Придон не сразу вспомнил Иггельда, это тот, которого встретили у Антланца, милый и добрый парень, очень простодушный, ни о чем не может ни говорить, ни думать, кроме как о своих драконах. Еще тогда Антланец упомянул, что Иггельд в чем-то рассорился со смотрителями драконов, взял с собой одного детеныша, которого должны были убить как негодного, ушел с ним в дальние пещеры и сумел вырастить из него могучего зверя. Тогда к нему потянулся молодняк, кому осточертела опека старших, они там организовали свой собственный рассадник этой дряни…
– Но Иггельд, – рассказывал гонец, – успел поставить стену. Там в ущелье одно очень узкое место, стоит его перегородить… Иггельд поставил такую высоченную, разве что здесь, в Куябе, выше!
– И что? Не взяли?
– Нет, – признался гонец убито. – Наоборот, потери… У нас же ни катапульт, ни баллист! Даже лестниц нет, а нарезать из чего, из голых скал?
– Послать в помощь Ральсвику еще тысячу, – распорядился он раздраженно. – Стереть с лица земли и ту, последнюю гадость!.. Быстро и жестоко. Это здесь можем щадить этот жалкий народец, но те, кто общается с драконами, уже не люди, а сами чудовища.
Аснерд кивнул, глаза мерцали, как осколки слюды.
– Вряд ли ему понадобятся еще люди. Он и тот большой город захватил без потерь. Им лучше подкинуть теплой одежды… Хотя, конечно, могут все закончить и уже возвращаться, когда встретят высланный к ним обоз…
Перед глазами Придона предстали горные вершины, хрустящий снег, пронизывающий холод, он зябко передернул плечами.
– Да, – сказал он торопливо, – там… жутковато. А что, тысяча Ральсвика пошла как есть?
– А ты забыл, как торопил? Да еще по дороге наткнулись на остатки отрядов Одера, помнишь такого? Погнались за ними, незаметно поднялись в горы. А там до того драконьего града было рукой подать, не стали возвращаться.
Придон проворчал:
– Надеюсь, сняли одежду хотя бы с убитых. И в домах пошарили до того, как сжечь.
– Это вряд ли, – ответил Аснерд. – Сам знаешь наших героев. Сперва жгут, потом ищут в развалинах, что уцелело. Это зовется удалью!
Придон посмотрел подозрительно, у Аснерда не поймешь, когда говорит серьезно.
* * *Вообще-то между ним и Вяземайтом словно черная кошка пробежала после того нехорошего разговора на военном совете, так что даже хорошо, что Вяземайт сразу после военного совета отправился в горы. И хотя да, Вяземайт жаждет сохранить его шкуру, и, возможно, у волхва есть далекие планы и на будущее Придона, потрясателя уже не Троетцарствия, а всего мира… ведь есть же где-то еще дикие страны, там тоже должны прогреметь копыта артанских коней, но все равно, все равно! Как смеет кто-то решать, как ему жить, как умирать?
Вяземайт вернулся неожиданно, без всякого шума, через городские ворота не проходил, а как-то под вечер появился сразу во дворце. Придон принимал беров Нижней Куявии, те привезти подать, доставили скот на прокорм войска и просили разрешения оттяпать у местного князя Долонца лесные угодья между рекой и городом. Они, дескать, в старину принадлежали им, но отец Долонца присвоил, пользуясь захватом власти в Куябе пришельцем Ютиггой и всеобщей смутой, а сейчас как раз время восстановить справедливость, да и самим артанам это в копилку, что блюдут старые правила, обычаи.
Придон слушал, набычившись, куявы говорят чересчур витиевато и многословно, Вяземайт появился в дверях обычный, будничный, обнаженный до пояса, словно и не бывал в промерзлых горах, с красивыми серебряными волосами до плеч, чисто вымытыми и оттого блестящими, с ходу понял, о чем речь, сказал с порога:
– Это слишком простые вопросы, чтобы ими загружать светлого тцара Артании!.. Конечно же, забирайте нашим именем. Не потому, что Долонец в свое время возглавил армию против нас, хоть и не воевал, а потому, что артане всегда за правду, справедливость и восстановление старых обычаев.
Куявы поклонились, вопросительно взглянули на Придона, тот хмуро кивнул, подтверждая, что да, вопрос слишком простой и ничтожный для его вмешательства, любой конюх решит, даже вон волхв и то понимает, и куявы, еще раз поклонившись, осчастливленные, поспешно удалились.
Вяземайт сказал с кривой улыбкой:
– Иные дела государства, кажется, куда проще, чем… личные, да?
Придон спросил хмуро:
– Ты о чем?
– Да брось, понимаешь. Все видят, как терзаешься. Плохо только, что и куявы не совсем слепые. Нехорошо, когда смешки. Хоть от наших, хоть от куявов. От куявов куда хуже. Тцар должен быть грозен и загадочен, а не смешон!..
