Изабель Лакост всегда удивлялась той гордости, которую она испытывала, глядя на центр Монреаля. Архитекторы сумели сделать его как впечатляющим, так и очаровательным. Монреальцы никогда не забывали о своем прошлом. Квебекцы в той или иной мере были такими же.
— Je vous en prie,[49] — улыбнулась секретарша и показала на открытую дверь.
— Merci.
Агент Лакост прошла в великолепный кабинет, где у стола стоял стройный, атлетического сложения мужчина средних лет. Он шагнул вперед, протянул руку и представился: Ив Шарпантье.
— У меня есть кое-какая информация по вашему запросу, — сказал он на хорошем французском.
Лакост было приятно, когда она могла говорить с топ-менеджерами на ее родном языке. Ее поколение могло это делать. Но она слышала разговоры своих родителей и бабушек-дедушек и достаточно знала недавнюю историю, чтобы понимать, что тридцатью годами ранее она в такой ситуации говорила бы с одноязычным англосаксом. Английский она знала как свой родной, но дело было не в этом.
Она приняла предложенный ей кофе.
— Этот вопрос весьма деликатный, — сказал месье Шарпантье, когда его секретарь вышла и дверь закрылась. — Я не хочу, чтобы вы думали, будто Оливье Брюле — преступник. И у нас никогда не возникало сомнений в его честности.
— Но?..
— Он вполне устраивал нас в течение нескольких первых лет его работы. Боюсь, что прибыли для нас — главное, а он обеспечивал неплохие прибыли. Он был подвижный. Он нравился людям. В особенности клиентам. Многие люди в этой области большие болтуны, но Оливье был человеком искренним. Тихим, уважительным. Работать с ним было одно удовольствие.
— Но?.. — повторила Лакост с легкой улыбкой, которая, как ей хотелось думать, смягчала ее настойчивость.
Месье Шарпантье улыбнулся в ответ:
— Пропала часть денег компании. Два миллиона. — Он смотрел на нее в ожидании реакции, но она только слушала. — Было предпринято очень тщательное расследование. А тем временем деньги продолжали исчезать. В конечном счете мы пришли к выводу, что расхитителями могут быть двое. Один из них — Оливье. Я в это не поверил. Но после двух собеседований он сам в этом признался.
— А не прикрывал ли он другого человека?
— Вряд ли. Откровенно говоря, другой подозреваемый сотрудник, хотя и неглупый, был недостаточно умен, чтобы сделать это.
— Ну, для воровства-то как раз много ума не требуется. Я бы сказала, что воровством занимаются глупые люди.
Месье Шарпантье рассмеялся:
— Я с вами согласен. Но я неточно выразился. Эти деньги исчезли со счета компании — они не были украдены. Оливье показал нам, что сделал. Мы проследили его операции. Похоже, он вел наблюдение за какой-то финансовой деятельностью в Малайзии, увидел то, что показалось ему фантастической возможностью для инвестирования, и пришел с этой идеей к своему боссу, но тот не принял его предложение. И тогда Оливье провернул эту операцию по собственной инициативе, без разрешения. Все прошло по официальным каналам. Он все задокументировал, намереваясь вернуть деньги назад с прибылью. И он был прав. Эти три миллиона долларов превратились в двадцать.
Теперь Лакост прореагировала — не словесно, но выражение ее лица вызвало кивок Шарпантье.
— Именно. У парня было чутье на деньги. Где он сейчас?
— Вы его уволили? — спросила Лакост, игнорируя вопрос.
— Он сам ушел. Мы пытались понять, что нам с ним делать. Начальство никак не могло прийти к единому мнению. Его босс рвал и метал и хотел подвесить его вниз головой с крыши башни. Мы объяснили, что такими вещами не занимаемся. С некоторых пор.
Лакост рассмеялась:
— Кто-то из ваших людей хотел оставить его в банке?
— Он был прекрасным работником.
— То есть умел зарабатывать деньги. Вы убеждены, что он собирался их вернуть?
— Вы нащупали самую болезненную точку. Половина из нас ему верила, другая половина — нет. В конце концов Оливье уволился, поняв, что утратил наше доверие. Когда теряешь доверие, ну сами понимаете…
Так, подумала агент Лакост. Так-так.
А теперь Оливье жил в Трех Соснах. Но, как и все переезжающие, он забрал с собой себя.
Так-так.
* * *Трое полицейских Квебекской полиции собрались у стола в оперативном штабе.
— Что мы имеем? — спросил Бовуар, снова стоя перед листом бумаги на стене.
Вместо ответов на вопросы, записанные им прежде, прибавились два новых вопроса:
Где он был убит?
Почему тело переместили?
