Снова Кавказ, Абхазия. В 2008 году в составе воздушно-десантной дивизии Гайдук штурмовал Цхинвал. Пара лет в Осетии, принял роту в отдельной бригаде Северо-Кавказского военного округа. Потом полк спецназа, созданный в 2012 году для обеспечения безопасности сочинской Олимпиады. Снова Кавказ, спецподразделение «Вихрь» в составе внутренних войск — часть, которой на бумаге как бы не существовало.
Он потерпит. Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым! Сергей вытряхнулся из кровати, мерил шагами казенную комнату. Тоска пройдет, стоит лишь сменить обстановку. Только не тянуть с этим делом. Подмахнуть в штабе пару бумажек, забрать оставшиеся документы, вечером проставиться, а с утра в Махачкалу, на крыло.
Согласно полученному вороху бумаг, он не служил ни в каком спецназе. Последняя должность, отмеченная в удостоверении личности офицера запаса: начальник вещевой службы мотострелкового полка, расквартированного под Челябинском. В боевых действиях участия не принимал.
— Вот так живешь, воюешь, рискуешь жизнью каждый божий день, а по факту ты всего лишь каптер, — печально заметил в тот же вечер майор Васильев, когда сослуживцы собрались на отвальную.
Гайдук расстарался, приволок из магазина море закуски, лучшую водку, дорогой коньяк. Но веселье не шло, народ был печален, ел, пил, но без удовольствия. На Гайдука смотрели как на камикадзе, уходящего на последнее задание.
— Ну, не знаю, — заключил по итогам молчания капитан Тимирязев. — На гражданку — как в омут. В армии все понятно, головой думать не надо, всегда сыт, при деньгах, работой обеспечен, никакие экономические кризисы не страшны.
— Ты поосторожнее, капитан, в братской Украине, — многозначительно заметил Бредов. — Говорят, там опасно.
Собутыльники лениво похихикали, но настроение у них не поднималось.
— Ты, это самое, Серега… — начал Васильев. — Во-первых, честь мундира береги. Во-вторых, если помощь вдруг потребуется, не стесняйся, звони, пиши. Мы подскочим, разберемся.
— Всегда поможем, — поддержал Мирзаев. — Взводом БМД, парочкой рот спецназа. Думаю, начальство возражать не будет.
— А спорим, он вернется? — заявил капитан Карцев, и все удивленно посмотрели на него. — Серьезно говорю, помыкается по миру, посмотрит на весь этот бардак и еще до осени попросится обратно. Ну, может, не в армию, но в Россию точно вернется.
— Может, и вернусь. — Гайдук неопределенно пожал плечами.
Гулянка закончилась, пьяных не было. Сергей покурил, помыл посуду. Ночь тянулась извилистой сколопендрой, он валялся на кровати и не мог уснуть.
В памяти всплывал родной городок Новодиев на западе Днепропетровщины. Юркая речка Ведянка, пышные сады. Последний раз он ездил в Новодиев на похороны отца. Михаил Терентьевич скончался от внезапного тромба, закупорившего артерию на бедре.
Кабы не это трагическое событие, то все терпимо. Мать Клавдия Павловна болеет диабетом, но вроде находится под присмотром добродушной сестрицы Дашки. Медсестра приходит, ставит инъекции сахароснижающих препаратов. Иногда мать ложится в больницу, где проходит инсулинотерапию.
Дарья взяла фамилию Сенко, по мужу. Он мужик нормальный, от работы не шарахается, любит жену, души не чает в четырехлетней дочке Лизе. Крутится, зарабатывает, жалуется на милицейский рэкет, на проверки, вымогательства, но вроде бы в плюсе, держится на плаву.
Он был дома два года назад, а что там сейчас? Часть Украины отвалилась, другая в огне, на третьей — бардак, неразбериха и никакого соблюдения прав человека, как бы ни пытались представить обратное так называемые западные партнеры.
Гайдук вертелся на казенной кровати, не мог уснуть. Он ничего не знал про гражданскую жизнь. Она была для него чем-то диковинным, экзотическим. Сергей хотел забрать Марину из Львова и отправиться с ней в Новодиев. Если в тех краях совсем уж плохо, перевезти всех родственников в Россию, а потом сказать капитану Карцеву, что нечего каркать.
Он вспоминал своих друзей по Новодиеву — Костика Гаевского по кличке Цезарь, Остапа Коряку с погремухой Бендер. Сколько ссадин в детстве друг другу налепили, соседских яблонь обтрясли! Учились в одном классе, все детство держались вместе. Гаевский — спокойный, рассудительный, хотя и подвержен внезапным эмоциональным всплескам. Коряка — шило в заду, лопоухое чудо в перьях, раздолбай и шалопут. Сначала детские забавы, шалости. Потом первые дегустации спиртного, девочки, драки с пацанами из «враждебного» пригорода Екимовка. Взросление, выпускной, кто куда…
Коряка уехал в Киев, не поступил, мутил сомнительный бизнес со служащими одной из районных управ. Гаевский, как и Сергей, окончил военное училище, служил в десантных войсках, командовал ротой в Днепропетровске. Последнее звание — капитан. Два года назад, во время похорон отца, Гайдук не застал в городке ни того, ни другого. Коряка впоследствии вроде вернулся, работал в городской администрации. Гаевский служил.