Придон в раздражении прошелся взад-вперед по комнате, широкие плечи блестели, как начищенная медь, из-за влажного воздуха, перенасыщенного благовониями, кожа казалась натертой маслом, умащенной, как говорят куявы, и оттого все тугие мышцы выступали особенно красиво, вздувались, перекатывались под исцелованной солнцем кожей.
И только одно всякий раз бросало Вяземайта в дрожь: внимательный к мелочам, он чуть ли не единственный замечал, что под какими бы светильниками Придон ни проходил, никогда тень не бежала ни спереди, ни сбоку, ни сзади. Ее не было вообще.
– Пусть смеются, – прорычал Придон. – Артанский топор перерубил куявский меч, и наши прапора над всеми крышами реют!.. А их Итания в моей постели.
Он запнулся, в глазах метнулось смущение. Глаза Вяземайта двигались за ним, будто их соединяли с шагающим взад-вперед Придоном невидимые нити.
– Это ты хорошо сказал, – подбодрил Вяземайт. – Любовь – это не только трели соловья, но и скрип деревянного ложа. Скрип даже чаще, а потом только скрип – такова жизнь, и хорошо, что ты начинаешь это понимать… хотя сперва это горько и кажется чем-то нехорошим. А то, что она пока что с тобой холодна…
Придон сказал торопливо, спеша перебить Вяземайта, пока тот не брякнул что-то грубое, оскорбительное, нехорошее:
– Холодна?.. Да холодна ли жемчужина, попавшая в руки со дна моря, покрыта ли она вообще льдом, я ее не выпущу из ладоней! Я получил ее, получил! Завоевал, она здесь, рядом, всего через две комнаты. Я в любой миг могу пройти эти комнаты… и каких усилий мне стоит, чтобы этого не сделать!.. пусть холодна, но я люблю ее, я счастлив…
Он остановился, набирая в грудь воздуха, Вяземайт спросил негромко:
– А она?
– Что она? – не понял Придон. – Она тоже… счастлива. Ведь одним словом она восстановила мир и спокойствие здесь, во дворце, а потом и в самой Куябе!.. Ее благословляют куявы, ее любят артане. Она была и осталась высшей драгоценностью Куявии. Только теперь она засияла еще ярче.
Старый маг смотрел на него, как показалось Придону, с некоторой жалостью.
– Получил, – повторил он. – Да, ты ее получил… Но ты ее всего лишь получил.
– Получил, – сказал Придон зло, – завоевал! Захватил вместе с Куябой… и всей Куявией.
– Раньше ты говорил, – напомнил Вяземайт, – как сейчас помню, о своей любви.
Придон дернулся, как ужаленный.
– А как же иначе?.. Разве не во имя этой проклятой любви нее это… Разве наши страны не трясло, как… Я люблю ее, я люблю ее так же безумно, я сгораю.
Вяземайт долго смотрел на него сочувствующе, потом тихо обронил:
– Нельзя любить ни того, кого боишься, ни того, кто тебя боится.
Отворилась дверь, ввалился отдувающийся Аснерд. Он дожевывал большую кость с лохмотьями мяса, кивнул обоим, вытер масленые губы тыльной стороной ладони, Придон услышал скрип, словно точильным камнем с силой вели по лезвию топора, швырнул кость в дверной проем, там послышался вопль, и захлопнул дверь.
– Ну че у вас веселенького?
Вяземайт бросил на него сердитый взгляд, прошел мимо, дверь отворилась от пинка, Аснерд проводил волхва непонимающим взглядом.
– Че это с ним?
Придон остановился, буркнул:
– Не догадываешься?
Аснерд ответил со скупой усмешкой на огромном лице:
– Все хочет, чтобы ты повзрослел.
– А я что?
Аснерд оглядел его с головы до ног.
– Ну, если для схватки в двобое, то лучше тебя нет бойца во всех трех тцарствах. Может быть, и на всем белом свете нет. А то и на том, что внизу. Но Вяземайту хочется выжать из тебя все, на что годен, чудак!
Придон опять не понял, шутит ли, на всякий случай хмыкнул.
– На что я годен, сам знаю. А он что хочет?
– Сделать тебя тцаром.
– А я кто?
Аснерд удивился:
– Я ж сказал, лучший боец на свете!
– А тцар?
– Ну, тцар… Сам посуди, какой из тебя тцар? Ты даже не знаешь, сколько зерна в этом году продали Вантиту. А это важнее, чем какую армию собрал, сколько городов захватил… К счастью, у нас тцар что-то вроде вожака наемной шайки. Только что не из чужих, а своего выбираем. А у Вяземайта задумка есть… Хитрый он, хитрый! Потихоньку старается раскрыть тебе глаза.
Придон пожал плечами.
