Старший прапорщик, которому предназначен этот вдохновенный монолог, невозмутим, как гипсовый амур. С интервалом в минуту он повторяет:
– Разберемся, гражданочка… Разберемся… – и на манер щита держит между собой и фрекен Пилой чистый лист писчей бумаги размера А4.
Может, это какая-то специальная техника экранирования эмоций? Удивительное дело: товарищ старший прапорщик лишен всех и всяких чувств и переживаний!
Недоверчиво и изумленно разглядываю его как эмпат и не могу поверить увиденному. Никаких люминесцентных красок! Вообще никакого свечения!
– Так вот какой ты – ноль эмоций! – уважительно бормочу я, прикидывая, не добавить ли в давешний список способов очистки сознания службу в органах внутренних дел.
– Гражданочка? – прерывает мои мысли дежурный. – Гражданка, что у вас?
Оказывается, он уже отделался от тети-пилы и адресует свое универсальное обращение мне.
– У меня – поиск пропавшего человека! – сообщаю я, следя за тем, чтобы мои интонации ничуть не напоминали истеричный визг лесопильного оборудования.
– Кто пропал?
– Я!
Это я выпаливаю, не подумав, и тут же поправляюсь:
– То есть девушка, похожая на меня.
Щекастое лицо товарища старшего прапорщика столь невозмутимо, словно его вместе с головой целиком отлили из пластмассы на фабрике детских игрушек.
Думаю, если бы я ответила, что пропал священный розовый слон Дипли Иша Кумар Первый, цельнолитая физиономия дежурного все равно не дрогнула бы ни единой мышцей.
– Когда пропала? – спрашивает он строго по существу.
– В начале июня, – отвечаю не вполне уверенно.
Кто меня знает, может, я сбежала из родного дома еще в раннем детстве и скиталась с бродячими рок-музыкантами до самой встречи с Максом и Валентином?
– А вы не спешили, – вполне справедливо замечает дежурный. – Надо было на третьи сутки заявление подавать, теперь-то уже мало шансов найти пропавшую живой.
«Какой черствый человек! – возмущается мой внутренний голос. – Сам бесчувственный, как полено, и думает, что все вокруг такие же буратины?! А если бы ты сейчас в обморок упала?»
– Вы не поняли, я точно знаю, что эта пропавшая девушка жива, – я начинаю свое путаное объяснение. – Мне бы хотелось узнать, не разыскивает ли ее хоть кто-нибудь…
– То есть девушка не пропала? Тогда мы-то тут при чем? – перебивает меня дежурный.
– А вы при базе данных, я надеюсь!
Я тычу пальцем в компьютерный монитор, пылящийся на краю просторного стола.
– Я хочу найти родственников этой девушки.
– Имя, фамилия?
– Виленская, Мария Виленская, – машинально отвечаю я и тут же спохватываюсь:
– Но это не настоящая фамилия, это моя фамилия, а не ее! Ее фамилию я не знаю.
Старший прапорщик смотрит на меня пустым взглядом пластмассового пупса.
– И имени тоже не знаю, – договариваю я и вздыхаю.
В самом деле, это звучит глупо. Сказочно глупо: найдите мне то, сама не знаю что!
– Ненастоящая фамилия, значит? Документики свои предъявите, пожалуйста, – говорит пупс в погонах.
– Зачем это? – я отодвигаюсь от демаркационного стола.
– Да мало ли… – пугающе многозначительно изрекает он.
«Шла бы ты отсюда по-хорошему», – шепчет мой внутренний голос.
– А документики у меня в машине остались, я сейчас за ними сбегаю, – вру я, поспешно отступая за дверь.
Возвращаться в отделение я не собираюсь. Мне вовсе не хочется, чтобы полиция проверяла мои новодельные документы! Паспорт-то у меня настоящий, такой же, как у всех российских граждан, но получен он, насколько я знаю, не самым законным путем, и ФИО в нем написано «отфонарное», какое придумал Макс.
Спасибо ему, кстати, за то, что не назвал меня Феклой Гороховой, например, или Аглаей Коняшкиной. Мария Виленская – это хотя бы красиво звучит.
Кстати, о документах. У меня есть бумаги, подтверждающие право собственности на машину, но нет водительских прав! Этим вопросом надо заняться безотлагательно, если я не собираюсь переквалифицироваться из водителей в пассажиры.
С другой стороны, если я выясню свое настоящее имя, мне придется все-все документы переоформлять, и водительские права в том числе…
– Ой, это когда еще будет! – отмахивается от здравой мысли мой внутренний голос.
Возвращаюсь на площадь и покупаю у доброй бабки стакан кизила. Сидя в машине, грызу кислые ягоды и размышляю.
