1. О рядовом просто так «Попуридзе» не пишут, обязательно указывают, какой он дивизии и полка. А здесь даже дивизия не указана — ни та, в которой этот Попуридзе служил, ни в которую он, якобы, вернулся.
2. Из какого соединения был послан отряд мотоциклистов с Гороловым?
3. Горолов встретил Попуридзе, идущего «в дивизию», или услышал эти «сведения» в какой-то дивизии?
4. Где они нашли гражданскую одежду?
5. Какого числа это было?
6. Где закопали документы?
7. Какого числа и в каком часу он оставил Якова?
8. Если немцев у этого озера не было, то почему отряд мотоциклистов не поехал ему навстречу? Их послали Якова найти или собрать байки от дезертиров в штатском?
Эти вопросы обязательно были бы освещены, если бы и эта встреча, и этот Попуридзе были правдой.
Что это за озеро — Касимя? Озера с названием Касимя в СССР нет. Возможны ошибки при расшифровке названия, тем более, что во втором случае упоминания этого озера даны только первые три буквы. Это озеро Каспля? Но оно примерно в 45 км к северо-западу от Смоленска и в 45 км к северо-востоку от Лиозно. Оно было отрезано от оставшихся вне окружения советских войск немецкими войсками, окружающими наши армии под Смоленском, еще 14 июля, и предположить, что рота мотоциклистов по дорогам доехала в этот район 21 июля невозможно. Ну и, наконец, эта версия начисто противоречит немецкому протоколу допроса, согласно которому пленение «сына Сталина» произошло в 45 км западнее.
Короче, все это туфта, которую придумали в политотделе, чтобы объяснить, почему они струсили и не направили на поиски Якова людей еще 15 или 16 июля, а начали имитировать поиски только 25-го. Что касается переодевания в гражданскую одежду, то политотдельцы фронта обязаны были слушать немецкие радиопередачи, а немцы с 18 июля вещали, что взяли Якова в гражданской одежде.
Может возникнуть вопрос, а почему они не сообщили, что, по их сведениям, Яков попал в плен — не подтвердили версию немцев прямо? А их бы заставили ехать на передовую и искать свидетелей этого события, а им было страшно. А так они делали видимость «энергичных» поисков, оставляя надежду у начальства — у того же Мехлиса, которого они боялись, как огня.
В этой части донесению невозможно верить — оно подтверждает только то, что Якова не искали и по-настоящему даже не разузнавали о нем. В донесении написано, что «22.10. Об этом факте ('якобы рассказе Попуридзе^ было сообщено зам. нач. ПО 16А и комиссару штаба 16 А». Но 16-я армия была в окружении в Смоленске и имела связь с тылом только через Соловьев-скую переправу по лесисто-болотистой местности южнее Ярцева, — это в прямо противоположном направлении от этого озера. То есть штаб 16-й не мог ни послать эту роту, ни получать от нее донесения.
Но каким-то образом, судя по всему, по радио или телефону, работники Политуправления связались с остатками 14-й дивизии, нашли вышедшего из окружения политрука 6-й батареи и опросили его, записав в донесении Мехлису маловразумительное: «Политрук 6 бат. тов. Васкотович, находился также в окружении рассказывает: «в боях 14 июля он находился на ОП батареи и т. Джугашвили больше не видел, очевидно он находился на Н.П. с к-ром дивизиона т. Сотниковым, которого также нет в плену». Что значит «нет в плену»? Это значит, что это сообщение от Васкотовича было получено шифрованной радиограммой, шифровальщик его так расшифровал, а у политотдельцев не было времени уточнять, что именно имелось в виду.
