Аренев Владимир Паломничество жонглера (фрагмент)
Владимир АРЕНЕВ
Паломничество жонглера
(фрагмент)
Часть первая. "Кому ты нужен, шут?!",
или Роскошь не верить в чудеса
Глава первая:
Дракон снизошедший. Неправильные гвардейцы. Ночевка в горах.
Старый знакомый - новая угроза. "Вошли!"
У жонглера права - на чужую кровать;
втихаря воровать, вглухаря попивать.
Да ведь я-то на большее не претендую...
разве только на грошик в кармане у вас.
Кайнор из Мьекра
по прозвищу Рыжий Гвоздь
Отсюда, с земли, Дракон казался безобидным, похожим на свои священные статуэтки. И был точно так же недвижим: парил, раскинув крылья двумя клочьями монашьего зонта.
Четверо людей, вот уже который час упражнявшиеся в скалолазаньи, ему, наверное, казались такими же фигурками-безделками. Только люди, в отличие от Огненосного, и впрямь были безобидными.
- ...безобидней некуда! - буркнул один из них, горбатый и косматый старик в не очень-то опрятных лохмотьях. Приличный нищий с Королевской площади постеснялся бы такие надеть, Цапля - свидетель! Но кажется, ветхость рванины - так же, как и опрятная одежда его спутников, старика беспокоили сейчас мало. Он замер, по-совиному вывернув голову к небесам согбенный, страшный, с непонятным каким-то свертком подмышкой - и следил ярко-желтым глазом за круженьем Дракона в небесах.
- Боишься, как бы не задождило? - с пониманием ухмыльнулся дебелый парень. Неполный доспех сиял на нем фальшивым медяком: нагрудник, правый наруч и шлем-кабассет. - Не боись, тебе оно даже на пользу пойдет-то.
Старик вращеньем глаза нацелил на паренька свой бездонный зрачок - и весельчак, мигом потускнев, от дальнейших высказываний решил воздержаться. Хмыкнул, кашлянул в кулак, почапал по тропе дальше. Не очень, мол, и хотелось, тоже мне, строгач какой нашелся! Если б не Фриний, наши бы с тобой пути, старичина, никогда не пересеклись!..
Фриний шагал как раз следом за счастливым обладателем доспехов и чувства юмора (ущербного, как и доспехи). Высокий, выше головы, посох с когтевидным навершием недвузначно свидетельствовал об умениях своего обладателя: чародейское искусство, мастер ступени третьей-четвертой. А то и больше.
Во всяком случае Фриний-то сразу сообразил, что привлекло внимание старика. Придерживая одной рукой худенького подростка, чародей подошел к горбатому.
- Думаешь, заметил нас?
Старик ухнул простудившимся филином, что, вероятно, должно было означать смех.
- Еще как заметил! Если ты помнишь, Дракон не снисходил уже давненько. И это его появление... не думаю, что Огненосному приспичило поохотиться на мархуров-муфлонов.
- Но... - Фриний осекся и скривил в гримасе надломанный рот. Два шрама, тянувшиеся от уголков губ едва ли не к ушам чародея, отчетливо проступили, придавая ему сходство со вставшей на задние лапы жабой. Ладно, - сказал он. - Всякие "но" оставляем на потом. Если Дракон здесь из-за нас, значит, тем более нужно спешить.
Подросток, все это время простоявший рядом с отстраненным видом деревенского полудурка, вдруг оглушительно чихнул. И снова замер тем же таки полудурком.
Каковым, кстати сказать, в действительности был.
- И то правда, - отозвался старик. - Пойдем. Хорошо б, если успеем до ночи.
Был шестнадцатый день месяца Дракона 700 года от Первого Снисхождения. Огненосный над их головами продолжал с каллиграфической точностью выписывать круги.
* * *
...в начале месяца Кабарги 699 года от П.С.:
В каждом мире, стране, городе и в каждой, буквально каждой голове будь это хитиновая бусинка муравья-стражника или же костяное вместилище человечьих мозгов, - везде прописаны свои законы и свои запреты.