Витамин С умственной деятельности способствует, и я додумываюсь до здравой мысли: нужно обратиться за помощью не просто в ОВД, а к знакомому менту. На уровне «кум-сват-товарищ-брат» в нашей стране вопросы решаются быстрее и проще, чем в официальном порядке. Макс их так же решал, я уверена.
Я звоню своей соседке Кларе Карловне и прошу ее познакомить меня с участковым Андреем Ильичом.
На сей раз к послеобеденному чаю поданы не только восхитительные пирожные, но и очаровательные маленькие бутерброды с бужениной: уступка мужской плотоядности.
Клара Карловна, чье гостеприимство уступает лишь ее же любопытству, принимает смешанную компанию. За овальным столом в гостиной, кроме самой хозяйки, сидят еще трое: Жозефина Георгиевна, я и Андрей Ильич. Его я называю последним лишь потому, что наш районный участковый галантен, как английский джентльмен, и постоянно повторяет: «Дамы вперед» и «Только после вас».
В результате дамы быстро расхватывают все пирожные, и галантному участковому остаются сэндвичи, чем он вполне доволен, хотя явно не одобряет миниатюрные размеры изящных бутербродиков.
– Знаю, знаю я вашу удивительную историю, Машенька, – приговаривает он, складывая сэндвичи на своей тарелке башенкой. – Милые дамы мне все рассказали, да и прохвоста этого, женишка вашего самозваного, я лично наблюдал. Пренеприятнейшее, скажу вам, было зрелище!
С этими словами участковый решительно пронзает бутербродную башенку вилкой.
Полагаю, с упомянутым прохвостом он обошелся не менее решительно, потому что Макс не дает о себе знать и не появляется уже несколько дней.
– В таком случае, дорогой Андрей Ильич, вас не удивит мое желание докопаться до самого начала моей истории, – киваю я, невольно придерживаясь заданного стиля чинной беседы. – Я надеюсь, что у меня где-то есть настоящие родные и близкие, для которых мое исчезновение не стало приятным сюрпризом. Думаю, вполне резонно предположить, что они меня ищут.
– Конечно, ищут! – всплескивает руками Клара Карловна, поднимая ветер кружевными воланами винтажной блузки.
Сегодня мне не приходится высматривать фамильный кларнет, потому что его подобие находится у меня перед глазами. Шелковая блузка хозяйки украшена вереницей круглых пуговок, черных в серебре, и узкая планка застежки поразительно похожа на пресловутый музыкальный инструмент.
– Это какими же надо быть извергами, чтобы не искать пропавшую барышню? – согласно гудит могучая дама Жозефина Георгиевна.
Если Клара Карловна напоминает мне изящный кларнет, то Жозефина Георгиевна похожа на ухоженный тромбон. Она высокая, крупная, с гладкими боками, которые блестят и сверкают парчой нарядного халата.
– Резонное рассуждение, Машенька, – ободряет меня Андрей Ильич, уронив в себя бутербродную башенку.
– Вы можете мне помочь? – я перехожу к делу. – Узнать, не объявлена ли в розыск по линии ОВД девушка, похожая на меня?
– Можем узнать, почему не узнать, – соглашается участковый, приступая к сооружению новой башни. – Только «похожая на меня» – это не то описание, с которым можно результативно работать.
– Ах, не придирайтесь, Андрей Ильич! – опять взвихряет атмосферу Клара Карловна. – Вы же сами можете описать внешность Мэри в выражениях, принятых среди специалистов вашего профиля. Лицо круглое, нос прямой, глаза карие – что там еще?
– Да много чего! – загорается участковый, обиженный небрежным тоном хозяйки. – Чтобы составить словесный портрет, нужно описать внешний облик человека в определенном порядке! Пол, возраст, расовый тип, телосложение, форма головы, волосы – и это только анатомические характеристики. Еще описывают физическое состояние человека и такие функциональные признаки, как походка, жестикуляция, осанка, голос, мимика, а также особые приметы, как то: шрамы, бородавки, татуировки, отсутствие частей тела, хромота…
– Кхе! Кхе! – громко кашляет Жозефина Георгиевна. – Нельзя ли поделикатнее?
– Да чего уж там, – я удрученно пожимаю плечами. – Прямо скажем, хромота и шрамы от операций у меня есть и еще долго будут, но раньше-то их не было, в том и проблема. Мне о том, как я выглядела до аварии, достоверно известно лишь одно: у меня были густые и длинные рыжие волосы.
– Крашеные? – живо уточняет Клара Карловна. – Интересно, чем? Темную шевелюру натуральными красителями можно только колорировать, я с этим мучалась буквально до седых волос.
