Но дама с леопардом останавливает меня сразу же:
– Стоп, стоп! Это неправильно! Вера, дай-ка папку с шаблонами!
Вера – молчаливая дама в люрексе, гарусе и стеклярусе – снимает с полки картонную папку с тесемками.
Этот экологически чистый бумагонакопитель украшен красивой надписью с завитушками: «В помощь клиенту». Ниже печатными буквами накорябан короткий и сухой подзаголовок: «Жив».
Стало быть, в помощь живому клиенту – так это понимаю я. И то верно, из мертвого-то какой клиент? Да и не поможешь ему уже ничем, если ты не медиум.
– «Жив» – это живые? – уточняю я, пообещав себе, что не стану заглядывать в папку «Мертв».
Я не медиум и не колдунья вуду, я скромный простой эмпат и не в свои магические дела не лезу.
– Ах, нет! «Жив» – это животные! – смеется леопардовая дама, вручая мне бумагу и ручку. – Посмотри образцы, найди нужный шаблон и заполни его.
Я открываю папку.
В ней три бумажки: «Пропал (а, о)», «Найден (а, о)» и «Отдам в хорошие руки». Я выбираю второй вариант и приступаю к заполнению шаблона.
Он весьма толково составлен и годится, пожалуй, для любого живого существа, включая даже инопланетян: «Найден (кто). Возраст, если известен. Порода, если известна. Цвет. Размер. Внешность подробно. Особые приметы, если есть. Характер, если проявляется. Кличка, если откликается. Контакты нашедшего».
Я быстро пишу: «Найдена собака. Окрас рыжий с белым. Похоже, молодая. Возможно, гончая. Белая с рыжим, крупная, с длинной узкой мордой, висячими ушами и пушистым хвостом. Согласна зваться Белкой» – и добавляю свой телефон.
– Ну? Правда, так легче, чем из головы сочинять? – покровительственно улыбается леопардовая дама, принимая у меня исписанный лист. – Люди ведь кого только не подбирают, я помню одну старушку, которая нашла в плавнях маленького крокодильчика, так даже она не затруднилась написать объявление по нашему шаблону!
– Четыреста рублей, – подает голос молчаливая дама в люрексе.
Я послушно открываю кошелек и, строго следуя домашним заготовкам, невинно интересуюсь:
– А если люди пропадают, на этот случай у вас тоже шаблоны имеются?
– Конечно! – энергично кивает дама с леопардом. – Что, хочешь посмотреть?
– Хочу спросить, как часто к вам обращаются родные пропавших?
– Да уж не реже, чем в милицию! – фыркает моя собеседница.
– В полицию, – поправляет ее серьезная коллега.
– Какая разница! Что милиция, что полиция – один фиг, никакого толку от них! – отмахивается надкушенной мармеладкой энергичная дама в леопарде. – У них какая задача? Поскорее дело закрыть, а лучше – вообще его не открывать. Охота им искать пропавших? Неохота. Оно, конечно, и не наше дело тоже, но мы хотя бы не гоним несчастных людей, мы их принимаем, слушаем, чаем вот поим. Объявления расклеиваем, кому-то, бывает, и помогает.
– Как часто бывает? – я продолжаю гнуть свою линию. – Когда, к примеру, в последний раз вы искали какую-нибудь девушку?
– Девушку?
Моя собеседница чешет в затылке, сотрясая приземистую башню из начесанных и залакированных волос.
– Девушек мы давно не искали. С прошлого года, пожалуй. Дедушек мы искали! Этим летом прям поветрие какое-то случилось – старички склеротичные потянулись из дома на волю, как птички.
– Жара была, – веско молвит дама в люрексе.
– Да, было очень, очень жарко, в такую пору даже у нормальных людей мозги плавятся, что уж про старых дедушек говорить, – кивает дама в леопардах.
При всем уважении к старикам их перемещения в пространстве и времени занимают меня очень мало, поэтому я аккуратно сворачиваю беседу о блудных возрастных склеротиках и, получив сто рублей сдачи со своей «пятисотки», ретируюсь.
Уже выйдя во двор, притормаживаю у доски объявлений, в правом верхнем углу которой краснеет инвентарный номер 001.
Доска номер один – считай, доска почета. Она пользуется повышенным спросом и плотно оклеена объявлениями, явно написанными под чутким руководством знакомых мне дам.
Я с интересом рассматриваю фотографии пропавших граждан, предполагаемых террористов, бизнес-тренеров и практикующих частным образом специалистов в весьма широком ассортименте.
Определенно, дешевая черно-белая печать без предварительного фотошопа – это великий уравнитель!
Мудрые коучи, ушлые мерчендайзеры, просветленные гуру, ясновидящие гадалки-надомницы, кандидаты в депутаты и беглые каторжники – все выглядят одинаково несимпатично, как члены одной вырождающейся фамилии. Можно подумать, что фотографии тоже шаблонные, как тексты.