Сергей почти полгода с ними не связывался, хотя номера хранил. Даже неловко звонить после такого молчания. Он включил лампу на столе, отхлебнул для храбрости из недопитой бутылки.
Старый кореш Гаевский долго не отвечал, потом наконец-то хрипло выкрикнул:
— Да! Кто это?
— Это Гайдук, Костик, — сказал Сергей и осекся.
В эфире что-то гудело, лязгало, трещало. Прорывались отдаленные звуки, смутно смахивающие на… выстрелы! На всякий случай Сергей прочистил второе ухо и приложил к нему телефон. Странный фон не изменился.
— Гайдук… — Костя словно не сразу сообразил, потом до него дошло. — Вот черт, извини, Серега, не признал. Подожди секунду, спущусь в подвал.
В аппарате что-то хрустело, сыпалось. Гудение отдалилось, стало глуше, звуки выстрелов пропали.
— Я не вовремя? — осторожно спросил Сергей.
— Нет, дружище, все в порядке, пара минут есть, можем потрепаться. Я тут немного воюю…
— В смысле? — не понял Гайдук.
— В прямом, — отрубил приятель. — Я в Снежном. Это Донбасс, если ты не в курсе. Небольшая заваруха типа ночного боя. Держим квартал, много техники у этих гадов побили. Они пока отступили, боевые памперсы меняют.
— Стесняюсь спросить, Костик, — осторожно начал Гайдук. — А ты на чьей стороне воюешь?
Гаевский засмеялся и ответил:
— На стороне ополченцев, Сергей, злобных пророссийских террористов, как их называют украинские СМИ. В апреле нашу бригаду из Днепропетровска бросили на Донбасс. Совсем генералы сбрендили, ни ума, ни фантазии. Если хочешь, считай меня дезертиром. Но идейным. Я перешел к ополченцам в тот же день — с двумя БМД и группой бойцов. Вот воюю теперь, третий месяц уже. Сначала взводом командовал, сейчас ротой быстрого реагирования. Ненавижу эту киевскую власть, Серега, — признался Гаевский. — Патологическое неприятие. В ополчении тоже народ бывает разный, но все же. Развелся я в прошлом году. Жена забрала ребенка, укатила в Хмельницкий к родичам, настроила всех против меня. Мать умерла, так что в Новодиеве никого не осталось. Вот так и живу. Бардак в личных делах, в государстве, в армии. А чего ты звонишь-то? — опомнился собеседник.
— Уволился из рядов, — скупо сообщил Гайдук. — Хочу податься к своим в Новодиев.
— Серьезно? — изумился Гаевский. — Вот это новость! Эх, хотелось бы мне тоже на историческую родину.
— Так давай.
В телефоне что-то ухнуло, голос Костика ненадолго пропал, потом опять объявился:
— Слушай, Серега, я тебе потом перезвоню, добро? Дела, прости. Гвардейцы в атаку собрались, офицеры их гонят, покурить не дают. Отыскали пару исправных пушек, лупят вдоль улицы. — Гаевский отключился.
Гайдук недоверчиво уставился на мобильник, как-то тупо помотал головой. Хорошенькое начало!..
Коряка не отзывался. Сергей вызвал абонента еще раз, прослушал десять гудков и пожал плечами. Тиха украинская ночь.
Он вздохнул, прокрутил телефонную книгу и уставился на фото Марины Павлюченко. Гайдук пылко любил эту женщину и почти не изменял ей, несмотря на все тяготы и лишения суровой армейской жизни. Милое курносое личико, глаза с поволокой…
Он ездил во Львов в конце октября — в ту пору сумасшедшие еще не вышли на майдан. Русских во Львове не любили, но с кулаками не бросались. А вот Марина его обожала, висла на шее, клялась, что будет с ним до гроба, уверяла, что через несколько месяцев уволится из института, переедет в Полтаву. А когда Сергей уйдет из армии, Марина отправится к нему в Россию.
С тех пор он невесту не видел. Общались по скайпу. Что-то становилось не так. Марина вроде улыбалась, говорила, что любит, что никакие катаклизмы не погубят их высокие чувства. Потом она несколько раз не выходила на связь, ссылалась на дела. Они перешли на телефонное общение, потом он сам закрутился, не имел возможности позвонить.