Но из этой сумятицы слов безусловно следует, что 14 июля командир второго дивизиона Сотников и Яков были вместе, значит, это было направление главного удара, значит, это район деревни Вороны. Политрук был на огневой позиции (ОП), т.е. там, откуда по немцам вели огонь 152-мм гаубицы второго дивизиона, в том числе и гаубицы 6-й батареи. А когда немецкие батареи накрыли огневую позицию своим огнем, или их начали бомбить пикирующие бомбардировщики, или к позициям гаубиц вышли немецкие танки, то политрук с оставшимся личным составом оставили 4,5-тонные орудия, отошли и в дальнейшем вышли из окружения. Джугашвили и Сотников, находившиеся в нескольких километрах впереди огневой позиции — на переднем крае, — не вышли.
Что тут надо понять. Если в пехоте старшие офицеры находятся сзади своих, ведущих бой солдат, то в артиллерии все наоборот: командиры батарей и дивизионов, а часто и командиры полков находятся на наблюдательных пунктах на переднем крае. А сами орудия батарей находятся в тылу, возле них солдатами командуют командиры артиллерийских взводов и заместители командиров батарей — «старшие по батарее». Поэтому, когда противник проводит сильную атаку с фронта и своя пехота отходит, то командирам батарей нужно срочно по телефону дать на батарею команду, что делать (брать орудия на передки и отходить либо выкатывать их на прямую наводку), и попытаться добраться до своих батарей раньше, чем до них доберется противник. Если противник атакует танками или местность неблагоприятная для такого маневра, то старшие командиры гибнут, особенно командиры батарей.
Судьба комбата Якова Джугашвили не являла собой никакого исключения. 14 июля под деревней Вороны у Витебска он был либо убит, либо захвачен немцами тяжело раненным.
Из сумбура Васкотовича определенно следует, что 14 июля ему еще ничего не было известно о пленении или смерти Сотникова и Джугашвили, т.е. они были еще в рядах РККА. Между тем в анкете военнопленного капитана Сотникова М.Т., командира дивизиона 14го артполка, записано, что он попал в плен 13 июля. Это самая минимальная дата. Получается, что кто-то ошибается в дате — или Васкотович, или Сотников, что при том стрессе, который испытали в это время эти люди, вряд ли в этом есть что-то странное — не до дат им было. Однако из журнала боевых действий 14-й танковой никак не следует, что 13 июля могли попасть в плен кто-то из артиллеристов, которые все же находятся за спиной пехоты,—14-й мотострелковый полк дивизии, с поддержкой второго дивизиона ГАП, наступал на Витебск. Тем не менее, а вдруг Сотников умудрился попасть в плен даже при наступлении?
Давайте оценим его показания. Васкотович вспоминал дату всего максимум неделю спустя после события. А Сотникова 8 месяцев гнали по пересылкам немецких лагерей и только не ранее 14 марта 1942 года заполнили на него анкету военнопленного. Поэтому именно Сотников точную дату своего пленения мог подзабыть, тем более, что это не та дата, с которой начисляется пенсия.
С другой стороны, 14-й гаубичный артиллерийский полк тоже отчитался в потере Якова Джугашвили и Михаила Сотникова, и в приказе народного комиссара обороны № 060/пр от 5 января 1942 года Яков Джугашвили числится пропавшим без вести с 15 июля 1941 года. И Сотников в аналогичном приказе тоже числится пропавшим без вести с 15 июля. Таким образом, мы имеем разброс дат последних боев Якова: минимум — это 14 июля, а максимум Яков Джугашвили воевал до 15 июля еще в составе своей части.
Вариантов мало
Почему я исключаю попадание его в плен целым или легкораненым? Тут два варианта: он либо согласился бы сотрудничать с немцами, либо нет. Если бы согласился, то немцы немедленно убили бы его двойника и брали бы интервью у него, снимали бы с ним фильмы для кинохроники, предъявляли бы его работникам Красного Креста и журналистам нейтральных государств. Этого не было.
Если бы он даже не согласился сотрудничать, то немцы скрытно все равно наделали бы с него подлинных снимков и кинокадров, и им не надо было бы делать фотомонтажи со старых семейных фотографий Якова.