"Не укради!" - упреждают во все голоса священные страницы "Бытия", родители и начальник городской стражи. Доводы последнего оказываются наиболее вескими - не крадешь, или крадешь так, чтобы начальник не разнюхал (родители к этому времени давно уж переселились во Внешние Пустоты).
"Не прелюбодействуй!" - наставляют те же страницы вкупе с собственной женой и мужем твоей полюбовницы. "Больше не буду!" - отвечаешь, прыгая из окна в исподнем; позади - рев рогоносца и бряцанье разбитой посуды.
Оврагом, щедро поросшим какими-то несносно колючими кустами, выбираешься за пределы деревни. Достранствовался, жонглер, доскитался - по чужим кроватям! Теперь главное, чтобы муж Зойи не узнал тебя - ни сейчас, по брошенному в бегстве тряпью, ни потом, на вечернем выступлении.
Не выступать - нельзя.
Кстати, нужно еще успеть вернуться в срок.
Кайнор остановился, чтобы перевести дух и подсчитать потери, нынешние и грядущие. Нынешние не радовали, но и не сильно печалили: кафтан и так уже старый был, пусть подавится он этим кафтаном!
"Ах, Сколопендра меня пожри, свистулька в кармане осталась!" грошовая безделица, но Кайнор на ней отсвистывал ритм для Друлли! Теперь... теперь - полный финал. Потому что собака, умеющая считать, что ни говори, гвоздь программы. Теперь пиши пропало. Жмун с него три шкуры спустит или вообще выгонит наконец из труппы, давно ведь грозился. Опять же, и признаться-то нельзя, что да почему - Лютен, жена Кайнора, ой не дура!.. то есть, дура, конечно, дура, но не настолько же! А фраза "потерял" не пройдет, все знают про Кайнорову внимательность к своим вещам (да и к чужим... н-да... тоже).
В колючем и сыром овраге было холодно, и Кайнор, плюнувши на все, решил сперва вернуться к повозкам: там уж что-нибудь сообразим. Хорошо, сапоги успел натянуть за мгновение до конфуза, теперь не нужно месить босыми ногами грязюку.
Месишь сапогами.
Руками обнял себя за плечи, сорочка развевается веселым парусом и цепляется за все вокруг. Идешь, сопровождаемый непрерывным треском, и оставляешь за собой клочья и нитки на ветвях.
"В сущности, - сказал себе Кайнор, - есть даже нечто положительное в таких вот переделках. Подымают, знаете ли, цену собственной жизни, кровь, знаете ли, разгоняют застоявшуюся..."
Он наткнулся на особо вредный куст, поцарапался - застоявшаяся кровь жизнерадостно проступила на запястье. Выругался: "В общем, все верно, но в тридцать семь как-то оно не очень, по оврагам мельтешить. Несолидно".
Кайнор уже почти решил завязать (хотя бы временно) с хаживанием к чужим женам, когда наконец овраг закончился. На поляне стояли фургоны, дымил забытый всеми костерок, стреноженные кони пощипывали травку.
Другие кони, под седоками, свирепо выплясывали на краю поляны. Всадники их выглядели внушительно - как и полагается королевским гвардейцам.
В первый момент Кайнор решил, что это за ним. Муж Зойи оказался не только рогатым, но также сообразительным и глазастым, успел нажаловаться кому следует...
Бредятина! Откуда бы ему староста деревни гвардейцев достал, из кармана своего, что ли? Или у старосты в подвальчике хранится набор бутылок, открываешь такую, а оттуда - гвардейцы, гвардейцы!.. - "Что прикажешь, хозяин?"
Ага, сейчас! У старосты-то подвальчик не пустой, конечно, но бутылочки там более приятного свойства, это точно.
Тогда откуда взялись эти, на лошадях?
Впрочем, откуда бы ни взялись, Кайнору лучше в таком виде на глаза им не попадаться. Он вернулся в овраг, показавшийся уже почти родным, и залег в кустах, из которых можно было просматривать всю поляну с творившимся на ней действом.