Бовуар покачал головой. Похоже, следствие шло не в том направлении. Даже то немногое, что казалось вероятным в этом деле, например использование кочерги в качестве орудия преступления, на поверку обернулось пустышкой.
У них не было ничего.
— Вообще-то, мы уже знаем немало, — сказал Гамаш. — Нам известно, что этот человек не был убит в бистро.
— Это означает, что нам осталось проверить только весь остальной мир, — фыркнул Бовуар.
— Мы знаем про парафин и морилку. И мы знаем, что в деле каким-то образом замешан Оливье.
— Но мы даже не знаем, кто жертва.
Бовуар в разочаровании подчеркнул этот вопрос на прикнопленном к стене листе бумаги. Гамаш дал этим словам осесть, после чего сказал:
— Не знаем. Но будем знать. Рано или поздно мы узнаем все. Это головоломка, но мы ее разгадаем. Нам нужно проявить терпение. И настойчивость. Нам требуется больше информации о предыстории других возможных подозреваемых. Например, Парра.
— У меня есть информация, о которой вы спрашиваете, — сказал агент Морен, расправляя щуплые плечи. — Ханна и Рор Парра приехали сюда в середине восьмидесятых. Беженцы. Подали заявление на получение гражданства и получили его — они теперь канадцы.
— Все законно? — не без сожаления спросил Бовуар.
— Все законно. Один ребенок, Хэвок. Двадцати одного года. Семья активно участвует в жизни чешского сообщества. Спонсируют нескольких человек.
— Хорошо, — сказал Бовуар. — Есть что-нибудь интересное?
— Удалось узнать что-нибудь об их жизни до приезда сюда? — спросил Гамаш.
— Нет, сэр. Я звонил в Прагу, но их архивы тех лет далеко не полны.
— Ладно. — Бовуар вернул на место колпачок фломастера. — Что еще?
Агент Морен положил на стол бумажный пакет:
— Сегодня утром я зашел в местный магазин и купил вот это. — Он достал из пакета кирпичик парафинового воска. — Месье Беливо говорит, что в это время года тут все покупают парафин.
— Нам от этого мало толку, — сказал Бовуар, снова садясь на свое место.
— Да. Но вот от этого может быть толк. — Морен вытащил из пакета жестяную банку с надписью «Варатан». — В июле он продал две такие банки двум разным людям. Одну — Габри, а другую — Марку Жильберу.
— Правда? — Бовуар снял колпачок с фломастера.
* * *Как и любой монреалец, агент Лакост знала про «Абита́» — странный, экзотический жилой комплекс, созданный к Экспо-67, большой Всемирной выставке. Этот комплекс считался авангардным тогда и оставался таким до сего дня. Располагалась эта дань творческой мысли и фантазии в Сите-дю-Авр на реке Святого Лаврентия. Тот, кто видел «Абита́» хотя бы раз, уже не мог его забыть. Архитектор построил не квадратный или прямоугольный дом — он сделал каждую комнату отдельным блоком, удлиненным кубом. Комплекс напоминал хаотическое нагромождение детских кубиков. Они соединялись друг с другом то нижней, то верхней, то боковыми гранями, отчего солнечный свет пронизывал комплекс насквозь, а отдельные комнаты купались в солнечных лучах. Из каждой комнаты открывался эффектный вид на величественную реку либо на великолепный город.
Лакост никогда не приходилось бывать в самом комплексе, но теперь она собиралась его посетить — там жил Жак Брюле, отец Оливье.
— Входите, — сказал он, открыв дверь и глядя на нее неулыбчивым взглядом. — Вы сказали, что хотите поговорить о моем сыне?
Месье Брюле ничуть не походил на сына. Густая копна темных волос, крепко сбитая фигура. За его спиной Лакост видела сияющий пол, камин и огромные окна, выходящие на реку. Квартира была дорогая и обставленная со вкусом.
— Может быть, мы присядем?
— Может быть, вы перейдете к делу?
Он стоял в дверях, не позволяя ей войти в его дом.
— Я вам уже говорила по телефону, что работаю в отделе по расследованию убийств. Мы расследуем убийство в Трех Соснах.
Месье Брюле посмотрел на нее пустыми глазами.
— Там живет ваш сын.
Он кивнул. Лакост продолжила:
— Там в бистро было найдено тело.
Она намеренно не сказала, в чьем бистро. Отец Оливье ждал, никак не выдавая своих чувств — тревоги ли, озабоченности ли.
— Это бистро принадлежит Оливье, — сказала наконец Лакост.
— И чего вы хотите от меня?
— Это бистро принадлежит Оливье, — сказала наконец Лакост.
— И чего вы хотите от меня?