– Не отвлекайся, – одергивает меня внутренний голос. – Давай теперь в бюро несчастных случаев, может, хоть там что-то узнаешь.
В самом деле, имеет смысл поспешить. Начинается дождь, а у меня нет зонта.
Я поднимаю курточный воротник, накручиваю на голову шарф, как тюрбанчик, и, дополнительно прикрывая голову сумкой, по узкой дорожке между зеленой изгородью и длинной, как Великая Китайская стена, многоэтажкой бегу к своей машине.
Я не очень аккуратно припарковалась, серебристая морда «Рено» влажно поблескивает в конце серо-зеленого тоннеля. Я так тороплюсь оказаться в тепле и сухости автомобильного салона, что вижу только заветную дверцу.
А за углом меня, оказывается, поджидают!
Спасибо дождику: из-за него я пригнулась, и неожиданный удар справа не попадает мне в голову. Он приходится выше и выбивает у меня из рук сумку, которая в полном соответствии с законами физики летит в кусты. Я же – в полном соответствии с законами женской логики – спешу спасать не себя, а священную дамскую сумку, и вместо того чтобы с ускорением бежать к машине, резко останавливаюсь, переламываюсь пополам и по пояс ныряю в зеленое море самшита.
Этот непредсказуемый маневр спасает меня от второго удара. Он со свистом проходит вовсе мимо, а я ойкаю, царапая руки твердыми, как пластик, листочками, но не прекращаю месить самшит в поисках утраченной торбы.
И крепко хватаюсь за ее кожаные ручки в тот момент, когда меня резко дергают за полу куртки.
Слишком резко: я бы и без посторонней помощи не затруднилась разогнуться, рывок же выдергивает меня из куста, точно рыбку из воды. И так же, как рыбка, я протестующе трепыхаюсь и дергаюсь, а сумка в моей руке взлетает и идет по кругу, как миниатюрное и очень быстрое колесо обозрения.
Бум! Центростремительный полет моей торбочки обрывает встреча с некой преградой, и я чувствую, что меня уже не держат.
Сумка – это не только ценный мех! Она и для снаряжения, и для вооружения хороша!
Кого и куда я приложила своим боевым оружием, рассмотреть не успеваю. Во-первых, размотавшийся мокрый шарф закрывает мне обзор, во-вторых, я столь же любознательна, сколь и труслива, и тороплюсь убежать.
До моей машины каких-то двадцать шагов через подворотню, и я не собираюсь осматривать поле боя раньше, чем окажусь в укрытии.
А спрятаться надо не только от грабителя – или кто это был (а, о)? – но и от усилившегося дождя.
Пригнувшись, из-под сплошной завесы ливня выскакиваю в подворотню и замедляю шаг.
Машина на той стороне мне уже не видна, водопад закрывает ее, как шиферная плита. За спиной у меня гудит такая же волнистая серая стена, в подворотне темно, и я чувствую, что оказалась в ловушке.
А впереди кто-то есть!
Я слышу шорохи и хруст кирпичной крошки и битого стекла. Определенно это не кошка, а кто-то значительно более крупный.
Мне срочно нужен свет, но на поиски в сумке мобильника, который можно было бы использовать как фонарик, уйдет немало времени.
Не придумав ничего другого, я пронзаю зловещую тьму эмпатическим взором.
Звучит это красиво, но желаемого волшебного результата, к сожалению, не дает.
Да, я замечаю чью-то красно-синюю ауру, но это не тот свет, который разогнал бы тьму. То, что я вижу, напоминает одновременно и карнавальный костюм Кощея Бессмертного с нарисованными костями, призрачно белеющими на фоне черного бархата, и цветное бензиновое пятно в грязной луже.
Расплывчатый красно-синий силуэт приближается, выбрасывает в мою сторону протуберанцы, и я чувствую резкий запах.
Отступаю и упираюсь лопатками в холодную стену.
Черт, даже боевую сумку в ход пустить не получится – мне тут размахнуться негде!
Пятно надвигается и впечатывает меня в стену.
– Что за?.. – вскрикивает мой внутренний голос и замолкает, не договорив.
Вонь заползает в мозг и гасит мое сознание, как туча – солнышко.
– Ну, что, подруга, очнулась?
Хриплый голос царапает мне ухо, как шерстяная варежка.
Открыть глаза оказывается не легче, чем выжать штангу.
– Умеют же некоторые нажраться! Что мешала? – ехидно интересуется шерстяной голос.
– Когда мешала, кому мешала? – мямлю я.
– Когда мешала, кому мешала? – мямлю я.
