— Мне очень жаль, но я не могу разрешить вам въезд на территорию украинского государства. Приказ Госпогранслужбы Украины от тринадцатого апреля текущего года — ограничить въезд в страну для российских мужчин указанного возраста. В связи с наличием информации о возможных провокациях и террористических актах.
— Издеваетесь? — на всякий случай уточнил Сергей, покосившись на притихшего попутчика.
Тот молчал, хотя и чувствовал себя неловко.
— Мне очень жаль. — Прапорщик радостно оскалился. — Но компетентными органами нашей страны усилен контроль за гражданами, въезжающими в страну из РФ. Пропуск осуществляется лишь в нескольких случаях. Если у вас имеются документы, подтверждающие родственные связи, смерть или тяжелую болезнь близких родственников, заверенные оригиналы приглашений юридических и физических лиц, или, допустим, в соседнем купе едет ваша семья. — Пограничник глумился в открытую. — Но ничего такого у вас нет. Я вынужден ссадить вас с поезда. Соберите вещи и пройдите со мной.
— Вы серьезно?
— Вполне. Будете возмущаться, вас доставят в линейный отдел милиции как лицо, оказывающее сопротивление законным требованиям работника государственной пограничной службы.
Сергей вздохнул, извлек из сумки водительские права, отвернулся, поколдовал, в результате чего аккуратно сложенная пятитысячная купюра удобно разместилась в них.
Он протянул права пограничнику и заявил:
— Ознакомьтесь, уважаемый. Возможно, данный документ возымеет силу.
Прапорщик отвернулся и изучил документ. Когда он вернул права, банкноты в них уже не было.
«Так мы еще и факир», — подумал отставной капитан.
— Хорошо. Я вижу, что вы не представляете угрозы для нашего государства, — нахмурившись, изрек неподкупный службист. — Но в следующий раз старайтесь запастись всеми необходимыми справками и приглашениями. Всего доброго. Из купе до отхода поезда не выходить. — Пограничник поспешил убраться, пряча глаза.
— Выкрутились! — одобрительно прогудел Борис Моисеевич. — Поздравляю, Сергей Михайлович. Вы только что дали этому упырю почти половину его месячной зарплаты. На самом деле расценки ниже. Но не возвращать же его.
— А что, действительно есть такой приказ — не пускать в Украину мужиков из РФ? — недоверчиво спросил Сергей.
— Есть, — сказал Тышлер. — Во всяком случае был. — Он снова начал гнездиться на полке, подбивать подушку, ворча под нос: — Эх, Украина, как же вышло так, что ты лишилась разума?
Поезд прибыл на вокзал около шести утра.
— Опоздали, — проворчал Тышлер. — Долго проторчали на подъездных путях.
В Киеве стояла жара, и даже в шесть утра было нечем дышать.
— В гости не заедете? — предложил попутчик. — Продолжим знакомство, выпьем по-человечески. Живу на Оболони, улица Героев Сталинграда, жена в Карпатах, на работу только послезавтра, на метро доедем за полчаса.
Сергею не хотелось злоупотреблять гостеприимством приличного человека. Он от души поблагодарил, сослался на дела и простился с Тышлером.
Автобус на Львов отходил в четвертом часу дня. Снова началось отрешенное ожидание. Гайдук слонялся по рассветным улицам, разглядывал дома с интересной архитектурой. Обменять в поезде рубли на гривны он не догадался, а соваться в кафе с российскими деньгами было не очень умно. Ему пришлось голодать в ожидании открытия обменника.
На него никто не обращал внимания — обычный мужчина, сумка через плечо. Мимо прошел милицейский патруль и даже не покосился в его сторону. Какие-то бритоголовые ребята с желтыми повязками развязно хохотали, разбавляя украинскую мову русской нецензурной бранью. Улицы наполнялись народом, машинами. На многих автомобилях развевались желто-голубые флажки.