В деле об убийстве следователи нередко сталкивались с расколотыми семьями, но она никак не ожидала, что такой будет и семья Оливье.
— Я бы хотела узнать об Оливье — о его воспитании, его учебе, его интересах.
— Вы пришли не к тому родителю. Вам нужно бы поговорить с его матерью.
— Простите, но мне казалось, что она умерла.
— Она и в самом деле умерла.
— Вы сказали по телефону, что он поступил в «Нотр-Дам де Сион» — очень хорошая школа, насколько я знаю. Но там только шесть классов. А что было после?
— Кажется, он поступил в «Лойолу». Или в «Бребёф». Не помню.
— Pardon. Вы с его матерью разошлись?
— Нет, я бы никогда не развелся.
За все время их разговора именно в этот момент он проявил максимум эмоций. Предположение о разводе выбило его из колеи больше, чем известие о смерти, и определенно больше, чем об убийстве. Лакост ждала. Ждала. Наконец Жак Брюле заговорил:
— Я уезжал надолго. Делал карьеру.
Агент Лакост, которая охотилась на убийц, но все же знала, в какой школе учатся ее дети, понимала, что Жак Брюле предложил плохое объяснение.
— Случались ли у него неприятности? Был ли он драчуном? Какие-нибудь проблемы?
— С Оливье? Никаких проблем. Он был правильный мальчик, имейте это в виду. Царапины и синяки получал, но ничего серьезного.
Это было похоже на разговор с ватой. Или с продавцом о комплекте мебели для столовой. Месье Брюле, казалось, вообще забыл имя своего сына и говорил о нем как о предмете.
— Когда вы разговаривали с ним в последний раз? — Лакост не думала, что этот вопрос актуален, но ей хотелось знать.
— Не помню.
Она должна была бы догадаться. Когда она уходила, он сказал ей вслед:
— Передайте ему привет от меня.
Лакост остановилась перед лифтом, нажала кнопку и оглянулась на этого крупного человека, стоящего в дверях и загораживающего свет, который — она знала — лился бы из комнаты, если бы не эта фигура.
— Может, вы сами ему это скажете? Может, даже съездите к нему? Вы знакомы с Габри?
— Габри?
— Габриэль — его партнер.
— Габриэль? Он мне про нее не говорил.
Подошла кабинка лифта, и Лакост шагнула в нее, спрашивая себя, доберется ли месье Брюле когда-нибудь до Трех Сосен. И еще она думала об этом человеке, который вел такой закрытый образ жизни.
Правда, его сын в этом смысле был ничуть не лучше.
* * *Поздним утром Оливье стоял у входа в бистро. Он никак не мог решить, отпирать дверь или нет. Начинать работу или нет. Может быть, пришедшие клиенты выдавят этот голос из его головы. Голос Отшельника. И ту ужасную историю, что их связывала. Связывала даже после смерти.
* * *У подножия опустевшей горы появился юноша. Как и все жившие в округе, он знал всякие легенды. О плохих детях, которых приводили сюда, чтобы принести в жертву страшному Королю Горы.
Он посмотрел, нет ли маленьких костей на пыльной земле, но ничего не увидел. Ни жизни. Ни даже смерти.
Он уже собирался уходить, когда услышал тихий вздох. Там, где раньше не было ни малейшего движения, подул ветерок. Он почувствовал его своим загривком, он почувствовал холодок на коже, почувствовал, как шевелятся его волосы. Он посмотрел на зеленую сочную долину, густой лес и соломенные крыши и удивился, как ему хватило глупости прийти сюда. Одному.
— Не делай этого, — услышал он шорох ветра. — Не делай.
Юноша развернулся.
— Уходи, — услышал он.
— Не уходи, — прошептал вздох.
Глава пятнадцатая
Три следователя одновременно вышли из оперативного штаба, но на деревенском лугу расстались. Бовуар оставил шефа и агента Лакост еще раз допрашивать Оливье и Габри, а сам направился в старый дом Хадли.
Инспектор пребывал в воинственном настроении. Они поймали Жильберов на лжи. Доминик вчера сказала им, что они никогда не пользовались морилкой для дерева. С удовольствием рассказывала, как они сражаются за экологию. Но теперь имелось доказательство того, что они приобрели по меньшей мере пол-литра этой морилки.
А еще ему ужасно хотелось увидеть, что сделали Жильберы со старым домом Хадли.
* * *Гамаш нажал на ручку дверей бистро и с удивлением обнаружил, что заведение открыто. Утром за завтраком из жареных хлебцев, ломтиков клубники и бананов, кленового сиропа и бекона Габри сказал, что не знает, когда Оливье откроет бистро.