Творилось - странное.
Жмун, растрепанный и недоумевающий, в окружении остальных циркачей, стоял перед гвардейцами едва ли не по стойке смирно. Кайнор знал Жмуна уже не первый год и впервые видел его таким. Смирением старый фокусник никогда не отличался: даже если вел себя вроде бы почтительно, умел, жучина, тоном или просто разворотом плечей показать, что подчиняется только внешне.
Сейчас вся фигура Жмуна олицетворяла собой сплошную покорность. Гвардеец (видно, старший в отряде) нависал над фокусником нешутейным обещанием скорой расправы за грехи этой и всех прошлых Жмуновых жизней. Скупые, презрительные движения, короткие слова-плевки - так высокородный господин швыряет горсть медяков нищему калеке.
Жмун покачал головой, отказываясь от подачки.
Росчерк плетки-девятихвостки в руках одного из гвардейцев - на рубахе старого фокусника проступают небрежные наброски будущей трагедии.
Санандр, силач и акробат труппы, подается вперед, чтобы то ли закрыть собой Жмуна, то ли перехватить руку гвардейца... - не успевает. Занесенную для очередного удара плетку перехватывают такие же скупые слова капитана гвардейцев. Бивший, повинуясь приказу, опускает плетку и отъезжает чуть назад.
Кровавые росчерки растекаются на рубахе Жмуна, так и не став словами трагедии. Дешевый фарс, репетиция актеров-неудачников. Так не играют, таких характеров не бывает!
Капитан гвардейцев спешивается и, кажется, просит у Жмуна прощения за "излишнюю горячность своего подчиненного" (Кайнор буквально слышит отсюда, из кустов, эти слова). "Не обижайтесь".
"Может, я выпрыгнул не в то окно? - беспокоится Кайнор. - Может, у хитруньи-Зойи в комнате была какая-нибудь волшебная рама, пройдя через которую - или там выпрыгнув именно в подштанниках, - попадаешь в другой мир? Мир, где гвардейцы интересуются безобидными циркачами, а их капитаны способны просить о прощении у безродных?"
Проще поверить в волшебные бутылочки в подвале у старосты!
Жмун тем временем выслушивает очередную порцию вопросов от капитана. Снова качает головой и хмуро косится на остальных гвардейцев, которые по-прежнему гарцуют вокруг них на лошадях.
"Мы все-таки подождем", - отвечает словом и жестом капитан и велит своим спешиться.
"Вы-то подождете, - тоскует в кустах Кайнор. - Я мне каково здесь?!"
Но он еще не созрел на то, чтобы идти к фургонам, прямо в лапы гвардейцев. Теперь, когда первый мандраж прошел, Кайнор понял, что приехали эти щеголи, конечно, не из-за сегодняшнего конфуза в доме Зойи.
Но - и это он тоже знает совершенно точно - приехали они именно за ним, Кайнором из Мьекра, Рыжим Гвоздем.
Поэтому он лежит, как лежал - брюхом в грязи, стертыми каблуками к медленно тускнеющему небу, - и бдит. Рано или поздно Жмун подаст знак или найдет другой способ связаться с ним.
Жмун действительно нашел, но сперва решил занять чем-нибудь гостей, чтобы, значит, не скучали. И, скучая, по сторонам не зыркали.
За дело принялась Киколь - будто бы в преддверии будущего вечернего выступления решила порепетировать. Ее танцы всегда пользовались бешеным успехом у любой публики, которая хотя бы наполовину состояла из мужчин. Кайнор сперва решил, что затея с танцами в данном случае не сработает. Слишком грубо, слишком явно. В конце концов, пошло. А капитан гвардейцев не-ет, не дурак, даже отсюда, из кустов, видно.
Но, словно в подтверждение тезиса о "так не играют, таких характеров не бывает", гвардейцы повели себя именно так, как рассчитывал Жмун. Ржали громче собственных лошадей и браво толкали друг друга локтями: погляди, мол, какова цыпочка!