Интересно, что даже его сестра Светлана и брат Василий заметили, но не обратили внимания на такой момент: «На Москву осенью 1941 года сбрасывали листовки с Яшиными фотографиями — в гимнастерке, без ремня, без петлиц, худой и черный... Василий принес их домой, мы долго разглядывали, надеясь, что это фальшивка, — но нет, не узнать Яшу было невозможно...» Действительно, на единственной своей фотографии уже в форме старшего лейтенанта Яков выглядит вполне созревшим мужчиной, даже слегка полным, с редеющими волосами спереди. А на фото от Геббельса он выглядит не просто осунувшимся, не просто похудевшим, он выглядит помолодевшим и более хрупким. Вообще-то, от горя и переживаний, люди начинают выглядеть постаревшими, а он помолодел... Надо бы было брату и сестре задуматься о причинах этого.
Таким образом, Яков был либо сразу убит в бою, либо подобран раненным, но категорически отказался сотрудничать с немцами, и они его либо запытали, либо он сам сумел покончить с собой.
«Сын Сталина»
Теперь, пожалуй, надо встать на место тогдашних немцев и представить, как вся эта история могла выглядеть на самом деле, но начать все же с вопроса, кем мог быть этот «сын Сталина»?
Это был грузин. Мне трудно представить, чтобы кто-то иной мог сыграть даже не акцент, а манеру грузинской речи, да еще и Якова Джугашвили, начавшего изучать русский язык уже практически юношей. Не исключено, что это был эмигрант из Грузии, который еще до войны сбежал в Иран или Турцию, там был завербован немцами и теперь они его готовили для разведывательно-диверсионной работы. С целью своей подготовки он мог участвовать в допросах советских пленных офицеров с тем, чтобы освоиться со средой Красной Армии и ее командиров. Я сделал так много этих предположений потому, что «сын Сталина» в разговорах был все же не чужд военной тематике и был знаком даже с такими ее тонкостями, которые были вызваны идущей войной. Но единственный довод за то, что «сын Сталина», так сказать, «возился немцами в обозе», это то, что он был одет в хороший штатский костюм, который спровоцировал к нему вопрос какого-то присутствовавшего на шоу немца: «Я хотел бы знать еще вот что! На нем ведь сравнительно неплохая одежда. Возил он ту гражданскую одежду с собой или получил ее где-нибудь. Ведь пиджак, который сейчас на нем, сравнительно хороший по качеству».
Это был грузин. Мне трудно представить, чтобы кто-то иной мог сыграть даже не акцент, а манеру грузинской речи, да еще и Якова Джугашвили, начавшего изучать русский язык уже практически юношей. Не исключено, что это был эмигрант из Грузии, который еще до войны сбежал в Иран или Турцию, там был завербован немцами и теперь они его готовили для разведывательно-диверсионной работы. С целью своей подготовки он мог участвовать в допросах советских пленных офицеров с тем, чтобы освоиться со средой Красной Армии и ее командиров. Я сделал так много этих предположений потому, что «сын Сталина» в разговорах был все же не чужд военной тематике и был знаком даже с такими ее тонкостями, которые были вызваны идущей войной. Но единственный довод за то, что «сын Сталина», так сказать, «возился немцами в обозе», это то, что он был одет в хороший штатский костюм, который спровоцировал к нему вопрос какого-то присутствовавшего на шоу немца: «Я хотел бы знать еще вот что! На нем ведь сравнительно неплохая одежда. Возил он ту гражданскую одежду с собой или получил ее где-нибудь. Ведь пиджак, который сейчас на нем, сравнительно хороший по качеству».
Это смутило «сына Сталина», он начал бестолково и многословно отвечать (я сократил), но так ничего и не пояснил (выделено мною. — Ю.М.):
«Военный? Этот? Нет, это не мой, это ваш. Я уже вам сказал, когда мы были разбиты, это было 16-го, 16-го мы все разбрелись, я говорил вам даже, что красноармейцы покинули меня.