– Крашеные? – живо уточняет Клара Карловна. – Интересно, чем? Темную шевелюру натуральными красителями можно только колорировать, я с этим мучалась буквально до седых волос.
Она кокетливо смеется, легким жестом поправляя прическу.
– Длинные рыжие волосы – это хорошо, редкий цвет – уже особенность, – участковый отодвигает тарелку и кладет на стол перед собой потрепанный блокнот. – Так. Рост?
– Сто семьдесят, – без запинки отвечаю я.
Спасибо дотошным санаторским медикам, оформлявшим мою карту, свой рост я знаю.
– Пол женский, расовый тип – европейский, – бурчит себе под нос Андрей Ильич, строча в блокноте. – Телосложение слабое…
– Но я не качаюсь, – бормочу я.
– Худощавая, рост средний, сутулость…
Он вскидывает глаза, и я моментально распрямляю спину, демонстрируя осанку принцессы.
– Горба нет, искривления позвоночника не вижу, ярко выраженной асимметрии плеч не наблюдаю, – с сожалением резюмирует Андрей Ильич. – Повернитесь в профиль!
Я царственно поворачиваю голову.
– Затылок выпуклый, – заключает участковый. – Теперь анфас… И не круглое у вас лицо, а овальное, худое, бледное, с выступающими скулами.
Он тарахтит как пулемет, описывая мои черты в терминологии полицейского протокола. Лоб, брови, глаза, нос, губы, рот, зубы, подбородок, уши…
– Я прошу прощения! – не выдерживает Жозефина Георгиевна.
Интонация у нее такая, словно она приглашает Андрея Ильича к барьеру.
– Разве к объявлению о поиске пропавшего не прилагается фотография? Чай сейчас не пятнадцатый век на дворе!
– Конечно, фотография обязательна, – неохотно признает участковый.
Кажется, ему очень понравилось публично проводить инвентаризацию моих черт.
– Тогда к чему эта опись имущества? – сердится Жозефина Георгиевна. – Посмотрите, дорогой Андрей Ильич, как вы смутили и расстроили бедную девочку!
Все смотрят на «бедную девочку». «Бедная девочка» в моем подробно описанном лице послушно изображает смущение.
– Виноват, увлекся, – участковый прячет блокнот и заполняет неловкую паузу, прихлебывая чай.
– Любопытно, а какие еще есть способы поиска пропавших? Без обращения в полицию? – спрашиваю я, надеясь, что Андрей Ильич не сочтет этот вопрос оскорблением чести мундира.
– О, в крупных городах есть бюро несчастных случаев! – перестает сердито хмуриться Жозефина Георгиевна. – Очень удобно, не надо в случае чего обзванивать больницы и морги! Вот, помню, зять моей соседки на ночь глядя ушел из дома и к утру не вернулся…
– Это какой соседки? – живо уточняет Клара Карловна.
Жозефина Георгиевна подробно объясняет, какой зять, какой соседки, какого конкретно числа, месяца и года, куда ушел и почему не вернулся. Я терпеливо жду продолжения.
– Так вот, соседка моя позвонила в это самое бюро, и ей там сказали – да, мол, есть у нас парень в черных джинсах и рыжих ботинках, его сосулькой зашибло, лежит в городской клинической больнице в реанимации.
Я открываю свой собственный блокнот и записываю:
1. Узнать в городском бюро несчастных случаев, поступал ли к ним в начале июня или позже запрос по поводу пропавшей рыжей девушки.
– К сожалению, это бюро только по городу информацию собирает, – покончив с чаем, сообщает участковый. – Но узнать у них можно, почему не узнать? А еще надо опросить рекламщиков, которые держат доски для расклейки частных объявлений. Может, у них был такой заказ.
Я благодарно киваю и записываю:
2. Узнать, кто расклеивает на доски объявления граждан. Спросить насчет пропавшей рыжей девушки.
Соображаю, что к этим рекламщикам у меня и другой интерес имеется, и дописываю:
3. Заодно дать объявление «Собака ищет хозяев» с фотографией Белки.
Кажется, я удачно сходила в гости.
Откланиваюсь одновременно с участковым и уже в лифте – приватнее места нет – прошу его помочь мне быстро оформить водительские права.
– Оформить можно, но только если ты действительно умеешь водить, я не буду плодить убийц на дорогах, – ворчит Андрей Ильич.
Интересно, его манера держаться изменилась, как только мы вышли от Клары Карловны. Видимо, то была парадно-выходная версия участкового «для лучших домов». Теперь Андрей Ильич держится много проще и обращается ко мне на «ты».
– Экзамены-то сдашь?