– На что? Старается доказать, что я на самом деле не люблю Итанию? А зачем это ему?
Аснерд ответил беспечно:
– А кто их, волхвов, поймет? Может быть, тогда станешь замечать, сколько зерна собрали, какие где новые города заложить… Слушай, а что нам то несчастное гнездо Иггельда? Да пусть там сидит! Пока к нему доберешься, половину конницы потеряешь только при подъеме. Там такие узкие тропки над пропастью, что самые отважные храбрецы бледнеют… Ну не привыкли мы по горам лазить! Степь – вот наше поле! В Степи никто против нас не устоит.
– Это опять шутишь? – спросил Придон недоверчиво. – Да нам обоим Вяземайт голову прогрызет! Опять начнет про артанскость… Да и в самом деле, там же драконы. Последние драконы на свете, у нас в Артании давно истребили, нет их в Славии, Вантите… Нет, Аснерд, с драконами надо довести до конца. Да останутся на земле только те твари, которых создал сам Творец! Мы всего лишь выполняем его волю.
Глава 9
Со стороны закрытых дверей послышались громкие недовольные голоса. Придон поморщился, Аснерд же сдвинулся, вроде бы неспешно, с медлительной грацией, но вот уже на другом конце зала открывает двери, в руке предостерегающе блеснул топор. Створки распахнулись, вместе с ярким светом ввалилась шумная пестрая толпа.
Окруженные вооруженными артанами, впереди шли двое куявских воинов. Ветераны, сразу определил Придон, прокаленные нелегкой службой в горах, где перехватывают контрабандистов, ловят разбойников, защищают местные села от набегов воинственных соседей.
Один очень высокий, широкий, в теплом пастушьем плаще с донельзя растопыренными плечами, что служит и одеждой и одеялом, зато голова, и без того вытянутая, острая, казалась совсем крохотной. Он гордо откинул голову, глядя с победным выражением человека, что осчастливил всех. Огромный кадык, похожий на яблоко, которое проглотил прародитель человека и которое застряло в его горле по слову Творца «…а чтоб ты подавился!», дважды дернулся, словно его хозяин пытался проглотить то, что не удалось Адаму, острые глаза выжидающе взглянули на Придона.
Второй рядом с ним такой же прокаленный солнцем, иссушенный ветрами, битый морозом, сухой и жилистый, как будто весь из корней дерева, с короткими курчавыми волосами, серьга в ухе, крупные кольца на пальцах.
Этот, второй, смотрел дерзко и весело, держа мешок из плотной кожи. Первый едва сдерживал торжествующую усмешку, но губы упорно растягивались в стороны. Он, несмотря на рост и вызывающий плащ, показался Придону чуть моложе второго, но шрамы на лице, суровые складки у губ, тяжелый подбородок говорили о стойкости и мужестве.
С ними явились Меклен, Щецин, даже Меривой и Франк, словно ощутили опасность для тцара. Придон сразу заметил на их лицах радость, в то время как Меклен и Щецин вроде бы и радовались, и в то же время чему-то хмурились.
Меривой вышел вперед и остановил куявов повелительным жестом, у обоих на поясах короткие куявские мечи, да не подойдут к повелителю чужаки слишком близко, дабы не осквернить своим нечистым дыханием.
Аснерд выдвинулся вперед, принимая случившееся на себя, чтобы оценить, подумать, переиграть, не делая ошибок. Его сразу заметили по гигантской фигуре, а он, словно плывущая среди шуги ледяная скала, раздвинул толпу, даже под сводами прокатился его строгий рык:
– По какому делу? Почему стража пропустила? Первый, что в плаще, коротко поклонился, очень сдержанно, что понравилось Придону, сказал гордо:
– Потому, что мы сказали, что у нас в мешке!
Второй выпрямился еще больше, глаза блеснули веселым вызовом.
– А что у вас в мешке? – спросил Аснерд.
Второй сказал с достоинством:
– Мы двое из отборной сотни героев. Только мы сопровождали бежавшего Тулея. Мы… и еще десяток из его свиты. Меня зовут Йован, а это – Цвиркун. Он убил троих из стражи Тулея.
Аснерд не нашелся что ответить, а Придон спросил с сильно бьющимся сердцем:
– А ты?
– Я убил пятерых, – сообщил Йован с достоинством. – Они были сильные воины, тцар! Но их Тулей подбирал не по их силе или мужеству, так что настоящими бойцами показали себя только мы.
Он опустил мешок на пол. Все жадно смотрели, как он опустился на колено, толстые пальцы быстро развязывали тонкий ремешок. Затем он запустил руку в мешок и вытащил за волосы отрубленную голову.
