- Уже нашел, - хмыкнул Иссканр. - Не хворост, но топливо. У тебя, старик, если ты говорил правду про нужники, ностальгию вызовет.
- Ты даже знаешь такое премудрое слово, как "ностальгия"? - с подкупающей искренностью удивился горбун.
- Ты - тоже? - парировал Иссканр.
- Тогда расскажете мне при случае, что оно означает, - вмешался Фриний, поднимаясь. - А теперь давайте устраиваться на ночлег. Топливо твое мы оставим на крайний случай, если похолодает. Все равно на нем утку жарить я не возьмусь; точнее, не возьмусь ее, жареную, потом есть. Так что ссыпай "орешки" в углу, пусть лежат.
- Другого не оказалось, - задиристо сообщил Иссканр.
- Придется поискать получше. Ощипайте кто-нибудь птицу, а я схожу прогуляюсь - может, увижу то, чего не заметил ты. Кстати, как там с погоней?
- Нет никакой погони. Да и откуда ей взяться?..
Фриний неопределенно мотнул головой, мол, мало ли: погоня, знаешь, такая штука, вот ее нет, а вот уже и в затылок дышит.
Он вынул из дорожного мешка и зажег - с помощью огнива, безо всякой магии - махонькую свечку. Вязкий мрак пещеры схлынул, заплясали на стенах химерные тени-дикари. Одна, продолговатая и гибкая, скользнула к выходу и канула во внешнюю тьму, не замеченная людьми.
- И очень прошу вас, не поубивайте здесь друг друга, пока меня не будет, хорошо?
Быйца только хмыкнул, позабавленный словами чародея. Иссканр хмуро кивнул и, не глядя на горбуна, занялся уткой.
Фриний отправился вверх по тропе, ничуть не беспокоясь за своих спутников. Хоть он и зажег свечку обычнейшим образом, но вот сама она была волшебной. Гореть могла долго и гармонизировала пространство вокруг себя.
"Теперь точно не поубивают", - а значит, можно, не отвлекаясь на посторонние мысли, заняться главным.
Разумеется, не хворостом (о нем Фриний позаботится на обратном пути). Вход в Лабиринт - вот что сейчас волновало чародея.
Их, входов, существовало несколько, и к каждому просто так было не добраться. Дело даже не в том, что расположены они в самом недоступном месте Сломанного Хребта. Словцо "недоступное", как правило, используют лентяи и неумехи, а при желании в почти в любое из этих "недоступных" можно попасть. Если найдешь - и вот здесь уже возникали определенные сложности.
В принципе, узнать о приблизительном местонахождении каждого из входов не составляло труда. Горцы, сколь бы ни были мужественно-молчаливы, поддерживая сложившийся в народе образ суровых отшельников, в конце концов уставали хмурить брови и поджимать губы. Разговорившись, они охотно делились легендами местного разлива (под бульканье местного же вина). Кое-кто даже вызывался проводить "глюпых пютников" туда, где видели такой вход в Лабиринт в последний раз.
Как правило, никакого входа там не обнаруживалось. Проводник разводил руками, мол, я же предупреждал, и отказывался брать деньги, оскорблялся, если настаивали. Вел вас обратно в селение, и снова - вино, шашлык, легенды, легенды, легенды, чтоб их!..
Фриний знал это не понаслышке - не так давно он пытался уже отыскать вход в Лабиринт. Не впечатленные посохом и остальными чародейскими атрибутами, горы, как и прочим соискателям, скрутили ему острогранный кукиш из присыпанных снегом вершин. Фриний тогда ничего другого, признаться, не ожидал - и с чистой совестью отступил.
В тот раз его не покидала уверенность, что ничего не получится.
Сегодня - уверенность, что он отыщет вход. Горцы смеялись, предлагали проводников, потом обиженно хмыкали и крутили пальцем у виска.
"...Интересно, что они подумали, когда увидели Дракона?"
Фриний невольно взглянул в засеянное звездами небо - пустое сейчас от каких-либо летунов. И снова вернулся мыслями к Лабиринту.