Сергей разменял наличность, перехватил недобрый взгляд пенсионерки, дышащей в затылок, и зашел в кафе. На носителей русского языка в украинской столице пока еще с палками не бросались. Он уминал жестковатый стейк, косясь на телевизор, укрепленный над стойкой бара.
Суровый тип в камуфляже, похожий на андроида, зачитывал суточную сводку из зоны антитеррористической операции. Освобождены три населенных пункта, потери террористов за сутки составили 272 человека — не поленились, посчитали под пулями! — десять «Градов», шесть танков. Потери ВСУ — четверо погибших, двенадцать раненых. Обычное пропагандистское вранье. Тяжелые бои, минометные обстрелы, атаки мобильных групп ополченцев, засады, диверсии, котлы с тотальной утюжкой, и хоть ты тресни. Полтора трупа!..
Потом он бродил по центральному Печерскому району, по Институтской и Банковской улицам, где несколько месяцев назад шли остервенелые потасовки. Мостовую уже заделали, стены домов подчистили, подкрасили. На них кое-где висели свежие мемориальные доски, восхваляющие подвиг пресловутой «Небесной сотни».
Сергей заглянул на майдан, где до сих пор гуляла анархия. Площадь Независимости, как и сама упомянутая независимость, представляла жалкое зрелище. Разбитые мостовые, баррикады из покрышек, палаточные городки, засиженные, словно мухами, бомжеватыми людьми. Торчали плакаты с абсурдными лозунгами, на клумбах росли лук и петрушка.
«Хотят убедиться, что их не обманули, что все завоевания не пропали даром», — сообразил Сергей и впервые за два дня улыбнулся.
На площади проходил стихийный митинг. Бомжеватые люди о чем-то спорили с прилично одетыми. Градус беседы повышался, ее участники махали руками. Румяная тетка в драных рейтузах яростно жестикулировала и гремела как зенитка.
«Интересно, там есть хоть один человек с не поехавшей крышей?» — задумался Сергей и подобрался ближе.
Гомонили бабы. Одна кричала, что за независимость нужно биться до последней капли крови, гнать с Украины подлых оккупантов, не отдавать ни пяди родной земли!
— Минус Крым, — добавил кто-то, и несколько человек рассмеялись.
Другая жаловалась на дороговизну, на грядущую зиму, во время которой городское хозяйство полностью загнется, не говоря уж про другие города.
— А чего вы хотели? Тяжелее жить становится все легче, мадам, — хохмил остряк с одесским прононсом.
— И в чем неправ был Янукович? — откровенничал кто-то из разряда здравомыслящих. — Ляпнул, что не время ассоциироваться с ЕС, и начался бунт. А что ляпнул новый президент, забыли? Не время ассоциироваться с ЕС, нужно подождать, подготовиться. Где бунт? Почему народ не скидывает президента, который выгоден Америке, а не России?
Подобные мнения в данной среде не приветствовались. Их носители были кем-то вроде камикадзе.
Толпа зароптала, посыпались угрожающие выкрики:
— Москаль! Путинский подпевала! А ну, скачи!
Смельчаку пришлось бы туго, если бы внимание толпы не переключилось на другой феномен. На площадь выезжали грузовики, окрашенные в желто-красные тона. За ними шли люди в жилетах аналогичной раскраски с лопатами, ломами, граблями.
Сергей догадался, что это нашествие коммунальных служб. Сейчас начнется снос палаточного городка.
Люди забыли про «провокатора», который, облегченно вздыхая, выбирался из толпы, бросились наперерез колонне. А коммунальщики уже рассыпались по баррикаде и начали ее разбирать. Призывно гудя, грузовики протискивались к центру площади.
— Это не коммунальщики! — вопили борцы за идеалы. — Это переодетое СБУ!
Это была не его страна, а был большой и совершенно «незалежный» дурдом. Все чужое, далекое, непонятное.