Он набрался храбрости и сделал вызов. Голос Марины был вялым и немного сиплым.
— Это я, любимая, — ласково сказал Гайдук. — Прости, что разбудил.
— Ничего страшного, Сережа. — Ему показалось, что она смутилась. — Как у тебя дела?
— Пришел приказ, Мариночка. Через пару дней я буду у тебя. Мы уедем…
Ему не понравилась нависшая пауза. Под ложечкой засосало.
— И что мы будем делать?
— Мы будем жить с тобой в маленькой хижине… — Шутка явно не пошла, он осекся.
— Не надо, Сережа, — как-то с трудом выговорила Марина.
Он почувствовал, как все оборвалось в груди.
— В смысле? Я не понял, любимая.
— Не надо приезжать, Сергей. — Ее голос окреп, в нем что-то зазвенело. — Это была ошибка, мы должны ее исправить. Прости, но у меня слишком поздно открылись глаза. Какой же я была дурой! Не звони больше, хорошо? Между нами все кончено, Сережа. Я не общаюсь с москалями и не выйду за тебя замуж. Всего доброго. — Она оборвала разговор.
Сергей, не веря своим ушам, потрясенно смотрел на погасший телефон. В душу забиралась пугающая пустота. Звонить вторично было страшно и стыдно. Сергей внушил себе, что должен лично ее увидеть. Он уговорит ее, объяснит, что она заблуждается. Никакой он не злодей, а нормальный мужик, который любит ее. При чем тут «москаль»? Но его состояние было подавленное, как ни успокаивал он себя.
Перелет в столицу он практически не запомнил, плавал между сном и явью. Мешал гомонящий салон, плачущие дети. Пускал пузыри и пихался локтем сосед слева. Такое впечатление, что шумный табор менял дислокацию.
Потом Сергей отрешенно слонялся по аэропорту, ждал, пока прибудет сумка с вещами. Он чувствовал себя беспомощным, никому не нужным, с таксистом почти не торговался.
По дороге из аэропорта компактный телевизор, укрепленный на приборной панели, исторгал вечерние новости. Лучше не слушать. Каждая новость как глупый сон. Война на Украине — бомбежки, мясорубка, брат на брата, обыкновенный фашизм, упорно не замечаемый западными партнерами. Падение малайзийского «Боинга» с тремя сотнями душ на борту — полный улет! Лихорадка Эбола — вы не ждали, а мы появились. Санкции, санкции, санкции…
На Киевском вокзале Сергей отстоял очередь в кассу, чтобы приобрести билет до украинской столицы. Он понимал, что старомоден. Билет можно заказать по Интернету, воспользовавшись специальным терминалом. Но Гайдук упорно стоял, ждал своей очереди у окошка.
— Вам плацкартный? — спросила девушка, мазнув его любопытным взглядом.
«Нет, столыпинский», — подумал Сергей.
— Давайте купейный. Лучше двухместный.
— Вдвое дороже, — сказала кассирша.
— Ничего, переживу.
Сергею хотелось поскорее тронуться, упасть на полку и забыться. По счастью, его соседом по купе оказался не бандеровец.
Представительный пожилой мужчина с курчавой седой шевелюрой оторвался от окна, протянул руку.
— Тышлер Борис Моисеевич. В Киев следуете?
— Туда, — согласился Гайдук и представился.
— Отлично! — обрадовался попутчик. — Вы проходите, молодой человек, не стесняйтесь.
Борис Моисеевич отрекомендовался деканом Киевского политехнического института. Он навещал сестру, живущую в Москве.
— Понятно, не самое подходящее для этого время. Как мы докатились до такой жизни? — бормотал общительный попутчик. — Что творится в мире? Нелепый сон. В родном институте люди возмущаются, почему я говорю по-русски, а в Москве мне вчера чуть не набили морду, когда в банке пришлось предъявить украинский паспорт. Ведь один народ! Веками привязаны друг к другу, и вдруг такая пропасть. Одни теперь агрессоры, другие — пострадавшие, всего лишь хотевшие немного попроситься в Европу. Ага, ждут их там, стол уже накрыли. Как же так, Сергей Михайлович? Жили, строили планы на будущее, а теперь!.. Без бутылки не разобраться, верно? Кстати, насчет бутылки, Сергей Михайлович. Что-то мне подсказывает, что больным пора принять лекарство. — Декан покопался в багаже, выудил на свет дорогой французский коньяк. — Прошу прощения, что изготовлено бог знает где. В наших странах может производиться только впечатление. Вы расстроены, Сергей Михайлович? Вы непьющий? Я тоже, знаете ли, не всегда и не везде, но сегодня мы просто обязаны. Хотя бы за то, что наш поезд следует в обход Донбасса.