Чародей знал, что им четверым улыбнется удача и они отыщут вход - ему обещали, а эти всегда держат слово. Но что дальше? Будет ли он наглухо запечатан каменными створками, засыпан ли камнями случайного обвала, окажется ли слишком узок для человека?
"Мы выведем тебя, - сказали ему тогда, - а твое дело - попасть внутрь и привести с собой этих троих".
"Я сделаю, что смогу", - поклялся он.
"Ты сделаешь всё", - прошипели в ответ.
Фриний смиренно склонил голову, подчиняясь.
Сейчас чародей понимал, что да, сделает. Всё - и больше, чем всё. Если понадобится, превратит себя и спутников в сколопендр. Если понадобится вручную станет разбирать завал из камней. Если понадобится...
Тропа блудливо изогнулась, Фриний, подчиняясь ее воле, повернул за груду поросших мхом валунов и увидел: не понадобится - ни превращаться в сколопендр, ни сбивать до крови пальцы.
Вход возвышался перед ним чудовищным зевом, небрежный и снисходительный, как монарх во время приступа хорошего настроения. Фриний едва не попятился, такой мощью дохнуло на него из черного провала. "Ступить под эту каменную арку - Цапля свидетель! - будет труднее, чем разбирать сотни завалов".
Но они сделают это, уже завтра...
Чародей порадовался, что сегодня не успел довести свой маленький отряд до входа. Еще один день, который они проведут под солнцем, казался немыслимым подарком судьбы... ладно, пусть полдня, но все-таки.
Возвращаясь, Фриний приложил немало усилий, чтобы не пятиться по тропе назад, лицом ко входу. Он повернулся к арке спиной и первые несколько шагов сделал, ожидая чего-то ужасного; чего - и сам толком не представлял.
За поворотом идти стало полегче.
Потом он побежал - потому что услышал крики, доносившиеся из пещерки.
Вспомнил о том, что бегать ночью по горным тропам - занятие опасное, уже когда споткнулся. Благо, успел выставить перед собой руки, так что отделался несколькими ссадинами да резкой болью в левом мизинце... но это все потом, потом, сейчас... - нашарил посох, поднялся, кинулся (осторожно!) к пещере. Там звенело, бряцало, разноголосо и смачно ругалось.
"Неужели все-таки поцапались, мерзавцы? Поубиваю!"
Под ногой дернулось раздавленное нечто. Фриний наконец догадался выколдовать небольшой светящийся шарик, не слишком яркий и чересчур своенравный, но позволивший разглядеть происходящее.
Тропу захлестнуло живой волной: крупные, с палец толщиной сколопендры перли в пещерку, как простолюдины на выступление жонглеров. Иссканр и Быйца, исполняя роль тех самых жонглеров, забились в дальний угол (Мыкуна, к счастью, тоже догадались прихватить с собой), отгородились Фриниевой свечой и в четыре подошвы давили гадов. Ну и, разумеется, помогали себе словесно.
Фриний, морщась (проклятый мизинец, как не вовремя!), перехватил посох поудобнее и произнес нечто, для непосвященного мало отличимое от ругательств Быйцы и Иссканра. Однако же сколопендры разницу почуяли - и отхлынули; вокруг Фриния тотчас образовалось пустое кольцо, пределы которого не рисковала нарушить ни одна тысяченогая.
- Сразу видно, мастер, - проворчал Иссканр, продолжая плющить хитиновые головы маленьких оккупантов. - А нам как быть, а?
Вместо ответа Фриний сплюнул себе под ноги еще несколько фраз. Живое море забурлило - и полилось во все стороны, прочь, прочь от пещерки! Не разбирая дороги, сколопендры торопились оказаться как можно дальше отсюда и тысячами летели в пропасть, таяли во мраке, оставляя после себя терпкий узнаваемый запах.
"Как в храме Стоногой".
- Ловко, - цокнул языком Иссканр. - А что теперь? Утку эти гады сперли, "орешки", кстати, тоже.