— Может быть, вообще не откроет, — сказал он. — И что тогда? Тогда мне придется сделать гостиницу платной.
— Хорошо, что она у вас дешевая, — заметил Гамаш.
— Вы считаете, что это дает мне преимущество, да? Так бы оно и было, если бы не моя крайняя лень.
Но когда Гамаш и агент Морен вошли в бистро, они увидели Габри — он стоял за стойкой бара и протирал ее. Из кухни доносился аромат вкусной еды.
— Оливье, — позвал Габри, выходя из-за стойки. — Пришли наши первые клиенты после убийства, — пропел он.
— Бога ради, Габри, — услышали они с кухни.
Звякнула кастрюля о плиту. Мгновение спустя распахнулась дверь — и появился Оливье.
— А, это вы.
— Всего лишь мы, к сожалению. У нас к вам два-три вопроса. Найдется минутка?
Вид у Оливье был такой, будто он сейчас скажет «нет», но он передумал и показал на место перед камином. Там снова горел огонь. И кочерга была на своем месте.
Гамаш посмотрел на агента Морена. Глаза молодого человека расширились. Неужели старший инспектор хочет, чтобы он вел допрос? Секунды шли, молчание продолжалось. Морен лихорадочно вспоминал. «Не проявлять настойчивость». Впрочем, с этим проблем не будет. «Создать обстановку доверия с подозреваемым». Габри улыбался ему, вытирая в ожидании руки о передник. «Пока все идет хорошо, — подумал Морен. — Похоже, действует эффект агента-идиота. Хорошо бы иметь на вооружении еще что-нибудь».
Он улыбнулся Оливье и Габри, насилуя свой мозг. До сего момента ему приходилось задавать только вопросы, касающиеся нарушений скоростного режима на автостраде 10. Необходимости спрашивать Габри о наличии у него водительских прав вроде бы не было.
— Вы хотите задать вопросы об убийстве? — спросил Габри, стараясь быть полезным.
— Да, — произнес Морен, обретя голос. — И даже не столько об убийстве, сколько о некоем незначительном обстоятельстве.
— Прошу, садитесь, — сказал Оливье, указывая на стул.
— На самом деле речь идет о мелочи, — начал Морен, садясь вместе со всеми остальными. — Просто какая-то неясность. Мы бы хотели знать, зачем вы в июле покупали морилку фирмы «Варатан» у месье Беливо.
— Разве мы покупали? — Оливье посмотрел на Габри.
— Да, я покупал. Нам нужно было привести в порядок бар, ты что, забыл?
— Ты прекратишь это делать? Мне бар нравится таким, какой он есть, — сказал Оливье. — Я огорчен.
— Я огорчен тем, во что он превращается. Помнишь, когда мы его купили, он весь сверкал?
Они посмотрели на длинную деревянную стойку с кассой, разнообразными сосудами, жевательными конфетами и лакричными трубочками. За стойкой на полках стояли бутылки со спиртными напитками.
— Тут все дело в атмосфере, — сказал Оливье. — Все здесь должно быть старинным или иметь вид под старину. Не говори этого. — Он поднял руку, предупреждая ответ Габри, потом повернулся к полицейским. — Мы с ним всегда из-за этого спорим. Когда мы сюда переехали, здесь был магазин стройтоваров. Его владельцы все тут переделали, исказив первоначальный облик заведения.
— Балки были спрятаны под звуковой изоляцией и потолками, — подхватил Габри. — Даже камины были вытащены, а из камней сделали кладовку. Пришлось приглашать каменщика, чтобы их восстановить.
— Правда? — На Гамаша это явно произвело впечатление. Камины выглядели так, будто стояли тут испокон века. — Так что насчет морилки «Варатан»?
— Да, Габри, что насчет морилки? — спросил Оливье.
— Я собирался снять краску со стойки, пройтись по ней песком и покрыть морилкой, но…
— Но?
— Я надеялся, что вместо меня это сделает Старик Мюнден. Он это умеет. Любит заниматься такими вещами.
— Забудь об этом. Он не должен прикасаться к стойке.
— А где та жестяная банка с морилкой, что вы купили у месье Беливо? — спросил агент Морен.
— У нас дома, в подвале.
— Могу я ее увидеть?
— Да ради бога! — Габри посмотрел на Морена так, словно тот был сумасшедший.
* * *Жан Ги Бовуар не верил своим глазам. Но он бы не поверил, даже если бы увидел что-нибудь менее великолепное. Он с удовольствием совершал экскурсию по старому дому Хадли. Марк и Доминик Жильбер уже показали ему отличные спальни с каминами и плазменными телевизорами, со спа-ванными и паровыми душами. Сверкающую мозаичную плитку. Эспрессо-машины в каждой комнате.