Киколь-цыпочка соответствовала; да что там, даже Кайнор в своей импровизированной засаде загляделся. А заглядевшись, не заметил Друлли, которая с видом вышедшей прогуляться до ближайшего деревца собачки подбиралась к Кайноровой лежке. Когда влажный нос ткнулся ему подмышку, жонглер едва не завопил от испуга.
- Фу ты, дура! - облегченно прошептал он, когда выяснилось, что это не жаждущий общения упырь с ближайшего погоста и не отбившийся от отряда гвардеец. - Нельзя же так!
Друлли смущенно попятилась, мол, ну извини, хотя, вообще-то, для тебя же стараюсь. Из-за ее ошейника выглядывал косой уголок записки.
От Лютен, понял Кайнор, едва лишь развернув листок. Почерк - ее; не почерк, а сплошные гадючьи следы, причем гадюки бешеной. Словом, хорошо отображает ее подлую натуру. А вот прочитать... н-да, сложновато.
"Туд тибя дажжидаюца тваи друзья. Старые. Прихади скарей".
Ничего не скажешь, это она хорошо сообразила. Даже если бы гвардейцы поймали Друлли, всегда можно сказать, что Лютен нарочно послала собаку за муженьком. И никто не заметит трех штришков внизу письма, а в них зашифровано: "Держись от нас подальше, пока гвардейцы не свалят. Если не свалят - встречаемся в Трех Соснах". Три Сосны - это деревня дальше по тракту, если на юг ехать.
В другой раз, будь Кайнор при кафтане и штанах, он бы прямо туда и отправился. Но сегодняшние скачки в окна такую возможность исключили напрочь. До ночи, во всяком случае, придется полежать в кустах, а дальше по ситуации.
Кайнор аккуратно оборвал уголок с тремя штришками и вложил письмо за ошейник Друлли. Потрепал лохматую по загривку:
- Извини, что ничего с собой нет. В другой раз сквитаемся, морда. Ну, беги!
Она побежала к фургонам, по-щенячьи выворачивая задние лапы. Кайнор поневоле улыбнулся: Друлли он выходил из мокрой, дрожащей зверушки размером не больше детского кулачка. Никто в труппе не верил тогда, что собачка выживет...
"Нашел время сантименты разводить, старый пень!" - Кайнор потер шею и решил, что вполне может позволить себе вздремнуть. Ночка при любом раскладе предстояла та еще...
- Ты только не дергайся, - сказали у него за спиной. - А ти-ихо-тихо руки за голову - и вставай.
Медленно и "ти-ихо" Кайнор поднялся.
- Вот молодец, - проворчал гвардеец, Цапля ведает как оказавшийся у него за спиной. - Теперь двигай к фургонам. Тебя уж все заждались, Гвоздь.
В каждой голове - куда деваться! - прописаны свои законы и запреты. А еще - советы не поступать так-то и так-то. В Кайноровой, например, сейчас ожил и запульсировал совет повиноваться пленителю во всем и беспрекословно.
Прямо сквозь кусты, не заботясь уже о изодранном исподнем, он побрел к фургонам.
Друлли, углядев любимого хозяина, зашлась лаем и побежала встречать.
Тварь неразумная, что возьмешь...
* * *
До ночи они не успевали, ну никак.
Зато исчез Дракон - в какой-то момент Фриний посмотрел на небо и обнаружил пропажу. Старик на это только еще раз насмешливо проухал филином - видно, заметил отсутствие зверобога уже давно, да не считал нужным уведомить остальных.
"Это просто игра такая, - ничуть не разозлился Фриний. - Кто кого выведет - из Лабиринта и из себя. И каждый из них считает, что он что-то значит, что он - полновесный игрок. Только я знаю настоящие правила. А все мои попутчики - не больше, чем пешки. Каждый из них - ладно, каждый из нас, - идет в Лабиринт по своей причине. Старый Быйца - наконец-то умирать. Иссканр - за правдой. Но в действительности все они ничем не отличаются от Мыкуна, которого я веду - и поэтому он идет. Велю сесть - не сядет, нужно будет надавить ему легонько на плечи. И так далее".