Быйца, словно угадав, что сейчас скажет Фриний, ухмыльнулся сытым котярой.
- Ты когда-нибудь пробовал жареных сколопендр? - спросил у паренька чародей.
Ответ Иссканра не смогло заглушить даже громогласное "Апчхи!" Мыкуна. Этому точно все равно, что есть и где спать!
"Неужели ничего не почувствует, даже когда увидит вход? - мельком удивился Фриний, отдавая распоряжения по благоустройству пещерки. - Вот кому можно по-настоящему завидовать".
Потом он все-таки сходил и отыскал несколько веток, которые можно было назвать хворостом только здесь и сейчас. Иссканр долго вертел носом, но в конце концов не выдержал и присоединился к "пирующим" Быйце и Фринию. И даже бегал потом собирать трупики сколопендр, чтобы сделать себе добавочную порцию.
Словом, вечер, за вычетом мелких неприятностей, определенно удался.
А утром они вошли в Лабиринт.
* * *
Появление Кайнора вызвало у костра вполне понятное оживление. Судя по выражениям их усатых морд, гвардейцы радовались не меньше простодушной Друлли.
"Сейчас еще подхватят на руки и начнут качать, - обреченно подумал Гвоздь. - Если уж сегодня играем фарс - так на всю катушку, да?"
К счастью, обошлось без качаний.
- Ты где шлялся, старый козел? - Это, разумеется, Лютен, любимая. Вот и она сама - приближается, грациозная и преисполненная ядом, аки древесная гадюка. Еще бы! Долгие годы выступления женщиной-змеей не прошли даром, ой не прошли! Язычок у нее что надо... во всех отношениях. Ну и яд тоже первосортный. - Я тебя спрашиваю, ты где шлялся?!
- По бабам, - честно признался Кайнор. Лютенино "старый козел" задело его за живое - не так "козел" (это правда, чего уж там...), как "старый". Но я смотрю, вы тут без меня не скучаете.
- Не скучаем, не скучаем, - сбить Лютен с толку было не так уж просто. - А ты хоть помнишь, что у нас вечером выступление?
Гвоздь в притворном изумлении заломил бровь:
- Так ведь уже вечер! Чего ж вы ждете, братцы?! Народ на площади заждался, наверное...
- Они знают, что вы не будете сегодня выступать, господа. - Капитан гвардейцев поднялся с лежавшего у костра бревна, скрипнул коленями и сапогами и повернулся к жонглеру. - Господин Кайнор из Мьекра, прозываемый также Рыжим Гвоздем?
Гвоздь подхватил капитанов взгляд и удерживал до тех пор, пока гвардеец не стрельнул глазами куда-то за его плечо.
- Вы ошиблись, - ответил спокойно и с любимой своей нагловатой улыбочкой. - Не господин. В остальном - все верно. А с кем имею честь?
- Жокруа К`Дунель, - представился тот. - Скажите, господин Кайнор, мы могли бы поговорить наедине?
- Боюсь, Жокруа, у меня просто нет времени. Жителей этой милой деревни кто-то ввел в заблуждение относительно нашего вечернего выступления. Видите ли, милейший, мы будем сегодня выступать... Да вот спросите хотя бы Жмуна мы ведь выступим, Жмун, верно? А времени у нас совсем мало.
- Сколько вы собираете за вечер, господин Кайнор?
- По-разному, Жокруа, по-разному. Бывает, один золотой "коготь", бывает - сто золотых "очей". А бывает - и тысячу.
- И сколько вы рассчитываете собрать сегодня?
- Думаю, около сотни. - И Гвоздь, и К`Дунель знали, что вся деревня стоила едва ли больше названной суммы, но гвардеец и глазом не моргнул.
- Я заплачу вам сотню - и вы не будете выступать. Именно вы, господин Кайнор. А остальные могут отправляться, если считают нужным.
- Сто золотых "очей" - большая сумма, Жокруа. Чего же вы от меня хотите?