Сергей из вежливости пригубил, поддержал беседу. Борис Моисеевич рассказывал про своего сына, живущего в Подольском районе Киева, на улице с тем же названием. Все изменилось за какой-то месяц! Сын стал ярым патриотом, возненавидел тетку-кацапку, а вместе с ней Россию, объявившую мирной Украине безжалостную войну. Он задним числом учит украинский язык, критикует отца за невнятную, мягкотелую позицию. Жена и теща гавкают в унисон. Даже пятилетний внук Степашка — он-то куда? В общем, факт остается фактом — как показывают последние события, вчера мы жили лучше.
Тема разобщения братских народов сильно угнетала Бориса Моисеевича. Сергей тоже не был равнодушным, но сегодня ему было все равно. Сославшись на усталость, он прилег на свою полку и смотрел, как поезд покоряет российские просторы. Калуга, Сухиничи, леса, поля, неказистые деревеньки и городки.
В Брянске он вышел покурить, бесцельно слонялся с сигаретой по перрону, разглядывал местных торговцев, пассажиров с баулами.
— Здесь курить нельзя, молодой человек, — сделал замечание работник в форме, проходя мимо. — Не читаете новые законы? Вот доедете до Украины, там и курите. Хотя нет, и у них нельзя.
Сергей уставился на него, как на пришельца из глубин космоса, но спорить не стал. Он выбросил окурок под поезд и вернулся в вагон.
— Зажимают? — посочувствовал Борис Моисеевич, наблюдавший из окна. — В поезде курить нельзя, на перроне тоже. Пассажиры, едущие из Москвы во Владивосток, видимо, проходят увлекательный квест. Должны же чем-то заниматься ваши депутаты. Увы, неадекватные люди. Хотя знаете, Сергей Михайлович, лучше бы наши депутаты занимались тем же, чем и ваши. Тогда многих несчастий удалось бы избежать…
Потом была стоянка в Суземке. По поезду бродили российские пограничники. Пассажиры зевали, не хотели просыпаться. Проверка была не очень щепетильная.
Человек в форме вежливо поздоровался, рассеянно пролистал паспорт Тышлера, глянул в документы Гайдука, зевнул и осведомился:
— С какой целью на Украину, Сергей Михайлович?
— С разведывательно-диверсионной, — пошутил тот.
Офицер глянул на него с любопытством.
— Родственники на Украине, — объяснил Сергей. — Еду к ним после увольнения в запас.
Старший лейтенант пожал плечами и вернул документы. Судя по легкой усмешке, первая версия ему понравилась больше.
Поспать пассажирам удалось не больше часа. На другой стороне границы, на станции с издевательским названием Дружба, по вагону пошли украинские пограничники. На перроне ругались какие-то люди, кто-то пробежал, залаяла собака. В окно проникал рассеянный мерклый свет уличного фонаря.
— Оставьте же нас в покое! — бурчал на нижней полке Борис Моисеевич. — Мы мирные люди, давно уже продали свой бронепоезд.
В вагоне кто-то возмущался, проводник монотонно что-то бубнил. Сергею пришлось подняться и включить свет, когда в купе вторгся прапорщик важного вида, но с явным дефицитом интеллекта на физиономии. Он что-то буркнул, видно, поприветствовал пассажиров и предложил им предъявить документы. Украинский паспорт Тышлера вопросов не вызвал, а документы отставного российского военного этот субъект изучал долго и детально.
— Вы военный? — хмуро спросил он.
— В запасе, — сказал Сергей. — Там все написано. Начальник вещевой службы. В боевых действиях не участвовал. Кладовщиками командовал, валенки выписывал.
— Цель прибытия на Украину?
«Разведывательно-диверсионная». А ведь, ей-богу, чуть не вырвалось!
— Здесь мой дом, уважаемый, — заявил он. — Я родом с Украины, проживаю в Новодиеве, там моя семья.
— Новодиев? — нахмурился прапорщик. — Это Донбасс? Луганщина?
— Днепропетровская область.
Пограничник задумался. Он делал это усердно и увлеченно. Сергей даже мысленно посочувствовал ему. Мысль большая, а мозгов мало — трудно человеку. Прапорщик хотел вернуть удостоверение, как вдруг на одну его мысль улеглась другая. Как свежие сто грамм на вчерашние дрожжи.
Он встрепенулся, еще раз предвзято посмотрел на пассажира, глянул в документ.
— Минуточку, Сергей Михайлович. Вы мужчина. Вы старше шестнадцати лет, но вам еще не исполнилось шестьдесят. Это верно?
— Потрясающее наблюдение, — пробормотал Сергей. — А можно узнать, к чему вы клоните?
— Мне очень жаль, но я не могу разрешить вам въезд на территорию украинского государства. Приказ Госпогранслужбы Украины от тринадцатого апреля текущего года — ограничить въезд в страну для российских мужчин указанного возраста. В связи с наличием информации о возможных провокациях и террористических актах.