...Я шел в военной форме и вот, они попросили меня отойти в сторону, так как меня будут обстреливать с самолета, а, следовательно, и их будут обстреливать. Я ушел от них. Около железной дороги была деревня, там тоже переодевались. Я решил присоединиться к одной из групп. По просьбе этих людей я обменял у одного крестьянина брюки и рубашку, я решил идти вечером к своим. Да, все это немецкие вещи, их дали мне ваши, сапоги, брюки. Я все отдал, чтобы выменять. Я был в крестьянской одежде, я хотел бежать к своим. Каким образом? Я отдал военную одежду и получил крестьянскую. Ах нет, боже мой! Я решил пробиваться вместе с другими. Тогда я увидел, что окружен, идти никуда нельзя. Я пришел, сказал: «Сдаюсь». Все!»
Как сказано выше, дочь Якова Джугашвили, Галина, категорически не верила, что ее отец был в плену, в том числе и потому, что «на немецких листовках был «снимок»: с немцами за столом сидит папа, а на нем — старая куртка, которую он обычно надевал на рыбалку, на охоту». Это действительно так — на снимках на «сыне Сталина» какой-то непонятный лапсердак, но ведь немцы явно говорят о пиджаке от кутюрье!
Этот эпизод позволяет думать, что «сын Сталина» появился на шоу в штабе Люфтваффе (по легенде—18 июля, т.е. через двое суток после того, как его дивизию «разбили») в приличном немецком штатском костюме. Получается, что либо в обычае немецких офицеров было возить с собою штатские костюмы, чтобы дарить их пленным, либо это был собственный костюм «сына Сталина», в котором он и до этого служил немцам. Может, еще есть какие-нибудь указания на то, что он еще до войны начал служить немцам, но я их, прямо скажем, не увидел.
Поэтому считаю более достоверной версию о том, что это был военнослужащий 7-го механизированного корпуса РККА. Он был грузин, но служил не в 14-й танковой дивизии, иначе знал бы о ней несколько больше — и фамилии командиров, и через какие населенные пункты она проходила, и где вела бои.
Сталин уже тогда был самый выдающийся грузин в истории Грузии, посему не мог не вызывать у грузин интерес на бытовом уровне — где родился, на ком был женат, сколько детей, кто они и т.д. и т.п. Особый интерес у грузин обязан был вызывать именно Яков, поскольку он по крови был чистым грузином. А когда будущий «сын Сталина» узнал, что Яков Джугашвили и служит в одном с ним корпусе, а возможно, и видел его, то это стимулировало еще больше узнать о нем. В результате этот грузин мог знать о Сталине, его семье, детях и о Якове Джугашвили столько, что обычный советский человек — не грузин и, тем более, немец, мог вполне поверить в то, что он сын Сталина.
Я думаю, что этот грузин служил политработником. Основано это предположение на том, что он довольно уверенно дискутировал с немцами именно на политические темы. Думаю, что он струсил в бою 7 июля, когда немецкая авиация безнаказанно зверствовала в небе над 7-м корпусом. (Напомню, что он так-сяк что-то знал об этих боях.) Он дезертировал, переоделся в штатское, но в силу быстро меняющегося фронта все же попал к немцам в плен.
Интересно, что во время допроса он дважды возвращался к вопросу о своих сапогах, которые с него сняли по-европейски цивилизованные немцы, чувствуется, что сапоги ему были по-настоящему дороги:
«—Мои сапоги понравились людям, но я не сержусь, ведь это в конце концов трофеи, пожаловаться я не могу.
— Но он ведь снял свои вещи?
— Да, сапоги с меня сняли.
— Может быть, его просто обыскали, чтобы посмотреть, нет ли в сапогах оружия?
— Нет, не «может быть», а точно, сапоги отобрали.
— Он, должно быть, сам снял сапоги, когда одевал другие брюки?
— Нет, когда я пришел и сдался в плен, я был в крестьянской одежде и в сапогах, но на следующее утро сапоги у меня забрали. Мне было немного неприятно, но я не так уж сердился. Раз взяли, значит, взяли».