- Вы поедете со мной в столицу, там вам объяснят, - капитан поднял руку, предупреждая следующее высказывание Гвоздя. - Любой другой сейчас спросил бы, что будет, если он все-таки откажется. Но уверен, господин Кайнор, вы, как человек искусства, не опустились бы до столь пошлой реплики. А я не хотел бы опускаться до не менее пошлых угроз.
"Их семеро, - подумал Гвоздь. - Счастливое число. Но сегодня - не для меня, для них".
- Вот что мы сделаем, - сказал он капитану. - Мы действительно отойдем с вами в сторонку и посекретничаем. А потом мы все - разумеется, я не имею в виду вас и ваших людей - выступим на площади. И пока я буду выступать, я обдумаю ваше предложение. По рукам?
- Давно уже хотел посмотреть, как вы выступаете, господин Кайнор, ответил К`Дунель. - Пойдемте, не будем мешать вашим друзьям готовиться.
Гвоздь кивнул Жмуну, мол, все в порядке, делай, как договорено. И зашагал в компании К`Дунеля подальше от костра.
- Я помню вас, - сказал Кайнор, когда никто уже, в том числе и гвардейцы, не мог их услышать. Он знал, что сейчас рискует жизнью, но не видел другого выхода. Ему необходимо было разобраться в происходящем, понять, что за игра завертелась вокруг него и почему он вдруг стал осевым гвоздем в чьей-то карете. - Я помню вас, - повторил он с нажимом, пристально глядя в гранитные зрачки К`Дунеля. - И вы наверняка помните меня. Поэтому вас и послали за мной, верно?
К`Дунель, сощурившись, снова посмотрел ему куда-то за левое плечо.
"Как будто видит там мою смерть".
- Я знал, что вы меня вспомните, Кайнор. Но... те, кто меня посылали, не знали, что мы знакомы. Просто так совпало.
- Кто посылал?
- Этого я не могу вам сказать. Могу только гарантировать, что вашей жизни ничего не угрожает: ни сейчас, ни когда вы прибудете в столицу.
- Если я прибуду в столицу.
К`Дунель скривил губы, словно различил фальшивую ноту на конкурсе придворных менестрелей:
- Перестаньте. Я знаю, что вы одинаково ловко умеете жонглировать и факелами, и словами. Но приберегите это искусство для других. Вам нужно ехать. Я знаю, что мог бы поторговаться и только потом сказать, - но не хочу. Знайте, что я уполномочен заплатить труппе отступные за вас - сумму, достаточную, чтобы покрыть все издержки, связанные с вашим отсутствием.
- И сколько времени я буду отсутствовать?
- Максимум неделю, - отчеканил К`Дунель.
"А ведь ты врешь, Жокруа, - мысленно ухмыльнулся ему Кайнор. - А лгать нельзя - если не умеешь. Себе же дороже обходится".
- Поговорим о сумме? - предложил он К`Дунелю - и принялся медленно разминать пальцы, как всегда делал это перед жонглированием.
Или перед тем, как заняться мошенничеством.
* * *
Даже во сне Фриний не мог сбежать от того характерного терпкого запаха, который остается от легиона раздавленных сколопендр. Но запах был ничем по сравнению с видениями, в очередной раз явившимися по его душу.
Круженье, безумное, исполненное непостигаемого смысла, заставляло - во сне! - выворачиваться желудок наизнанку. И снова Фриний не мог понять, падает он или взлетает - собственно, он особо и не задумывался-то, захваченный этим кружением. Разноцветные сполохи перед глазами, какие-то вопли, издаваемые явно нечеловеческими глотками...
И терпкий запах раздавленных сколопендр, смешанный с запахом сирени.
Это могло длиться вечность, а могло - миг; одинаковость происходящего не давала разуму зацепок, по которым, как по верстовым столбам, можно было бы начать отсчет времени. Вместе с тем происходило это не так долго, чтобы Фриний успел прийти в себя и попытаться что-нибудь предпринять. В беснующиеся вопли и цвета вдруг ворвался вполне человеческий голос, который нагло и обыденно прокашлялся ("Кхэ-кхэ!..") - и тем самым вырвал его из верченья.