– Сдам, а когда? Мне бы поскорее, – я тоже отбрасываю светские условности и говорю прямо: – Если надо заплатить, я могу.
– Мне не надо, а там посмотрим. Лады, устроим поскорее, – обещает участковый и пристально, как будто уже экзаменует меня, следит за тем, как я отъезжаю от дома на своем «Рено».
Вряд ли я раньше жила в этом городе – его топография мне совсем не знакома. Приходится включить мобильник в режиме навигатора. Находчиво прилепленный на приборную панель с помощью двух комочков жвачки, он показывает себя вполне сносным штурманом. И не вспоминает о том, что вообще-то он – телефон, до самого конца пути. Звонит, когда я уже выхожу из машины.
– Алле, кто это? – игриво спрашиваю я, хотя прекрасно вижу, что номер определился: звонит Саныч.
– Привет, ты как сегодня? – спрашивает он. – Надеюсь, лучше, чем вчера?
– Почти нормально, – отвечаю я, оставляя ему пространство для гусарского маневра.
Может, Саныч пригласит меня поужинать, и тогда я почувствую себя совсем хорошо.
– Ты в санатории? – спрашивает он.
– Нет, в городе, – я продолжаю расчищать арену.
Давай уже, хваленая мужская предприимчивость, разворачивайся!
– А где в городе? Конкретно?
«О, господи! – тихо стонет мой внутренний голос. – Нет, это не лихой кавалерист, это пластун-разведчик!»
– Улица Фета, восемнадцать! – звонко чеканю я. – Пересечение с Краснооктябрьской!
Конкретнее уже просто некуда.
– А чего голос такой?
– Какой?! – я только что не взвизгиваю.
Географию он выяснил, теперь историю выясняет! «Почему у тебя такой голос!»
«Потому что ты тормоз!» – скрипит зубами мое внутреннее я.
– Потому что у меня тут важное дело, – говорю я вслух.
Это звучит высокомерно – словно я спешу отделаться от собеседника, и он понимает сказанное именно так.
– Ладно, я позже позвоню, – говорит Саныч. – Пока!
– Ку-да?!
Поздно. Он уже отключился.
Я делаю три глубоких вдоха – это не сильно меня успокаивает, и авторитетно сообщаю уличному коту, что мужчины – промежуточное эволюционное звено между троллями и гоблинами. Во всяком случае, один мой знакомый совершенно точно не человек, а самоходный валун с кирпичной головой и каменным сердцем.
Возможно, это слишком эмоциональное описание – кот фыркает и убегает, не вступая в полемику.
Я делаю еще пару дыхательных упражнений и возвращаюсь к делу, от которого меня отвлек бестолковый звонок.
Рекламное агентство, в активах которого с полсотни щитов для объявлений, расположенных в болевых точках социума на трамвайных остановках, называется строго по делу: «Главдоска».
Трудно понять, чего тут больше – иронии или ностальгии по былым временам, и это меня смущает. Я не могу заранее определиться с линией поведения и захожу в контору с таким робким «Здрасссь», что меня просто не слышат.
За столом у окошка две дамы в плиссированных юбках и кофтах с начесом вкусно пьют чай с мармеладками. Сразу видно, что обшарпанный полированный стол к обстоятельным чаепитиям привычен: его поверхность густо запятнана белесыми кругами от горячих стаканов, так что статью и расцветкой бывалый предмет мебели напоминает смирную лошадь в яблоках. Дамы-чаевницы усердно дуют на чашки, отчего их щеки, и без того румяные и круглые, становятся совсем помидорными.
Уверенно датировать эту жанровую сценку восьмидесятыми годами прошлого века мешает только актуальный календарь на стене. Впрочем, если не обращать внимания на цифры, он тоже соответствует канонам интерьер-дизайна советских времен.
– Здравствуйте, девушки! – это приветствие я произношу гораздо громче и увереннее, чем первое.
Дамам крепко за сорок, а габаритами, нежной белизной и приятной округлостью крупных форм обе они напоминают советский холодильник «Орск», но мое винтажное обращение «девушки» принимают благосклонно.
– Заходи, детка, садись, чай пить будешь? – слышу я.
– Спасибо, нет, – Машенька Виленская сегодня сама скромность. – Я насчет объявления…
– Само собой, – дама в кофте с леопардом кивает и смахивает со стола сахарную крошку. – Верочка, дай-ка ручку и бумагу. Диктуй свое объявление, деточка.
– Пишите: «Найдена собака»…
Я захожу издалека, не собираясь сразу говорить о главной цели своего визита – поисках информации о пропавшей девушке. Начнем, как принято в цивилизованном обществе, с опытов на животных!