По залу пронесся гул голосов. Пальцы Йована крепко держали бледную обескровленную голову Тулея. Придон сразу узнал это надменное, полное высокомерия лицо, что за время скитаний исхудало до неузнаваемости. Тулей, даже за время бегства и скитаний, похоже, так и не поверил, что все потеряно. Только в широко раскрытых глазах застыл ужас перед блеснувшим лезвием ножа.
– Это твой последний враг, – сказал Йован. – Война окончена!.. Ты победитель.
Второй, который Цвиркун, подбоченился, рука поднялась и залихватским жестом подкрутила усы. Придон не отрывал взгляда от головы последнего тцара Куявии. Не так он намеревался закончить эту войну. И Тулей не так намеревался, и он – Придон.
Придон в упор смотрел на куявских воинов.
– Как погиб Тулей?
Голос его был резкий, требовательный.
Йован вздрогнул, вытянулся.
– Мы ждали, пока он… – начал он, но Придон прервал.
– Это я слышал. Но Тулей все это время умело скрывался. Он проходил, как я теперь знаю, через наши кордоны незамеченным. Он не однажды подсаживался к нашим кострам, делил еду с нашими воинами, но чары укрывали его надежно… Почему он, окруженный верными людьми, все же оставил их?
Йован сказал почтительно, но твердо:
– Не он оставил их, а они оставили. По одному, по двое, но его оставили все верные ему люди. Последние дни он скитался один.
Вяземайт остро смотрел на Придона, на лице волхва было сомнение.
– Он был один, но он мог быть не один…
По лицу Йована промелькнула тень.
– Да, – сказал он неохотно, – у него еще оставалось, чем платить. При нем был дар, из-за которого он и стал правителем Куявии: дар находить золото. Но нас с Цвиркуном он взял сопровождающими потому, что мы были лучшими! Не все те молокососы, что бряцают мечами и клянутся в ненависти к артанам, могут с ними воевать!
Придон спросил внезапно:
– А ты бы мог?
Йован опешил, смешался, потом вскинул голову и смело посмотрел в грозное лицо нового властелина Куявии.
– Я бы мог. Могу драться с двумя артанами, можешь проверить, если не жалко их голов. Но все-таки я – куяв! А это значит, что я не хочу драться на стороне проигравших. Я хочу драться, видя впереди богатую добычу. За голову Тулея я хотел бы получить хорошую жирную вотчину в вечное владение… свое и своего рода, но на этом моя служба не закончится! Я пойду за тобой, когда вздумаешь захватить богатый Вантит… или таинственную Славию, в чьих лесах много сокровищ…
Придон смотрел на него пристально, слушал вполуха, в черепе вертелось чувство, что догадывается, почему Тулей вышел к людям, которые его предадут. Он понимал, что предадут, даже хотел, чтобы предали и поступили вот так ужасно, но сама мысль, почему Тулей так поступил, ужасала, он гнал ее, ибо это в самом деле ужасно, ужасно, ужасно не для куявов, ужасно для артан…
Воины смотрели на него, их повелителя, с ожиданием. Придон нервно сглотнул ком в горле. Надо принимать решение, мудрое решение. От него все ждут, что сейчас вот наградит этих двух. С гибелью тцара война окончена, ибо оставшимся войскам некому хранить верность. Последние башни магов в дальних горах перейдут под его руку, а два-три города, что все еще не сдались, распахнут ворота перед его всадниками…
– Вы убили тцара, – произнес он. Тишина стала вовсе мертвой, никто не двигался, все смотрели неотрывно. – Вы убили тцара… Он был не просто ваш правитель, но и человек, который вам доверился…
Аснерд сказал предостерегающим голосом:
– Придон, мы не жрецы. Доверился или не доверился – не наше дело.
Придон поморщился, старый воевода все чаще бесцеремонно лезет со своими комментариями, но, к сожалению, воины к его мнению прислушиваются, сказал сухо:
– Не наше – да, ты прав. Но Тулей – еще и правитель огромного государства!.. Никто не смеет лишать жизни тцара, помимо другого тцара. Если тцаров будут убивать их подданные – устои мира рухнут. Мы, артане, вовсе не дикий народ.
Воины по его знаку сомкнулись вокруг куявов. Те не успели раскрыть рта, их схватили, завернули руки за спины. Придон брезгливо сделал отбрасывающий жест. Обоих приподняли и бегом понесли к выходу. Куявы наконец закричали.
Придон вскинул руку. Схваченных опустили на пол. Снова Придон ощутил: сотни пар глаз смотрели с ожиданием и непониманием. Он вытянул руку и опустил ладонь большим пальцем вниз. Йован закричал, увидев, как Аснерд быстро вскинул топор с широким лезвием.
В мертвой тишине послышался звук разрубаемой плоти, как будто мясник расчленял тушу забитой коровы. Затем – еще один. Аснерд поднял за волосы срубленные головы. В глазах куявов были страх и непонимание. Придон видел по глазам своих соратников, что не понимают тоже.