Фрагментами вспоминаю последнее действо с моим активным участием: темная подворотня, дождь стеной, надвигающаяся на меня гигантская амеба в праздничной биоиллюминации и плотно забивающий ноздри мерзкий запах какой-то химии…
Опасливо тяну носом и снова ощущаю изрядную вонь, но это уже совсем другой букет. Густо пахнет немытым телом, застарелым перегаром, мочой и духами.
Я лежу на чем-то твердом, и мне холодно. Перед глазами подобие пестрого занавеса, он интригующе колышется, и несколько секунд я со слабым интересом жду продолжения. Потом определенно понимаю, что передо мной чья-то несвежая ситцевая юбка, и напрочь теряю желание увидеть закулисье.
– Наркоманка, что ли? – не отстает шерстяной голос.
Я поднимаю глаза и вижу засаленный древний тулуп с плеча крепостного Герасима, который вовсе не утопил свою Муму, а сделал из нее кокетливую шапочку.
Между растрепанным воротом тулупа и малость оплешивевшим меховым чепцом помещается морщинистое желтое лицо. Оно как будто нарисовано на потрескавшейся дыне: брови выведены черным карандашом, глаза обозначены жирной подводкой и лиловыми тенями, щеки – румянами, а губы – помадой цвета пармской фиалки. Похоже, это модная дама.
Мамзель Герасим, так сказать.
– Ох! – роняю я.
И вовремя прикусываю язычок, чтобы не вымолвить рвущийся с губ непечатный глагол полностью.
«Охренеть! – дипломатично выдает более приличный синоним мой внутренний голос. – Это кто?!»
– Вы кто? – спрашиваю я вслух.
– Чего это ты мне выкаешь? – обижается мамзель Герасим. – На соседних нарах паримся, так что не выпендривайся, цаца!
– На каких еще нарах?!
Я резко вскидываюсь и снова охаю и ахаю, натягивая до самой шеи несвежую простынку.
Вот это сюрприз! Под простыней я абсолютно голая!
С невольной завистью смотрю на чужой тулуп.
Мамзель Герасим злорадно хохочет:
– Что, в первый раз в обезьяннике, цаца? А надо меньше пить!
– Я не…
Осекаюсь, не договорив.
Часто дышу в ладошку, приставленную к носу вогнутым козырьком, и понимаю: я да. В смысле, да, я пила.
Но где? Когда?!
Я ничего не помню.
«Действие второе, те же и Чацкий, – расстроенно бурчит мой внутренний голос. – Опять амнезия?»
– Не может быть, – шепчу я, холодея от страха.
Кажется, история повторяется.
– Впрочем, в прошлый раз было хуже, – рассуждает внутренний голос, пытаясь меня подбодрить. – Тогда ты голая попала сначала в аварию, а потом на операционный стол и в реанимацию, а сейчас только в кутузку. Налицо прогресс!
– Мы в отделении полиции? – спрашиваю я соседку.
– Ага, в отдельном номере! – подмигивает мне она. – Кроватки тут, конечно, узковаты, но это не помешает. Готовься, подруга, тебя ждет бурная ночь!
– Какая ночь? Вы что, в своем уме? Вы за кого меня принимаете?!
Я кричу, и мой голос позорно срывается, что веселит мамзель Герасим пуще прежнего.
– Где мои вещи? Мне нужен телефон!
– Я должна позвонить своему адвокату! – издевательски пищит противная баба, с удовольствием меня передразнивая.
– Так. Все. С меня довольно!
Я встаю с лавки и, игнорируя хохочущую мамзель, решительно сооружаю из серой простынки вполне себе элегантный холщовый сарафан с завязками на шее.
Подхожу к решетке, заменяющей одну из стен, и богатырски сотрясаю ее, отчего замок мажорно громыхает.
Я надеюсь, что это будет правильно понято – как призыв.
– Вот дура-то, – удовлетворенно комментирует мамзель Герасим и отодвигается в дальний угол.
Она приготовилась наблюдать, и не напрасно: сценическое действие разворачивается.
Я слышу тяжкую поступь каменного гостя. Интригующе неспешно он приближается и принимает прозаический облик пузатого дядьки в форме, которая ему тесна.
– Проспалась? Че буянишь? – спрашивает он, зевая.
– Здравствуйте, – сухо и официально говорю я. – Скажите, пожалуйста, за что меня задержали?
Мамзель Герасим в своем углу весело фыркает.
– За нарушение общественного порядка – это раз, – невозмутимо перечисляет дядька, загибая пальцы. – За попытку угона чужого автомобиля – это два.
– Какого еще автомобиля?!
Я в шоке.
Опять двадцать пять!
Я ведь уже угоняла машину, с того-то все и началось!
– Автомобиль марки «Рено», госномер не помню, – сохраняет олимпийское спокойствие служивый.