На центральной автостанции кого-то били, мелькали желтые нарукавные повязки. Милиционеры не вмешивались, курили в стороне. Какой-то сумасшедший стучался головой о тумбу между терминалами, рвался в Хогвартс. Люди с баулами и пакетами, оглашая пространство эмоциональным гомоном, штурмовали автобус, идущий из Киева во Львов.
По пути Сергей ни с кем не разговаривал, дремал, лениво поглядывал на пейзажи. Трасса была идеальной, виды из окна тоже хороши. Шестьсот километров от Киева — восемь часов езды. Гайдук иногда засыпал, и в голову ему лезли кошмары, трещали выстрелы, орали бородатые демоны. Он распахивал глаза, опасливо косился по сторонам. Но на него смотрела только печальная дама бальзаковского возраста, с пушистыми, аккуратно уложенными волосами. Он делал вид, что не замечает, отворачивался к окну.
В «культурной столице Украины» уже стемнело. Сергея не волновали старинные замки и костелы, природные и архитектурные памятники, красивые парки. Чем ближе он приближался к Марине, тем пакостнее делалось на душе.
Из ночных заведений разносилась музыка, гуляла молодежь. Фонари разбрызгивали свет, редкие машины проносились по брусчатке. Он купил охапку роз в круглосуточном торговом центре, сел в такси.
Улица, на которой жила Марина, была застроена старыми малоэтажными домами. Второй линией возвышались современные здания. Сергей прошел через гулкую подворотню, приблизился с колотящимся сердцем к новой «свечке», в которой у Марины была двухкомнатная квартира. У него имелся комплект ключей, в том числе от парадного. Во времена их великой любви Марина сделала ему дубликат.
Гайдук вошел в дом, чувствуя себя последним идиотом, на лифте поднялся на восьмой этаж. Он поколебался у заветной двери — звонить или самому открыть? Рука потянулась к кнопке, и сердце забилось от страха. Сергей передумал, попытался сунуть ключ в замочную скважину, но тот не подходил.
«Замок поменяла, — уныло констатировал Гайдук. — Может, переехала?»
Он взмок от волнения, осторожно прикоснулся к звонку и отдернул руку, когда прозвучала заливистая трель.
Она открыла — с распущенными волосами, в длинном шелковом пеньюаре. Такая милая, курносая, непосредственная, с испуганными глазами. Сергей таращился на нее, глупо улыбался и не мог ничего сказать. Его трясло как в стужу, зубы выбивали дробь. Марина была бледна, на ее личике застыло скорбное библейское выражение.
— Вот, — насилу выговорил Сергей. — Приехал. Не мог не приехать… — и добавил, как бы пошутил: — Доставка со склада в Москве.
Марина нахмурилась так, словно не могла его вспомнить. На ее лоб сперва улеглась тень, а потом — извилистая морщинка.
— Господи! — сказал Гайдук. — Марина. Как же я соскучился… — Он устремился вперед с букетом наперевес.
Она вдруг яростно замотала головой, покраснела.
— Стоп, Сергей! — Женщина выставила ладошку, и он встал, хлопая глазами.
— Марина, ты что? — забормотал Гайдук. — Ты же несерьезно тогда, по телефону, да? Я с тобой, не будет больше никакой армии, мы поженимся…
— Сергей, ты не понял. — В ее голосе снова зазвенели ледяные «телефонные» нотки, в позе появилась уверенность, похолодел взгляд. — Я думала, что ты понятливый, Сережа. Зачем ты сюда приехал? Я русским языком тебе сказала — между нами все кончено, забудь. Я не общаюсь с оккупантами. Да, допустила ошибку, но теперь ее исправлю. Уезжай. Не трепли мне нервы, не уговаривай, это бесполезно. У меня есть жених, в августе мы зарегистрируемся. Он настоящий украинский патриот, влиятельный мужчина, работает на важном посту в администрации Львова.