Думаю, дело здесь вот в чем. Еще накануне нападения на СССР, 12 мая 1941 года Гитлер дал указание: «3) политическими работниками в войсках следует обращаться в соответствии с предложением ОКХ. Они не считаются пленными и должны уничтожаться самое позднее в пересыльных лагерях и ни в коем случае не должны отправляться в тыл». Главное командование Вермахта 6 июня 1941 года оформило это указание приказом «О комиссарах»: «2. Опознать политических комиссаров в качестве органов можно по особому знаку различия — красной звезде с вытканными на ней серпом и молотом на рукаве. Их надлежит немедленно, т.е. прямо на поле боя, отделять от всех остальных военнопленных. Это необходимо, чтобы лишить их всякой возможности оказывать влияние на взятых в плен солдат. Комиссары в качестве солдат не признаются; никакая международно-правовая защита к ним не применяется. После произведенной сортировки их надлежит уничтожить».
8 июня этот приказ был дополнен: «Казнь политических комиссаров после их отбора из общей массы военнопленных в войсках вне зоны боевых действий, незаметно, по приказу офицера».
На сборном пункте военнопленных кто-то из них указал немцам на политрука, они отделили его ото всех, и это уже не могло не вызвать ужаса. А когда немцы велели ему еще и снять сапоги, то сомнений в том, что его расстреляют, у политрука уже не осталось. И во свое спасение он объявил себя сыном Сталина. Немцы, разумеется, не стали его расстреливать и доложили начальству (но сапоги, на всякий случай, не отдали). По служебной линии таким пленным, как, впрочем, и остальными, должны были заниматься отделы 1-Ц (разведки и контрразведки) всех штабов. Но одной только разведкой и контрразведкой у немцев занимались штабы до уровня армейского, а уже у армейского отдела 1-Ц была обязанность вести и пропаганду, для чего этому отделу была подчинена рота пропаганды (которая в протоколе стыдливо названа «3 мотострелковая рота военных корреспондентов»).
Вот давайте и поставим себя на место начальника отдела 1-Ц 4-й танковой армии или даже группы армий «Центр».
Грех не воспользоваться
Мы не лохи, мы проверили и убедились, что этот «сын Сталина» самозванец. Но, во-первых, мы получили ценнейшие сведения, что в 14-м гаубичном артиллерийском полку русских воюет сын Сталина. Мы немедленно передали эти сведения в Берлин. Во-вторых, мы получили артиста, не только согласного, но и способного сыграть сына Сталина, если, разумеется, обеспечить, чтобы его не разоблачили те, кто Якова Джугашвили знал лично. Но это наши действия, как разведчиков, а мы же еще и пропагандисты, и нам нужно вести пропаганду и на свои войска. А чем их бодрить? Приказом фельдмаршала Бока о победе в Белоруссии: «Наши потери тяжелыми не назовешь, и храбрый солдат сочтет их приемлемыми». Сочтет-то сочтет — куда денется, но он их не только считает, но и видит...
У нас не может не возникнуть идея использовать этого «сына Сталина» для пропагандистского шоу. Немцы ведь ничего не теряли. Не удастся убить или пленить настоящего Якова Джугашвили, на внешний мир это шоу продолжения иметь не будет, а бодрящий слух в Вермахте останется.
Мы эту идею докладываем начальству, Берлин нас в этом поддерживает, но дает задание на этом шоу наработать заготовок для пропаганды — записать допрос на магнитофонную пленку, сделать достаточное количество фотографий и передать пленного в Берлин. Однако Берлину сын Сталина нужен не только для внутренней пропаганды, но, главным образом, для пропаганды на СССР и Красную Армию. А вот тут проблема — Берлин понимает, пока Яков воюет, пока дает команды «Огонь!», немцы не могут ни листовки сбрасывать, ни в эфир выходить. Иначе русские отзовут Якова, снимут кадры кинохроники с его участием, и наша брехня будет разоблачена и сыграет против нас. Поэтому Берлин дает команду нам, разведчикам группы армий «Центр», немедленно достать Якова Джугашвили живым или мертвым. Да это мы и сами, без Берлина понимаем.