- Кхэ-кхэ, - повторил склонившийся над чародеем Быйца. - Утро уже. Вставай. - Его желтые глаза светились легкой насмешкой.
Фриний провел ладонью по лицу и, приподнявшись на локте, огляделся. Иссканр и Мыкун еще спали. А утро, хоть и наступило, было невыносимо ранним. Сейчас спать бы еще и спать.
- Пойдем, поговорим, - сказал Быйца, не дожидаясь Фриниевых "зачем" да "почему". И вышел из пещеры, не оглядываясь.
Чародей, понимая, что разбудил его горбун не из одного только желания спасти от кошмаров, молча отправился следом.
Старик стоял у самого края тропы и вглядывался куда-то вдаль. Фриний поневоле поднял взгляд в небеса: нет ли вчерашнего наблюдателя?
- Его не видно, - проронил Быйца, хотя стоял спиной к чародею. Сколопендр тоже. И мне это не нравится.
- Ты разбудил меня, чтобы сообщить об этом?
- Нет. - Старик по-совиному повернул голову к Фринию. - Ты сказал мне тогда, что тебя послали зверобоги. Я обещал не интересоваться подробностями. И сейчас настаивать не буду. Просто ответь: ты уверен, что это были именно они?
- Уверен.
- Тогда не понимаю, - Быйца снова уставился в пропасть. - Они что, погрызлись друг с дружкой? Почему сколопендры напали на нас вчера? Почему целый день за нами наблюдал Дракон - и куда он девался теперь?
- Пути зверобогов неисповедимы.
- Оставь это для доверчивых простецов, - проскрипел горбун. - Ты и я знаем... - Он не договорил и, резко повернувшись, зашагал в пещеру. Ясно было, что разговор окончен - для Быйцы, во всяком случае. - Подъем! рявкнул он уже из пещеры. - Вставай, воитель, а то проспишь самое интересное. И полудурка нашего буди - пора отправляться дальше.
- А ты чего это раскомандовался?! - не преминул возмутиться Иссканр. Чё, самый главный, да?
- Как же вы меня!.. - не сдержался Фриний. - Всё, довольно. Завтракаем и...
- Я, конечно, не самый главный, - подал голос Быйца. - Но предлагаю завтракать уже в Лабиринте.
- Завтракать будем сейчас, - заявил чародей, раз и навсегда намереваясь указать, кто здесь "самый главный". - Но без проволочек. Чем раньше мы войдем в Лабиринт, тем лучше! - Он даже решил, что немного переборщил с приказным тоном, когда наткнулся растерянный взгляд Иссканра: - В чем дело?
Тот молча показал на Мыкуна. Полудурок сидел в углу пещеры и растерянно глядел на Фриния. По щекам его катились слезы, но он так и не издал ни звука.
Быйца присел рядом с Мыкуном и начал поглаживать по голове:
- Ну-ну, что ж ты так, любезный. Экий ты впечатлительный, а? Успокойся и не обращай внимание на трех здоровых дураков, которые не могут промеж собой договориться.
- Хотите завтракать, - сказал он Иссканру и Фринию, - так завтракайте. А я до Лабиринта обожду. Тут ведь недалеко, верно? - И он продолжал нашептывать что-то успокоительное полудурку.
Уже через полчаса они вчетвером отправились дальше. Фриний вел их к найденному вчера входу - и не сомневался, что тот, вопреки своему скрытному нраву, по-прежнему стоит на месте и никуда удирать не собирается. Разве будет охотник удирать от жертвы?
Фриний вел - и то и дело смотрел на небо. Пустое, безжизненное, оно казалось напоминанием о том, Предвечном Небе, с которого все началось. Память подыграла воображению и швырнула горсть призабытых слов, сухих и выцветших, как цветы из гербария: