты не виноват, — мрачно сообщил Петр, отобрав у жены трубку. — Но одна беда на другую накладывается, мочи нет уже терпеть. Давят на нас отовсюду. Гладышев снова приходил. В глаза смеялся. Говорил, что у меня один день остался. Хочет мирно решить вопрос, но если я не соглашусь, то будет побоище. Он уже не предлагает денег, представляешь? Просто отбирает бизнес — и наше счастье, если уцелеем. Еще и на дом наш покушается, сволочь! Нарисовал перспективу — мы с Дашей объявляемся врагами нации, провокаторами, сепаратистами, у которых по закону можно отобрать все имущество. Лизу отправят в детский дом, нас — в тюрьму по сфабрикованному обвинению. Не знаю, Серега, существуют ли такие законы, мы не юристы, но они это сделают, никто их не остановит. Ладно, не бери в голову. Мы уже на все согласны…
— Прости, Серега, ты не виноват, — мрачно сообщил Петр, отобрав у жены трубку. — Но одна беда на другую накладывается, мочи нет уже терпеть. Давят на нас отовсюду. Гладышев снова приходил. В глаза смеялся. Говорил, что у меня один день остался. Хочет мирно решить вопрос, но если я не соглашусь, то будет побоище. Он уже не предлагает денег, представляешь? Просто отбирает бизнес — и наше счастье, если уцелеем. Еще и на дом наш покушается, сволочь! Нарисовал перспективу — мы с Дашей объявляемся врагами нации, провокаторами, сепаратистами, у которых по закону можно отобрать все имущество. Лизу отправят в детский дом, нас — в тюрьму по сфабрикованному обвинению. Не знаю, Серега, существуют ли такие законы, мы не юристы, но они это сделают, никто их не остановит. Ладно, не бери в голову. Мы уже на все согласны…
Он отключился, а у Сергея в голове пилили тоскливые скрипки. Не хотел он, чтобы с его приездом жизнь родных и близких летела в тартарары!
— Ну, ладно, твари! — злобно процедил отставной капитан, покосившись на плачущую маму, которая все поняла. — Война так война.
Он заперся в клоповнике, чтобы мама не слышала его разговор. Константин Гаевский отозвался на восьмом гудке — живой!
— Вновь знакомые голоса, — обрадовался он. — Ты где, дружище?
— В Новодиеве.
— Завидую.
— Так приезжай, отдохнем.
— Да в армии я. — Гаевский вздохнул. — Не поверишь, старина, но у властей Луганской республики теперь имеется своя армия. От Снежного мы отошли, но наци потрепали знатно. К сожалению, в моей роте шестеро «двухсотых» и четырнадцать «трехсотых». Ротация прошла, свежие силы выдвинулись, а мы сейчас в Луганске. Пара дней на отдых, доукомплектовать роту, и снова в бой.
— Костик, отпросись! — взмолился Сергей. — Двух дней будет достаточно. Вместе отдохнем на исторической родине. Один не справлюсь — не тот случай.
— Отпроситься? — Гаевский хмыкнул. — Я тут типа лекции посещаю, да? Ладно, рассказывай, в чем дело.
Гайдук лаконично изложил самую суть проблемы, в которую он загрузил ни в чем не повинных людей.
— Ты отформатировал Коряку? — изумился Гаевский. — Это нельзя назвать актом гуманизма. Но приятно слышать. Он давно уже напрашивался. Я в целом знаю ситуацию, Серега. У меня тут двое парней из Новодиева рядом сражаются. Они живописали, что у вас творится. От меня-то ты что хочешь?
— Приезжай, Константин. Один идиот — это мало, а два — уже грозная сила. Приезжай, устроим фашистам апокалипсис. Возьми краткосрочный отпуск. Скажи, что по семейным обстоятельствам…
— Вот дьявол!.. Тронул ты, чертяка, мою черствую душу. Ладно, Серега, ты прав, надо помочь. Поговорю с начальством, чтобы не считали меня дезертиром. Оружие добыть?
— Много, — заявил Сергей. — И разное.
— Хорошо, — деловито сказал Гаевский. — Поиграем немножко. Из Луганска, конечно, стволы не попру, самому бы выбраться, добуду на месте. Есть у меня парочка схронов под Калутиным. Ладно, — решился Гаевский. — Приеду. Но буду только завтра. Сам понимаешь, больше трехсот верст, повсюду украинские войска, СБУ, на дорогах проверки. Придется через Стаханов и Металлург пилить. Завтра утром звони, буду у дяди в Калутине. Улица Кленовая, дом четыре. Продержишься до утра?
— Продержусь, Костик, — воодушевился Гайдук. — Буду отстреливаться из всех орудий и переходить в контратаки.
— Ну, давай, держись! — сказал Гаевский и отключил связь.
Гайдук отчаянно надеялся, что все обойдется. Фаэтону с Дуней сказать нечего. Быковский не видел, кто его избивал, и плохо помнит ночные события. Коряку он тоже отдубасил люто.
«Не вздумай очнуться раньше времени, Остап! — молил Сергей. — Осталось день простоять да ночь продержаться, а там нас будет двое».
Но его надеждам не суждено было сбыться. Подкрадывались сумерки, солнце садилось за лесом на западной окраине городка, рассеивался тусклый свет. И тут сразу несколько машин перегородили переулок.
Гайдук перехватил испуганный взгляд матери. Почему Клавдия Павловна отказалась покинуть дом? Хотя, возможно, она и права. Не укрыться ей в этой местности, подставил он свою мать.
— Не волнуйся, Сережа, прячься, не тронут они меня, — глотая слова, пробормотала мама.
Он ненавидел себя за то, что вынужден был это делать. В доме не осталось никаких примет его присутствия. Стиснув зубы, Гайдук полез в клоповник, скрючился, подпер дверь ногой. А незваные гости уже топали по крыльцу. Слышимость была отличная. Распахнулась дверь, и в дом полезла нечисть.
— Убью урода!.. — сипло прорычал Коряка. — Говори, подлюка старая, где твой отпрыск?! — Судя по хрипу матери, этот гад крепко схватил ее.
Сергей сжал кулаки и волю. Броситься в бой? Глупо. Он не осилит такую толпу. Только хуже сделает матери — тогда ей точно не поздоровится. А негодяи уже растекались по дому, врывались в комнаты.
Гайдук слышал, как откинулась крышка подпола, и кто-то на полном серьезе предложил бросить туда гранату. Кто такие? Милиция? Нет, сомнительно. Судя по всему, это был цвет нации — активисты профашистского «Возрождения и Порядка». Он различал знакомые голоса — Василь Дергач по кличке Фюрер, Зяма, толстяк, горбоносый гад.
Что-то упало, и женщина охнула. Ее толкнули? Гайдуку пришлось опять себя сдержать — не выбить дверь, не свалиться негодяям на головы.
Мама сдавленно бормотала, что ничего не знает. Сын прибежал еще утром, заметно испуганный, собрал сумку и исчез. Он поцеловал мать на прощание и сказал, что возвращается в Россию. Мол, она не знает, что натворил Сережа, хотя и догадывается по расписной физиономии Коряки.
Снова был ядерный взрыв. Остап ругался площадной бранью, крушил мебель. Ржали его клевреты, обрушивая кухонный шкаф, разбивая стулья, переворачивая стол. Коряка орал, что удирать — это не в правилах Гайдука. Он бы никогда так не сделал! Старая врет! Мать не били, но наехали на нее конкретно.
Несколько человек уже карабкались на чердак. Один из них задержался, осветил стену, но ничего не заметил. Грохотали тяжелые бутсы, кто-то кричал, что чердачное окно открыто, а рядом с ним валяется горшок с фикусом.
«Не валяется, а лежит!» — поправил его Сергей.
Вновь была истерика. Мол, он здесь был, упустили, проморгали! Ладно, старая, живи пока, но ты у нас попляшешь! Всем искать мерзавца, он не мог далеко уйти! Отправить людей на автостанцию, сообщить всем постам на дорогах, прочесать лес! И ментам сообщить, не хрен им спать!
Половицы тряслись от топота разъяренных мужиков. Дорогих гостей было не меньше десятка. Они выскочили из дома и унеслись прочь.
«Вот и все, — обреченно подумал Сергей. — Скоро и милиция будет в курсе».
Когда он спустился вниз, мама уже заперла дверь, задернула занавески и пыталась поднять перевернутый стол. Сын бросился помогать, водрузил на место древнюю конструкцию. Мебель в горнице была перевернута, повсюду валялись осколки посуды, кухонный шкаф висел на одном гвозде. Клавдия Павловна была бледна как смерть, но не плакала. Напротив, она пыталась скрыть дрожащую улыбку.
— Мама, что смешного? — не понял Гайдук.
— Ничего. — Клавдия Павловна нервно сглотнула. — Ты бы видел физиономию Коряки. Он похож на бомжа, который беспробудно пил полгода. Весь фиолетовый, опухший! Хотя ты видел его, это же твое творчество.
Они смеялись, собирая осколки. Клавдия Павловна вздрагивала, бормотала, что думать так грешно, но физиономия Коряки — это такой бальзам!..
— Тебя не били? — спросил Сергей.
— Нет, они вели себя как джентльмены. Оскорбляли, буйствовали, махали руками, даже толкнули разок, но не били. Твой бывший дружок меня остерегается, возможно, именно потому, что я твоя мать. Знаешь, сынок, тебе не стоит тут маячить, сама уберу. Они когда-нибудь вернутся. Иначе и быть не может.
— Надеюсь, это случится не раньше утра, — пробормотал Сергей. — Мама, заряди свой сотовый телефон и все время держи его рядом с собой.
— Не знаю, есть ли там деньги…
— Позвони в случае опасности. Я получу сообщение, что ты пыталась со мной связаться.
— Ты куда-то уходишь? — Женщина задрожала.
— Пока нет, но чем черт не шутит.
Не стоило лишний раз поминать нечистого. На улице стемнело. В переулке, где не было ни единого фонаря, воцарилась темень. Завибрировал телефон в кармане — Сергей заблаговременно отключил звуковой сигнал.
Он услышал взволнованный голос Петра. Разворошили-таки болото. Их дом подвергается массовому нашествию! За калиткой несколько машин. Это милиция. Они уже входят в сад, топчут клумбы. Их очень много. Фонарь на фасаде освещает всю эту преступную камарилью! Здесь начальник ОВД Воренко, военком Гладышев, городской прокурор и даже глава администрации Петренко. Вся компания в сборе, гранатомета не хватает! Милиция окружает дом, они уже на крыльце. Все, он не может говорить, пошел открывать.