— Любимая, что с тобой? — Он шагнул вперед, схватил ее за плечо, хотя ему и мешал окаянный букет. — Какой патриот, какой мужчина, о чем ты? Ты говоришь, как зомби! Когда тебя успели обработать, Мариша? Это чертова украинская пропаганда, в которой нет ни слова правды! Опомнись, Мариша, не гони меня, давай поговорим…
Его лицо вдруг стало злым. Он ввалился бы в прихожую вместе с ней, уже начинал развивать наступление. Но тут из квартиры донесся скрип, открылась дверь ванной комнаты, зашлепали тапки, и позади Марины объявился мясистый черноволосый тип с узко посаженными глазами. Он запахивал махровый халат. Марина покосилась на него, скрипнула зубами.
Сергей никогда не видел, чтобы она так делала. Он оторопел. Тело сделалось ватным, упала рука с букетом.
— Кто это такой? — недовольно проворчал этот фрукт, сдвигая густые брови.
Сергей от злости сжал зубы. Так вот они какие, настоящие украинские патриоты, сидящие на важных постах.
— Это никто, Эдик, совсем никто, — взволнованно пробормотала Марина. — Помнишь, я тебе рассказывала, что у меня была ошибка в жизни — по глупости, по молодости? Я не знаю, зачем он приехал. Этот человек ничего для меня не значит. Прогони его, Эдик.
Сергей не собирался лезть в драку, провоцировать, оскорблять. Все понятно, он просто уйдет, бог ей судья.
— Гей, москаль, а ну пошел отсюда! — взревел мужик в халате, делая багровое лицо.
Он отстранил притихшую Марину, перевалил через порог, навис над Сергеем.
— Ты не разумеешь? Вон отсюда! Или в СБУ хочешь?
— Дупло закрой, Эдичка, — тихо посоветовал Сергей.
Он еле сдерживался. Еще этот дурацкий букет и сумка, висящая на плече.
— Да ты кому это говоришь? — Потенциальный муж занес кулак над неподвижным отставным капитаном. — Ты кто такой? Проваливай отсюда, пока живой! Шваль московская, падла, оккупант, рожа поганая!..
Гайдук ткнул букетом в распахнутую пасть, другой рукой схватил Эдичку за затылок и принялся вдавливать ему в рот нежные бутоны и ветки с колючками! У чиновника чуть глаза не вывалились из орбит. Он онемел от изумления, потом задергался, но Сергей держал его крепко. Ломались цветы, лепестки разлетались по полу, Марина визжала, оскорбляла дорогого гостя какими-то нехорошими словами. Физиономия мужика расцвела от порезов, он задыхался, кашлял.
Гайдук отпустил его загривок и хлестнул остатками букета по багровой физиономии. Мужик попятился, отпрянула Марина. Сергей шагнул за ним и продолжал лупцевать багровую физиономию. Не хотел он этого делать, но тот сам напросился.
Тут пришло отрезвление. Гайдук встал на коврике перед дверью, чтобы потом не обвинили в проникновении в чужое жилище. Оскорбленный субъект заорал, замахал руками, бросился в атаку, мечтая о реванше. Сергей схватил его за рукава, встряхнул, рывком перекрестил руки. Ошалевший Эдичка закружился в безумном вальсе, треснулся лбом о косяк, едва не завалил остолбеневшую Марину.
— Счастливо вам, — проворчал Гайдук, отбрасывая ногой растерзанный букет. — Совет да любовь, хлеб да соль, ячейка общества, блин. От злобы, смотрите, не сдохните. — Он повернулся, поправил сумку, собираясь уйти.
За спиной раздался рев боевого слона. Мириться с поражением Эдичка не стал. Он летел на Сергея, махая руками, страшный, перекошенный, орущий! Гайдук оценил ситуацию, вскинул правую ногу, одновременно сгибая ее в колене, тут же резко распрямил, и орущий чиновник порхнул обратно. Он пробил своей неслабой тушей дверной проем и влетел в квартиру словно пушечное ядро. Там падали какие-то коробки, оборвалась вешалка с одеждой. Пронзительно верещала Марина.