– Не серебристого ли цвета? – я еще вижу шанс. – Если серебристого, то это мой собственный автомобиль!
– Разберемся, – обещает дядька и шевелением пальцев отгоняет меня в глубь камеры. – А будешь шуметь – засчитаем как сопротивление органам охраны правопорядка, и это будет три.
– Когда разберетесь? – не унимаюсь я. – Мне что, до утра тут голой сидеть?
– Она не хочет сидеть, она лежать хочет! – провокационно подсказывает мамзель Герасим и противно хихикает.
– Мне холодно! – перебиваю ее я. – Верните мою одежду!
– За простынку спасибо скажи! – хмыкает служивый и уходит.
– Ой, допросишься, – пророчит мамзель Герасим. – Согреют тебя менты так, что мало не покажется!
Я поворачиваюсь и молча смотрю на нее чудо-взором.
В цвете эта злобная тетка даже ничего, интересная. В кислотных дискотечных тонах. Радуется, гадина, моему бедственному положению и очень хочет, чтобы мне было больно и плохо.
– Чего уставилась, припадочная? – скалится она.
Я всматриваюсь в путаницу светящихся пятен и линий, разбираясь, откуда что берется.
Злоба фиолетовым ручейком вытекает из ядовито голубого страха. Он же – источник обиды и зависти. Светящаяся растопырочка похожа на хищную орхидею с разноцветными лепестками. Нет, с цепкими усиками, потому что они все вытягиваются.
Я закрываюсь невидимым экраном, и хищные щупальца недобрых чувств упираются в него и останавливаются.
А что, если…
Меня посещает вдохновение.
Я делаю то, чего никогда еще не делала: разворачиваю потоки чужих эмоций вспять, быстро переполняя голубое озеро.
Страх – источник прочих чувств моей соседки – моментально прибывает и захлестывает ее ледяной волной.
– Чего ты, чего?!
Мамзель Герасим поджимает ноги, втискивается в угол и вскоре в панике вопит:
– Начальник! Помогите! Спасите! А-а-а-а!
Сработало!
Я выдыхаю и устало опускаюсь на лавку.
«Вот это да! – ликует мой внутренний голос. – Ты просто маг и чародей! Гарри Поттер отдыхает!»
Однако теперь мне тоже нужно отдохнуть. Спонтанный разворот сибирских рек отнял у меня слишком много сил, и я не смогу прямо сейчас повторить этот подвиг с начальником, а жаль, очень жаль. Прекрасный случай упускаю!
Из-под ресниц с сожалением наблюдаю за служивым, который отпирает замок и забирает из камеры хнычущую мамзель Герасим. Тетка трясется и озирается, растерянная и пристыженная, как ребенок, до мокрых штанишек испугавшийся воображаемых монстров.
Вот интересно, как она объяснит свой приступ дикой паники служивому?
Тот, впрочем, никаких объяснений не требует, молча уводит мамзель по коридору за угол, и я остаюсь одна.
По-прежнему под замком, босиком и почти голышом, но зато вооруженная новым чудесным знанием.
Вот, как я могу, оказывается! Неслабый трюк, однако!
Балую себя вкусненьким – представляю, как мерзкий Валентин лезет ко мне со своими гнусными желаниями, а я всю эту дрянь аккуратно разворачиваю – и на него, на него! Ату его! Фас!
Может, Валек тогда сам себя задушит в объятиях? Или превратится в растение, как Нарцисс?
«Да пребудет с нами сила!» – азартно шепчет внутренний голос, подбивая меня на продолжение экспериментов, для чего необходимо каким-то образом подзаправиться.
Похоже, эмпат я талантливый, но, к сожалению, дикий и необученный. Действую по наитию, спонтанно и, вероятно, нелучшим образом. Как обезьяна, которая колет орехи мобильником – видела я как-то раз такую сценку по телевизору. А я на защиту от одной тупой злобной бабы ухнула все резервы своей персональной системы ПВО!
– Но ведь существуют, наверное, способы быстро восстанавливать подорванные экстрасилы? – конструктивно мыслит мой внутренний голос.
Отвергаю предложение для пробы сунуть пальцы в розетку, которой, впрочем, не вижу, и зеваю, как бегемот.
Ничего не могу, даже думать, строить планы и тревожиться.
Спать.
Спать…
Сплю.
В глубине море синее, а если посмотреть вверх, то серебряное, и светлобрюхие быстрые рыбки на этом фоне почти незаметны. Их перемещения оставляют на плотной коже воды тонкие длинные шрамы вроде реактивных следов самолетов. Небо-море надо мной все иссечено пересекающимися полосами и напоминает решетку.
Мне это не нравится.
Я хочу вырваться туда, где легче дышать, но решетка закрывает мне путь, а снизу, из глубины, надвигаются призрачно сияющие тени.