- Он вернется, - прокаркал Быйца.
- Что?
- Он улетел. Но он следит за нами. И вернется, когда будет нужно. Все это Быйца прохрипел, не поднимая глаз от каменистой тропы. И с каждым словом очень аккуратно шагал вперед и вперед, похожий на механическую игрушку какого-нибудь графенка. Очень своеобразную игрушку очень ненормального графенка.
- А когда будет нужно? - не сдержался Фриний.
- Когда мы дойдем, - пообещал старик. - Значит, уже не сегодня.
И правда, небо темнело быстро и неотвратимо. Закиданного шапками-тучами солнца уже почти не было видно, и тени, глубокие, хищные, понемногу выползали из своих укрытий.
- Привал, - сдался Фриний. Какой смысл не признавать очевидного? Вон и пещерка виднеется справа от тропы. Конечно, уютной ее найдет только какой-нибудь облезлый барс-неудачник, но они сюда не отдыхать явились. Для ночевки - сгодится.
В пещере воняло задворками королевского зверинца. И еще чем-то неуловимым, почему-то напомнившим Фринию о храме Стоногой. Чародей попытался было понять, почему, но отвлек Иссканр.
- Не дворец, - заявил он. - Мне-то что, я и не в таких дырах ночевал, но как насчет остальных? - и он недвусмысленно покосился на Быйцу и на Мыкуна.
- Я, мальчик, в отличие от тебя, ночевал и во дворцах, - отрезал горбун. - Но и в нужниках приходилось. Так что не растрачивай понапрасну пламень своей заботливости, а лучше сходи-ка набери хворосту.
- Куда сходить, обратно к подножию? - вызверился Иссканр. Как и всякий молодой человек, он не любил, когда вспоминали о его возрасте. И, насколько знал Фриний, давно уже отвык от этого. - Ты же видел, старик, что вокруг ни травинки, не то что...
- А ты поищи, - ласково прокудахтал Быйца. - Поищи, родный. Вдруг найдешь.
- Поищи, - согласился с горбуном Фриний. - И заодно погляди, нет ли погони. Справишься?
- Да уж как-нибудь, - проворчал, выходя Иссканр. Теперь, когда сомнению подвергли его мастерство, он просто не мог отказаться.
- Но, кстати, насчет полудурка мальчик прав, - заметил Быйца, когда Иссканр ушел.
- Об этом не беспокойся. Я видел неподалеку ручей - сходишь?
- А ты, командир?
- А я позабочусь о дичи.
- Не боишься оставлять полудурка одного в пещере? - подначил Быйца. Сбежит еще.
- Не сбежит.
Горбун пожал плечами и - механическая игрушка с нескончаемым заводом побрел к ручью.
Фриний повернулся к Мыкуну, подвел его к дальнему углу пещерки и вынудил сесть там.
- Не сбежишь ведь? - спросил, зная, что ответ не получит.
Мыкун шумно, по-собачьи протяжно зевнул и закрыл глаза.
"Мне бы так, - с завистью подумал Фриний. - Хотя бы на час - закрыть глаза и ни о чем не беспокоиться. Но нельзя, пока нельзя. Они не сбежат, мои фишки, нет. Они просто перегрызут друг другу горло. Они уже готовы... а мне всего-то и нужно - ввести их в Лабиринт. Всего-то..." - Он не заметил, как закрыл глаза. Только на минутку, вот сейчас он встанет и...
- Дичь, - и Быйца (когда только успел вернуться?!) швырнул под ноги Фринию горную утку со свернутой набок шеей. - И вода, - он звякнул котелком и примостился у выхода. - А что, наш мальчик все еще ищет хворост?
- Уже нашел, - хмыкнул Иссканр. - Не хворост, но топливо. У тебя, старик, если ты говорил правду про нужники, ностальгию вызовет.