Сердце Сергея тревожно екнуло. Не перестарался ли? Он вернулся, заглянул в квартиру. Чиновник был жив и весьма подвижен! Он рычал, пытался подняться, но ноги разъезжались. Физиономия Эдички цвела как картина импрессиониста, на лбу вздулась шишка. Он кашлял, что-то бормотал, потом метнулся в соседнюю комнату, выкрикивая ругательства, схватил телефонную трубку.
Милицию вызывает? Ничего страшного, мелочи жизни.
— Скотина, ты что натворил? — Марина смотрела на него с нечеловеческой ненавистью, скулы ее побелели. — Что ты хочешь этим доказать? Я все равно выйду за него замуж, не позволю тебе загубить мою жизнь!
— Да выходи хоть за Сашку Белого, — устало проговорил Сергей. — Если из могилы его вытащишь. Спасибо, Марина, открыла мне глаза. Прощай.
Он ткнул в кнопку лифта, нырнул в него, когда разъехались двери, и уже в пути, пребывая в легкой невесомости, почувствовал, что весь дрожит. Он правильно сделал, что съездил во Львов. Легче стало на душе. Можно дальше жить. Непонятно, как, где, зачем, но, в принципе, можно.
Он распахнул застекленные двери парадного — ну, Европа, в натуре! — пересек бетонную площадку, собрался спуститься с крыльца. Но представление продолжалось. Распахнулись двери внедорожника, стоявшего на парковке. Оттуда вывалились два крепких мужика и без объявления войны устремились наперерез!
Сергей снова оценил ситуацию. Значит, Эдичка звонил не в милицию, а своим охранникам, ждущим возле дома. Какие мы влиятельные! Гайдук перебросил лямку сумки через голову, чтобы не мешалась. В самом деле, застой какой-то, действия не хватает.
Мужики летели кенгуриными прыжками, накачанные, крепкие, без излишнего волосяного покрова. У первого блестели глаза. Гориллу побрили, одели и отправили служить. Второй был чуть мельче и с очками на носу — видимо, чтобы морда умнее казалась.
— Стоять, сука! — прохрипел первый. — Не шевелись.
Отставной капитан, в принципе, был не против познакомиться для интересного совместного времяпровождения! За мгновение до того, как здоровенная туша сбила его с ног, он резко бросился вперед, отпрыгнул в сторону, приземлился левым боком и сделал маховое движение ногой. Сергей врезал четко по голени. Это было что-то! Летящая туша потеряла опору. Набранная инерция не дала здоровяку затормозить. Он нарисовал в воздухе короткую дугу и врубился в застекленную дверь парадного. Стекло было прочное, но такого удара не выдержало. Страшный грохот, вой, брызги осколков…
Наслаждаться зрелищем было некогда, на подлете второй. Гайдук покатился очкарику под ноги, но тот оказался ловок, перепрыгнул через него, хотя и потерял при этом очки.
Сергей поднялся, подцепил лямку сумки большим пальцем, сорвал ее с себя, швырнул оппоненту.
— Держи!
Но тот оказался опытен, на ерунду не купился. Он отбил летящую сумку, повернулся в профиль. Отставной капитан метнулся к нему и послал кулак в висок. Второй рукой — под дых, коленом — в то самое место. Главное, не останавливаться! Сергей наращивал силу ударов. Его противник пятился, не имея возможности ответить, сотрясался от каждой плюхи. Хрустнуло стекло под ногами — он раздавил свои же очки, споткнулся о стонущего коллегу. Последний удар по челюсти, прямой, с вывертом — и вперед, на амбулаторное лечение! Телохранитель навзничь повалился на напарника, и весьма кстати. Тот как раз собирался подняться.